Сердце под кителем. Черный полковник из Севастополя

ПРОЛОГ

«Бармалей, Бармалей, Бармалей!

Выходи, Бармалей, поскорей!

Этих гадких детей, Бармалей,

Не жалей, Бармалей, не жалей!»

(Корней Чуковский. Бармалей)

Кто из вас будет спорить, что молодость и лето – чудо, не имеющее себе равных на этой земле?

Господь, в своей безграничной благости, соединил эти явления в южном городе, для того, чтобы двое влюбленных нашли свое счастье… Но только Он и знает – что может из этого выйти.

Теплый ночной ветер, ароматами цветов и соленым привкусом моря, обволакивал густым муаром спящий город, рождая в молодых телах томление и подспудное желание поделиться своей радостью со всем миром, а две потные ладошки, соединенные вечным танцем жаждущей плоти, стали пропуском в их личный и бесконечный рай…

– Оля, Олюшка, – горячие мужские губы рождают электрический разряд, касаясь мочки ушей, – девочка моя… Как ты хороша…

И, кажется, что этот страстный шепот раскалывает хрупкую тишину темных подворотен, раскрывая всему миру их маленькую тайну. Вот от этого ощущения сердце и стучит через раз – становится и страшно, и так мучительно приятно.

Ольга резко отстранилась, едва не угодив коленом в колючий веник юкки, охраняющий вход в чей-то палисадник.

– Андрюшка, я не могу так, – губы едва слушались, вторя дрожи разгоряченного сердца.

Она оправила подол короткого платьица и с тревогой огляделась.

Редкие уличные фонари едва разгоняли вокруг себя густой мрак южной ночи. Неистово стрекотали цикады, рождая в голове легкий звон.

Спящий парк бликовал молодыми листочками, скрывая в своем уютном полумраке тайну многих и многих пар.

Андрей отшатнулся, густые брови сошлись у переносицы.

– Ты чего? – обиженно пробурчал, пытаясь поправить сбившуюся фуражку.

Темная, густая чулка непослушной волной рассыпалась по высокому лбу. Сердце Ольги снова застучало с удвоенной скоростью. Боже, какой он красивый…

– Андрюшка, – пропела, промурлыкала она, сделав еще один маленький шажочек от его ищущих рук, – я не могу… пойми. Вот так, на улице…

Андрей равнодушно огляделся и пожал плечами. Ярко-желтые звездочки на погонах колко отразили свет фонаря.

– Что не так, Оль? Идти все равно некуда…может к тебе в общагу, или ко мне в казарму?

– Да, – тоскливо согласилась девушка, прошептала – но на улице я не могу, пойми…

– Да, блин! – Андрей хлопнул кулаком по ладошке, – сколько можно таскаться по улице, Оль?!? Ресторан закрыли, куда нам идти? Что ты ломаешься?

Что-то странное и грубо-резкое промелькнуло во вроде бы, знакомом лице… Неожиданный озноб заставил обнять себя за обнаженные плечи.

– Проводи меня домой, а? – ей стало неприятно от его прямоты.

– Ну, пошли, – заглянув ей в глаза пробурчал Андрей, – только пойдем по Большой Морской…

Он развернулся и, не оглядываясь, зашагал по брусчатке.

Ольга догнала его уже на площади Революции. Темные дома, с редкими светящимися окнами, сурово вглядывались в пустое пространство с молоденьким деревом посередине, а редко расставленные фонари освещали пустую Большую Морскую улицу, просматриваемую почти до кинотеатра «Победа».

Высокие арочные окна магазина Черноморторгтранса, в народе именуемого «Черноморочка», таили за своими стеклами богатства всего мира, недоступные большинству обывателей. Импортные ткани, игрушки, посуда… но все только за боны и чеки, увы. Рубль здесь не котировался – наследник старорежимных купеческих нравов, а именно здесь когда-то располагался известнейший дом купца Хлудова, снесенный крутыми революционными и военными временами, умел набить себе цену.

Томный ветерок зашелестел уже почти засохшими листочками платана, первыми вестниками грядущей жары.

– Андрюш, подожди, а? – Ольга попыталась поймать рукав его кителя, но Андрей молча повел плечами и прибавил шагу. Она вздохнула, но решила придержать возникшую обиду в себе.

Неожиданно, в многоголосицу шумной природной тишины, вплелся тихий, пока, звук мотора.

Через несколько секунд желтоватый свет родил густую тень у их ног, и Андрей остановился, прикрывая ладонью глаза, вглядываясь в подъезжающий автомобиль.

Серый, теряющийся в полумраке, легковой автомобиль со слабым скрипом остановился напротив них.

Ольга прижалась Андрею и боязливо выглянула из-за его спины. Тот покосился на нее, но ничего не сказал.

– Что же вы, молодые люди, так поздно гуляете? – густой мужской баритон, мягко, но с едва заметными властными нотками, прервал, наконец, возникшую паузу.

– А вам какое дело? – процедил Андрей, непроизвольно расправив плечи и выставив ногу.

– Вы бы не грубили, товарищ старший лейтенант, старшему по званию, – голос из темного салона тихо урчащего автомобиля окончательно загрубел.

– Так вы покажитесь, – немного сбавил задора Андрей, – я же не вижу погон в темноте…

– И не увидите, – рессоры скрипнули, и крупное тело в белой гражданской рубашке показалось в разноцветном полумраке, – полковник милиции Петров…

– Виноват, товарищ полковник, – пробурчал вконец обескураженный Андрей, проводив взглядом красное удостоверение, на секунду возникшее в руках мужчины – гуляем… просто.

Полковник обошел машину и заглянул за его спину. Ольга расслабилась – милиция есть милиция. Она даже попыталась улыбнуться мужчине, но получилось не очень… Сердце почему-то затрепетало в дурном чувстве – не понравился ей, ни сам мужчина, ни его скользнувший по ее телу масляный взгляд.

– Так, так… – перевел на Андрея взгляд милиционер.

Молодой офицер отвел глаза:

– Есть у меня разрешение…

Полковник помолчал, и чуть мягче проговорил:

– Верю… не в моей юрисдикции проверять у вас документы, но вот девушка…

Ольга, наконец, очнулась от нежданно нагрянувшей оторопи, и вышла из-за спины Андрея.

– А в чем причина, товарищ милиционер? Мы просто гуляем… имеем право!

– Имеете, – быстро отреагировал полковник, – конечно имеете, но, смею напомнить – в городе паспортный режим и люди, праздно шатающиеся ночью, естественно вызывают интерес органов правопорядка…

Он с удовольствием втянул мясистым носом аромат цветущей софоры, порывом ветерка принесшим ее сладковатый запах.

– Особенно в такую ночь, – совсем уже томно закончил он свою речь.

Андрей и Ольга незаметно переглянулись, едва удержавшись от того, что бы пожать плечами.

– Я домой иду, – неохотно пояснила девушка, – а Андрей меня провожает…

– Далеко? – опять не дождавшись окончания, проговорил милиционер.

– На Гору Матюшенко…

– Ого! – восхитился полковник, – темное место!

– Нормальное! – обиделась Ольга, – я там давно живу…

– В общаге?

– А откуда вы…

– Догадался…

– Ну да, – нехотя согласилась Ольга.

Андрей переступил с ноги на ногу и шумно выдохнул. Полковник посмотрел на него, чуть дольше, чем требовали приличия.

Парень не выдержал прямого взгляда и чуть нервно пробормотал:

– Вы так хорошо болтаете – может я тут и не нужен?

– Хм, – усмехнулся мужчина, – ну если у тебя пропало желание провожать девушку в такой опасный район… я могу ее подвезти…

Он вперил свой немигающий взгляд в переносицу Ольги.

Девушка запаниковала.

– Андрей!

– А что, – жестко улыбнулся тот, – езжай… товарищ полковник подвезет. А я пойду в часть…

– Давай, старлей, – с легкой улыбкой проворковал мужчина и покачал головой, – поздно уже. А-то – глядишь и патруль нагрянет…

Андрей вздрогнул и огляделся. Поймал насмешливый взгляд полковника и сник. Ольга во все глаза смотрела на него, удивляясь столь разительной перемене – бравый офицер, гроза морей выглядел сейчас весьма жалко. Видимо не так уж и радужно было с его показной уверенностью в себе.

Он мазнул по ее лицу злобным взглядом, безошибочно определив, что девушка заметила его слабину. Открыл рот, собираясь что-то сказать, но просто махнул рукой, неожиданно резко развернулся и решительно зашагал прочь.

– Вот так, – проговорил мужчина и повернулся к Ольге, – ушел твой ухажер… поехали!

Глава 1

– Барабульку ни в коем случае чистить не нужно! Жабры – да, вырезать к чертям! Иначе горечь появится… а так – взять рыбку целиком, посолить, в муку и на сковородочку! Но сверху, обязательно – тимьянчик и лимон!

Конацкий, едва не засовывая свой длинный нос в вожделенный продукт, колдовал над закопченной сковородкой. Путаясь в клубах сизого дыма и помаргивая слезящимися глазами, он непрерывно говорил и говорил.

– Ее подавали в свое время царям и императорам, представляешь? Но такую, как у нас здесь – нигде не найдешь! Только в Крыму, и только черноморская!

Он причмокнул губами и сладострастно прикрыл глаза. Меркульев немедленно воспользовался представившейся возможностью:

– Слышь, Ростик! Как вы тут живете?

Конацкий непонимающе скосил на него свои семитские глаза.

– В смысле?

– Жарко, Ростик! – простонал Меркульев, – это же сколько сегодня? Все сорок? А вчера, а позавчера?

– Хэх! Сань Саныч, – Ростислав мазнул по лицу грязной ладошкой, – привычка! Да и нормально сегодня! Ветерок вон с моря, хорошо…

Ветерок, слабый и немощный, лениво полоскал спущенным парусом. Ничуть не охлаждая, он раскаленным веником проходился по измученному телу, рождая томление и желание погрузится в мучительный сон.

Терпкий, пахнущий йодом и гниющими водорослями воздух щекотал легкие, сушил капли пота, не успевающие скатится с тела.

Выпитая рюмка «Коктебеля» не опьянила, мгновенно испарившись сквозь поры кожи.

Ростислав, на секунду отвлекшись от своего важного дела, присмотрелся к Меркульеву.

– Ты это, старина… как чувствуешь себя?

Меркульев распластавшись на развернутой циновке, тщетно пытался спрятать голову в тени старого швербота.

– Плохо, Ростик … – он тяжело вздохнул, – ты, наверное, меня просто хочешь убить, да? Медленно и мучительно?

Конацкий выпрямился и громко захохотал, рождая разноголосое эхо среди красно-желтых скал.

Весь он – взлохмаченный, закопченный, чернобровый и сероглазый, в растянутой тельняшке на плотном теле, стоящий на фоне бесконечно-синего раскаленного неба, рождал ассоциации с лихим пиратским сообществом. Ему не хватало только сабли на поясе и повязки на глаз.

Никто бы сейчас не признал в этом шальном образе инспектора Уголовного розыска УВД Севастопольского горисполкома, капитана Конацкого Ростислава, давнего приятеля Меркульева.

Редкий отпуск теперь уже майора случайно совпал с настойчивым приглашением молодого коллеги погостить пару недель в закрытом городе.

Почему бы и нет?

Надежный ПМ – в оружейку, дверь на ключ, короткий визит в отдел кадров за справкой и неси фирменный поезд дальнего следования «Нева» в жаркое приключение снова майора внутренней службы Чертановского РОВД ГУВД исполкома Московского областного Совета Меркульева Александра Александровича. Старшего инспектора уголовного розыска, на минуточку…

Рябой лейтенант-пограничник в комендатуре только хмыкнул, ставя печать на разрешении.

– Ищете кого, товарищ майор?

– Нет, лейтенант, – широко осклабился Меркульев, – отпуск!

– Эх, хорошо-то как…– тоскливо пробормотал лейтенант и отдал бумажку, – правила внутри, внимательно прочитайте. И… просто следуйте им.

– Есть! – отчеканил майор и шагнул в жаркие объятья Конацкого, мгновенно утонув в потоке раскаленных солнечных лучей августовского Севастополя.

Немногочисленные пассажиры старенькой «Татры», расселись по теневой стороне салона и лениво следили за метанием приезжего москвича, утонувшего в собственном поте.

Ростислав успокаивающе похлопал Меркульева по плечу:

– Потерпи, Саныч! Две остановки всего…

Троллейбус, доставив их, наконец, до Корабельной стороны, устало фыркнул и бросил друзей у подножия заросшего ивами Малахова кургана.

Меркульев поморщился, расстегнул еще одну пуговицу на рубахе, перехватил дурацкий московский плащ и поплелся за энергичным Конацким, ловко выбирающим маршрут в тени от невысоких домов и пожухлых деревьев в садах за заборами.

– Апполоновка! – радостно проревел он и опустил меркульевский чемодан на землю, – пришли, Саныч!

Он отворил калитку и шагнул в полутемный рай.

Широкие листья винограда, закрывающего почти весь двор, плотным потолком отсекали струящийся с неба раскаленный поток, рождая на земле причудливые узоры. Громко жужжали пчелы и тихо шелестели бамбуковые стебли у забора, и это так разительно отличалось от ада, творившегося снаружи, что Меркульев обессилено откинулся на скамейке, стоящей у стены дома и блаженно прикрыл глаза.

Потом была суета, знакомство с многочисленным семейством Конацкого и выход в море.

Старенький швербот, скрипя снастями, перенес их по оживленной Севастопольской бухте, а затем уже открытое море встретило крепким бризом, унесшим утлое суденышко до Херсонесского маяка.

Здесь они и остановились в небольшой бухточке, ввиду огромных конструкций радара дальнего обнаружения, предварительно познакомившись с проверяющим патрулем.

Особых нарушений милиционеры не допустили, поэтому были отпущены восвояси, с пожеланиями легкого отдыха.

Так, купаясь и ловя барабульку, болтая ни о чем и попивая благословенный «Коктебель» офицеры и прожили все два неожиданных отпускных дня капитана Конацкого.

– Пора закруглятся, Сан Саныч, – грустно проговорил Ростислав, – отдыхать хорошо, но меня дела ждут, мать их…

– Ростя, – лениво приоткрыл глаз Меркульев, – какие в вашем раю дела?!? Город закрытый, все под присмотром, въехать-выехать проблема… да и сколько тут жителей? Тысяч триста?

– Хм, триста… с чем-то, – капитан искоса взглянул на него, – не сомневайся, дел много… не все так уж радужно в нашей епархии. Не Москва, чай, но есть свои заморочки…

Он наконец распутал леску и начал аккуратно сматывать ее на деревянную рогатину.

– Есть сложности, Сан Саныч… народу конечно мало, вроде все свои… но иногда такое выплывает – только держись… прямо перед твоим приездом тело обнаружили. Недалеко отсюда, «Голубая бухта»– он махнул рукой куда-то в сторону, – женское тело. Со следами насилия и лицом изуродованным… так-то…

– Ого, – заинтересовался Меркульев, – круто… следы есть?

– От, ментяра, – захохотал Конацкий, – ты же в отпуске?

– Ну – да, – несколько смущенно пробормотал майор, – ну так и дело серьезное. Даже у нас мокруха под особым режимом, а тут я понимаю – вообще?

– Вообще… Управление на ушах стоит, – Ростислав резко погрустнел, – дело сразу прокуратура подхватила, шутка-ли – женщина, изнасилование, да еще и труп…

– А, ты? – Меркульев пристально взглянул в глаза капитана.

– А что я? – тот пожал плечами, – меня мое не минует… Скорее всего завтра на работе приказ будет ждать… Но ты, Саныч не волнуйся – отдыхай! Тебе тут столько посетить нужно! Мои к теще на Остряки перебрались, на эти две недели – я с ними, так что флигель в твоем распоряжении!

– Ага, – проворчал Меркульев, – отдохну… давай собираться?

– Давай, – легко согласился Конацкий, – к вечеру дома будем… собирай пока вещи, а я посудину приготовлю. Ветра нет, на моторе пойдем…

– Рость, – остановил деятельного капитана Меркульев, – ты на всякий случай пропуск в Управление мне сделай, а?

Ростислав посмотрел в глаза майора и широко осклабился.

– Эх, Сан Саныч! Опер и в отпуске опер?

Глава 2

«Центральный колхозный рынок. Добро пожаловать!» – ослепляющая надпись на четырех белоснежных колоннах впустила Меркульева, вместе с потоком людей, в закрытое со всех сторон пространство.

Накрытые общей высокой крышей торговые ряды, развеселым буйством красок поразили майора в самое сердце. Гулкий гомон торговцев и покупателей, прерывался оглушающим чириканьем воробьев и гомоном голубей, по хозяйски расхаживающих по пыльному асфальту. Изредка, откуда-то с высоты прорывалось странное лаяние бакланов и чаек, не смеющих приземлится в этом продуктовом раю.

Меркульев мельком глянул на наручные часы, прислонившись к стволу небольшого деревца, жидкая листва которого давала хоть какую-то защиту от давящих лучей севастопольского солнца.

Четверть двенадцатого… Рынок был уже полон. Разномастно одетые горожане и немногочисленные гости курсировали вдоль заваленных различными яствами прилавками, над которыми царствовал терпкий запах специй.

– Дарагой! Нэ проходи мимо! Сматри какой пэрсик! Сам в рот просится! – густой бас вырвал майора из полудремы.

Черноусое и рябое лицо широко улыбалась желтыми зубами, а черно-угольные глазки масляно поблескивали из-под густых бровей.

– Сколько? – лениво выдавил из себя Меркульев, не имея никакого намерения заниматься сейчас покупками.

– Ай! – оживился и всплеснул руками в белых нарукавниках продавец, – тебе за шестдэсят копэек отдам! Как брату!

Майор вгляделся в истово честные глаза и тихо проговорил:

– Салам! Неджасан, орматли?[1]

Глаза сына гор ощутимо вылезли из орбит. Он громко выдохнул, опасливо огляделся и пробормотал, враз растеряв свою напускную игривость.

– Яхшыям. Чох саголун… дилимизи несе билирсэн[2]?

– Сэни зьярэт этди[3], – неопределенно пожал плечами Меркульев и продолжил, – давно, правда уже… Мен азербайджанджа даныша билмирем[4]… давай по-русски.

– Хм, – пробормотал вконец сбитый с толку азербайджанец, – давай…

– Что говорят на рынке?

Продавец стрельнул на него глазами, но встретив прямой взгляд, слегка сник.

– Всякое, – после паузы выдавил он, – что интересует? И пачему?

Меркульев молча достал из кармана удостоверение и приоткрыл книжку.

Азербайджанец тревожно оглянулся и, почти без акцента, попросил:

– Убери, да? Зачэм внимание привлекать… товарищ майор…

Меркульев усмехнулся

В каждом большом и маленьком городе необъятной страны, от Владивостока до Калининграда, в каждом уважающем себя селении и деревеньке, с появлением тепла появлялся этот трудолюбивый и предприимчивый народ горной страны.

Яблоки, груши, персики, айва и конечно мандарины, в ящиках и мешках, складывали нелегкий капитал усатых предпринимателей. А чуткое внимание к окружающей обстановке и тонко отточенное чувство самосохранения, позволяло делать этот небольшой гешефт относительно безопасно. Ибо советская власть крайне неохотно делилась своей прибылью.

Майор прекрасно знал, и использовал в своих целях основные качества этих людей, снисходительно прощая, и их природную хитрость, и их простодушный оптимизм – ведь азербайджанцы в корне отличались от своих прижимистых соседей по горам.

Армяне, так же разлетались по стране за длинным рублем, но промышляли больше по строительству, весьма рачительно используя свои особенности.

А вот рынок, базар – сакральное место для каждого горожанина, место где существовал такой яркий и притягательный мир вкусной еды, был почти полностью занят горячими сынами жарких берегов Каспийского моря. Знающими толк и в торговле, и во вкусовых пристрастиях тех мест, где находились. Живущими своими закрытыми от посторонних глаз мирками, но прекрасно знающими и чувствующими всю окружающую обстановку.

Даже здесь, в закрытом городе Севастополе, они умудрялись вести свои дела.

– Что про убийство говорят? – не стал тянуть кота за хвост Меркульев и откусил кусочек персика, поданного ему торговцем.

– Ай, всякое рассказывают, – тот тоже не стал ломаться, наклонился к самому лицу майора и громко зашептал, опираясь грудью на кучку ярко-оранжевых плодов – говорят по городу черная машина ездит, за рулем черный офицер… ловит молодых девушек и к морю возит… ц-ц-ц, шайтан! Делает свое дело и в море топит…

Он выпрямился и покачал головой.

– Машина какая? – быстро спросил майор, проглотив сладкий сок.

– Волга… старая, двадцать первая…

– Где в основном ездит?

– В Центре – по кольцу в основном… Вокруг городского холма, – видя непонимание майора пояснил азербайджанец и махнул рукой в сторону Приморского бульвара.

– Ваши пострадали? – спросил майор, пристально глядя в черные глаза.

– Наши ночью не ходят, товарищ майор! – презрительно взъерошил усы торговец, – приличный дэвушка ночью дома сидит, в семье. С мамам и папам, иншалла…

– Яхшы, – пробормотал майор, – тешеккур эдирем! Сенин адын недир[5]?

– Ильхам… буюрун[6]… – немного озадаченно протянул торговец, и пожал плечами – ты пэрсик брать будишь?

Тяжелая авоська с фруктами ощутимо оттягивала руку, пока майор продирался сквозь липкое марево по слегка обсыпающимся бетонным ступеням.

Лестница уходила вверх, гостеприимно обещая отдых и прохладу наверху, там где крутой склон холма, плотно застроенный разномастными домиками, тонул в пышной зелени деревьев.

– Поднимешься по лестнице, идешь чуть прямо, а потом сразу влево уходи, по улице Щербака – напутствовал Конацкий майора, – как дойдешь до стадиона «Чайка», справа спортзал будет, большой такой… Там Вовка и занимается… в секции самбо. Тренеру скажешь – от меня, и езжайте домой. Вовка покажет все…

Вовка покажет… ага. Шустрый десятилетний мальчуган, весь покрытый веселыми веснушками, сразу же окружил Меркульева своей сверхдеятельной заботой.

Словно самум[7]он подхватил майора и понес по своим, мальчишечьим, заботам и делам. Пользуясь полной отпускной расслабленностью мужчины и потаканием отца.

Спуск к Апполоновке превращался в увлекательное приключение – к ним присоединялись все Вовкины приятели, и Меркульев, чувствуя себя великаном среди лилипутов, вел всю эту шумную и вертлявую банду к прохладным волнам Севастопольской бухты.

Первый страх за мальцов быстро прошел. Выросшие в соленых водах, загорелые до черноты, они давали приличную фору майору. Имеющему, между прочим, разряд по плаванию… но куда там – словно стая юрких мальков, в пене и солнечных бликах, они обгоняли его в соревнованиях «до лодок и обратно».

Тяжело пыхтящий Меркульев невероятно смешил эту гопкомпанию. Чуть позже он узнал, что они между собой прозвали его – буксир «Шахтер». Долго не понимал, при чем здесь шахтер?

А от Ростислава узнал историю про это героическое судно, которое защитило в сорок первом отход отступающих советских войск из Евпатории:

– Он прикрывал дымовой завесой отход этих кораблей. И во время этого обеспечения восемь «Юнкерсов» налетели на место и на Евпаторийскую бухту. Атаковали наши корабли. «Шахтёр» обеспечил выход судов из Евпатории, сбил один самолёт. Но шесть человек экипажа погибло вместе с командиром. Судно получило 500 с лишним аварийных повреждений, но дошло самостоятельно до Балаклавы. Там и похоронили экипаж…

Н-да… героическая история, нечего сказать. И ведь не обидишься же – дети все-таки.

Меркульев вздохнул и поудобнее перехватил сетку, осталось чуть-чуть – успокоил он себя.

Пчелы сумашедше жужжали в зарослях неизвестных ему кустов, аромат которых кружил голову, погружая разум в легкое медитативное состояние.

По старой своей привычке майор разделил мыслительный процесс – часть сознания лениво отмечала изменения в пространстве, а вторая часть лихорадочно прорабатывала разные варианты. Прав был Ростик – милиционер он и в Африке милиционер…

Вот ведь странный город Севастополь. Казалось бы – тишина и благость, прямо-таки рай среди суматошных советских городов.

Работают заводы, народ трудится, флот выполняет положенные ему функции, а вот не отпускает майора какое-то подспудное недоверие.

Словно находишься в районном Доме культуры – красивый фасад, шторки новые, а вокруг разруха и сельский пейзаж. И вот стоит этот храм культуры, открывается по красным дням, туда приходят робкие жители и опасливо жмутся по пыльным углам – а-ну, что-то расколотишь своим неуклюжим телом… Но снаружи все – чин-чинарем, не прикопаешься.

Меркульев опять вдохнул раскаленный воздух, но не сдался. Нахмурясь, продолжил свое восхождение. Мысль, тем временем, продолжила свой витиеватый путь.

Полностью советский город. Трудовой и боевой. И народ здесь, как он уже убедился, честный и прямой… но ведь не лодырничают же его коллеги?

Ростика, за прошедшие с приезда четыре дня он видел только дважды. Тот носился как сайгак, измученный и ошалелый. На попытки Меркульева расспросить о делах, только сердито махал рукой.

Старый оперативник понимал своего молодого друга – в милиции всегда дел по горло, тем более в уголовном розыске. Севастополь по количеству населения едва дотягивал даже до небольшого, по московским меркам, Ленинского района. Но дела видать творились здесь не менее сердитые. Значить была преступная подноготная у славного города… а это-то как раз и был рабочий мир Меркульева.