Что мы делаем в домах умерших. Моя работа особенная

Походные условия[2]

Одним ранним вечером, когда я только что закончил ужинать и солнце едва начало садиться за горизонт, мне позвонили. Это был риелтор. Он сказал, что хочет поручить мне убрать квартиру, где молодая женщина покончила жизнь самоубийством, а после осторожно добавил: «В этой квартире есть кое-что странное… Не то чтобы оно доставит вам много хлопот, в любом случае сами все поймете, когда увидите. Как бы то ни было, это очень скромное жилье, там совсем немного вещей, и, я думаю, вы со всем разберетесь». Он произнес это спокойным деловым тоном, но не отстраненно, и я не стал расспрашивать дальше. Порой бывает, что человек может объяснять какую-нибудь ситуацию целых двадцать минут, но так и не приблизится к сути; а бывает и по-другому: хватает всего нескольких слов или фраз, чтобы собеседник все понял. Кажется, риелтору было чуть за пятьдесят, за долгое время работы он научился описывать выставленную на продажу недвижимость так, чтобы его клиентам все было понятно.

В этой квартире есть кое-что странное…

Дождь лил всю ночь и немного утих только под утро, когда мы вышли, но все еще не прекратился. На ступенях узкой мраморной лестницы не было противоскользящих резиновых накладок, и все мои мысли были направлены на то, чтобы не упасть, пока я спускаюсь по ней с тяжелыми вещами в руках. Электронный замок на двери уже заменили на новый, блестящий. Я набрал пароль, который сказал агент, и автоматический отклик двери пропиликал настолько громко, что его можно было услышать даже у соседей. Я глубоко неслышно вздохнул, повернул дверную ручку и вошел в квартиру. Лавандовый аромат кондиционера для белья и запах от разложения человеческого тела смешались воедино, создавая неприятный приторный запах, который проникал прямо в мой нос.

В полной темноте я протянул руку к выключателю. После того как зажегся свет, я замер от удивления: неожиданное зрелище встало перед глазами. На месте самоубийства был будто разбит туристический лагерь. Посреди комнаты стояла круглая светло-розовая походная палатка. У входа стояло шесть или семь бутылок соджу, а внутри лежал огромный надувной матрас. Любой бы решил, что жить так можно только временно, но никак не постоянно. Палатка, стоящая у реки или в лесу, – еще одно дело, но в комнате… Рядом не было ни телевизора, ни туалетного столика. Единственное, что указывало на то, что здесь кто-то жил – это стойки для одежды в виде нескольких металлических стержней от пола до потолка.

На месте самоубийства был будто разбит туристический лагерь.

На веранде в сложенном виде стояло несколько желтых пластмассовых коробок, которые обычно используют при переездах. Я посчитал их – оказалось пять штук. Скотч был приклеен по краю так ненадежно, что казалось, будто коробка может развалиться в любой момент; возникло ощущение, что их использовали уже несколько раз. Все ее вещи были упакованы в эти пять желтых коробок и перевезены в легком грузовике или в небольшом фургоне каким-то человеком, а не транспортной компанией, из студенческого общежития в квартиру-студию, из комнаты в подвале в дом со множеством лестниц.

Следы крови остались на полу между палаткой и входом в ванную комнату. Выдержав неприятный запах лаванды, я осторожно наклоняюсь и вытираю пол. В ванной на стене около выключателя тоже была засохшая кровь. Девушка покончила жизнь самоубийством, повесившись на газопроводной трубе, идущей по потолку в ванной. Вытерев пол, я сажусь и мгновение смотрю на эту трубу. Внезапно я почувствовал, будто смотрю на все это пространство сверху, с ее положения. Когда она там висела, то последним, что она увидела в своей жизни, был верх той палатки, которую я собирался разбирать. Случайные мысли и мгновенно возникающие образы, нарисованные воображением, могут быть жестоки. Каково было ей закончить свою жизнь, глядя свысока на все свои домашние вещи? Друг, давай просто скажем, что все это нам только приснилось, и с утра мы со смехом вспомним этот бессмысленный сон.

Каково было ей закончить свою жизнь, глядя свысока на все свои домашние вещи?

В сумке лежало резюме девушки. Сразу после окончания средней школы она начала работать на заводе по производству запчастей для мобильных телефонов. Через пять лет перешла на производство другой крупной компании и проработала там еще несколько лет. Через два года ей было бы тридцать. В удостоверении личности – невыразительная фотография на бесцветном фоне, обычное имя – человек, с которым каждый мог бы быть в одном классе. Резюме, состоящее всего лишь из нескольких строк, не может передать ее эмоции, не расскажет о еде, которую она любила, о песнях, которым она подпевала, о людях, на которых она хотела стать похожей, и не покажет, как она выглядела рядом с любимыми друзьями.

За палаткой я нашел несколько книг. Ее жизнь была как поход, где она разбила палатку, и мне стало интересно, какие книги составили ей компанию, когда она обустраивала свой скромный дом. Они назывались так:

• «Право ничего не делать»;

• «Ведь ты прекрасен такой, какой есть»;

• «Проблески счастья»;

• «Я прослезилась»;

• «Не зная своего сердца».

Это были книги-эссе для утешения. Интересно, о чем она думала, когда покупала их в книжном магазине, чтобы прочесть дома, точнее, в палатке, которую она считала своим домом? Что она чувствовала, когда читала строчку за строчкой под светом лампы? Если бы кто-то узнал о ее чувствах и понял ее, возможно, она бы и не и подумала оборвать свою жизнь, а встретила свой тридцатый день рождения, обрела любовь и прожила жизнь счастливо, даже если бы порой и плакала. Прожила бы целую жизнь, испытывая облегчение от того, что можно ничего не делать…

Не зная своего сердца, не зная своего сердца…

Не зная даже мельчайших подробностей ее сердца, я вытер слезы и, чтобы коллега не заметил, быстро сложил книги в мешок. Сегодняшний день пройдет, здесь будет абсолютно пусто после уборки, и сюда неизбежно опустится ночная тьма.

Сортировка мусора[3]

Неужели прошло уже три месяца, как здесь кто-то умер?

Когда я поднялся на третий этаж, меня встретили только темнота и тишина длинного коридора. Не объясни мне хозяин здания заранее, что произошло, я бы даже представить не мог, что меня ждет внутри. Даже перед самой дверью не чувствовался трупный запах. Я уловил лишь смутный лимонный аромат освежителя воздуха, который висел на стене в конце коридора и время от времени автоматически распылял аромат.

Само здание представляло собой типичный жилой дом, приподнятый над уровнем земли. Такой тип построек обычно называют пилоти: первый этаж образован массивными колоннами, и там располагается место для парковки. На каждом этаже выше находится по шесть квартир-студий, выходящих налево и направо, и между ними – общий коридор. Удивительно, как в таком узком пространстве помещается целых двадцать разных семей. По своему устройству дом не отличался от других построек в районе, окружавшем огромный фабричный комплекс. То были небольшие отдельно стоящие дома, где в одной комнате совмещались спальня, гостиная и кухня.

Я ввел шестизначный пароль, и дверь открылась. И сразу же в нос мне ворвался резкий зловонный запах, сильно отличавшийся от аромата в коридоре. Ощущение было, как будто я съел огромное количество суши с васаби. Я зашел внутрь и быстро закрыл за собой дверь. Мне вспомнилось, о чем меня несколько раз по телефону упрашивал владелец здания, поручая мне эту работу.

– Никто еще не знает, что произошло. Если станет известно, считай, все пропало. Никто из жильцов не должен об этом знать.

Прежде всего я инстинктивно направился к окну. Для начала надо было впустить немного свежего воздуха, а уже потом разбираться в ситуации. Однако окно открывалось не так легко, как я ожидал. Со всех сторон рама была тщательно заклеена голубым скотчем: это было сделано намеренно, чтобы в комнату совсем не мог проникнуть воздух. Я достал нож, подцепил небольшой кусочек ленты в верхнем углу, взял его пальцами и аккуратно потянул вниз. Лента отходила тяжело и с неприятным треском, и под ней оставались прилипшие к густому слою клея полоски плотной москитной сетки. Открыв окно, я наконец-то смог вздохнуть. Если слишком надолго оставить гнить даже такого покойника, который при жизни презирал всякого рода жестокость, смрад от него будет не менее жестоким.

Здесь покойная устроила себе идеальную секретную комнату. Она купила угольные брикеты, чтобы отравиться угарным газом, и детально подготовилась к самоубийству, не допустив ни единой ошибки. Щели по всему периметру входной двери были тщательно заклеены клейкой лентой темно-зеленого цвета. Круглое отверстие внизу двери, через которое доставляли молоко или газеты, также было плотно залеплено несколькими слоями скотча. Она заклеила все дыры, которые только можно было найти в доме: от слива и вентиляционного отверстия в ванной до вытяжки и раковины на кухне. Будто застегивая пуговицу за пуговицей, она наглухо запечатала все выходы, через которые мог проникнуть воздух, а когда все было готово, поставила в ванной простую походную жаровню и положила в нее несколько углей для розжига.

Она купила угольные брикеты, чтобы отравиться угарным газом, и детально подготовилась к самоубийству, не допустив ни единой ошибки.

На матрасе были отчетливо видны два круглых пятна крови, слившихся в одного черного снеговика, а оставшиеся полоски кожи сморщились и слиплись, как снятые коричневые чулки. Среди различных косметических баночек и тюбиков, расставленных перед зеркалом, стояли две пустые рамки, из которых куда-то пропали фотографии.

Когда я подметал пол в ванной от пепла, оставшегося после угольных брикетов, мне в голову пришла одна мысль: «Рядом с жаровней нет ничего вроде зажигалки, а должно быть».

Как можно было разжечь огонь без газовой горелки или хотя бы спички? В отличие от других мест, где кто-то совершил самоубийство таким же способом, вокруг жаровни пол был слишком чистым. Я ни разу не замечал, чтобы на месте смерти кто-то убирался. Как правило, на место происшествия приезжают только спасатели или полиция с группой криминалистов. Они обычно забывают на полу расходные материалы: защитные перчатки, бахилы и марли, то есть только мусорят, но никак не убирают сами. Владелец дома рассказал, что даже семья умершей не посетила это место.

Как можно было разжечь огонь без газовой горелки или хотя бы спички?

Разгадка тайны крылась в мусорной корзине, стоявшей слева от входной двери: в ней нашлись все пропавшие, необходимые для самоубийства предметы. Они были рассортированы по видам мусора: отдельно металлические газовая горелка и баллон с газом, отдельно оберточная бумага от жаровни и картонная коробка от доставки, отдельно красная пластиковая крышка от газового баллона.

Неужели она действительно рассортировывала мусор перед смертью? Я видел, как другие самоубийцы выкидывали в мусорку упаковку от угольного брикета в других домах, которые мне доводилось убирать, но чтобы настолько распределить все по категориям – это уже слишком. То есть она сначала разожгла угли, а пока над ними поднимался дым, сортировала отходы? Что вообще было у нее в голове в этот момент? Как кто-то может оставаться настолько добропорядочным членом общества даже перед лицом смерти? Насколько же глубоко в ней укоренились правила, что, даже находясь на грани смерти, она так строго их соблюдала?

Как кто-то может оставаться настолько добропорядочным членом общества даже перед лицом смерти?

Когда я на парковке загружал в машину сумки с вещами покойной, ко мне подошел невысокий мужчина лет пятидесяти, который уже какое-то время издалека наблюдал за мной. Он спросил, не я ли убираю в доме умершей девушки, и представился ответственным за уборку лестниц в этом здании.

– Сколько ей было? Лет тридцать? Она была очень милой, очень вежливой… Всегда говорила мне «спасибо», «спасибо»…

Я поспешил со стоянки, а он последовал за мной и внезапно начал сыпать словами.

– На каждый Новый год и Чхусок[4] она дарила мне носки или набор с бутылочками растительного масла.

– Похоже, вы хорошо ее знали. Не знаю, что сказать вам в утешение. Я не хочу, чтобы кто-то услышал наш разговор, поэтому можете, пожалуйста, говорите чуть потише?

– Да-да, я и сам понимаю. Наверное, хозяин квартиры сейчас тоже в шоке, да? Он ведь тогда сам зашел в квартиру со своим ключом и ее нашел. Я-то думал, квартирантка уже давно съехала, потому что не видел ее несколько месяцев. Я даже немного расстроился, не думал, что она уедет не попрощавшись… Но на прошлой неделе я пришел убирать и увидел, как ее из квартиры несли на носилках спасатели. Тело было прикрыто, и я сначала даже не понял, что там лежит человек. Скорее уж собака или кошка – слишком маленькое было тело. Только когда спасательная команда ушла, вышел домовладелец и сказал, что девушка из квартиры 301 умерла.

Тело было прикрыто, и я сначала даже не понял, что там лежит человек. Скорее уж собака или кошка – слишком маленькое было тело.

Мужчина достал сигарету и продолжил говорить, забыв ее зажечь.

– Как бы то ни было, пожалуйста, позаботьтесь обо всем. Я прошу об этом вас, потому что больше никому до этого нет дела. Она должна была прожить счастливую жизнь… Но, действительно, никому до этого не было дела.

По словам этого мужчины, она была очень добрым человеком. Но, похоже, она не смогла быть доброй по отношению к себе и в итоге покончила с собой. В ней накопились обида и печаль, и все равно она не смогла сказать другим ни одного злого слова, не смогла направить в них стрелу отчаяния и вместо этого выстрелила в себя, став мишенью. Ее безграничная забота о других заставила перед смертью отсортировать мусор, прежде чем его выкинуть, так почему же она не могла окружить этой же заботой себя? Наоборот, не стала ли ее доброта той иглой, которая неустанно пронзала ее сердце?

Ее безграничная забота о других заставила перед смертью отсортировать мусор, прежде чем его выкинуть, так почему же она не могла окружить этой же заботой себя?

В ее мусорном пакете лежали упаковочная бумага от угольных брикетов и десятки упаковок от больничных лекарств. Еще там было бесчисленное количество фотографий, вынутых из альбомов и рамок. Их острые края, будто зубья пилы, были готовы в любой момент проколоть пакет и вырваться наружу. Должно быть, все эти фото она разобрала перед своей смертью. Кажется, будто ее нерассказанная история, полная вздохов и отчаяния, уместилась в этом маленьком пакете.

Порой ветер уносит с собой все неизведанные истории этого мира, будто подхватывает увядшие листья деревьев, оставляя только голые ветви, но те редкие, не унесенные ветром листья тревожат мою душу. В такие дни сложно выбросить даже небольшой пакет.

Почему она не могла окружить заботой себя, а не других?

Почему не смогла быть доброй к себе?

Наоборот, не стала ли ее доброта острой иглой,

Которая постоянно пронзала ее сердце?

Отправляйся туда, где растут прекрасные цветы, дорогая[5]

Был июнь. Ничто уже не напоминало ушедшую весну, с каждым днем становилось все жарче, шаг за шагом приближалось лето. Утром было влажно, а в обед пошел небольшой грибной дождь. Я сладко спал, когда зазвонил мобильный телефон – это был вызов от сохраненного у меня номера. Еще в прошлом году одна женщина увидела мое интервью в газете и связалась со мной. «Дело касается дома свекрови…» – начала она и спросила, могу ли я убрать у них горы мусора. Не каждый день кто-то звонит, прочитав о тебе статью в газете, поэтому я сохранил ее номер и коротко описал в названии контакта, кто это, чтобы не забыть. С ее первого звонка прошло полгода, и теперь она позвонила снова. Необычно.

Не каждый день кто-то звонит, прочитав о тебе статью в газете.

– Да, я вас помню. Все так и не разрешилось?

– Да вот что-то в последнее время дел навалилось, поэтому все по-прежнему. Свекровь очень переживает из-за того, что там арендатор устроил. Не могли бы вы приехать и проверить, в каком состоянии квартира? Там никто не живет и дверь не заперта.

Склон холма застроен одинаковыми кирпичными трех- и четырехэтажками – так называемый перенаселенный жилой район. Найти место для парковки – настоящее испытание, и даже если удастся припарковать машину, под колеса надо будет подложить большие камни, чтобы она просто не уехала вниз по склону. Кажется, что если ребенок вытянет руку из окна одного из здешних зданий, то без труда сможет коснуться соседнего. Даже по онлайн-картам было нелегко найти квартиру в полуподвальном помещении среди одинаковых переулков. Под столбом лежали разорванные бродячими кошками мусорные мешки, над которыми кружили жирные мухи, будто охраняя свою территорию, и даже дождь был им не помеха.