Серый. Яркие будни

Глава 1 Не рой яму голубике

"Мыло серо, да моет бело"

Русская народная пословица

* * *

Я лично не люблю нервную езду, режим газ – тормоз не для меня. Но вот сейчас ехал именно так. Нервной была прошедшая трудовая неделя и, хотя пришла долгожданная пятница раздражение после трудовой недели никуда не делось. Корма идущего на хорошей скорости китайского авто залилась красным светом, и он экстренно оттормозился. Я успел остановиться тоже, все-таки вожу давно, но, возможно помог и водительский загиб, который я адресовал горе-водителю перекричав магнитолу.

Клин клином вышибают, а вот раздражение мое после этой внештатной ситуации как рукой сняло. Я сделал музыку потише, подумав переключил ее на Ретро ФМ. В эфире зазвучала песня группы «Секрет» с молодым Фоменко:

День в солнечном огне, в суете

Погас, сделав нецветным кино

Ты прошептала мне в темноте

И я почти поверил, но

В жарких странах, где рассветы

В океанах прячут лето…

Раздражали все вокруг меня, но уже меньше… Как в анекдоте – «Шеф, по той дороге, по которой вы едете на работу, какой-то придурок едет по встречке. Какой придурок! Да тут все идиоты!». Чем дальше я удалялся от города, тем становилось спокойнее на душе. Появлялось ощущение легкости, какой-то уравновешенности, нити проблем коконом опутывавшие меня всю длинную рабочую неделю рвались одна за другой.

Я ехал на дачу, впереди – несколько дней отдыха. Я выезжал на дачу часто по пятницам, чтобы переночевать, а с утра уже, в субботу, заниматься дачными делами.

Тепло буржуйки, тишина, кофе, солнечный луч сквозь листву и роса на паутине и бонусом была плохо работавшая мобильная связь на даче.

Я даже начал улыбаться, сбавил скорость, и машина удовлетворённо заскользила по дороге. Времени достаточно, успеть мне нужно было только в торговый центр на объездной, чтобы купить несколько мешков торфа. В планах на завтра было посадить саженцы голубики, которые уже лежали в багажнике.

Странная эта любовь к даче появилась у меня после предыдущей работы, а проявилась она случайно. Наткнулся на объявление и… решил позвонить. Встретились с хозяйкой, и по довольно символической цене я приобрёл домик и шесть соток. Никогда не думал, что стану таким заядлым дачником, но это именно так. Всему своё время… Suis quaeque temporibus. Хотя какой там заядлый дачник за два месяца. Мой сосед по участку, сразу посоветовал – ты не спеши рубать все подряд. Сухостой, конечно, попили, траву выкоси, а там присмотрись, земля тебе подскажет. Груша вот та, он показал на заросшее дерево рукой в перчатке, очень вкусная – Талганская красавица, во! Позже я узнал, что она на самом деле Талгарская. Проредил крону, обкопал приствольный круг, удобрил – очень уж хотелось попробовать сочную грушу по описанию соседа.

Когда дорога свернула к дачам, то стала заметно пустынней, только один автомобиль попался навстречу, и я остановился взяв вправо, чтобы удобней было разминутся, водитель встречной машины проезжая мимо приветливо поднял руку. Этот резкий переход от городской истерии до успокаивающих звуков: пения птиц, трескотни сверчков, далекого тарахтения бензопилы – всегда очень нравился мне. Свернув на посыпанную щебнем дорогу, я выключал музыку опустил окно и спокойно катил, иногда почти останавливаясь перед глубокими ямами, чтобы не черпнуть их юбкой бампера.

Еще один поворот и стоп мотор, я остановился перед воротами, выключил двигатель и приоткрыл дверь, но никуда не выходил. Это уже традиция, часто, когда описывают природу, говорят, например, так: "Мотор затих, и все вокруг опутала пронзительная тишина". На самом деле нет никакой тишины на даче, даже наоборот. Где-то кричат фазаны, поют птицы, шумят листья, трутся ветви деревьев друг о навес над крыльцом, поскрипывают ворота. Кстати, ворота надо смазать.

Но пока несмазанные ворота привычно приветственно проскрипели, и я запланировал пройтись завтра с маслёнкой по её петлям. Сразу накатила волна спокойствия. Не открывая домик прошелся по территории, рассматривая все. Вроде бы и не приезжал каких-то пару дней, а зелени заметно больше, новые ростки появляются. Открыл дверь и включил предохранители, свет зажегся, а через время забубнил телевизор. Пришло время для ритуала, – растопки печи. Печь, конечно, громко сказано. Временно купил буржуйку. Компактная металлическая буржуйка с уходящей вверх хромированной трубой имела одно неоспоримое достоинство – ее дверца была стеклянной. И если ее разжечь, а свет в комнате потушить, то отсветы и облики пламени начинали плясать по стенам и смотреть на таинство огня пляшущего за стеклом можно было бесконечно. Обычно, уезжая, я золу выгребал и готовил всё к новой растопке, но в прошлый раз очень спешил, так что печная церемония меня ожидала от и до: от выгребания золы до растопки. Не буду хвастаться что умею разжигать огонь одной спичкой, а вот приобретенная в свое время газовая горелка меня очень выручает, с нею растопка занимает гораздо меньше времени. Все теперь можно закрывать дверцу. Она закрылась, и пламя вытянулось в струнку и с ровным гудением начало пожирать дровишки, делая свою очень важную работу – развлекает своим танцем и дает тепло.

Печка-то разгорелась быстро, но дом ещё был стылый и неуютный. Я быстро переоделся и заварил чай. По случаю купил травяной чай и мёд, завариваю его в небольшом фарфоровом чайничке, найденном здесь же. Это изделие из карамельного стекла производства Дулевского фарфорового завода нашлось в комплекте с металлическим ситечком и очень облегчало заваривание «соломы», как говорил мой друг.

Наверное, вот это вот состояние спокойствия, сигарета и травяной чай, и есть основа дачного дзен, по крайней мере, для меня. Я вышел на веранду и присел на собственноручно сделанный диван, смотрел в темноту и, попивая чай, думал. Думал о работе, а подумать было о чём – мне всё чаще и чаще, а по сути, 24/7, казалось, что занимаюсь я не тем и не так, но в ходе размышлений я никак не мог понят, – когда я свернул не туда и можно ли что-то изменить. Я ловил себя на мысли, что менять как раз ничего не хочется. По нескольким причинам, но главные из них: на что? Как?

Созерцание окружающего натолкнуло меня на новые мысли. Сидеть без дела уже не хотелось, спать еще не хотелось, и в мою голову пришла забавная мысль – а почему бы не начать копать посадочные ямы под голубику с вечера, заодно и согреюсь, вроде у китайцев есть поговорка: «Тот, кто рубит дрова, согревается дважды».

Сказано – сделано. Я открыл сарай, пока шарил в поисках лопаты, чуть не наступил на грабли. Вернее, как «чуть» не наступил, просто тоже брошенные в спешке стояли они боком ко мне, и рукоять граблей пролетела прямо перед моим носом, и уткнулась в стеллаж. Еще чуть-чуть бы и получив бы по лбу я бы точно изменил свои планы, но обошлось. Поставил их на место и посветив фонариком взял лопату. Сажать голубику я планировал за домиком – места там было достаточно, и солнца тоже известно же, что эта царь-ягода очень солнцелюбива и плохо развивается в тени. Сначала наметил лопатой контуры ямок, а потом вспомнив надел перчатки и уже скоро ее отточенный штык легко вгрызся в землю.

Шурх, шмяк, шуррх, шмяк.

Пока руки работали, голова тоже отдыхать не собиралась, и я начал представлять, как все выглядит со стороны. Представлялось очень забавно. Ночь, шорканье лопаты, тёмная личность что-то роет. Явно не о голубике подумают, если увидит меня кто-то со стороны. Хотя кто? Разве что пробегающий мимо заяц, а они тут водятся, каждый раз почти встречаю, вот только сегодня нет. Мне стало очень смешно. Со стороны это явный криминал, человек или что-то закапывает, или что-то откапывает.

И тут лопата во что-то уткнулась.

Штык лопаты с шорохом вгрызался в влажную землю. Я аккуратно подрезал штыком дерн, убрал его и принялся методично углублять посадочную яму. Давно заметил, что простой труд умиротворяет и расслабляет, работа пошла. Я расширял яму и доставал грунт. На самом дне я уткнулся в что-то твердое, сначала я подумал, что это корень рядом росшей яблони, но корнем это быть не могло слишком уж большим он должен был быть, а яблоня все-таки не секвойя. Да и странное ощущение, звук был каким-то гулким – ощущение было, будто лезвие наткнулось на пустоту. Мысль встрепенулась, как заяц, вспугнутый и понеслась. Что это? А может, просто провал какой, погреб кто-то начинал рыть и закопал, и я сейчас ухну туда? Или кто кота похоронил? А может? Может клад? Или… какой-то сюрприз с войны, здесь на мечте садового товарищества говорят шли бои.

Но вскоре я вернулся к самой заманчивой мысли – о кладе. Может свезло? Что там может быть? Амфора с древними монетами? А вдруг здесь, на этом самом месте раненый купец в бархатном кафтане, зарывал своё выторгованное богатство, озираясь в спешке, понимая, что жизнь его уже исчисляется минутами и слыша распаленные крики ватаги разбойников, расправившихся с его караваном и ищущих его самого. М-да… чего только не лезет в голову. Дача-то построена в советское время, так что… Хотя, почему бы и нет? Может, здесь рубли прятал какой-нибудь совслужащий, прототип миллионера Корейко. Я живо представил пузатого клерка в обязательных нарукавниках и круглых бериевских очках. В суматохе оглядываясь, не жалея свой двубортный костюм, он, как и купец, рыл землю руками, озираясь по сторонам и опасаясь, что увидят соседи и донесут куда следует.

Пока в моей голове витали грезы о несметных сокровищах, руки, в неведомом порыве, работали не покладая сил. Незаметно для себя я опустился на колени, отбросил лопату и принялся с маниакальным упорством выгребать землю руками. Выбрасывал пригоршню за пригоршней, а земля, словно издеваясь стекала со стенок, вновь и вновь осыпалась в яму. «Да что ж это такое!» – мелькала в голове мысль. В густой тишине дачного вечера мерно стрекотали сверчки, отсчитывая секунды моего нетерпения. Решив перевести дух, я вспомнил о небольшой садовой лопатке, которую купил недавно, с нею-то работать будет куда сподручнее. Да и, откровенно говоря, меня опьянял сам момент предвкушения. Конечно, я прекрасно понимал, что в итоге раскопаю не старинный клад, а, скорее всего, забытую банку с краской, завалявшуюся после стройки, или же послание от первых дачников в помятой алюминиевой фляге, или… еще какую ерунду.

Но вот этих «или» как раз и не хотелось – хотелось сюрприза поприятнее. Поэтому я пошёл в домик, взял лопатку, фонарь и попавшуюся под руку мешковину для продолжения своей землеройной карьеры с более высоким КПД.

Расширив и углубив, как говорил один наш исторический персонаж, яму, я понял, что на дне лежит какой-то прямоугольный предмет, завернутый в полуистлевшую ткань. Вытащить «это» не получалось, как я ни кряхтел. Пришлось обкапывать его со всех сторон. И вот только тогда, раскачивая, я вырвал находку из земли, а потом и вытащил ее наверх.

В этот миг луна, словно актер второго плана получившего шанс на мгновение привлечь внимание зрителей, вырвалась из-за кулис облаков и ярко все вокруг осветила. Момент был до того кинематографичен, что не хватало лишь бархатного звучания саунд трека, в голове зазвучала «Falling» исполненную Джулие Круз, которая стала основой для инструментала в сериале «Твин Пикс». Захотелось даже оглянутся, нет ли рядом музыкантов, затаившихся в кустах. Может это чей-то изощренный розыгрыш? Хотя вряд ли, приятно думать, что кто-то так заморочился бы ради меня, но нет. Несмотря на яркую луну, ее света как ни крути, было недостаточно, чтобы рассмотреть, что там я раскопал. И я потащил свою находку в домик. Укутав ее перед этим в мешковину поплотнее чтобы не намусорить, я оставил лопаты – большую и малую – на месте. Тягаться с ними не хотелось, вряд ли они куда-то денутся? Пусть полежат до поры. А возможно скоро и пригодятся если я выкопал какую-то ерунду, то придется закапывать все обратно.

Луна, осознав, что рассмотреть не выйдет что там раскопал маленьких человечек снова спряталась за облаком, и я потопал со своей не очень удобной ношей к домику, стараясь не споткнуться об какой-нибудь корень.

Если бы я мог видеть в темноте, то заметил бы, как от забора, даже не зашуршав гравием, отпрянула бесформенная фигура. Скорее всего, это был человек, потому что он чуть не споткнувшись пробурчал что-то, похоже выругался.

Но у меня не было привычки разгуливать с прибором ночного видения – высаживание саженцев в целом практиковалось мною впервые. Я прошел к двери, открыл ее ногой и положил найденное «нечто» посреди комнаты…

Стало даже в чем-то жутковато, Вот она, развилка судьбы. Конечно, передо мной могла лежать какая-нибудь ерунда, но это могло быть и что-то… таинственное. "Пусть будет что-то необычное, пусть будет нечто невероятное!"– прошептал я вслух, словно заклинание.

Радоваться или расстраиваться было пока рано. Моя «золотая лихорадка» меня насмешила, улыбнувшись я поставил сверток на пол, развернул мешковину, чтобы потом пришлось меньше убирать, принёс ящик с инструментами. Для начала ножом срежу ткань, а там, может, пила понадобится, а может, и молоток с долотом пусть все будет под рукой.

Мысли о находке помимо моей воли роились в голове. Меня то уносило в размышления о том, где найти достойного ювелира для оценки сокровищ, то о том, не нарою ли я какую-нибудь холеру. Только новой волны коронавируса не хватало…

Ткань была полуистлевшей. Она не резалась, а просто пропахивалась ножом. Я быстро засунул эту истлевшую оболочку в принесенный мусорный пакет. Дальше шло что-то похожее на промасленную бумагу или пергамент. Вот заморочился кто-то! Но меня было не победить. Ножом, ножницами и словом (не всегда цензурным) я прорывался к внутренностям находки. При этом старался сдерживаться, чтобы не походить на отца Фёдора, крошащего двенадцать антикварных стульев на берегу моря.

Под бумагой опять шла ткань. Посылка снова была обтянута аккуратным чехлом. А вот из-под него я достал красивую коробку. Материал был похож на текстолит или что-то подобное. Швы промазаны прозрачным составом, вроде эпоксидной смолы.

А вдруг там бомба? «Да ну нафиг», – говорили испуганные глаза, но глухие и активные руки большой отвёрткой сорвали крышку.

Я доставал предметы из ящика один за другим, и глаза мои округлялись. Выкопал посылку от сумасшедшего. Первым в сторону полетел мешочек с игральной костью. Впрочем, сделана она была не из пластмассы, а, возможно, из кости – слишком благородным был её оттенок. Потом уже спокойнее легла рядом книга Валентина Катаева – «Цветик-семицветик» с бабулькой зловредного вида на обложке. На голове персонажа была то ли жёлтая шляпа, то ли какой-то чепец. Быстро перелистал, но среди страниц ничего не было спрятано. Отложил и извлёк детскую игрушку. По-моему, её называли ксилофоном. С разноцветными кнопками. Там же лежала и палочка с утолщением на конце, чтобы извлекать звуки из ксилофона. Наконец, нашлись и деньги. Целых десять рублей с ликом самодержца и выбитой надписью "1906 год". И ещё на дне обнаружился нож. Это выглядело как нечто. На вид благородное потемневшее серебро, с узорами на ручке и лезвии, выпуклый, а на конце его – трёхзубая вилочка. Такого я не видел никогда и не мог понять, зачем человек придумал подобный шедевр столового приборостроения.

Из всего найденного относительную ценность, на мой взгляд, имела только монета, ну и, возможно, нож. Монету я сунул в портмоне, а нож положил к другим столовым приборам на кухонный стол. Остальное я сложил-побросал обратно в ящик и засунул под стол. Ногой. Мечты разбились о суровую реальность. Заварив чай, я сидел у печи и, подбрасывая полешки в огонь, чувствовал, как сгорают мои мечты. Потрескивая, сгорала новая машина, белоснежная яхта и личный самолет с волнующим названием Bombardier.

Глава 2 Работа не волк – догонит не убежишь

Двигаясь на работу, я заметил, что после выходных голова слегка гудела. Ощущение было странное, меня как будто переполняла энергия. И еще это легкое смутное ощущение, что мир вокруг стал немного другим, более… тонким, что ли. Я все еще не мог до конца поверить в то, что случилось на даче, но артефакты, найденные в коробке, упорно не хотели исчезать из моей памяти, а ксилофон и вовсе казался частью меня самого. Я чувствовал его как новую, еще не до конца освоенную, но уже крепко прижившуюся в груди мышцу. Эта мысль, что я, обычный человек, теперь обладаю чем-то таким эдаким, непонятным до конца, но очевидным даром, не давала покоя. По пути я все-таки заскочил в аптеку и взял таблеток от головной боли. Девушка начала перечислять кучу названий, но я прервал ее и попросил на ее усмотрение. Она вздохнула и протянула мне коробочку с лекарством и маленькую бутылочку воды.

Утром у нас всегда коллапс возле лифтов. Хотя я и приехал за полчаса до начала рабочего дня, люди уже змейкой выстроились к ним.

– Привет, Семеныч. Ну как сегодня? Спокойно?

Семеныч – наш охранник, и я всегда здороваюсь с ним по утрам, потому что он достаточно интересный человек и еще, потому что узнаю у него последние новости, среднюю температуру по нашему дурдому.

– Да норм, Николаич. Первый уже приехал и злой. Уже уборщицы двери входные мыли пару раз. Все как обычно.

– Нормально. Когда он с утра добрый был? А что не так с дверьми на входе?

– Ну что-что… Отпечатки пальцев увидел. Бардак!!! Как можно!

В целом, все, как всегда. Наше учреждение ничем не отличается от многих других. Много тупой работы, отчетов, поручений, которые любят прилетать ближе к вечеру. Но сейчас утро. Я посмотрел на очередь к лифтам, оценил их грузоподъемность и пошел пешком. Спешить особо некогда. Утро – все равно в плену у разговоров и кофейно-чайных церемоний.

Но я ошибался. Только зашел, сокабинетники проинформировали: "Тебя шеф ждет". Ну, ждет, так ждет. Взял на всякий случай блокнот. Кто же не знает этих простых правил: уходя, оставляйте пиджак на стуле, по коридору идите быстро, в руках всегда держите бумаги. Так всегда будете выглядеть занятым и деловым.

Секретарь, милая девушка с тихим птичьим голосом, кивнула: мол, заходи, ждет. Я вздохнул, открыл дверь и не успел зайти, как началось:

– Какого хрена? Ты на работу, когда хочешь, тогда и являешься!!!

– И вам доброго утра, Михаил Федорович.

– Садись, юморист хренов, – Федорыч махнул царским жестом вправо от себя. Слева от него уже сидели какие-то посетители. И я начал прикидывать какими проектами он меня хочет нагрузить еще, пытаясь понять откуда они и что им нужно.

Один, худощавый и с острым взглядом, представился Игорем Вадимовичем из какой-то инвестиционной компании. Второй, более массивный, молча кивнул, его глаза были скрыты за тонированными очками. Я сразу почувствовал от них какую-то странную энергию, легкое, почти неуловимое давление, которое не имело ничего общего с обычной деловой обстановкой – это было нечто иное.

– Сергей Николаевич, присаживайтесь, – голос шефа стал необычно елейным, и это сразу меня насторожило. – Тут к вам дело есть. Очень важное.

Я сел, ощущая себя неуютно под их пристальными взглядами. Воздух в кабинете, казалось, стал тяжелее, наполнившись запахом дорогого парфюма и чем-то еще, едва уловимым, будто легким электрическим разрядом.

На всякий случай я положил отчет перед собой. А после упоминания дуболомов пальцами подвинул его в сторону Урфина Джюса. Только слегка обозначив направление. Никогда не поймешь, что ему нужно, но отчет я успел прихватить.

– Что ты тычешь тут? Свои писульки в приемной оставь. Ни работать не умеют, ни отчитаться. По твою душу посетители.

Шеф, повернувшись к ним как-то забавно, даже заискивающе произнес: – Вот видите, с кем работать приходится, сплошные дуболомы.

Игорь Вадимович разложил на столе какие-то бумаги, чертежи, на которых ясно виднелась схема вышки мобильной связи, и указал на мой участок как на идеальное место для ее размещения. Он говорил плавно, убедительно, его слова обволакивали, пытаясь проникнуть в сознание, заставить согласиться. Он рисовал картины баснословных прибылей, развития инфраструктуры, говорил о «благе для всего района», о том, как мой участок станет «ключевым элементом» новой цифровой эпохи. Я слушал его довольно складную речь и в моей голове проявлялась фраза из романа Ильфа и Петрова: «Жители Москвы, стесненные жилищным кризисом, бросятся в ваш великолепный город. Столица автоматически переходит в Васюки. Сюда приезжает правительство. Васюки переименовываются в Нью-Москву, Москва – в Старые Васюки. Ленинградцы и харьковчане скрежещут зубами, но ничего не могут поделать. Нью-Москва становится элегантнейшим центром Европы, а скоро и всего мира».

– Ваш участок, Сергей Николаевич, идеально расположен для наших целей, – произнес Игорь Вадимович, его голос был низким, почти гипнотическим. – Мы готовы предложить вам цену, которая превзойдет все ваши ожидания. Это уникальная возможность.

Я слушал его, и сначала у меня мелькнула мысль, а может и правда махнуть, не глядя? Но потом наоборот внутренний протест начал переполнять меня и во мне поднималось странное упрямство. Моя дача, моя голубика, мои планы на спокойные вечера с книгой – все это не укладывалось в их деловые расчеты. Для меня это было не просто место, это было мое убежище, мой маленький мир, который я строил сам. Продать ее? Отдать ее под какую-то вышку? Это казалось мне предательством самого себя, своих маленьких, но таких важных мечтаний. Я пожимал плечами, не в силах поверить в серьезность их предложения, или скорее, в серьезность моих ощущений от них.

– По территории вашего участка будут проходить инженерные сети… Бла-бла-бла… Предлагаем компенсацию… Решить полюбовно.

Сколько? Глаза мои округлились? Да за такие деньги я могу двадцать других дач купить, да еще и в порядок привести. Я уже хотел сказать почему бы и да, но меня что-то смутило. Несколько чувств начали смущать меня: от «такая корова нужна самому» до «а больше можно».

– Я не планировал продавать дачу, – мой голос прозвучал тише, чем я ожидал, но в нем была твердость. – Мне она дорога, и я хотел бы оставить ее для себя.

Второй мужчина, тот, что в очках, слегка шевельнулся. Мне показалось, что я уловил легкий, едва заметный звуковой всплеск, похожий на негромкое жужжание, от него. Его взгляд, проникающий сквозь темные линзы, словно буравил меня, пытаясь найти скрытые слабости. Я почувствовал, как напрягаюсь, но не отступил. Это было мое личное дело, и я не собирался уступать, не понимая, что за этим стоят вовсе не мобильные вышки, а нечто гораздо большее, зловещее и глубокое. Уверенность в том, что моя дача нужна им не для связи, а для чего-то совсем иного, и это мой отказ стал для них не просто деловой проблемой, а вызовом.

– Мы готовы обсуждать любые условия, – снова вступил Игорь Вадимович, его тон стал чуточку жестче. – Давайте подумаем о взаимовыгодном сотрудничестве. О вашем будущем.

– Нет, спасибо, тут нечего обсуждать – повторил я. – Дача не продается.

После моих слов в кабинете повисла напряженная тишина. Лица незнакомцев стали чуть более холодными, а Олег Петрович заметно побледнел. Казалось, он нервно сглотнул, предчувствуя неладное. Они поблагодарили за уделенное время, без лишних слов встали и направились к выходу.

– Пошел… в приемную, подожди, – сдерживает себя, но моя дача, моя жизнь.

Я сказал до свидания отвернувшемуся от меня посетителю. Секретарь Вика грустно посмотрела на меня. Она как бы говорила: «Ну и нафига ты его выбесил с утра, мне еще день работать».

Я даже не успел присесть, сделав только несколько шагов к бежевому дивану для посетителей, призывно раскинувшемуся тут же, а дверь снова открылась, выпуская посетителей.

Игорь Вадимович проходя мимо бросил на меня последний, пронзительный взгляд, в котором я уловил нотки разочарования, смешанного с чем-то вроде затаенной угрозы. Второй просто молча вышел вслед за ним, оставив за собой легкий, почти неощутимый ветерок. Дверь закрылась за ними с мягким, но решительным щелчком, и воздух мгновенно стал разреженнее, но оставался наэлектризованным.

Из двери выглянул шеф, махнув экспрессивно рукой, что напоминало то ли хук, то ли фразу "добро пожаловать, дорогой Сергей Павлович". Прямо у порога начался второй раунд разговора, беседы, хотя скорее это был монолог:

– Ты… уху ел? Тебя позвали выеживаться тут или… Твою… Делать мне нечего тут с утра благотворительностью заниматься. Ему… как… человеку… а он тут выеживается! Дачник!

Нужно сказать, что у шефа была одна особенность. Когда он начинал орать, создавалось ощущение, что он пугается своего голоса, пытается орать все громче и громче. Меня это тоже начало выбешивать, обычно к этим воплям относились философски, как к дождю. Ну, польет и пройдет. В этот рев я успел вставить только фразу: "Это мое дело".

Шеф начал переходить на новый уровень ультравоплей. И тут я увидел вокруг него слабое свечение. Наверное, шеф тоже заметил мой удивленный вид, потому что в смерче его междометий и междоматьев успело промелькнуть что-то вроде «филина тут строить».