Двое в лодке (сборник)

– Марина, он к тебе приставал?! – снова крикнул он.

– Господи, как вы мне все надоели, – устало произнесла девушка.

Я продолжал молча грести. Ветер усилился, и даже отсюда было слышно, как волны с грохотом разбиваются об Утес Прощенных.

– Сука, куда?!! – заорал Петр Сергеевич, сообразив, что наша лодка начинает плыть в противоположную сторону от берега.

– Витя, если ты не остановишься, я выпрыгну в море, – вдруг сказала Марина.

Я замер. По виску скатилась струйка пота. Мне казалось, что я слышу, как колотится ее сердечко – тук-тук, тук-тук, тук-тук… так громко, как если бы оно стучало у меня в мозгу… быстро, словно игла в швейной машинке…

На мой нос шлепнулась прохладная капля, и я не сразу понял, что это с неба.

Неужели будет дождь?

– Ты меня слышишь?! – повысила голос Марина.

«Она боится. Не усугубляй и без того сложную ситуацию, – прошипела сидящая внутри меня тварь. – Ты по уши в дерьме… Таня. Хи-хи!»

– Я не Таня!! – закричал я, схватившись за голову.

Марина испуганно попятилась назад, и, взглянув в ее белое как мел лицо, я испугался.

– Не… не бойся меня, – сказал я, вымученно улыбаясь. – Я ведь люблю тебя.

Лодка с ее отцом и братом быстро приближалась и вскоре остановилась от нас в паре метров, покачиваясь на волнах.

– Тебе надо было накатить с Павлом, тряпка! – крикнул Петр Сергеевич. – Ты обидел его, когда отказался с ним выпить. Вот он и сдал тебя, романтик. Как говорится, хотел в рай перескочить, да по дороге штаны порвал. Хрен тебе в задницу.

«Дядя Паша», – подумал я с отчаянием.

Старый алкаш все рассказал отцу Марины.

– Ты ведь обещала мне! – едва сдерживаясь от бешенства, процедил Петр Сергеевич, переключив внимание на дочь. На нем была тельняшка и камуфляжные штаны. – Обещала, что не будешь общаться с этой городской тряпкой!

– Папа…

– Ты обманула меня. Дважды. Первый раз, когда клялась, что не переписываешься с этой шлюхой «Таней». Второй раз, когда соврала, что идешь на дискотеку. Быстро лезь в лодку!

Марина тупо смотрела перед собой, затем медленно встала.

– Я помогу тебе, – с готовностью сказал Иван, протягивая руку. – Бать, давай ближе…

Наши лодки гулко ударились бортами, и Марина взмахнула руками, стараясь удержать равновесие.

Я сидел сгорбившись, словно оглушенный. Боковым зрением я мог наблюдать, как моя любимая, ойкая, перелезала в лодку к своей родне.

«Она даже не поцеловала меня. Она даже не коснулась меня. Она даже не посмотрела на меня», – тупо повторял я про себя эти идиотские фразы вновь и вновь, как заезженная пластинка.

Где-то вдалеке утробно пророкотали первые раскаты грома.

– С тобой я поговорю дома, – ничего не выражающим голосом произнес Петр Сергеевич и повернулся ко мне: – Ну, а теперь ты, рыцарь х. ев.

– Вы не имеете права меня оскорблять, – тихо промолвил я.

Иван прыснул от смеха.

Я поднялся на ноги. Волны лениво кружили наши лодки по кругу, то отдаляя, то вновь приближая друг к другу, словно в каком-то затейливом танце.

– Имею. Дочь, ты знаешь, с кем сегодня ты провела вечер?

Марина непонимающе посмотрела на отца:

– Ты… папа, ты о чем?

И тут Петр Сергеевич произнес фразу, которая сразила меня наповал. Которая намертво врезалась в мою память. Которая потом снилась мне каждую ночь.

– Это убийца. Этот парень убил своих приемных родителей.

Марина обмерла.

– Папа, – с трудом выговорила она. – Папа, этого не может быть.

Вторая капля упала на мою щеку, затем еще одна. Я вытер ее и лизнул.

Пресная.

Точно, будет дождь.

– …я же говорил, что проверю этого гаденыша. Вот и проверил. Мне только что из городского управления позвонили. Я сегодня отправил на него запрос…

Прокуренный голос отца Марины просачивался как в липком тумане.

– …Два дня назад его родителей нашли зарезанными в ванной. Есть свидетели, его видели на улице в крови. Этого психа объявили в розыск… а он сюда, к нам рванул…

Я поднял голову, наткнувшись на сверлящий взгляд Ивана. Он больше не улыбался, а хмуро разглядывал меня. Я подумал, что с точно таким же выражением наблюдают за полураздавленной змеей, которую переехал велосипед. Она еще пытается извиваться, яростно шипит, но ее круглые блестящие глазки уже тускнеют, а движения становятся все более слабыми и вялыми. Ее ядовитые зубы уже не страшны. А когда она сдохнет, ее обмякшее тело пнут, как дырявый шланг, и все.

– …я знал, что рано или поздно этим все закончится, – продолжал Петр Сергеевич. – Я всегда вижу людей насквозь.

Полил дождь. Я высунул язык, как собака, пытающаяся поймать снежинки. После этой долбаной «Улыбки» во рту остался стойкий привкус муската. Ненавижу вино.

– Витя, это правда?

В этом дрожащем, как огонек свечи, голосе было столько невыносимой муки, что мне захотелось выть. Выть, как попавший в капкан волк, задрав морду на луну.

Я посмотрел наверх. Все небо было затянуто вязко-серой пеленой. Ни луны, ни звезд.

Ни одной звездочки.

Что мне теперь делать?!

– Витя, – тихо позвала меня Марина, но я не решился взглянуть на нее. Что толку сейчас ей что-то объяснять? Пока здесь ее папаша и брательник, любые разговоры бесполезны. С таким же успехом можно было разговаривать с лодкой, воняющей тухлой рыбой.

Петр Сергеевич что-то негромко сказал Ивану, и спустя мгновенье я почувствовал, как меня повело вправо. Оглянувшись, я увидел, что отец Марины держится за борт моей лодки, в то время как Иван перепрыгнул ко мне.

В его руках бряцнули наручники.

– Протяни руки, урод, – приказал он, надвигаясь на меня.

Я покачал головой.

– Хочешь поговорить о красоте, Иван? – спросил я.

– Если ты не подчинишься, я прострелю тебе колено! – рявкнул Петр Сергеевич. – Быстро!

Наши взгляды пересеклись. Вероятно, то, что отец Марины увидел в моих глазах, ему не понравилось, так как он вытащил из-за ремня пистолет.

– Ваня! – крикнул он, но было уже поздно – я прыгал в их лодку.

Пронзительно закричала Марина, но ее крик заглушил мощнейший раскат грома. Казалось, небо, не выдержав, разверзлось, выпуская наружу самого дьявола. Обжигающим зигзагом сверкнула молния, на мгновенье ослепив меня.

Раздался выстрел, и мою руку кольнуло стальным жалом. Я навалился на мужчину, пытаясь выхватить из его руки пистолет.

– Витя, нет! – завизжала Марина. – Пожалуйста!! Перестаньте!!!

Ба-бах!

Я запоздало подумал, что пистолет вновь выстрелил. Интересно, куда улетела пуля?

– Сука, убью тебя, – прошипел Петр Сергеевич. Он плюнул мне в лицо. – Убью своими руками!

– Батя! – испуганно закричал где-то за спиной Иван. Судя по всему, после моего прыжка лодка по инерции отдрейфовала на пару метров в сторону, и он не успел перебраться к нам. – Батя, я щас!..

Левой рукой отец Марины ударил меня в лицо, и моя голова мотнулась в сторону. Во рту появился привкус крови.

– Отпусти ствол, – захрипел он.

Я наклонился к нему так близко, что наши лица почти соприкасались. От Петра Сергеевича несло перегаром, к которому добавлялась вонь табачного дыма.

«А еще от тебя пахнет страхом, козел», – подумал я и, зажмурившись, с силой ударил его лбом в нос. Раздался хруст, и он издал яростный вопль.

Перед глазами запрыгали искрящиеся зайчики, и я торопливо моргнул пару раз, прогоняя их.

Видя, что рука с пистолетом вновь поднимается, я ударил по ней ногой.

Третий выстрел.

Нагнувшись, я вырвал оружие из ослабевших пальцев своего несостоявшегося тестя.

– Вы и вправду были готовы убить меня? – проникновенным голосом спросил я. – Вам раньше приходилось убивать человека?

– Сука! – прорычал Петр Сергеевич, и я снова лягнул его ногой, метя в ребра. Он закашлялся, схватившись за живот.

Сзади раздался плеск. Оглянувшись, я увидел барахтающегося в воде Ивана. Очевидно, пытаясь перелезть в нашу лодку, он оступился и свалился за борт. Это неожиданно развеселило меня, и я тихо засмеялся.

Никчемные придурки. Что папаша, что его ублюдочный сынок.

– Как водичка? – осведомился я.

– Убью тебя, урод! – захлебываясь водой, прокричал Иван.

Я достал из кармана перочинный нож, выдвигая лезвие.

И когда рука полупьяного парня схватилась за борт, я полоснул по его пальцам. Завизжав, Иван мгновенно отпустил лодку, отплывая назад.

– Ты похож на собачку, – сказал я, улыбаясь. – Тяф-тяф!

Обернулся.

Хлюпая кровью из разбитого носа, Петр Сергеевич полз к Марине. Она почему-то лежала у самого носа лодки, смешно задрав левую ногу – как будто собиралась выпрыгнуть, но на полпути внезапно заснула.

– Дочка?! – ошеломленно спросил он, тряся ее словно куклу.

Я шагнул вперед и, наклонившись, точным движением вогнал ему нож в шею.

Петр Сергеевич вздрогнул и медленно повернулся на спину, оказавшись между ног Марины.

Мокрое платье моей возлюбленной наполовину скрыло его искаженное лицо.

– Бульк, – выдавил он. Изо рта побежала кровь – черная и блестящая, как тушь.

Дождь уже не просто лил, он хлестал, как из бочки. Из огромной, разбухшей, бездонной бочки.

За спиной вновь послышалась какая-то возня, и я раздраженно обернулся. Дрожа и стуча зубами от холода, на лодку вскарабкивался Иван.

– Парень, не надо, – забормотал он, машинально слизывая кровь с раненой руки. – Ты что творишь? Ты что творишь?!

Мой взгляд упал на весло. Резким движением вырвав его из уключин, я поднял его над головой.

– Эй, парень… ты что? Эй, ты что?! – заверещал Иван, закрывая голову руками.

– Хочешь поговорить, кто из нас урод? – прокричал я, обрушивая на него весло. Звук был такой, будто я ударил по дереву.

Он застонал и, шатаясь, сел на борт. Из раны на голове хлынула кровь.

– Не надо, – прошептал он.

Он что-то еще проговорил, но я ни черта не слышал из-за вновь прогремевшего грома. Ощущения были сродни взрывающимся бомбам, разве что дыма и пыли не хватало. Да мне, в общем-то, было чихать на то, что вещал никудышный брат Марины. Что может сказать этот лишнехромосомный, у которого в словарном запасе три с половиной слова?!

После второго удара руки Ивана повисли тряпками, и сам как-то скукожился, словно обгорелый башмак.

– Я тебе скажу, кто из нас урод, – пропыхтел я, снова замахиваясь веслом. – Из нас двоих только один урод. Но я точно знаю, что это не я.

Весло с гулким стуком опустилось на голову молодого человека. Раздался хруст – от удара треснула лопастная часть весла. Обмякшее тело Ивана, мгновенье балансировавшее на борту, опрокинулось за борт словно корзина с грязным бельем и стало быстро погружаться под воду.

– Поэтому урод – это ты. Понял! Понял, я спрашиваю?!! – провизжал я, брызгая слюной. Ударил несколько раз веслом по волнам, затем швырнул его в воду.

– Я не урод, – прошептал я. – Я нормальный. Это вы… вы все уроды. На целом свете одни уроды. Все, все, все… Кроме меня. Да, кроме меня, – бубнил я и, спохватившись, добавил: – Меня и Марины.

Я посмотрел на любимую.

– Марина?

Она молчала.

Ее отец ворочался на дне лодке, забрызгивая все вокруг кровью. Ему удалось вытащить из шеи нож, и теперь он пытался доползти до меня.

– Петр Сергеевич, перестаньте, – устало сказал я. Он вцепился в мою ногу, но я без труда освободился, выдернув ее из слабеющих пальцев мужчины.

– Ма… Ма, – прохрипел он. Кровь хлестала толчками из пронзенной шеи, и падающий стеной дождь тут же превращал ее в розовую воду. – Убил… Мари… Мариночку…

Он поднял бледное лицо. Даже в окружавшей нас мгле я видел застывший в его глазах ужас. Наверное, он понял, что умирает.

– Ты… ты…

Я присел на корточки и без труда вынул из его окровавленных пальцев нож.

– Что «я»? Что «я», Петр Сергеевич? – мягко спросил я. – Говорите. Я вас очень внимательно слушаю.

– Ты…

Всхлипнув, он протянул ко мне трясущуюся руку. Узловатые пальцы были растопырены, как громадные паучьи лапы.

И когда он схватил меня за футболку, я воткнул лезвие в его правый глаз.

Пальцы Петра Сергеевича сжались еще сильнее, а тело выгнулось дугой. Из пробитой глазницы выполз багровый кисель.

– Не хотите помириться со мной? – хрипло полюбопытствовал я. Сунул в его липкую дырку-глазницу указательный палец, подумав, что это очень похоже на теплую манную кашу.

Его ноги заелозили и, вытянувшись, застыли.

Я вынул палец и, брезгливо осмотрев его, долго держал под дождем, пока он не стал чистым.

Только после этого я почувствовал, как болит левая рука.

Старый козел все-таки ранил меня.

(Марина!)

Пожалуй, нужно плыть к берегу. Иначе…

(Марина!!!)

Я замер на месте, тупо глядя перед собой.

«Ты окончательно помешался, – хихикнуло существо, завозившись где-то под сердцем. – А говоришь – любишь ее…»

– Люблю, – не слишком уверенно проговорил я и медленно, словно проржавевший робот, развернулся.

Она лежала точно в такой же нелепой позе, неуклюже раздвинув ноги.

– Родная? – пролепетал я.

(Ма… Мариночку убил.)

Предсмертные слова Петра Сергеевича крючьями прорвали сознание.

Выстрелы.

Конечно, пока мы возились, пистолет несколько раз выстрелил…

Я кинулся к Марине. Опустившись перед любимой на четвереньки, я принялся осыпать поцелуями ее бледное, застывшее лицо.

– Милая, – шептал я. – Милая, открой глаза. Это я. Я рядом, милая.

Дрожащими пальцами я коснулся ее шеи. Казалось, целую вечность ничего не происходило, и мысли, одна кошмарнее другой, наползали друг на друга уродливыми рептилиями, пока я, наконец, не почувствовал слабый пульс.

О боже, она жива!

Жива, хоть и без сознания.

С величайшей осторожностью я принялся ощупывать ее тело и после нескольких минут наткнулся на огнестрельную рану в правом плече. Похоже, пуля прошла навылет.

Я в растерянности оглянулся. Вокруг сплошная завеса дождя, который, похоже, и не думал прекращаться. Волны качали лодку, как перышко, и я всерьез опасался, что еще немного, и нас попросту перевернет. Что я тогда буду делать?!

Моей лодки нигде не было видно. Если я хотя бы знал, где она, то мог бы доплыть и забрать второе весло.

Черт!

Теперь я проклинал себя за то, что выбросил весло в море.

Наконец-то до меня начал доходить весь ужас происходящего, и страх перед будущим сковал все мои мышцы, превращая бегущую по жилам и сосудам кровь в алые хрусталики льда.

Мы одни в открытом море.

У меня только одно весло.

Марина ранена. Я тоже ранен.

Я посмотрел наверх. Было бы глупо рассчитывать, чтобы луна, моя верная подруга и советчица, выглянула из-за этого свинцово-серого ада, стреляющего обжигающими молниями.

Затем я перевел взор на Петра Сергеевича.

Когда Марина придет в себя, она не должна ничего знать.

Кряхтя от напряжения, я принялся подтаскивать труп к борту. Перед глазами все плыло и раздваивалось, кровотечение в простреленной руке усилилось, но в конце концов мне удалось сбросить с лодки этот мешок с дерьмом.

После этого я снял с себя майку и, сложив ее наподобие салфетки, прижал рану в плече любимой. Придерживая импровизированный «тампон» рукой, я, словно верный пес, устроился на днище лодки, возле ног Марины.

Сейчас это все, что я мог для нее сделать.

Дождь постепенно стихал, но лодку продолжало раскачивать, и на мое лицо то и дело падали соленые брызги.

«Вы умрете», – зашептал внутренний голос.

– Наверное, – разлепил я губы.

«Не наверное, а точно, – настаивала тварь. – У вас нет воды. Вы ранены. Вам нужен врач. А вас несет в открытое море».

– Плевать. Доживем до утра, – сонно пробормотал я.

«А еще ты убийца. Если тебя поймают, то тебя упекут в тюрьму, – захихикало существо. – И ты никогда не увидишь свою Марину».

– Пошел на хрен, – прошелестел я.

Голос еще что-то нудно бубнил, но я закрыл глаза.

Я рядом с любимой, и больше мне ничего не надо.

По крайней мере, сейчас.

Я разлепил глаза, когда горизонт окрасился золотистыми лучами просыпающегося солнца. Поднял голову, взглянув на Марину. Ее лицо было бледным и осунувшимся, а дыхание с прерывистым хрипом вырывалось изо рта.

Я сел, оглядываясь по сторонам.

Вода. Кругом одна вода.

Бескрайнее море, куда ни посмотри.

С моих губ сорвался протяжный стон. Куда плыть? В какой стороне берег?!

Я придвинулся к оставшемуся веслу, раздумывая. Пока я решал, куда плыть, слева что-то тихо булькнуло, и я, встрепенувшись, повернулся на звук. Пальцы сжали весло с такой силой, что из затянувшейся раны на руке вновь заструилась кровь.

В воде, буквально в десятке метров от нас, был человек. Его неподвижное разбухше-фиолетовое тело лениво покачивалось на волнах, и я почувствовал подкатывающую тошноту. Кто это?!

«Наверное, Петр Сергеевич, – зевнула тварь, которая, судя по всему, проснулась одновременно со мной. – Вот Марина обрадуется, когда его увидит, правда?»

– Заткнись, – процедил я.

Это не мог быть отец Марины. Просто потому, что он давно на дне, кормит рыб и крабов. Просто потому, что он был в одежде, когда я выбрасывал проклятого ублюдка за борт. Не волны же сорвали с него штаны и тельняшку?!

Да, это не Петр Сергеевич.

И не Иван.

Тогда кто это?!

Превозмогая выжигающую боль в раненой руке, я начал потихоньку грести, приближаясь к мертвецу. Несмотря на то, что мужчина лежал спиной вверх, что-то в нем мне показалось знакомым.

Я сглотнул подступивший липкий комок, разглядев на морщинистом предплечье трупа блеклую татуировку в виде волчьей пасти.

Нет.

Нет, нет, нет!

– Этого не может быть, – потрясенно произнес я, как загипнотизированный глядя на утопленника. В правой раздувшейся руке тот сжимал большой молоток, от ударного бойка которого расплывались струйки крови, тут же обесцвечиваясь.

«Вот вы и встретились».

– Нет!! – закричал я, отскакивая от весла, словно его лопастная часть пылала нестерпимым жаром, как раскаленная кочерга. – Ты умер!!!

Труп повернул голову, подмигнув мне.

Преисполненный ужаса вопль рвался наружу, но все, что я мог делать, – только глубоко и часто дышать, как после изнурительного марафона. Губы бессвязно шевелились, не издавая даже писка.

В воде был отец. Покрытый застарело-глубокими порезами, абсолютно голый, с молотком в руке. С тем самым молотком, которым он до смерти забил мою мать и чуть не убил меня.

Тяжело плюхая по воде опухшими руками, он поплыл ко мне.

– Куда же ты? – ухмыльнулся отец, видя, что я вновь кинулся к веслу, начиная судорожно грести назад. – Куда ты, сынок? Мы тогда так и не договорили…

Я остервенело греб, но в силу непреложных законов физики лодка бестолково крутилась на месте, и вскоре отец приблизился ко мне вплотную. Словно в кошмарном сне я видел, как его посиневшие руки по очереди цепляются за борт лодки. Вскоре из воды появилось его лицо – почерневше-отекшее, с выпученными, как у какого-нибудь насекомого, глазами. В желтых зубах был зажат молоток.

– Прифет, фынок, – не разжимая челюстей, сказал он, и я закричал…

…закричал так сильно, что поперхнулся, закашлявшись.

Я сел, испуганно озираясь по сторонам.

«Сон. Боже мой. Всего-навсего лишь гребаный сон».

Мой взгляд сфокусировался на Марине, которая, сгорбившись, сидела на противоположном конце лодки. В одной руке любимая держала свой мобильник, другой стискивала нож. Мой перочинный нож.

И его поблескивающее в лучах солнца лезвие, подрагивая, смотрело прямо на меня, словно хромированный язык механической кобры.

– Не приближайся ко мне, – дрожащим голосом проговорила она. Под глазами Марины темнели круги, глаза мерцали лихорадочно-болезненным блеском, и я понял, что она больна.

– Ты ранена, – сказал я, указывая на ее окровавленное плечо.

– Где мой отец? Где брат? – задала она вопрос, словно не слыша меня.

Я пожал плечами.

– Они уплыли.

– Ты врешь! – закричала Марина, и ножик в ее руке затрясся еще сильнее. – Папа никогда бы не оставил меня с тобой!

– Тогда почему он не забрал тебя? – спокойно поинтересовался я. – Поверь мне. Когда он выстрелил в тебя, он сказал – забирай эту шлюху. Мол, я не хочу больше знать ее. После этого он с твоим братом сели в нашу лодку и уплыли. А ты потеряла сознание.

– Нет.

Глаза Марины наполнились слезами.

– Нет, ты врешь.

Я вздохнул.

– К сожалению для тебя, я говорю правду.

– Папа был прав? – тихо спросила она, и я напрягся, моментально сообразив, что она имела в виду.

– Посмотри на меня, Витя. Ты убил их? Убил своих новых родителей? – свистящим шепотом спросила Марина, и я посмотрел ей в глаза. Громадные, темно-серые, они так пристально разглядывали меня, что я почувствовал себя беззащитным черепашонком, которого хищная птица, желая полакомиться, вырвала из панциря.

– Никогда я не делал ничего плохого своим родителям, – как можно спокойней ответил я. – Они дома, и с ними все в порядке.

– Я верю своему отцу, – покачала головой Марина. Очевидно, она устала держать руку в вытянутом положении и опустила ее.

Когда стальной змеиный язычок перестал на меня пялиться, я почувствовал себя намного уверенней.

– Он просто хотел окончательно нас рассорить, – промолвил я. – Вот и все объяснение.

– Это правда?

– Клянусь тебе. Клянусь своим сердцем, которое любит тебя.

Марина уставилась в телефон. По ее щеке скатилась слеза.

– Не работает, – всхлипнула она и подняла на меня изможденное, усталое лицо. – Он промок и не работает.

Я сунул руку в карман джинсов, но телефона там не обнаружил. Вероятно, выпал во время вчерашней потасовки. Я часто теряю телефоны, ничего с этим не поделаешь…

Стараясь не делать резких движений, я придвинулся ближе, и Марина заметила это.

– Ты не сделаешь мне больно? – с усилием проговорила она.

– Я люблю тебя больше всего на свете. Как я могу причинить тебе боль?

После этих слов слезы хлынули из глаз любимой, и я поспешил обнять ее.

– Господи… Господи, Витя… Что с нами будет? – рыдала она, уткнувшись лицом в мое плечо. – Почему так все вышло?! Почему?!!

Я осторожно гладил ее по слипшимся волосам, успокаивая.

– Мне… тяжело говорить, – шмыгая носом, сказала Марина. – Плечо болит так, что я не могу терпеть… О боже… мамочка…

Она снова заплакала.

– Нас скоро найдут, – сказал я, глядя на очистившееся небо. Визгливо крича, над головой пролетело несколько чаек.

«Найдут? – усмехнулось существо внутри меня. – Лучше бы не нашли. Потому что вас разлучат навеки. Наслаждайся этими минутами, парень».

А ведь эта гадина права, с удивлением отметил я.

«Значит, я буду растягивать эти минуты до тех пор, пока это будет возможно».

– Я хочу пить, – сказала Марина.

Я уныло выглянул за борт, словно рассчитывая там увидеть плавающие бутылки с минералкой.

– Я тоже хочу пить, малыш. Но эта вода нас не спасет. Впрочем, когда станет совсем невмоготу, придется пить из моря.

– Меня стошнит, – угрюмо произнесла она.

Я ничего не ответил, незаметным движением подобрав нож, который Марина положила на дно лодки. Несмотря на сильный ливень, вода, скопившаяся на днище, была бледно-розового цвета. Чья эта кровь? Моя, Петра Сергеевича? Или моего любимого котенка Марины?

Какая разница.

Главное, чтобы любимая больше не задавала неудобных вопросов.

– Ты можешь грести? – с надеждой спросила она, и я кивнул.

– А куда плыть, знаешь?

– Конечно, – ответил я, выдавив обнадеживающую улыбку. – Вон, гляди. Восход солнца был там. Значит, берег… ммм…

Я наморщил лоб, изображая глубокий мыслительный процесс. Потом, словно осененный догадкой, ткнул пальцем наугад:

– Берег там.

Казалось, Марина была удовлетворена моими умозаключениями и, как следствие, принятым решением. Она слишком ослабла, чтобы спорить и настаивать на чем-то другом.

Поразмыслив, что управлять лодкой веслом в уключине будет крайне неудобно, я вырвал его и встал на корму лодки.

– Постарайся поспать, – посоветовал я, про себя отдавая отчет, что мое пожелание звучит как минимум глупо. Это все равно что советовать молиться человеку, который принял смертельный яд.

– Я хочу домой, – бесцветным голосом произнесла Марина. – Если ты меня любишь, отвези меня домой.

– Все будет хорошо, солнышко.

Морщась от боли, она съежилась в комочек, словно ей было холодно. Хотя на самом деле было уже достаточно жарко, притом что утро только начиналось. И я даже боялся думать, как мы переживем сегодняшний день. Потому что настоящий обжигающе-изнурительный солнцепек не за горами, укрыться от которого попросту негде.

Я принялся грести, делая вид, что внимательно всматриваюсь в даль.

Пусть она считает, что мы плывем домой.