Узкая специальность

Как скорая помощь ходила в оперу

Однажды в День медицинского работника сотрудникам скорой помощи устроили мероприятие – культпоход в Музыкальный театр для знакомства с оперой. Это постарался культмассовый сектор в лице диспетчера Губарева, завзятого театрала и загадочного плейбоя. Но ведь Губарев сначала хотел организовать культпоход на оригинальную версию «Евгения Онегина». Это там, где все певцы исполняют свои партии лёжа. Был еще вариант с «Лебединым озером» в исполнении лондонского мужского балета. Но потом организаторы гастролей передумали, и мужской балет к нам не пустили.

А те и обиделись, объявили нам санкции и заявили, что больше никогда к нам не приедут, как бы их ни просили. Поэтому организаторы культпохода решили, что лучше уж идти всей скорой помощи наверняка и традиционным путем на «Пиковую даму». Тем более и сюжет в «Пиковой даме» вполне подходящий, поскольку в нем имеются все составляющие этой нелегкой круглосуточной службы. А именно: «смерть старой графини до прибытия», «внезапное заболевание Германна» и «суицидные действия Лизы», повлекшие за собой возбуждение уголовного дела.

Билеты распределили следующим образом. Начальство скорой помощи в первых рядах партера, бухгалтерия – в креслах бенуара, а все остальные – кто где, но основная компания на галерке.

– Отсюда видно лучше всего, потому что сбоку! – сказал фельдшер Чаадаев. – Помню, нас водили в этот театр, когда я был в детдоме.

– Лучше всего видно из царской ложи! – компетентно заявила акушерка Гладкая, которая в детстве посещала балетную студию.

– Э-э-эх… мы тогда с этой галереи яблочными семечками плевались вон в тот большой барабан, а он делал так: «Бу-ум»! А потом начался кордебалет, а может, и опера. Еще помню, что в начале там плясали, а тетка сказала в конце: «Ну что, Гаврила, не выходит у тебя каменный цветок?!» А Гаврила: «Не выхо-о-одит!»

– Да не Гаврила, а Данила! – поправила Чаадаева Гладкая.

– Нашел что вспоминать?! – фыркнул Копытин. Он был старшим фельдшером, поэтому поглядывал на Чаадаева свысока. – Вот меня в этот театр водила няня, и мы смотрели, мы смотрели…

– Медного всадника без головы! – напомнил реаниматолог Пятницкий.

Копытин насупился, поправил безукоризненный пробор и сложил на животе руки.

– А я когда-то здесь смотрела балет «Сотворение мира», – вздохнула Гладкая. – Адама и Еву танцевали Михаил Барышников и Калерия Федичева, а Богом был Юрий Соловьев.

– Калерия Валерьевна Федичева? – спросил Чаадаев. – Кардиолог с пятнадцатой подстанции?

– Эх вы, знатоки! – вздохнул Пятницкий. – Никакую Еву эта Федичева не танцевала, Евой всегда была Ирина Колпакова!

– А ты-то откуда знаешь? – удивился Чаадаев. – Тоже, как я посмотрю, тайный балетоман?

– И Федичева Евой была! – возразила Пятницкому Гладкая. – И танцевала ничуть не хуже Колпаковой!

Тем временем похожие на черных дроздов музыканты закончили разыгрываться, концертмейстер выдал длительную ноту, подстраивая под себя весь оркестр, и к пульту прошел строгий дирижер. Пока шла увертюра к «Пиковой даме», все помалкивали, даже Чаадаев. Когда контрабасы, сипло и словно из подземелья озвучили тему трех карт, он лишь пробормотал: «Етитская сила!» и тут же получил тычок от Гладкой. Наконец поднялся занавес и зрителям предстала обстановка Летнего сада начала 19 века.

– Ничего не понимаю, – прошептал Чаадаев. – Я всегда считал, что напротив Летнего сада находятся Солдат с Матросом, а у них почему-то Петропавловка.

– Это художественный замысел такой, – пояснил Пятницкий, – это как бы олицетворение облика Северной Пальмиры тех лет.

– Да что ты рассказываешь этому темному человеку? – Копытин опять поправил пробор. – Он ведь и Пушкина с Лермонтовым, наверное, не читал!

– Ни фига себе замысел? Петропавловку зачем-то передвинули…

– Я, наверное, тебя убью, если сейчас не заткнешься, – зашипела на Чаадаева Гладкая. – Нас же отсюда выгонят!

– Ха! Пусть попробуют…

Пока они пререкались, Елецкий начал свою певческую историю про старуху графиню и Сен-Жермена. Чаадаев слушал-слушал и вдруг заржал:

– А, вспомнил, я смотрел это кино! Это никакой не драгунский капитан, а следователь из управы. Ведь сумасшедший, что в гусарском колпаке, старуху потом все равно топором замочит из-за брюликов.

– Идиот, ты все перепутал! – закатила глаза Гладкая. – Топором старуху в «Преступлении и наказании», а это «Пиковая дама».

– Ну так я и говорю.

– Чаадаев, не заходитесь в конвульсиях! – заметил Пятницкий, а Копытин достал из кармана носовой платок. – Ну и ну…

– Молодые люди, пожалуйста, тише! – к ним подошла строгая билетерша. – Это же «Пиковая дама»…

– А мы и не знали! Думали, что это «Чиво-чиво-сан».

– Замолчи, придурок! – Гладкая ущипнула Чаадаева.

– Вот и ходи с таким в оперу! – вставил опять свою реплику Копытин, аккуратно вытер надушенным платком краешки губ и принялся сосредоточенно смотреть на сцену. Но в этот момент наступил антракт, и все отправились в буфет.

– Что будем пить? – спросил Чаадаев, наливая «Мартовского» пива.

– Я бы не отказалась от шампанского.

– А мне бы соточку армянского.

– Кофе глясе, – сказал как отрезал Копытин.

– С закусью тут как-то не очень. Одни эклеры в вазочках, – забеспокоился Чаадаев.

– Можно заказать бутерброды с икрой, – предложил Пятницкий. – Под коньячок будет неплохо.

Пятницкий взял с вазочки эклер и, откусив половину, заметил:

– Между прочим, в былые времена к темному пиву подавались именно эклеры. В этом заключался особенный писк. И кроме всего прочего, повышалась потенция.

– А к водяре подавались пироги с жареными гвоздями! – возразил Чаадаев. – Писка в этом не было, на потенцию не влияло, но не пропадать же добру!

Копытин, съев, наверное, штук семь эклеров и пять бутербродов с колбасой, отставил в сторону пустой стакан с глясе и налил себе бокал «Мартовского» пива. Гладкая хихикнула, а Пятницкий ткнул Чаадаева локтем в бок:

– Видал?

– Спрашиваешь.

Прозвучал первый звонок.

– Та-а-ак, что у нас там дальше? – Чаадаев развернул программку. – Герман в спальне у графини… ну, это уже по-нашему. Я же говорил, что этот Германн в итоге бабке челюсть подвяжет, а вы сомневались!

Мимо них в костюме цвета ультрамарин и в сопровождении дяди продефилировал культмассовый сектор Губарев.

– Заметили, везде ходят только парочкой? – прошептала Гладкая.

– Ну так на то они и называются «племянник с дядей», – Пятницкий опрокинул в рот остатки коньяка и доел бутерброд.

– Мне бы такого дядю, я бы не работал! – заявил вдруг Копытин.

– И я бы не работала, – вздохнула Гладкая.

– А ты? – Пятницкий обратился к Чаадаеву.

– А мне по барабану, но Губарев-то работает?! – пожал плечами Чаадаев.

– Ну, допустим, что Губарев – фанат диспетчерской службы, и ни за какие коврижки не променяет свою должность, – предположил Пятницкий, – Но если все оставшиеся убегут к дяде, кто ж на скорой останется?

Пока шла долгая ария графини, Чаадаев заскучал и даже стал подремывать, прислонившись к плечу Гладкой. Пятницкий вынул бинокль и принялся им шарить по залу, ища знакомых. Копытин какое-то время сидел тихо, но потом чем-то обеспокоился.

Наконец, когда осерчавший и начавший уже свихиваться Герман, повторил несколько раз: «Она мертва, но тайны не узнал я…», Копытин схватился руками за живот и выбежал с галерки.

– Куда это он? – удивилась Гладкая.

– Известно куда – к дяде, а может, Герману помощь оказывать, – зевнул Чаадаев.

– А мне кажется, тут дело в другом, – покачал головою Пятницкий. – Как там у Пушкина в «Моцарте и Сальери»? Дюжина эклеров, икра, полдюжины бутербродов с колбасой, кофе глясе и «Мартовское» пиво – вещи несовместные. Вот если бы наш друг Копытин растворил бы все эти яства коньяком, тогда еще куда ни шло, а так – одни расстройства пищеварения.

После спектакля домой возвращались всей компанией. Копытин шел в общей группе. Был он аристократически бледен и аскетически печален, что, впрочем, не являлось чем-то необычным, поскольку было перманентным состоянием его тонко организованной психики. Когда Чаадаев предложил зайти к нему на Стремянную и добавить по 100 грамм, Копытин не стал отказываться, а так и пошел в общей группе. Ведь не зря говорят: «Вместе со всеми пришел, вместе со всеми и уйдешь». Тем более следующий день у них был выходным.

Ничем не удивил

Человек что колбаса – чем начинят, то он в себе и носит…

Всякий раз, являясь на прием, она устраивает комедию. Эта госпожа Дырялова Алевтина Адольфовна, синяя майка с надписью: «May the Force be with you» («Да пребудет с тобой сила»).

– Ничем-ничем не удивил. Ничем-ничем. А мог бы, а ведь мог бы…

– Удивляют в другом месте.

– Это в каком еще?

– Например, в кино или в цирке.

– Ничем не удивил, ничем-ничем. И ничего не показал, одна болтовня. И главное, не порадовал. Ничем-ничем!

– В каком смысле не порадовал?

– В самом прямом смысле! Ничем-ничем не удивил и не порадовал. А ведь мог бы, а ведь мог бы!

– Ерунда какая-то! Оказывается, я должен не только удивлять, а еще и радовать.

– Я, может быть, это заслужила.

– Вообще-то, у врача здесь иные цели.

– Цели у них! А зачем тогда в прошлый раз сам сначала намекал про эти цели, а сам потом говорил про климакс?

– Я про климакс не говорил, это состояние я называю менопаузой. К тому же ни на что не намекал.

– Нет, намекал, намекал. А у меня нет никакой паузы! Я что ему, музыкальный инструмент?

– Видите ли, вообще-то, о человеке, присутствующем здесь, тем более о докторе, говорить в третьем лице неприлично…

– Ничем-ничем не удивил, а ведь мог бы, а ведь мог бы! А так ничего не показал, все только про паузу, не специальный врач, а сам про паузу. А сам даже не осмотрел и ничегошеньки не показал. И ничем не порадовал, одна болтовня.

– Погодите, что я должен был вам показать?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.