Корень зла

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Прошу прощения, месье, вы – владелец Гвадалона Артем Белинский?

Артем вздрогнул, повернул голову. От резкого движения вернулась тупая боль, в глазах потемнело. Он совсем забыл, что в такие скорбные дни лучше воздерживаться от резких движений…

Справа от ворот стоял угловатый японский джип. Фары и номерные знаки заляпаны грязью. Приоткрылась дверь, появился мужчина средних лет с непокрытой головой, короткой стрижкой и голубыми глазами. На губах играла застенчивая улыбка.

– Простите? – превозмогая чудовищную боль, пробормотал Артем. Похмелье просто разрывало.

– Вы владелец Гвадалона Артем Белинский? – повторил мужчина. Улыбка расцвела в открытую и доброжелательную. Но глаза оставались холодными. Смотрели пытливо. От страдающего художника не укрылось, как человек украдкой косился по сторонам. Он залез в карман ветровки, как будто собрался предъявить документы работнику дорожной полиции.

Раннее майское утро. Округа еще не проснулась. Холодный ветер с пролива Па-де-Кале теребил ершистый кустарник. Кудлатые тучи перебирались с севера на юг. Погода явно не весенняя. Повсюду черные скалы, пересеченные жилами минералов, меловые утесы, ни одной живой души. За спиной ворота, угрюмая глыба Гвадалона, будка для охраны, но там сплошное сонное царство – он убедился в этом минуту назад, когда выходил за ворота. И какого, спрашивается, дьявола его понесло в неизвестность в этот суровый рассветный час?

Незнакомец ждал ответа. Он смотрел выжидающе, явно не спеша предъявлять документы.

«Не стой тумбочкой, проснулась интуиция. Шелести извилинами. Быстро, в течение одной минуты, принимай правильное решение. Какой же ты Артем Белинский?»

– Какой же я Артем Белинский, месье? – удивился Артем, – вы с кем-то меня спутали. Я даже догадываюсь, с кем…

Добродушная улыбка растаяла. Человек пребывал в замешательстве. Он нахмурился. Видимо, извлекал из памяти фотографическое изображение объекта и сравнивал с данными сомнительного «оригинала». Поразмыслив, вынул руку из кармана.

– Вы уверены, месье, что вы не Артем Белинский?

– О месье, – разулыбался Артем, – мне ли этого не знать. Владелец Гвадалона Артем Белинский убыл из поместья вчера во второй половине дня. Он отправился в парижский музей Орсэ для ведения переговоров насчет экспонирования полотен Клода Шандемо и некоторых других шедевров французской живописи. А моя фамилия Фельдман – я являюсь его представителем в промышленно развитых государствах и, в некотором роде, импресарио…

«Чего это я несу?» – испугался Артем.

– И вы не знаете, когда вернется месье Белинский? – неуверенно спросил незнакомец.

– На днях, – пожал плечами Артем. – К сожалению, господин Белинский не всегда посвящает меня в свои планы. С кем имею честь, простите?

– О, моя фамилия Клавье, – прохладно улыбнулся незнакомец. – Он не знает меня, я просто хотел обговорить с ним одну проблему… Хорошо, месье, большое спасибо, я навещу Гвадалон в более подходящий час.

Он еще раз пытливо посмотрел Артему в глаза, при этом во взоре человека отразилось недоумение, сел за руль и завел мотор. В машине он был один. Затянутый узел в груди начал потихоньку расплетаться. Укололо в правом боку: это я, твоя единственная печень… Взявшись за бок, Артем угрюмо смотрел, как японский внедорожник тронулся с места, выехал на дорогу и через минуту скрылся в лабиринтах осадочных пород. «Разве в Японии есть внедороги?» – почему-то подумал Артем.

Ветер усилился. Резкий порыв ударил в спину, чуть не вытолкнув его на дорогу. Почему голубоглазый тип приехал сюда в такую рань? А может, всю ночь стоял у ворот? Нет, не может быть, охрана бы его прогнала. Странная история…

Он поспешно зашагал в поместье. Охранник по имени Эжен бессовестно храпел в своей «собачьей» будке, прикрывшись (от стыда, наверное) глянцевым журналом. Он сменил за пару месяцев всю прислугу в поместье – дворника, горничную, управляющего, охрану. Не хотелось, чтобы перед глазами постоянно стояли свидетели былой трагедии. Но как ему порой не хватало добросовестности прежних работников…

В закоулках первого этажа гудел пылесос. Горничная уже поднялась и приступила к своим обязанностям. Он укрылся в буфете, чтобы не смущать скромную девушку. Эти русские такие дикие. Припал к крану. Что за гадость он потреблял вчера? Липкое, слащавое, чудесного цвета тормозной жидкости, явно сваренное средневековым аптекарем. Ликер «Шартрез». Оприходовал всю бутылку, мама дорогая. Зачем? Это же не пойло, а лекарство, его не пьют, а принимают по каплям. Сложнейшая рецептура из сотни трав, плодов и кореньев с Альпийских гор. Только три монаха знают рецепт. А потом? Приехала на джипе Селин Шаветт, вразумляла, что ликеры подаются к кофе – в крайнем случае, к чаю, фруктовому десерту, пьются после сытного обеда, по закону Архимеда, чтобы в полной мере ощутить вкус божественного напитка. Но он не поверил. Куда потом исчезла оскорбленная Селин? Что он вытворял вчера вечером? Строил охрану, учил, как надо жить и нести службу, приставал к горничной, издевался над почтеннейшим мажордомом месье Калуа? Или не было ничего?

История с незнакомцем у ворот выдуло из головы, как табачный дым из автомобиля. Память, как всегда, ни к черту. Он выглянул из буфета, на цыпочках побежал к лестнице. Нужно суметь не свернуть себе шею, найти кровать, проспать до обеда, чтобы не было потом так мучительно больно…

До обеда он, в принципе, проспал, но боль не унялась и хороших новостей не прибавилось. Он проснулся от стука в дверь: стыдливого, вкрадчивого, но очень настойчивого. Такой манерой обладал месье Калуа – новый управляющий, которого он принял в позапрошлом месяце взамен выбывшего Огюста Шавра.

– Входите, Калуа, не стесняйтесь, надеюсь, дверь не заперта, – проворчал Артем, принимая сидячее положение, – и обрадуйте меня сообщением, что я вчера совершенно не напился.

Вошел управляющий – подтянутый, маленький, сухонький, с бескровным сухим лицом, поразительно похожим на лицо дожа Леонардо Лоредано со знаменитого полотна Джованни Беллини. Этот тип просто не умел улыбаться. Чувством юмора он обладал, а улыбаться не умел. Наверное, этим и подкупил, когда по объявлению о конкурсе на место управляющего прибыли сразу шестеро обитателей Шантуа с соответствующим опытом работы и демонстрировали Артему свои умения. Пару раз он пытался подловить нового работника, шутил – с его точки зрения, удачно, говорил о повышении зарплаты, о дополнительном выходном – бесполезно: на лице управляющего всегда присутствовало только одно выражение – надменное равнодушие.

– Вы вчера совершенно не напились, месье, – холодно сообщил управляющий, – вы были трезвы до безобразия. Но есть и плохая новость. Боюсь, что в замок прибыла полиция во главе с вашим любимым инспектором Шовиньи и настойчиво желает вас видеть.

– Да, вы правы, – вздохнул Артем, – от такого известия трудно залиться слезами тихого счастья. Как вы думаете, они не собираются меня арестовать?

– Сомневаюсь, месье, – подумав, сообщил управляющий, – у меня сложилось впечатление, что сегодня полиция вас арестовывать не намерена. Может быть, завтра. Или послезавтра. Но беседа с инспектором Шовиньи вам предстоит нелегкая, уж поверьте моей наблюдательности.

– Хорошо, Калуа, спасибо, сейчас спущусь, идите и скажите этим упырям, что я безмерно счастлив… – чертыхаясь, проклиная Фемиду, которая никак не хочет от него отвязаться, Артем принялся вылезать из холодной кровати.

– Где изволите принять посетителей, месье? – приосанился управляющий.

– В Розовой гостиной, – неприязненно покосился на него Артем.

– О месье, в нашем замке имеется Розовая гостиная?

– А разве нет?

– Насколько знаю, нет.

– Тогда в бильярдной.

– Вы хотите сказать, в условной бильярдной, ме…

– Именно, Калуа! – никакого сладу с этими работничками…

– Воля ваша, месье, пока вы будете одеваться и ликвидировать с лица последствия вчерашнего трезвого образа жизни, я сопровожу гостей в бильярдную. Но должен вам напомнить, что в той части замка еще не проводился ремонт, в бильярдной голые стены, два стула, никакого бильярда и… решетки на окнах.

– Отлично, – пробормотал Артем, – временно сделаем это помещение комнатой для допросов.

Приводить себя в порядок он не стал. Какие условности, когда приходят старые друзья? Как был, взъерошенный, больной, несчастный, озабоченный только тем, чтобы его оставили в покое, он спустился на первый этаж. В бильярдной, осторожно примостившись на двух шатающихся стульях, сидели двое. Инспектор Шовиньи за последние полтора месяца стал еще угрюмее и циничнее. Во всей его одежде, за исключением красных носков, преобладали серые тона. Второго полицейского Артем не знал: молодой, скуластый, с редкими волосами, одет с иголочки.

– Как славно, инспектор, что все хорошее возвращается, – буркнул Артем, присаживаясь на подоконник, – вы прекрасно выглядите. Неужели весна?

– Вы тоже превосходны, господин Белинский, – не удержался от угрюмой шпильки инспектор, – здоровеете, цветете. Сразу видно, что жизнь наполняется новым смыслом, становится духовно богаче, увлекательнее. Скажи, Александр, – обратился инспектор к молодому коллеге, – ведь, правда же, этот тип с похмелья здорово похож на придурка Майка Майерса?

– Не знаю, инспектор, – пожал плечами молодой коллега, – мне сложно судить. Я вижу господина Белинского впервые. Как знать, может, он и в трезвом виде такой же.

– Да нет, – оскалился Шовиньи, – я помню времена, когда он нравился неразборчивым женщинам. Не могу понять, что вы находите в бутылке, господин Белинский?

– Все краски мира, – буркнул Артем, – а еще водка шлаки в организме сжигает. Послушайте, инспектор, это, конечно, очень мило с вашей стороны, что вы нашли время…

– Вот видишь, Александр, до чего доводит безделье, – назидательно сказал инспектор. – За отчетный весенний период месье Белинский не нашел себе никакого занятия. О, благодатная Страна бездельников! – патетично воскликнул инспектор. – Где жареные куропатки влетают в рот всем желающим…

– Всемирное разделение труда, инспектор, – пожал плечами Артем, – одни работают, другие нет. Главное, найти свое место в жизни.

– Главное – его занять, – поправил молодой полицейский и, брезгливо поджав губы, посмотрел по сторонам.

– Да, это помещение не страдает избытком гламурности, – сдерживая смех, согласился Артем, – замок Гвадалон, в силу странностей моего характера, ремонтируется сверху. Для вашей же пользы, господа полицейские – чтобы не засиживались.

Инспектор возмущенно крякнул. Его коллега стал покрываться пунцовыми пятнами.

– Хорошо, господин Белинский, перейдем к делу, – процедил инспектор и извлек из внутреннего кармана плаща несколько фотоснимков. – Кстати, познакомьтесь, – он небрежно кивнул на своего коллегу, – наш новый работник. Сержант следственного отдела управления полиции Шантуа. Недавно прибыл из провинции…

Последнее слово рассмешило всех, даже горничную «компакт-класса» (очень маленькую Аннет), которая собралась зайти в бильярдную со своим пылесосом (интересно, зачем?), но, увидев такое высокое собрание, быстренько ретировалась.

– Дюма, – помедлив, сказал инспектор, – Александр Дюма.

– Читал, – удивился Артем.

– Нашего сержанта зовут Александр Дюма, – терпеливо пояснил Шовиньи, а сержант при этом стал красный как вареный рак. – Какие странности, месье? Он вырос в семье адвоката Жореса Дюма, и у отца хватило юмора и наглости назвать сына Александром.

– У вас большое будущее, сержант, – заметил Артем, из последних сил сдерживая смех. – Но при чем здесь полиция? Для полицейских существуют и более подходящие имена. Например, инспектор Шовиньи…

Инспектор крякнул.

– Да, наш Александр уже пописывает новеллы. Криминального, так сказать, свойства. И знаете, месье, их отдельными местами можно читать…

– Не пора ли переходить к делу, инспектор? – раздраженно перебил Александр Дюма.

– Спокойно, Александр, – сказал Шовиньи, – сейчас господину Белинскому станет не до смеха. Посмотрите, пожалуйста, фотографии, господин Белинский. Вы узнаете изображенного на них?

В следующий миг ему действительно стало не до смеха. Все четыре фото в разных ракурсах изображали одного и того же человека. Мужчина средних лет, короткие волосы, голубые глаза, лицо из тех, что плохо запоминаются (но Артему оно запомнилось). Человек был мертв. Будучи живым, он, вероятно, собирался выйти из джипа, припаркованного у аптеки на улице Вогез (о чем извещали вывеска на аптеке и табличка на здании). В этот момент его и настигла ирония судьбы. Первая сразила в сердце, вторая была контрольной – точно по лбу. Ноги несчастного покоились в салоне, голова лежала на бордюре. Несколько часов назад этот человек сидел в своем джипе у ворот поместья Гвадалон и настойчиво хотел видеть господина Белинского.

Он выдал свои чувства непроизвольной судорогой лицевых мышц. Полицейские радостно переглянулись.

– И что? – сглотнул Артем.

– Вы знаете этого человека? – мягко спросил Александр Дюма.

– Не имею чести, – Артем покачал головой.

– Не врите, – разозлился инспектор, – я вижу по вашим глазам, что вы его знаете! Почему вы всегда врете, месье Белинский? Все наши беседы вы начинаете с вранья! Им же их и завершаете!

– Натура такая, – пробормотал Артем, – тонкая, чувствительная и очень противоречивая. Уговорили, инспектор, сегодня врать не буду. Я не знаю этого человека, – он сделал предупредительный жест, когда инспектор собрался схватить его за горло. – Спокойно, инспектор, с этих аварийных стульев следует вставать медленно, иначе можно оконфузиться. Чистая правда, я не знаю этого господина. Но я его сегодня видел, – и он со всей искренностью, не приврав ни слова, поведал об утреннем происшествии.

Несколько минут в «бильярдной» царило молчание. Полицейские неприязненно созерцали честное лицо художника.

– Ну, допустим, – неохотно выдавил Шовиньи, – не понимаю, зачем вам врать. Тело обнаружено в девять утра, когда хозяйка аптеки госпожа Шалинь открыла свое заведение. Дверь машины была распахнута с правой стороны, тело лежало так, что прохожие с улицы его не видели. В отличие от госпожи аптекарши, которую от такой находки чуть не разбил паралич. Бедная женщина так и не успела снять свои жалюзи. Стреляли из подворотни напротив. Пули двенадцатого калибра, мгновенная смерть…

Инспектор удрученно покачал головой, как бы сетуя, до чего распоясалась преступность.

– У меня алиби, – быстро сказал Артем. – Это вы о чем? – удивился сержант.

– О пользе пьянства, – отозвался Артем, – и тяжелого беспробудного сна. Понимаю, что меня очень сложно обвинить в убийстве, но разве для полиции существует что-то невозможное?

– У вас были причины его убить? – полюбопытствовал инспектор.

– Ни единой. Ладно, инспектор, давайте перестанем кривляться. Сегодня утром мне было тяжело и гадко. Ума не приложу, почему меня вынесло за ворота. Этот человек мне сразу не понравился, и я решил ему приврать. Назовите это интуицией, предчувствием, глупостью – как хотите.

– Странно, что он вас не узнал, – пожал плечами сержант, – на теле покойного обнаружено ваше цветное фото, пистолет «браунинг» девятого калибра с глушителем и крупная сумма денег – восемь тысяч евро. Возможно, задаток.

– Вы хотите сказать… – слова застряли в горле.

– Этот тип приехал, чтобы вас убить, – кивнул сержант. – Наемный убийца. Sicario. Это по-испански, гм… Имеет паспорт на имя Оливье Варнера, уроженца и резидента города Вилль, что в окрестностях города Бреста, область Нормандия. Подлинная личность данного человека в данный момент уточняется.

– О боги… – Артем схватился за голову. Полицейские переглянулись.

– И все же странно, что он вас не узнал, – сказал сержант.

– Ничего странного, – возразил инспектор, – господина Белинского спасло пьянство. Его и сейчас невозможно узнать. А каково было шесть часов назад? И это при том, что на фото месье Белинский запечатлен в тот момент, когда он еще считался приличным человеком. Разные люди, Александр.

– Возможно, инспектор, – допустил сержант, – и все же странная история. Допустим, перечисленные вещи покойному просто подбросили. Но лично я не верю – убийце пришлось бы вылезти из подворотни и попасться кому-нибудь на глаза. Да и сложно как-то…

– Не будем усложнять, – согласился Шовиньи. – Странно, господин Белинский: наемный убийца прикончил наемного убийцу. Не возражаете? Почерк преступления выдает профессионала.

– Позвольте не согласиться, инспектор, – возразил сержант, – профессиональный убийца и наемный убийца – не всегда одно и то же. Но то что у господина Белинского появился анонимный ангел-хранитель – можно не сомневаться. Некий господин… – сержант помедлил, – или госпожа обрели информацию, что по душу владельца Гвадалона прибыл злой демон, и быстро от него избавились.

– Не надо так смотреть, господа полицейские, – рассердился Артем, – дырку протрете. Я действительно не понимаю, что происходит. Разбирайтесь, если хотите. Не исключаю отзвук событий, имевших место в Гвадалоне полтора месяца назад. Ищите убийцу, он вам все объяснит.

– Будем искать, – вздохнул инспектор. – Кстати, месье, где ваши друзья из России? Помнится, они имели отношение к обеспечению безопасности вашей картинной галереи?

– В России, – махнул рукой Артем. – Уехали две недели назад, что легко проверяется. Вместо них работают сотрудники охранного бюро «Давид». Не там копаете, инспектор.

– «Давид»? – удивился Шовиньи. – А ведь раньше на вас работала охранная фирма «Голиаф».

Полицейские рассмеялись.

– Рад, что вы знакомы с древними мифами, – проворчал Артем. – Давид прикончил Голиафа, и в современной жизни мы наблюдаем полное соответствие. Еще вопросы, господа? Или желаете выпить?

– Рисковый вы парень, месье, – покачал головой инспектор, – и невезучий, по всему видать. Со всех концов к вам летят кирпичи и отравленные стрелы. А еще храбритесь.

– У нас в России таких называют суперсаперами, инспектор, – ухмыльнулся Артем. – Это те саперы, которые на ошибках учатся.

Французская весна тянулась со скоростью российского сухогруза. Арестовали убийцу, повинного в смерти восьми человек. Картина Рубенса «Снятие с креста» перекочевала в скромный музей города Шартарена, отчего тот сразу возгордился и перестал быть скромным. Павел Фельдман и сотрудники детективного агентства «Арчи Гудвин», Федор Каварзин и Изабелла Виннер, наладили охрану картинной галереи, жили в замке, занимая отдельное крыло. Тянули деньги с работодателя. Неторопливый роман с очаровательной Селин Шаветт. Неторопливые поездки – Париж, Марсель, весенняя Ницца. Размеренная жизнь, содержательная пища трижды в день под чутким оком кухарки Саманты. Работать не хотелось совершенно – ни писать, ни администрировать, ни оборудовать галерею на вкус и цвет. Утратил он охоту к творчеству. «Затянуло мещанское болото, ох, затянуло», – посматривая на округлившийся живот работодателя, укоряла Изабелла. «Сложилась жизнь у дорогого россиянина, – вторил Изабелле вечно недовольный Федор, – из грязи в князи, понимаешь ли…» – «Не сложилась, а удалась, – шутил в ответ Артем, – сложилась – это когда тебя уважают. А удалась, когда самому нравится».

В середине апреля, по убедительной просьбе городского собрания Шантуа, он открыл картинную галерею для посетителей. Теперь трижды в неделю – по понедельникам, средам и пятницам – в замок тянулись любители искусства. Бродили по залам, глазели на французскую живопись, активно игнорируя таблички «Посторонним не входить» и «Руками не трогать». Пускали посторонних, слава богу, не в сам замок, а только в западное крыло. И вход для них был отдельный. Пока ценители наслаждались искусством, на верхнем этаже велись ремонтные работы. Подрядная команда на семьдесят процентов состояла из «гастарбайтеров». Гремучая смесь: арабы, молдаване, турки, алжирцы. Но дисциплина держалась, как в римском легионе. Второй этаж менялся на глазах. Иногда Артем бродил по ремонтируемым помещениям, спотыкаясь о строительные предметы, и раздавал ценные указания. Он много знал о строительном деле, например, что шуруп, забитый молотком, держит гораздо крепче, чем гвоздь, закрученный отверткой. И если в розетке поменять «плюс» и «минус», то лампочка немедленно начнет вырабатывать темноту и холод…

Спокойствие казалось непривычным, обманчивым. Он так отвык от размеренного спокойствия. Он наслаждался им, пил по капле, не замечая, что спокойствие потихоньку раздражает всех вокруг.

Недовольство зрело и в один прекрасный день прорвалось.

– Прости, Артем, – сказал погрустневший Павел Фельдман, – ты – в своей тарелке, мы – нет. Изабелла с Федором рвутся в Россию. Им нужно развеяться на родных просторах. Мне тоже надо, знаешь ли… отлучиться ненадолго, – Павел замялся, что было для него абсолютно нехарактерно.

– Топайте, – пожал плечами Артем, – вас никто не держит. Агентство «Давид» спит и видит, как бы взять под охрану мою галерею.

– Мы вернемся, – Павел покраснел. – Знаешь, мне тут Эльвира позвонила… Она была не уверена, а потом не знала, как мне сообщить. В общем, – Павел сокрушенно вздохнул, – я скоро стану папой.

– А что, Бенедикт XVI приболел? – машинально откликнулся Артем и осекся.

– Ты очень сообразительный, – горько усмехнулся Фельдман. – Залетел я на старости лет. Ума не приложу, печалиться или радоваться. Честно говоря, мы с Эльвирой собирались разводиться. А теперь получается, что я еще не сполна отдал супружеский долг. Зато с тещей наладились прекрасные отношения.

Он не стал говорить, что теплые отношения с тещей прямо пропорциональны квадрату рас стояния до нее. С приближением к родному дому отношения остывают. А вообще-то, Фельдман-отец – это чертовски интересно. Будущее обещает грандиозный спектакль.

– Терпи, друг, – похлопал он приятеля по плечу, – и будет тебе AMOR.

Они уехали пятнадцатого мая, получив от Артема положенный за полтора месяца «расчет» (за вычетом многочисленных авансов).

– Держись, приятель, – пожал на прощание руку Фельдман, – понимаю, как тяжело на чужбине бедному российскому миллионеру, но в общем… держись.

– До встречи, Артем, – обняла его, смахнув слезу, Изабелла, – мне будет тебя не хватать.

– Да нормально ему тут будет, – обвел Федор ухмыляющимся взором частично обновленное пространство. – Жуть, как говорится, стала лучше, жуть стала веселей…

С той поры он стал частенько прикладываться к бутылке. Селин Шаветт могла наносить визиты не чаще трех раз в неделю (всплыла больная мама, ребенок от беглого мужа пяти неполных лет) – в эти дни он не пил, по крайней мере, не увлекался, а вот в другие… И вообще, плотность любви на единицу веса стала снижаться. И снова он не понимал, что такое происходит. Что он хочет от жизни? Погряз в исканиях? Куда там – он просто ничего не хочет. Много ли ему нужно из того, что не нужно? И вот в один из последних дней мая он напился в присутствии Селин, да еще этот случай с наемным убийцей…

Он бродил по замку неприкаянной тенью («Дрожжей наелся», – непременно схохмила бы Изабелла). Сегодня воскресенье – в замке ни строителей, ни посетителей галереи. Год безумной жизни оживал перед глазами. Роковая поездка в Нидерланды, где ему в руки попалось «Торжество истины» Питера Брейгеля, впитавшее зло и пролежавшее под землей несколько столетий. С него и стартовала свистопляска. Беготня по Амстердаму, мощная сатанинская организация, их оппоненты из Вестфальского тайного судилища и лично господина Ангерлинка, который после уничтожения опасного шедевра положил глаз на молодого удачливого россиянина. Беготня по земному шару за коллекцией божков африканского племени умбара, кои каждый по себе сеют зло и несчастье, а вместе приносят добро и процветание всем жителям отдельно взятого земного шара. Смерть Ангерлинка, нервотрепка, в которую вылилось обладание бесценной коллекцией. Своевременное появление господина Гергерта, предложившего обменять божков на «прекрасный» замок во Франции, который не просто так – груда старого камня, но и вместилище классической французской живописи. Сделка оказалась с подвохом: вакханалия вокруг поместья Гвадалон, горы трупов, и все благодаря фламандскому живописцу средней руки Клоду Шандемо, выкравшему по младости лет у великого Рубенса одно из его творений…

И Артем Белинский, обретающий в каждой схватке клок седых волос, но непременно выходящий сухим из воды. И что характерно – богатым.

Памятуя о конфузе прошлой ночи, он решил воздержаться от градуса. Селин Шаветт вошла в его комнату, когда он плавал в полудреме, размышляя о том, что пора согласиться с Кораном: земной мир – это лишь иллюзия мира подлинного, сокрытого от глаз смертных. За окном серебрились сумерки. Она приблизилась к нему, статная, ухоженная, невыносимо сексуальная. Он протянул к ней руки: о, оставь одежды всякая сюда входящая…