Измаильская эскалада, или Тайная война Екатерины Второй против Запада

– Откуда же взялись тридцать пять тысяч?

– У них много людей сбежало за Дунай. Дезертиры. Кроме того, брались в расчет экипажи судов и десант их флотилии, на которую у турок большая надежда была.

– А Осип Михайлович эту их надежду утопил!

– Так точно.

– Ну прибавим несколько тысяч, про которые турок не знает…– задумчиво произнес Суворов. – Получается, тысяч двадцать – двадцать пять. А мы считали тридцать пять… Эти показания меня радуют. У нас тоже регулярных войск пятнадцать тысяч, остальные нерегулярные.

– Он говорил еще про пушки…

– Оставь бумагу, я ее сам прочитаю. И вот что, Михайло Ларионыч, ты об этих цифрах пока никому не говори. Пусть все думают, что враги многочисленны. Так рвения будет больше. Впрочем, при штурме надо всегда учитывать и остальных жителей города. Неизвестно, как они поведут. Хорошо, если бы сераскир проявил волю и сдал крепость без кровопролития.

Те же днем, в два часа пополудни, Суворов отправил сераскиру Измаила письмо фельдмаршала Потемкина с предложением сдать крепость во избежание кровопролития. К ультиматуму главнокомандующего он приложил и свое обращение к измаильским властям, почти такого же содержания, дав сроку на ответ двадцать четыре часа.

Сераскир ответил лишь на следующий день к вечеру. Письмо было длинное, суть его сводилась к отказу, если не будут выполнены их условия. Очевидно, турки решили потянуть время. Но они имели дело не с Потемкиным, и не с австрийским генералом, а с Суворовым. Понимая это, сераскир прислал парламентера и девятого числа, как будто за ответом. Суворов ответил кратко: «Получа вашего превосходительства ответ, на требование согласится никак не могу, а против моего обыкновения даю вам сроку сей день до будущего утра».

Турецкий парламентер, принимая это послание от русского офицера, знавшего турецкий язык, гордо заявил: «Скорее Дунай остановится в своем течении, и небо упадет на землю, чем сдастся Измаил».

Ответ сераскира об отказе сдать крепость Суворов приказал прочитать в каждой роте, чтобы повлиять на душевное состояние солдат.

И в тот же день, утром, Суворов собрал военный совет. Делал он это согласно уставу Петра Первого: «Генерал своею собственною волею ничего важного не начинает без имевшего наперед военного совету всего генералитетства, в котором прочие генералы, паче других советы подавать имеют».

Самому Суворову этот совет был не нужен, он уже все решил. Но ему нужно было нравственно подействовать на подчиненных ему начальников, которые еще совсем недавно считали штурм невозможным и постановили отступить на военном совете две недели тому назад. Он хотел перелить в них принятое им самим решение, сделать свой взгляд их взглядом, свою уверенность их уверенностью, совершить в них нравственный переворот, хотя, в сущности, за последние дни этот переворот был хорошо подготовлен. Это очень трудно для военачальников ординарных, ничем не возвышающих над своими подчиненными, кроме своего положения, но легко для таких, как Суворов. Тут не нужно ни разглагольствований, ни хитросплетенных доказательств. Убеждает победный авторитет, увлекает ни перед чем не склоняющая воля.

Суворов обвел глазами собравшихся в его палатке офицеров. Перед ним стояли три бригадира и десять генералов. Предлагая на обсуждение вопрос о покорении Измаила, он произнес речь, как всегда краткую, но взволнованную и торжественно-эмоциональную:

– Два раза русские подступали к Измаилу и – два раза отступали они; теперь, в третий раз, остается нам либо – взять город, либо умереть! Правда, что затруднения велики: крепость сильна; гарнизон – целая армия, но ничто не устоит против русского оружия! Мы сильны и уверены в себе. Напрасно турки считают себя безопасными за своими стенами. Мы покажем им, что наши воины и там найдут их! Отступление от Измаила могло бы подавить дух наших войск и возбудить надежды турок и союзников их. Если мы покорим Измаил – кто осмелится противостоять нам? Я решился овладеть этою крепостью, либо погибнуть под ее стенами!

Эта речь вызвала восторг среди собравшихся. Казак Платов, которому, как младшему в совете, следовало первому подать голос, воскликнул: «Штурм!» Все остальные к нему присоединились единогласно. Суворов бросился на шею Платову, а затем, перецеловал всех по очереди и сказал:

– Сегодня молиться, завтра учиться, послезавтра – победа, либо славная смерть…

После чего было составлено постановление:

«Приближаясь к Измаилу, по диспозиции приступить к штурму неотлагательно, дабы не дать неприятелю время еще более укрепиться… Сераскиру в его требовании отказать… Отступление предосудительно победоносным ее императорского величества войскам.

По силе четвертой на десять главы воинского устава:

Бригадиры Матвей Платов, Василий Орлов, Федор Вестфален; генерал-майоры Николай Арсеньев, Сергей Львов, Иосиф де Рибас, Ласси, граф Илья Безбородко, Федор Мекноб, Петр Тищев, Михайло Голенищев-Кутузов; генерал-поручики: Александр Самойлов, Павел Потемкин».

Участь Измаила была решена. День штурма – 11 декабря.

По окончании совета Суворов продолжил совещание.

– Господа бригадиры и генералы, – начал он. – Прежде чем мы приступим к рассмотрению диспозиции, которая была закончена еще вчера, я хочу вкратце разъяснить основные её пункты, чтобы вы могли понять мой замысел. Будем атаковать крепость одновременно с трех сторон. Атакующие разделяются на три группы. Правое крыло, под начальством генерал-поручика Павла Потемкина, имеет назначение произвести удар на западную часть крепости тремя колоннами. А левое крыло генерал-поручика Самойлова, двумя колоннами – на восточную. Отряд генерал-майора де Рибаса, тремя колоннами десантов атакует с речной стороны. Кавалерия и казачьи полки располагаются в резерве против каждых ворот. Каждая колонна, назначенная для атаки сухопутного фронта крепости имеет единообразное построение: в голове у нее находится команда стрелков (120 – 130 человек), далее команда «рабочих» с фашинами, лестницами и шанцевым инструментом, затем ударная группа составом в три батальона; замыкает ее резерв в два батальона. Стрелки, рассыпавшись перед рвом, своим огнем подавляют стрельбу противника; «рабочие» заваливают ров фашинами и устанавливают лестницы, по которым поднимаются бойцы ударной группы. Резерв предполагается использовать для боя внутри крепости, но в случае необходимости командиры могут его использовать и для атаки вала. Суда флотилии строятся в две линии: в первой 145 малых судов, которые должны подойти к берегу и высадить десант, во второй 58 крупных судов, задача которой поддержать высадку огнем артиллерии. Колонны должны не менее чем за четверть часа до начала атаки выдвинуться в исходное положение приблизительно в 600 шагов от крепостного рва.

Начало атаки в 5.30 утра. Нападение в темноте делает его внезапным и уменьшает потери от огня неприятеля. Хоть ночь и мешает атакующим, но сослужит им службу немалую. Она скроет от них ту опасность, которая будет грозить им на каждом шагу. Солдаты будут действовать смелее и упорнее.

Рассчитываю, что до рассвета все колонны поднимутся на валы и займут всю верхнюю часть. В город входить только по приказанию, когда рассветет и когда откроются ворота. К этому времени все турецкие пушки будут развернуты внутрь. Только тогда будут задействованы и резерв, и кавалерия, и штурмовые войска. Бой в азиатском городе лучше вести при дневном свете.

Важна одновременность атаки, поэтому начинать штурм будем после третьей ракеты. Первая – подготовка, вторая – выход на позиции. Кроме того, командиры заранее проверяют карманные часы для единообразия времени. Так как ракеты могут встревожить турок и помешать внезапности штурма, то каждую ночь, начиная с сегодняшней, мы будем пускать ракеты перед рассветом.

Завтра, десятого числа, с восходом солнца открыть огонь со всех батарей: с тех, что построены на флангах, с тех, что на кораблях, и с тех, что расположены на острове (всего около 600 пушек). Пальба будет продолжаться весь день. А в полночь одиннадцатого вновь начать такую же подготовку и вести ее до начала штурма. Цель обстрела – подавить вражеские батареи в каменной башне «Табия» и на речной стороне.

На валах и при входе в город, стрелкам отыскивать пороховые погреба и ставить к ним караулы, чтобы воспрепятствовать неприятелю взорвать их. Беречься от пожаров.

И наконец, действовать оружием только против защитников крепости. Безоружных женщин, детей и христиан не предавать смерти.

А сейчас, господа офицеры, мы с вами, рассмотрим и обсудим мою диспозицию. Вы внесете свои изменения и дополнения. После чего, она будет передана командирам частей и начальникам колонн. Все должны ознакомиться со своими обязанностями. Каждый солдат должен знать свой маневр!

По колоннам заблаговременно необходимо раздать фашины, штурмовые лестницы и шанцевый инструмент.

А теперь, я слушаю вас, господа генералы!

После этой речи генералы приступили к обсуждению диспозиции. Добавили еще колонну. Получилось девять колонн. К вечеру копии диспозиции были разобраны начальниками. Наступил последний этап подготовки к штурму.

Глава 5. Перед штурмом

Десятого декабря с восходом солнца началась сильнейшая канонада с четырех фланговых батарей, с острова и с флотилии. Несколько сот орудий не прекращали огня до вечера. Турки отвечали, но с полудня стали стрелять реже, и к вечеру вовсе замолчали. Город сильно пострадал. Русские тоже понесли потери. Одна из неприятельских бомб попала в крюйт-камеру бригантины «Константин» и взорвала судно.

Наконец закончился этот тревожный день. На землю опустился вечер. Установилась сухая, но без морозов, погода. Лишь иногда набегали облака, закрывая, на время, звездное небо.

Русское войско отдыхало. Окончены были последние приготовления, отданы последние приказания.

Множество костров полукружьем охватило Измаил. Солдаты расположились артельно, готовили ужин, разговаривали, что-то обсуждали. Еще днем всем перед строем прочитали приказ Суворова:

«Храбрые воины! Приведите себе в сей день на память все наши победы и докажите, что ничто не может противиться силе оружия российского. Нам предлежит не сражение, которое бы в воле вашей состояло отложить, но непременное взятие места знаменитого, которое решит судьбу кампании, и которое почитают гордые турки неприступным. Два раза осаждала Измаил русская армия и два раза отступала; нам остается в третий раз, или победить или умереть со славою».

Когда наступила ночь, поужинавшие люди располагались на отдых. Хотя мало кто из них спал. Понемногу стал утихать человеческий гомон. Слышны были фырканье лошадей, да перекличка караульных.

И в Измаиле было тихо. Доносился лишь глухой шум, оклики часовых, лай и вой собак. На валах защитники жгли костры. Монотонно бил турецкий барабан.

Вдруг тьму прорезали звуки ружейных выстрелов, где-то у крепости засверкали огоньки. Люди вскакивали с мест, вглядывались в темноту. Но вскоре все затихло. Оказалось, турки попытались сделать вылазку и атаковать батареи. Даже на палатку Суворова намеревались напасть. Но казаки и дозорные легко отбили атаки.

В тот вечер Суворов, озабоченный предстоящим событием, на своей маленькой казацкой лошадке, объезжал войска. Останавливался у бивачных огней. Офицеры и солдаты стояли вокруг костров, грелись и вели разговоры о будущем сражении. Одни ободряли других, рассказывали про штурм Очакова, как там, перед русским штыком, не смогла устоять турецкая сабля.

– Какой полк? – спрашивал, подходя к ним, Суворов.

А получив ответ, хвалил каждую часть. Припоминал минувшие дни, когда он вместе с ними сражался под Кинбурном, Очаковым, Фокшанами и Рымником.

Примечания