Искушение Ксилары. Книга четвертая

Глава 4. Первый Камень Преткновения

Воздух в Зале Военного Совета сгущался с каждой минутой, превращаясь из прохладного и наполненного запахом камня в тяжелую, раскаленную субстанцию, пахнущую потом, перегаром от крепкого эля и яростным гневом. Ксилара сидела на неудобном каменном блоке, вписанном в круг таких же сидений для высшего командного состава цитадели, и чувствовала себя чуждым элементом, песчинкой, затесавшейся в отлаженный механизм. Механизм, который явно давал сбой.

Идея Борира с «наживкой» встретила яростное сопротивление. Не просто несогласие, а оголенное, первобытное неприятие со стороны старой гвардии, которую возглавлял Торбин Железный Кулак.

– Подставную шахту?! – ревел седой воин, его багровеющее лицо казалось раскаленным углем на фоне седой, как изморозь, бороды. Он встал, его массивная фигура заслонила свет от светящихся рун на стене. – Это не стратегия, Борир! Это бегство! Это плевок в память предков, которые вгрызались в эту гору с молотом и кровью! Мы, дети Дурина, не прячемся за уловками! Мы встречаем врага лицом к лицу! Сталью и огнем!

Его кулак, сжатый в каменный молот, обрушился на карту, разметав несколько фигурок, обозначавших отряды. Гномы вокруг зашумели – одни с одобрительным гулом, другие с возмущенными криками. Дарин, капитан стражи, сидевший напротив Ксилары, смотрел на это с прохладной, почти презрительной усмешкой. Его взгляд скользнул по ней, задерживаясь на изгибе шеи, на тонких пальцах, сцепленных на коленях. В его глазах читалось не просто вожделение, а нечто более острое, более аналитическое. Он изучал ее. Как хищник, оценивающий новую, странную добычу.

– Встречаем лицом к лицу? – парировал Борир, не вставая, но его голос, привыкший перекрывать грохот кузниц, легко парировал крик Торбина. – И где, скажи мне, мудрый Торбин, мы его встретим? Он бьет из тени! Он рушит опоры, когда наши воины спят в казармах! Ты хочешь вывести армию в поле? Пожалуйста! Покажи мне этого Грокара в чистом поле, и я сам пойду с тобой! Но его нет! Он призрак, который бьет по нашим слабым местам, о которых кто-то ему сообщает!

– И твой план – накормить этого призрака ложью? – Торбин плюхнулся на свое место с такой силой, что каменное сиденье треснуло. – А если он не клюнет? Мы потратим силы и ресурсы на охрану пустоты, пока он в это время разнесет нам очередную жилу! Нет! Я требую усилить патрули! Утроить караулы на всех действующих шахтах! Пусть эти твари попробуют сунуться – мы встретим их сталью!

Спор перерос в хаотичный гвалт. Гномы кричали, перебивая друг друга, стучали кулаками и кружками по столу. Рациональные доводы Борира разбивались о глухую стену традиционного воинского упрямства. Ксилара чувствовала, как нарастает знакомая беспомощность. Она видела логику в плане Верховного Инженера, но ее слово здесь ничего не значило. Она была чужаком, женщиной, существом с поверхности, не понимающей их пути.

И вдруг ее взгляд упал на Торбина. На его глаза, налитые кровью, на искаженное яростью лицо, на могучую грудь, вздымавшуюся в гневе. Этот гнев, эта слепая, разрушительная энергия была тем, что она знала. С ней она умела работать. Еще с тех пор, как была Машей, она инстинктивно успокаивала разгневанных начальников, смягчала острые углы в конфликтах. Правда, тогда у нее не было магического дара, превращавшего это умение в оружие.

Мысль промелькнула быстрая, почти инстинктивная: «Успокой его. Просто немного. Сними этот накал, чтобы он мог слушать».

Она даже не осознала, как это произошло. Не было сознательного решения, не было концентрации, как с Малекаром или Элриндором. Просто сгусток усталости, раздражения от этой бестолковой мужской перепалки и желания хоть как-то повлиять на ситуацию. Ее дар, этот клубок магии, живущий в ее груди, дрогнул и рванулся наружу сам, как выдох облегчения.

Она не искала визуального контакта, но он случился. Ее взгляд, полный подсознательного призыва к спокойствию, встретился с его яростным, неистовым взором.

Эффект был мгновенным и ошеломляющим.

Ярость на лице Торбина не просто угасла. Она испарилась, словно ее и не было. Его губы, сжатые в гневную полоску, разомкнулись. Глаза, еще секунду назад метавшие молнии, вдруг растеряли весь свой огонь и стали мягкими, влажными, почти по-щенячьи преданными. Он замер, уставившись на Ксилару, и могучее тело этого старого, видавшего виды воина вдруг обмякло, стало неуклюжим.

– Я… я perhaps был слишком резок, – произнес он, и его громоподобный голос сменился на тихий, почти застенчивый шепот, который, тем не менее, был слышен в наступившей внезапно тишине.

Все гномы разом замолчали, уставившись на него с откровенным изумлением. Борир нахмурился, его взгляд метнулся от Торбина к Ксиларе, пытаясь понять, что произошло.

Торбин медленно поднялся. Он не смотрел ни на кого, кроме Ксилары. Его движение было лишено привычной мощи, оно стало плавным, почти благоговейным.

– Дева… Леди Ксилара, – он сделал шаг к ней, и его гигантская, покрытая шрамами рука поднялась, чтобы коснуться собственной бороды. Он с нежностью провел по ней пальцами, а затем, склонив голову в невероятно почтительном поклоне, протянул ей свою косу, перехваченную массивным стальным кольцом с рунической гравировкой. – Моя борода… она видела сотни битв. В ней сплетена честь моего рода. Я… я предлагаю ее тебе. В залог моей верности. Как искупление за мою грубость.

В зале повисла гробовая тишина. Слышно было лишь потрескивание светящихся камней в нишах. Ксилара застыла, ощущая, как ледяная волна ужаса накатывает на нее с головы до ног. Она слышала от Борира о значении бороды для гномов. Это была не просто растительность на лице. Это была летопись их жизни, их гордость, их сакральная ценность. Отдать свою бороду… это был акт абсолютного, почти рабского подчинения.

И пока она смотрела на этот седой, пахнущий порохом и камнем дар, на преданные, сияющие глаза старого воина, она почувствовала ответный удар.

Это было как прилив. Горячий, липкий, всепоглощающий. Волна страсти, лишенной всякой логики, всякой утонченности. Это была не та интеллектуальная жажда, что она пробудила в Элриндор, не та изощренная, садомазохистская тяга, что связывала ее с Малекаром. Это было просто. Примитивно. Мощно. Как удар кувалды по наковальне.

Ее тело отозвалось мгновенно. Тепло разлилось по жилам, сосредоточившись внизу живота. Дыхание перехватило. Перед глазами поплыли круги. Она почувствовала дикое, неконтролируемое желание подойти к этому старому, могуче сложенному гному, вцепиться в его куртку, вдохнуть его запах – запах пота, металла и кожи – и прижать его к себе с силой, которой она не знала в себе. Ее разум кричал, пытаясь сопротивляться, отбросить это наваждение, но тело уже не слушалось. Проклятая часть ее дара сработала безотказно.

«Нет, нет, нет, только не это, только не здесь…»

Она резко отпрянула назад, вжавшись в спинку каменного сиденья. Ее пальцы впились в холодный камень, пытаясь найти опору в реальности.

– Я… я не могу принять это, – выдохнула она, голос ее дрожал. Она отвела взгляд, разрывая магическую связь, но было поздно. Зверь уже был выпущен на волю, и он бушевал внутри нее.

Торбин замер с протянутой косой. На его лице отразилась неподдельная, детская обида.

– Но… почему? Она не достаточно хороша? Я могу… я могу заплести ее иначе! Украсить рубинами! – в его голосе звучала почти мольба.

В зале наконец прорвалось недоуменное бормотание. Гномы перешептывались, глядя то на Торбина, то на Ксилару. Дарин наблюдал за происходящим с заинтересованным, пронзительным взглядом. В его глазах читалось не удивление, а понимание. Он что-то подозревал. Чувствовал.

Борир нахмурился еще сильнее. Он встал и грубо хлопнул Торбина по плечу.

– Торбин! Опомнись! Ты что, с утра эля перебрал? Убери свою бороду, старый дурак! Совещание еще не закончено!

Толчок вернул Торбина в реальность лишь отчасти. Он опустил руку, но его взгляд на Ксилару не изменился – полный обожания и растерянности.

– Да… да, конечно, Борир. Прости. Я… я не знаю, что на меня нашло.

Ксилара сидела, стараясь дышать ровно, чувствуя, как предательская теплота медленно отступает, оставляя после себя пустоту, стыд и леденящий ужас. Она чуть не потеряла контроль. Прямо здесь, среди десятков свидетелей. Из-за одного необдуманного импульса.

Юмор ситуации был мрачным и горьким. Грозный воин, предлагающий свою бороду, и она, охваченная животной страстью к нему, – это было бы смешно, если бы не было так опасно. Ее дар снова сыграл с ней злую шутку, превратив попытку помочь в фарс и поставив под удар ее миссию.

Борир, отведя Торбина в сторону, бросил на Ксилару короткий, испытующий взгляд. В нем не было осуждения, но была тревога. Он что-то понял. Возможно, не все, но достаточно, чтобы осознать: его новый инструмент был с обратной отдачей, способной ранить самого владельца.

– Совет окончен! – рявкнул Борир, обращаясь ко всем. – План с «наживкой» утверждаю я, как Верховный Инженер. Торбин, ты отвечаешь за укрепление реальных рубежей. Разойдись!

Гномы стали неохотно расходиться, бросая на Ксилару странные взгляды – смесь любопытства, недоверия и, после сцены с Торбином, растущей опаски.

Когда зал почти опустел, Ксилара попыталась встать, но ноги ее подкосились. Она едва не упала, но чья-то рука поддержала ее. Не грубая и мощная, как у Борира, а более тонкая, но со стальной хваткой.

Это был Дарин.

– Осторожнее, леди, – произнес он, его голос был тихим и скользким, как змея. Его пальцы сжали ее локоть чуть сильнее необходимого. Его лицо оказалось совсем рядом. Она видела каждый шрам на его скулах, каждый блик в его холодных, серых глазах. – Подземные залы коварны. Можно поскользнуться… и упасть. Особенно если не знаешь, куда идешь и с какой силой наступаешь.

Его слова были полны скрытого смысла. Он не отпускал ее руку.

– Я… я справлюсь, – вырвала она, пытаясь высвободиться.

– Уверен, – он наконец разжал пальцы, но его взгляд скользнул вниз, по ее фигуре, с откровенным, голодным любопытством. – Но если понадобится помощь… моя дверь всегда открыта. Для… консультаций.

Он развернулся и ушел, его доспехи тихо позвякивали. Ксилара осталась стоять одна, в центре огромного, пустеющего зала, дрожа от пережитого потрясения. Воздух все еще был заряжен энергией ее невольного выброса магии и последовавшим за ним хаосом.

Она посмотрела на свою дрожащую руку. Она пришла сюда, чтобы бороться с троллями и предателями. А вместо этого ее первым противником стал ее собственный, неуправляемый дар. И она только что продемонстрировала его опасность всем, включая такого наблюдательного и подозрительного гнома, как Дарин.

Первый камень преткновения был не во внешнем враге, а в ней самой. И этот камень грозился обрушить на нее всю гору.

Глава 5. Запах Пороха и Кожи

Покоит Ксилары были такими же, как и все в Кхазад-Думе – высеченными в скале. Но в отличие от величественных залов и шумных галерей, здесь царила почти монастырская строгость. Гладкие стены без единой фрески, каменное ложе, застеленное плотными, грубыми тканями из шерсти горных козлов, массивный стол да единственный стул. Ничего лишнего. Ничего, что могло бы напомнить о роскоши Лузариса или извращенной эстетике Имордиса. Лишь холодный, непоколебимый камень, хранящий вечное молчание. Воздух был неподвижным и влажным, пахнущим сыростью глубоких пещер и дымом от далеких кузниц.

Ксилара сидела на краю ложа, сжимая в пальцах серебряное кольцо Элриндора. Оно было единственной нитью, связывающей ее с тем миром, где магия была изящной, а чувства – сложными. Здесь же все было грубым, простым и тяжелым. Как и тот стыд, что жгул ее изнутри.

Сцена в Зале Совета повторялась в голове снова и снова, как заевшая пластинка. Непроизвольный выброс силы. Глаза Торбина, мгновенно потерявшие ярость и наполнившиеся рабским обожанием. И та волна… та всепоглощающая, примитивная страсть, что накатила на нее в ответ. От одного только воспоминания по спине пробежали мурашки, а в низу живота заныла смутная, тревожная пульсация. Проклятие было подобно наркотику – оно требовало жертв, а взамен дарило мгновения ослепительного, животного наслаждения, за которое приходилось платить кусками собственной воли и самоуважения.

Она сжала кольцо так, что металл впился в кожу. Нет. Она не позволит этому поглотить себя. Она не Малекар, чтобы наслаждаться этим хаосом. Она должна была научиться контролировать это. Или, по крайней мере, направить в нужное русло.

Внезапно скрипнула массивная каменная дверь, сдвигаясь в сторону с тихим скрежетом. Механизм был бесшумным, но ее собственное напряжение заставило ее вздрогнуть от любого звука.

В проеме стоял Торбин.

Но это был не тот Торбин, что бушевал на совете. И не тот, что смотрел на нее с обожанием раба. Его осанка была прямой, воинственной, но в его глазах не было и следа недавнего помешательства. Они были ясными, твердыми и… настороженными. Он не вошел, оставаясь на пороге, как бы соблюдая незримую границу.

– Леди Ксилара, – его голос был низким и глухим, без прежней громовости. – Могу я войти?

Она кивнула, не в силах вымолвить слово. Ее тело напряглось, готовясь к новой волне неконтролируемой реакции. Она бессознательно сфокусировалась, пытаясь сдержать свой дар, запереть его внутри. Но ничего не произошло. Никакой волны обожания в его взгляде. Никакой ответной бури в ее крови. Лишь тяжелое, неудобное молчание.

Он вошел, и дверь за ним закрылась. Он не приближался, остановившись в паре шагов от нее. От него пахло порохом, кожей и холодным камнем. Запах воина, вернувшегося с задания.

– Я принес извинения, – сказал он прямо, без предисловий. – Мое поведение на совете было… неподобающим. Я опозорил себя и свой клан.

– Вам не за что извиняться, – тихо ответила Ксилара, с облегчением отмечая, что ее голос не дрожит. – Это была… моя ошибка.

Он покачал головой, его седая борода колыхнулась.

– Нет. Я – воин. Мой разум должен быть крепче стали. Что-то нашло на меня… что-то, что не должно было иметь надо мной власти. – Он посмотрел на нее пристально, и в его взгляде читалась не упрек, а попытка понять. – Но это прошло. Как только я вышел из зала и вдохнул воздух арсенала… это прошло.

Он помолчал, его взгляд упал на ее руки, сжимающие кольцо.

– Мое сердце принадлежит другой, – сказал он просто, как констатируют факт. – Моей жене, Бейле. Мы отдали друг другу клятву у Подземного Очага шестьдесят зим назад. Никакая магия, никакой дурман не могут разорвать эту связь. Они могут лишь на время затмить разум. Но не сердце.

Его слова прозвучали с такой непоколебимой уверенностью, с такой простой и чистой верностью, что у Ксилары сжалось горло. В этом мире интриг, страсти и власти такая преданность казалась чем-то нереальным, почти мифическим. И именно она спасла его от полного порабощения ее даром. Он не поддался, потому что его любовь была сильнее магии.

– Я рада за вас, – прошептала она, и в ее голосе прозвучала неподдельная, горьковатая искренность.

Торбин кивнул, принимая ее слова как должное.

– Я пришел не только за этим. То, что произошло… это открыло мне глаза. Я был слеп. Я видел врага только в троллях. Но то, что случилось со мной… это было оружие. Оружие, которое может сработать на любом. И я подумал… если есть оружие, которое может ослепить самого бдительного воина, то почему бы не быть оружию, которое может открыть врагу наши слабые места?

Он сделал шаг ближе, и теперь его голос стал тише, доверительным.

– Я не верю в случайность этих набегов. Они слишком точны. Кто-то передает троллям информацию. Кто-то здесь, в цитадели.

Сердце Ксилары забилось чаще. Наконец-то. Кто-то, кто мыслил так же.

– Борир подозревает то же самое. План с наживкой…

– План с наживкой – это игра в кошки-мышки, – перебил он ее. – А мы имеем дело не с мышью, а с ядовитой змеей. И я чувствую, что она уже готовится ужалить. – Он оглянулся, словно проверяя, не подслушивает ли кто за дверью. – После совета я проверил отчеты о последних инцидентах. Есть закономерность, которую раньше не замечали. Все атаки происходили в те смены, когда определенные инженеры или офицеры несли дежурство на периметре. Слишком много совпадений.

– У вас есть имена? – спросила Ксилара, ее ум уже работал, анализируя новые данные.

– Есть несколько. Но один… один вызывает у меня особые подозрения. Лиру. Инженер-алхимик. Он отвечает за стабилизацию магических потоков в шахтах. У него есть доступ ко всем схемам, ко всем слабым точкам. И он… он часто бывает в тех секторах, которые вскоре после его визита подвергаются нападению.

– Лиру, – повторила Ксилара, запоминая имя. – Почему он? Что ему за выгода?

– Власть, – без колебаний ответил Торбин. – Борир стареет. Скоро совет будет выбирать нового Верховного Инженера. Лиру молод, амбициозен и обладает поддержкой среди… прогрессивно настроенных кланов. Он считает, что Борир слишком консервативен, что мы должны активнее использовать магию, а не полагаться лишь на пар и механику. Устранение Борира и спасение цитадели от угрозы сделало бы его героем и открыло дорогу к власти.

Логика была железной. Классическая борьба старой и новой гвардии, усугубленная предательством. Но Ксилару терзали сомнения.

– Но сотрудничать с троллями? Рисковать жизнями сородичей? Это же безумие!

– Для кого-то власть – достаточная причина для безумия, – мрачно сказал Торбин. – А тролли… что, если он не просто сотрудничает с ними? Что, если он их контролирует? Этот Грокар… его внезапное появление, его нехарактерный для троллей интеллект… а что, если это не природный ум? Что, если это работа Лиру? Какого-то зелья, заклинания?

Мысль была пугающей. Если Лиру действительно мог управлять троллями, то его власть простиралась далеко за пределы цитадели. Он был опаснее, чем они могли предположить.

– Нужно рассказать это Бориру, – сказала Ксилара.

– Нет! – резко возразил Торбин. – Пока нет. У нас нет доказательств. Лишь подозрения и странные совпадения. Борир прагматик, он не станет действовать без железных улик. А если Лиру почует опасность, он просто уйдет в тень, и мы никогда его не поймаем. Или, что хуже, ускорит свои планы.