Дорогие мои земляки

Поездка в город

Мартыниха проснулась рано, встала, пошла проведала корову, кур, солнце только поднималось, в саду громко чирикали воробьи. Кот весь мокрый от росы с разорванным ухом пробирался вдоль забора домой. Бабка погрозила ему-ух ты блудник, мышей полон дом, а он только ест да спит весь день, а ночью его и с собаками не сыщешь. Кот устало поглядел на нее как-бы говоря, эх бабуля, как будто ты не была молодой.

Вернувшись в дом стала собирать сумку, к обеду должен был приехать зять, забрать ее, у младшей дочки родился внук, поэтому старушка так рано засобиралась. На глаза попался крестик, завернула его в платочек, надо сказать дочке, чтобы обязательно покрестила правнука, внучка молода еще, ветер в голове, хотя уже год замужем.

На веранде скрипнула дверь, бабка подняла голову, на кухню на цыпочках пробирался внук Валерка, увидев ее спросил, чего не спишь? В город поеду, собираюсь вот. Родители его жили через дорогу, но он предпочитал жить у нее. Есть хочу бабуля, сил нет, торопил внук. Знаю ужо, не торопи, заворчала старушка, открывая холодильник, опять всю ночь прошастался, а днем на работу. Какая работа, воскресенье, спать будем, зевая сказал внук. Поди с Надькой гулял, с ней сказал внук пододвигая тарелку. Как ни странно, между ней и Валеркой тайн не было, она знала всех его друзей и подружек. Ты уж смотри, не вздумай баловать с ней, долго-ли до греха, ей наверное еще и семнадцати нет. Не боись, бурчал внук с набитым ртом, здесь полный порядок, да и не такая она чтобы лишнее позволить. Знаю я этих девок нонешних, ум есть пока солнышко светит, а вечером, когда на свиданку бегут, дома его забывают. Акселерация, пояснял Валерка, я те дам кселерация, ответила старушка, соседке Варьке восемнадцать всего, а уже вторым ходит, где отец у этих кселератов, собаками не сыщешь.

Поев, Валерка отправился спать, а старушка продолжила собираться. Пришла Валеркина мать, спросила-надолго загостюешь? Ой не знаю, боюсь даже ехать, ты уж тут за домом приглядывай, я ведь ни разу далеко не уезжала, сама знаешь.

Зять приехал к обеду, шумный, разговорчивый, собирайся мать, поедем в город цывилизовываться. Охая и крестясь Мартыниха села в машину, помахала рукой через стекло. Всю дорогу смотрела по сторонам, ахала, удивлялась как ребенок. Ты что мать, на самом деле не выезжала из своей деревни? Ни разу сынок, всю жизнь живу в селе, уж так получилось. В город приехали к вечеру, уличный шум, движение поразили ее, господи шептала, как они не глохнут в этом содоме. На лифте поднялись поднялись на шестой этаж. Дочка встретила мать целуя, говоря, что наконец то приехала наша бабуля посмотреть как мы живем. А внучка где живет, спросила присаживаясь? Квартира у них кооперативная, вместе со сватом купили, отдельно живут.

Поужинав, старушка стала осматривать квартиру. Дочь показала ванну, туалет, объяснила как ими пользоваться. Господи, про себя подумала Мартыниха, как это в доме отхожее место, здесь едят и здесь же до ветру ходят. Да иначе и нельзя, не поставишь ведь на улице каждой семье туалет. Осторожно двигаясь по квартире рассматривала ковры, сервант с хрусталем, мебель. Чистота какая и плюнуть негде, прости господи. Вышла на лоджию, светящийся город поразил ее, ровно пчелы в ячейки забрались, одинаково живут, а как же иначе. С опаской поглядела вниз, страх-то какой на вышине жить.

Спала бабка на диване в зале, всю ночь прислушивалась к шуму машин, другим звукам ночного города, задремала только под утро. Разбудил тот же шум машин, тихонько встала пошла в туалет, вернулась расстроенная и снова прилегла. Дочь проснулась около восьми, поставила чайник, вошла в зал. Что с тобой спросила, взглянув на изменившееся лицо матери, заболела что-ли? Погодь, пусть муж на работу уйдет, потом скажу.

Ну что с тобой спросила, когда муж позавтракав, уехал на работу. Ох доченька говорить-то не знаю как, смех и грех, не могу никак в туалет сходить, веди меня на улицу. Да куда же я тебя поведу, город кругом, но тут же вспомнила, погоди, здесь рядом дом строится, там кажется на улице туалет есть.

Вернулась старушка повеселевшая, дочь смеясь приказывала, ты давай привыкай к городским условиям, на улицу мы с тобой не набегаемся. Да уж буду стараться отвечала Мартыниха, деваться некуда.

Весь день просидела в квартире, смотрела телевизор, помогала дочери. Вечером приехал муж внучки Санька. Ты что бабуля весь день дома? Собирайся, сегодня у нас будет культурно-развлекательная программа, поедем в ресторан, насколько я знаю ты не посещала подобные заведения. Что ты внучек, никуда я не поеду, старая я и одежа на мне не та что надобно. Успокойся, туда ходят люди разных возрастов, постарше тебя бывают, а одежей твоей, как ты говоришь, никого не удивишь. Там народ бывает в таких нарядах что, ну вобщем сама увидишь. В машине спросила-когда за ребенком в роддом поедешь? Дня через три должны выписать.

Подъехали к ресторану, старушка боязливо поглядывала по сторонам, держась за Санькину руку. Официант с любопытством поглядывая на живописную гостью ресторана, спросил что будете пить? Что ты сынок, не пью я вина. Значит так, сказал Санька, я за рулем, а бабуле принеси коктейль, в нем градусов почти нет, как раз для тебя. Старушка не стала спорить, смирилась с Санькиным гостеприимством.

Зал постепенно наполнялся народом, на столах появлялись салаты, водка, коньяки. Внучек, а чего на стол хорошую еду не ставят, водку салатами закусывают, травой можно сказать. Горячее принесут позже, так положено. А если они уже пьяными сделаются, тогда хоть чем их корми, не протрезвеют. Бабуля, здесь не свадьба, по команде не пьют, каждый пьет и ест по своему здоровью и карману.

Принесли коктейль, из фужера как и положено выглядывала соломинка. Коктейль нужно пить через соломинку, подсказал Санька, видя как неуверенно старушка смотрит на фужер. Через солому не буду, нехорошо это, а через край попробую, согрешу уж. Тихонько перекрестившись, храбро отпила и тут же хотела выплюнуть под стол, но перетерпела, проглотила. Господи, из чего же сделана эта коктейля, моргая слезами, спросила старушка, ну чисто Нюркин самогон. Она в него разные травы и ягоды добавляет, чтобы дух сивушный отбить. А этот еще запашистей, но по крепости слабый. Санька хохотал, откинувшись на спинку стула.

К потолку поднимались дымные облака, музыканты вышли на сцену, долго настраивали инструменты, потом заиграли. Принесли горячее, смотри внучек, как мало на тарелки кладут. А если мужик здоровый за стол сядет, он же голодный уйдет. Здесь все продумано бабуля, хорошо накор-мишь, долго трезвые будут гости, да и прибыль должна быть постоянной.

Глянь-ка внучек, зашептала старушка, украдкой показывая на одну из девиц, как она ловко курит и следом пьет, ну чисто как наш деревенский пьянчужка Егорка. Он возьмет бутылку красного вина, папироску в зубы и пьет и курит вместе, чтобы сильнее забрало. Скучающая девица потягивала коньяк, глубоко затягиваясь следом. Бабка заворожено глядела на нее, губы ее шептали, в войну бабы с горя курили, а сейчас с чего? Ну ладно, эта в теле, а вон та в углу, грудей не видно, кожа да кости, а курит и пьет не меньше этой. Не обращай внимания бабуля, таких здесь полно, лучше музыку слушай.

Певица придушенным голосом, на непонятном языке, что-то кричала в микрофон. Что она все по заграничному поет, когда наши песни петь будет? Пока народ трезвый, здесь западные песни исполняют, а когда народ поддаст, начнут наши петь. А чего так, допытывалась старушка? Да как тебе сказать, зов предков что-ли.

Когда большинство закраснело лицами, началось самое веселье. Бабка удивленно смотрела как седые и крашеные, в солидных годах мужчины и женщины отплясывали нечто среднее между русской плясовой и ламбадой. Тряся громадными задами, махая руками, толпа колыхалась, пела, орала, свистела. Внучек, а чего они так разгулялись, праздника вроде никакого нет, именин вроде не видно. Отдыхают люди после трудового дня, оттягиваются. Ох что-то не видно по ним, что за день наломались они возле станка или на стройке. Да и с похмелья завтра какая работа, ежели так гулять каждый день. Бабуля, тебе бы следопытом работать или в полиции нравов, все ресторации позакрывала бы.

Санечка, я вон на тех двух девушек давно гляжу, они все промеж столов ходят, с мужчинами разговаривают. Пить вроде не пьют и не едят ничего, наверное денег у них нет, а зачем сюда пришли? Одежи на них совсем мало, учительши наверное, раз такая одежа бедная. Санька глянул на девиц, как-то странно заулыбался, точно бабуля, преподают они, на дому уроки дают, уроки правда дорого стоят.

Поехали внучек домой, грешно мне здесь сидеть, гляди вон бабы с мужиками на людях обнимаются, а мужики эти видно чужие. Несовременный ты бабуля человек, продукт сталинской эпохи, смеялся Санька подзывая официанта. Рассчитавшись, посмотрел на удивленное лицо старушки, ой Саня, что-то много уплатил ты, обманул тебя этот мордатый, мы ведь совсем мало ели. Милая моя бабушка, здесь не колхозная столовая, а ресторан, а за удовольствие надо платить. Какие такие здесь удовольствия возмутилась старушка, дым столбом, музыка гремит, шум, крики, у меня голова гудом гудит. Ладно была бы свадьба или еще какая гулянка, а как можно отдыхать, как ты говоришь в этом содоме.

Дома бабка долго нюхала кофту, шептала молитвы и корила себя за прогрешения. Пропахла-то как табачищем, вином и еще чем не могу понять, не людской дух, чижолый.

Правнука забирали из роддома через три дня, Мартыниха не собиралась, но Санька заехал и заставил собираться. В машине кроме детских вещей лежали цветы, бутылка шампанского, коробка конфет. Что, в больнице надо пить, спросила старушка. Нет, это я медсестрам подарок везу. В душе она была не против конфет, а вот вино ей было не по душе. В роддоме недовольная заспанная медсестра, взглянув на шампанское, недовольно пробурчала, что люди уже давно коньяк привозят. Чего она недовольная не поняла старушка, она ведь получку за работу получает, да и нехорошо вино брать за детей. Да ладно бабуля, не возмущайся, событие все-таки радостное. Вышла внучка с ребенком, увидела старушку, обрадовалась, возьми ребенка приказала Саньке медсестра, чего истуканом стоишь.

Через несколько дней дочь Мария затеялась созвать близких друзей и знакомых, как сказал зять для обмытия первого внука. Мартыниха активно помогала дочери в приготовлении праздничного стола. Ворчала, что дух у пирогов не тот, да и откуда ему быть, если все готовится на газу или на электричестве.

Гости собрались к обеду, старушку посадили за стол, поздравили с первым правнуком. Ели и пили долго и много, старушка все ждала когда запоют или спляшут. Но гости говорили о вещах, работе, машинах, деньгах начальниках. Странные какие, будто не на гулянке сидят, а на собрании. Не утерпев, спросила у сидящего рядом мужчины-чего это вы такие скучные, пить пьете, а не веселитесь, может вы все партейные? Мужчина, улыбнувшись, сказал-бабуля, мы уже в такую партию вступили, члены которой должны пить водку дома под одеялом и там же считать деньги. Боюсь, что мы и собираться скоро не будем, он выпил рюмку водки и не закусывая ушел на балкон.

Вечером, помогая дочке убрать посуду, сказала что пора ехать домой, загостилась. Мария пыталась еще оставить мать погостить, но та просила отвезти ее домой.

Вечером следующего дня сидя на лавочке возле дома, вдыхала чистый деревенский воздух. Ну как там в городе, спрашивали соседки старушку. Ох милые, согрешила я там, в ресторане была, коктейль пила.

Свет в окне

Давно он там поселился, больше двадцати лет уже прошло. Местные поначалу долго судачили, чего он один кукует, чего себе жизнь ломает, шел бы к людям и жил как все. Мужики толковали, как он без бабы обходится, парень здоровый, около двух метров ростом, силищи как у бугая, в самом соку можно сказать. Другие хихикали, а может он не такой как все, таких сейчас много развелось. Не выдумывай дурак, я с ним в бане часто мылся, когда он ещё в армию не ушел, нормальный он, тут что-то другое. Пенсионер Ильич, учитель по литературе тоже подначивал, смотри, новоявленный отец Сергий явился, скрывается скорее всего от кого-то, времена сейчас сами видите какие.

Разговоры эти шли о местном парне по имени Виктор, родившийся и выросший в этом селе. Отец у него был егерь, гроза местных и заезжих браконьеров, мать в детском садике работала, семья самая обыкновенная, всё у них было как у большинства соседей. Пришёл срок и призвали его в армию, отгуляли как и положено проводы, поехал парень служить.

Прошло какое-то время и люди стали замечать как потемнела лицом мать, как бережно и трепетно брала из рук почтальона редкие письма от сына, бежала в дом на ходу открывая и читая. Особенно не удивлялись, единственный сын на два года уехал из дома, будешь конечно ждать и волноваться.

Беда пришла когда отслужил Виктор почти год, отца Убили браконьеры или бандиты. Милиция пыталась искать убийц да всё понапрасну, ещё и времена наступили те самые смутные, горбачевская перестройка заканчивалась. Мать после похорон всего неделю прожила, сердце не выдержало утрату, рядом и похоронили. Соседи пытались Виктора из армии вызвать, в военкомат ездили, просили. Хмурый военком через неделю сказал, не получится ничего, далеко он служит за речкой. За какой ещё речкой спрашивали люди, много у нас речек. Да за рубежом он служит в Афганистане, неужели непонятно, оттуда не так просто приехать. Родительский дом закрыли, окна аккуратно заколотили, Ключ отдали соседке старушке.

Одним словом отслужил свои два года Виктор как и положено и вернулся домой где-то в середине мая. Соседи грустно здоровались, да и чего парню скажешь, две Красных звезды и медали у парня на широкой груди, хлебнул видно всякого пока служил. Соседка старушка крестясь и причитая принесла ключи. Витюша, сокол мой ясный, беда-то какая случилась на твою голову, а голова твоя вижу белеть начала, а когда уходил как вороново крыло была. Родом старушка была из Белоруссии, до войны там родилась. Мужики наши после той войны вот так к пепелищу возвращались, а твой дом не сгорел, а внутри пепел. Увели соседи домой плачущую старушку.

Долго стоял у родного крыльца Виктор, сжимая в побелевшей руке ключи, потом открыл приржавевший замок, вошел в дом. Как он там переговаривались соседи, хоть бы чего не сделал с собой с горя, не каждый такое может перенести.

Где-то через час вышел из дома и направился в сторону кладбища. До вечера сидел у могил родителей, чего уж там думал одному богу известно. Вернувшись домой оторвал доски, закрывавшие окна, когда стемнело загорелся свет.

Остался парень жить в селе, дом в порядок привёл, но работы подходящей не было, разваливалось всё, наступали как писали позже лихие девяностые. Ездил на станцию вагоны выгружал, в магазине грузчиком работал, перебивался одним словом как и многие в то время. Деревня постепенно развали-валась, точнее закрывались фермы, мастерские, земля всё меньше засевалась. Люди плохо понимали почему всё рушится.

Очень скоро стали появляться новые, непонятно откуда взявшиеся новые хозяева земли, строений и прочего бывшего совхозного имущества. Люди ахали, удивлялись, гляди, этот толстомордый пшеницу от ячменя не отличает, явно никогда в тракторе не сидел, а заявляет что земля теперь его. И как это он сумел, всё было наше общее, а теперь его. На общих собраниях смельчаки кричали им, ребятки в каких деревнях вы родились, откуда в наши места прибыли, сколько лет в поле работали? Девок в черных очках их сопровождавших, спрашивали могут-ли они коров доить, картошку полоть? Те молча курили презрительно сплёвывая в сторону спрашивающих. Потом спрашивать перестали, когда у одного самого любопытного дом почему-то сгорел.

Виктор часто стоял в толпе сельчан и слушал бывших райкомовских начальников, блаживших не о светлом будущем, как раньше, теперь они вещали о свободе, демократии, рынке и инвестициях. Въедливый и дотошный местный дед Андрей спросил как-то одного из выступавших, родимый, а как же с коммунизмом, ты давеча в совхозном доме культуры на собраниях обещал его построить, а сейчас про рынок талдычишь, вроде как обманул ты нас. Хохот не дал деду договорить, ты что старый не видишь куда ветер дует. Дед стараясь перекричать смеющихся, спрашивал у оратора, родимый, а куда ты свой партбилет девал, ты его прихорони, вдруг наши вернутся, а ты тут как тут с красной книжкой в руках.

Но шутить людям хотелось всё меньше, бедность всё чаще стала проникать в дома людей. И пожаловаться становилось некому и некуда. Воровство разгулялось, участковый и приезжавшая милиция отмахивались от жалоб людей, не до ваших мелочей, тут серьёзные дела не успеваем разгребать.

Изменилась жизнь, в магазинах товары всякие заграничные все полки заняли, но особенно люди менялись, крыли власть на каждом углу, передавали друг-другу всякие новости, неизвестно где услышанные. Заметил и Виктор всю эту свободу, но на душе от этого спокойней не становилось, люди искали и ждали чего-то такого, что сделало бы жизнь понятной и справедливой. Если работы не было старался быть дома. Друзья стали звать на дискотеки, рыбалку или просто посидеть и выпить. Отказывался Виктор, просил не обижаться на него. Соседки шушукались, чего это он такой, с девками не общается, сторонится, да и с парнями тоже не очень.

Праздник был, 9мая, праздник Победы, из района приехали начальники, бизнесмены, все на дорогих джипах, говорили много и патриотично. Ветеранов войны в селе осталось человек пять, поздравляли их, потом стали подарки им давать, Из багажников джипов достали пакеты, в которых торчали бутылка водки, палка колбасы, ещё какие-то консервы. Дед Андрей на фронте не был, всю войну в колхозе подростком на ферме и в поле работал, хлебнул сиротского горя, отец под Москвой погиб. Заглянул в пакет соседа Кузьмича участника войны, бедновата пайка по нынешним временам. Слышь дорогой, обратился к одному из приехавших начальников, стоящего и курившего в стороне, сколь денег стоит твой джип, наверное много. Взяли бы эти деньги и сделали ветеранам настоящие подарки. Нельзя дед, государство этот джип для работы нам дало, много ездить по району приходится. А в войну милок райкомовские на лошадях все ездили, как и мы грешные.

Виктор стоял неподалёку, смотрел на всё происходящее. Дед подошел к одному из бизнесменов в черных очках, а чего вы ребята афганцев забыли, их бы тоже как-то поздравить надо. Отстань старый, не морочь голову, Афганистан нападал что-ли на нас, сами туда по дурости залезли, этих афганцев по району сотни, на всех денег не хватит, я лично их туда не посылал. Вон районное начальство, иди и говори ему. Дед махнул рукой, да какие они начальники, думаю вы правите сейчас а не они, вернуть бы сейчас Иосифа Виссарионыча, все бы вы тачки возили.

Дед подошел к Виктору, пошли отсюда сынок, пойдём помянем всех кто за победу лёг. Побледневший Виктор молча пошел за дедом, который что-то бубнил и ругался.

Праздничную бутылку пили у Виктора дома, дед всё никак не успокаивался, наворовали суки, нахапали народного добра и жируют, прикормили власть и делают чего хотят. Их осталось ветеранов, по пальцам посчитать можно, а им как в тюрьму передачу привезли, копеечную. Виктор молчал, думал о чём-то своём, сжимая в руке рюмку.

Захмелевший дед тронул его за плечо, ты это сынок, как-то всё один я вижу, понимаю, тяжело тебе, но жить надо, молодой ты, женись, дети пойдут, на душе легче станет. С работой сейчас плохо, но ты сильный, заработаешь на жизнь. Виктор поднял голову, дед скажи, а старый кордон не развалился ещё, ну тот дальний. Дед наморщил лоб, осенью я за грибами туда с внуком ездил, стоит дом и постройки вроде все целые, и электричество наверное есть, висят провода на столбах. Лесники не хотят там жить, от села считай двадцать вёрст с гаком, молодёжь и подавно не заманишь туда. А тебе это зачем, жить что-ли там хочешь или работать? Глухомань там, сам знаешь какая, дорога заросла, а зимой только на лыжах доберёшься. Не знаю дед, думаю пока, но наверное подамся туда жить.

Ушел Виктор жить на брошенный дальний кордон, отшатнулся от людей, уединился. Приезжали к нему начальники по лесу, вроде как наняли его лес охранять, про отца вспомнили как он хорошо и честно работал. Какое-то жалованье ему положили, люди говорили что отказался он от денег, словом всякое болтали. Приходил Виктор в село, правда очень редко, забрал кое-какие вещи из дома, посуду, инструменты, в опустевших комнатах поселилась семья каких-то беженцев или переселенцев. Предлагали ему деньги за проживание, отмахнулся, не надо, вам они нужнее, обживайтесь. Купил в магазине соли, муки, чай, крупы всякие, прочую мелочь, друзья на телеге помогли всё перевезти. Почему ушел долго ещё обсуждали, одни болтали от горя, другие что от несправедливости, всякое говорили.

Всё лето обустраивал и ремонтировал запустевший кордон. Вставал рано, лес уже наполнялся пением птиц, утренний туман постепенно рассеивался, запахи утреннего леса врывались в дом. Весь день работал, с удовольствием работал, прерывался только на приготовление обеда, после которого снова принимался за работу.

Поправил дом, отремонтировал крышу, в баньке печку переложил, брошенные от сарая двери поставил на место. Оторванные от дома электропровода качались на ветру, решил проверить под напряжением ли они, осторожно коротнул их обрывком провода, бросив его на висящие алюминиевые обрывки, сноп искр показал что напряжение есть. Удивительно, как это линия сохранилась, подумал про себя, значит буду со светом. В сарае нашел хороший кусок кабеля, осторожно подключил дом к электричеству, про себя подумал, а зачем мне свет, телевизора всё равно нет, может со временем заведу.

Вечером сидел усталый на крыльце дома, мышцы ныли от проделанной работы, в траве услышал какое-то шуршание, кто это там, мыши что-ли пришли или зверёк какой. Всмотрелся и увидел кошачью мордочку, откуда здесь он, может кто выбросил. Кот не решался подойти ближе, видимо боялся. Вошел в дом, положил в консервную банку остатки обеда, поставил возле крыльца, иди ешь, голодный наверное.

Утром увидел что банка тщательно вылизана, всё понятно, не ушла животина, где-то рядом. Снова положил еду для гостя, принялся за работу. Несколько дней кот съедал пищу когда Виктора не было рядом, потом стал поджидать угощение находясь недалеко, а в один из вечеров сидел возле крыльца дожидаясь ужина. Когда поел Виктор зайдя в дом оставил дверь открытой, давай заходи, как назвать тебя не знаю, Лесником будешь, раз из леса пришел. Кот был молодым, года полтора не старше, осторожно зашел на крыльцо обнюхивая стены, потом стал ходить по комнатам прижимая голову к полу. Ладно, ты давай знакомься с жильём, а мне спать надо, устал я.

Утром кот резво выскочил на улицу потягиваясь и выгибая спину. Весь день, где бы не работал Виктор крутился рядом, прижмуривая зелёные глаза. Нам бы ещё собаку завести, тогда полный комплект будет. Ладно, вот пойду в село, постараюсь добыть тебе друга.

Через неделю собрался в село, нужны были гвозди лампочки, другие разные мелочи. В сарае взял тележку на хорошем резиновом ходу, оставшуюся от старого хозяина, рано утром отправился в дорогу. Кота не было видно, где-то шнырял по лесу. Часа через два добрался до деревни, взял в магазине необходимое, сходил в родительский дом, взял кое-какие инструменты. Еле отбился от новых жильцов, усиленно звавших посидеть с ними. Сослался на занятость, оставленный без присмотра кордон. Соседки долго смотрели ему вслед, судачили, не понимая почему он не хочет жить в селе. А наша Дуня-неваляшка, сказала одна из женщин, собирается сходить в гости к нему, грозится настоящим мужиком сделать его. Знаем что ей сучке надо, ей только одного и надо, загомонили соседки, попрёт он её с кордона, по нему видно, не таков он, глаза у него грустные и усталые.

Выйдя за околицу, стал поправлять содержимое тележки, покрепче привязывать, чтобы чего не потерять. В кустах услышал какую-то возню, ворчание, решил посмотреть. В густой траве обнаружил щенка, присел на корточки, взял в руки. Везёт мне на живность, сама в руки идёт. Да, явно выбросили тебя брат нехорошие люди, а ведь ты я вижу породистый, лайка, вспомнил, какие у них в доме жили собаки, точно лайка. Придётся взять тебя, нельзя оставлять здесь, пропадёшь, да и друг тебя на кордоне дожидается, вдвоём вам веселее будет. Осторожно поместил щенка за пазуху, потянул тележку по заросшей травой дороге. Шёл и думал, как это мог щенок оказаться сбоку дороги, швырнули его скорее всего как ненужную вещь и уехали.

Не дойдя до кордона метров двести, увидел бегущего навстречу кота, вот и хозяин нас встречает, заждался наверное, сейчас буду вас кормить. Щенок жадно набросился на еду, вздрагивая маленькими худыми боками. Лесник ходил вокруг него кругами, принюхивался, даже пытался трогать лапкой. Подожди маленько, пусть поест, потом будете знакомиться.

К осени ремонт дома и построек почти закончил, приезжало начальство из конторы лесхоза, интересовались не надумал ли обратно в село. Успокоил их Виктор, здесь буду жить, попросил чтобы лошадь дали или мотоцикл какой для присмотра за участком. Обрадованные начальники привели неплохого жеребца, привезли лёгкие сани для зимы и ещё пистолет полагающийся для охраны. Виктор взял в руки старый ТТ, поглядел на номер, да бери, положено тебе, уже и разре-шение на тебя готово, и ещё двустволку забери, не помешает, время сам видишь какое. Не хотел брать оружие, но спорить не стал. Ты как-то странно на оружие смотришь, вроде боишься его, ты с ним, как мы знаем на ты должен, воевал ведь, раз награды имеешь. Взял ружьё, пистолет, пачки патронов, унёс в дом. Ружьё повесил возле кровати, пистолет спрятал в кладовке.