- -
- 100%
- +
Чужие люди кроме начальства редко бывали на кордоне, далеко от жилья, да и не каждая машина проберётся по заросшей лесной дороге. Бывали в основном летом и осенью самые удалые ягодники и грибники, не боявшиеся забираться далеко в лес за добычей. Ахали и удивлялись как ты здесь один живёшь, спрашивали даже какую зарплату лесхоз платит за проживание здесь. Узнав сумму смеялись, за такие деньги меня на аркане сюда не затянешь. Не спорил с ними Виктор, просил только быть с огнём осторожнее в лесу.
Как-то в субботу натопил баню, стал таскать воду в большую бочку, стоявшую в углу возле печки, увидел как на поляну из леса вышла женщина, прихрамывающая на одну ногу. Пёс-найдёныш по кличке Уран недовольно заворчал, увидев чужого человека. Молодая женщина с корзиной в руках подошла к дому, села на скамейку, стала снимать с ноги лёгкий туфель. Виктор подошел, поздоровался, узнал в молодой женщине односельчанку Дуню. Вот Витя, пошла за ягодами и заплутала, ногу натёрла, пол-дня дорогу искала. Ранка оказалась пустяковой, Виктор вынес из дома йод, бинт, аккуратно стал обрабатывать. Близость женщины в лёгком летнем платье, пропахшей дурманящими лесными запахами, прикосновения к её ноге глушили сознание, не давали сосредоточиться.
Маленько посижу и пойду, дорогу теперь знаю, не заблужусь. Куда ты пойдёшь, вечер уже, как сквозь сон бормотал Виктор, утром и иди. Ты что оставляешь меня, а если я укушу тебя ненароком, игриво засмеялась Дуня, что тогда делать будешь. И взаправду, вечер уже, а у тебя вижу банька дымит, париться что-ли собрался? А я бы тоже ополоснулась, находилась сегодня. Вон возьми на верёвке чистое полотенце, мыло и мочалка в бане, воды я натаскал, иди и мойся сколько хочешь. Игривой походкой, бросив на плечо полотенце, Дуня направилась в предбанник.
Виктор вошел в дом, стал готовить чай для ужина, увидел в окно как медленно распахнулась дверь предбанника, то ли сама открылась, или подтолкнули её. Дуня спиной стояла к двери, уже голая, распускала узел волос, поправляла их. Не смог Виктор оторвать глаз от её фигуры, пока она не вошла в баню. Сердце громко стучало, мысли путались, чёрт, принесло её не вовремя. Долго мылась гостья, несколько раз выходила в предбанник отдыхать, не обращая внимания на приоткрытую дверь. Виктор бросал воровские взгляды на обнаженное женское тело, сдерживая дыхание пытался что-то делать.
После бани долго пили чай, по дому распространился запах женщины, кот кругами ходил вокруг стола, принюхивался, недовольно фыркал. Пёс Уран, обнюхав гостью, недовольный ушел на улицу, вертел головой, чихал и негромко рыкал.
После чая Виктор сказал, ты это ложись на мою кровать, а я на раскладушке в сарае лягу. Как это удивилась, Дуня, дом большой, три комнаты, а ты в сарае, я одна боюсь ночевать. Неси свою раскладушку в другую комнату и спи, или ты боишься меня, не бойся, я смирная. Виктор, не зная что ответить, молча пошел за раскладушкой. Вернулся держа в руках раскладушку, Дуня уже лежала на его кровати прикрывшись простынёй, которая бесстыдно выдавала все прелести и изгибы её тела. Платье висело рядом на стуле, душно у тебя пожаловалась Дуня, форточку пошире открой.
Стараясь не скрипеть лёг на раскладушку, с трудом сдерживая дыхание, Дуня ещё что-то спрашивала его, он оглушенный запахами чистого женского, что-то отвечал ей, она игриво хихикала, жаловалась на твёрдость постели. Как за-дремал не заметил, снилось всякое, не остающееся в памяти.
Разбудил пёс, холодный нос которого тыкался в руку, тихо опустил ноги с раскладушки. Дуня голая, едва прикрытая прос-тынёй спала разбросав руки. Стараясь не шуметь проскользнул на улицу, опустился на ступени крыльца. Мысли путались, принесло её не вовремя и когда же она уйдёт. Умывшись, пос-тавил чайник, принялся за работу, но инструменты выпадали из рук, перед глазами мелькало голое тело спящей Дуни.
Часа через два она вышла на крыльцо потягиваясь и жмурясь от утреннего солнца, хорошо у тебя здесь Витя, почти как в раю, птички кругом поют. Виктор шлифуя новое топорище поднял голову, зимой здесь совсем по другому, тишина или наоборот ветер воет, метель гудит. И как ты здесь один, не понимаю я, в бога наверное сильно веруешь, или какие грехи замаливаешь, у нас люди всякое болтают. Виктор молчал, продолжая работу, потом сказал, пошли чай пить, давно вскипел.
После завтрака Дуня засобиралась, пойду я, дома уже заждались наверное, ты уж извини нежданную гостью. Виктор молча проводил до тропинки, она долго смотрела на него непонимающими глазами, потом тихо пошла в сторону лесной дороги.
Весь день не мог ничего делать, всякие мысли крутились в голове, работа валилась из рук, успокаиваться стал только к вечеру, пёс недовольно ворчал на молчащего хозяина, он привык что с ним постоянно разговаривают, заставляют что-то делать. А хозяин всё молчал, думая свою тяжкую думу.
Яркий свет фар озарил комнату, везёт мне сегодня на гостей, только одну проводил другие приехали. Включил свет, вышел на крыльцо, возле дома стоял большой джип, возле него стояли три человека в камуфляжной форме. Хозяин, пустишь на ночь, часа два дорогу искали, выехали на твой дом. Заходите, места хватит. Гости занесли в дом ящики с бутылками и закуской, дорогие ружья в чехлах.
Пили всю ночь, старший, директор какой-то фирмы, спросил Виктора, чего это ты здесь прозябаешь, может скрываешься или натворил чего? Виктор, выпивший всего одну рюмку, тихо ответил, нравится мне здесь, спокойно. Не понял, сказал старший, не могу поверить что тебе здесь хорошо. Слышал от людей афганец ты, награды говорят имеешь. А людей убивал, признайся, пьяно засмеялся, убивал конечно, на войне без этого не получится. Детишек тоже наверное уничтожал, признайся? Виктор, сжимая в кулаке рюмку, глухо ответил, в детей не стрелял, не было этого, ну а остальное, всё было конечно. А может ты грехи здесь замаливаешь, тогда тебе надо в церковь, к попу. Гости пьяно захохотали, ты что парень, в самом деле в бога веруешь, такие грехи не замолишь ни в церкви ни на кордоне. А если сейчас тебя снова пошлют воевать, будешь в людей стрелять или слабо? Виктор не отвечал, глядя в угол комнаты.
А я, сказал старший, замочу хоть сейчас любого, если он этого заслуживает. А как же тогда суд, он для чего существует? Хитрый ты парень, ты там десятками народ валил, о суде не заикался, а я должен только по суду, не вяжется у тебя. Там совсем другое было, я не оправдываюсь, не мог же я присягу нарушить. Ладно парень, не оправдывайся, сходите лучше с водителем к машине, там в багажнике пиво лежит и какая-то закуска, принесите, не везти же обратно.
Водителя сильно развезло на улице, он присел на крыльцо, отдал ключ Виктору, ты там сам найдёшь что надо, а я отдохну. В багажнике нашел пиво, пакеты с закуской, в углу сверкнуло лезвие ножа с до боли знакомой рукоятью. Взял нож в руку, присмотрелся и сразу узнал нож погибшего отца. С трудом сдерживая дыхание спросил у водителя, а нож это чей валяется в багажнике? Водитель пьяно хохотнул, ты об этом шефа спроси, год назад или два с охоты привёз его, я тогда только устроился. Мужики шептали завалил он тогда то-ли охотника или егеря, я не допытывался, если хочешь сам у него спроси, хотя не советую, мужик он беспредельный, этим же ножом может и тебя того. Виктор отдал пакеты водителю, ты иди, я немного посижу на воздухе.
Присел на ступеньку крыльца, голова налилась свинцом, мысли мелькали одна хуже другой, хотелось войти в дом и от-цовским ножом свершить справедливость. Он представил итог наказания, приходилось видеть и пострашнее. Сидел пока в доме не затихли, сжимая в руке нож осторожно вошел в дом. Все спали, старший храпел на кровати, кот брезгливо потрясывая лапкой обнюхивал стол. Взял в куртке старшего бумажник, прочитал фамилию, положил обратно. Как в тумане вышел на улицу, у колодца умылся, присел на пороге бани. Сжав ладонями виски смотрел на нож лежащий у ног.
Гости проснулись часов в десять, водителя мотало и качало, но все крепко похмелились недопитой водкой и коньяком. Сложили вещи в машину, помахали Виктору рукой, лихо развернулись и выбрасывая из под колес землю и траву быстро скрылись в лесу.
Весь день Виктор опустошенно ходил вокруг дома, пес недовольный поведением хозяина, тыкался носом требуя внимания. К вечеру решил прибраться в доме, взял ведро направился к колодцу и сразу увидел милицейский уазик выехавший на поляну. Везёт мне на гостей, эти то чего заявились. Милицейские долго не задержались, спросили о вчерашних гостях, поглядели на остатки пиршества, покачали головой. Когда садились в машину, Виктор спросил что случилось? Гости твои всмятку, водила только живой, почему-то сзади сидел, в Камаз врезались, эксперт сказал в них спирта было больше чем крови.
Уазик уехал, Виктор вздохнул и впервые перекрестился, благодаря бога, не допустившего его к совершению наказания и пролитию крови. Слава тебе господи за твою справедливость.
Два путника вышли на поляну тяжело дыша, буран гудел ломая ветки деревьев, сквозь снежную пелену виднелись освещённые окна дома. Ну всё, теперь не пропадём, человек здесь живёт, говорят хороший.
Политики
Здравствуйте вам, сказал Егор Столбов, переступая порог избы. Здорово, буркнул его двоюродный брат Трофим, сидевший на низкой табуретке и подшивающий валенок внуку, проходи садись. На печи откинулась занавеска, показалась старушечья голова с острыми глазами. Это ты что-ли Егорша, давненько не заходил. Баба Груша была тещей Трофима, жила уже девяностый год, но в детство не впадала, видела хорошо, только была слаба на одно ухо. Да все некогда было, то одно то другое. Слышали, обратился он к Трофиму и его жене, про перестройку? Слышали, ответил Трофим, уже год галдят одно и тоже, надоело. Чего-чего, приставив ладонь к уху высунула голову бабка, чего дали-то Егорушка? Дали значит нам гласность, ускорение и как там мать ее, он хлопнул себя по лбу демократизацию, чуть не забыл. Поняла тетя Груша, бери значит и пользуйся. А на кой они мне, не поняла бабка, куда я их дену. Ну тебе тетя Груша перестройка ни к чему, перестраивать в тебе
нечего, остатки разваливаются, да и пребываешь ты в переходном возрасте, с этого света на тот. Болтун обиделась бабка, молоденький выискался, весь в дядю Кондрата, такой же был балабол.
Егор слыл в селе человеком грамотным и опытным, так-как в свое время окончил полковую школу и отсидел пол-года в тюрьме. А огороды урезать не будут, допытывала бабка, об этом что пишут в газетах? Про огороды молчат, но перестраиваться говорят будем. Это что, фермы перестраивать будут, или клуб, или еще что?. Темный ты человек тетя Груша, не фермы будем перестраивать, а самих себя. Он достал из кармана свежий номер «Правды», ткнул пальцем в передовицу. Образ жизни будем менять, демократию расширять, ускорять социально-экономические процессы. Это что, колхозы распускать будут, опять еди-нолично? Тебе тетя нормальным языком сказано, перестраиваться будем во всем. Не поняла я тебя балабола, шибко мудрено говоришь.
А гласность дали это что? А это тетя, что у тебя на уме осталось, можешь смело говорить. И не посадят, засомневалась старушка, не верится что-то. А ежели я супротив власти чего нехорошее скажу, заберут меня или нет? Лично тебя забирать никто не станет, так как могут не довезти куда нужно. А вот можно-ли против власти ругаться прямо не пишут, но я думаю можно. Крыть матом конечно не дадут, а хорошими словами, я думаю, запрещать не станут.
Я когда к вам шел, с секретарем нашим партийным разговаривал. Он с художником на клубе и магазине новые лозунги вешал. Долго калякал с ним, пытал его насчет этой самой перестройки, про демократию спрашивал. Он мне говорит, вот читаю газеты, смотрю телевизор, вроде все понятно, а вот что и как на работе, в колхозе перестраивать, никак понять не могу. Вроде у нас и не нужна перестройка, хлеб сеем, фермы работают.
Нету говорит сверху понятного указа, делай то, поменяй другое. Я его спрашиваю, письмо тайное вам приходило? Да не тайное, подал голос Трофим, а закрытое. Во-во закрытое, ну то, которое они тайно читают, закрывшись в конторе. Нет говорит, не приходило, сам говорит жду.
Пытал его насчет ускорения, объясни говорю, как ускоряться надо, корову что-ли быстрее доить, или пахать быстрее. Григорьич, говорю, ты геолого-разведочный институт закончил, скажи как разведчик бывшему разведчику, может какие враги к нам проникли? Разводит подлец руками, ничего толком не говорит. Ладно, я в воскресенье бутылку возьму, сядем, он мне все выложит, что знает.
А оно тебе надо, мало-ли на нашем веку всякой дури затевалось? Да не могу я как слепец ходить, чую интересное дело наверху затеяли, понять мне хочется что из всего этого может выйти. Раз перестраивать начали, значит не так строили. Ты Егор егозишься, а сам не знаешь зачем, забыл как нам при Сталине и при Хрущеве, и при Брежневе обещали райскую жизнь. Не голодуем конечно, слава богу, а как было пол-села бездельников так и осталось. Одно боюсь, что так сразу болтать обо всем разрешили. Мы сейчас как слепые, бежим неизвестно куда, а вожаки нас под зад подталкивают. Народ сейчас на молодняк похож, которого весной из загона выпустили. Хвост трубой, несется незнамо куда, загородки ломает, свободе радуется. Городишь ты Трофим страсти какие-то, война что-ли? Не война слава богу но соль и спички запасать наверное придется, не повредит. Ты еще сухарей насуши, засмеялся Егор. Да уж Егорушка, забубнила на печи бабка, сны мне нехорошие снятся, то народ табунится незнамо зачем, то речки шумят, не к добру это. Перед войной помню. молодая была, тоже сны нехорошие снились. Ну вас, махнул рукой Егор, пойду лучше живете как кроты, всего нового боитесь.
Егор не появлялся дней десять, даже бабка спрашивала, где этот оглашенный. Да в городе он, на базар уехал, продает чего-то. Чего ему не мотаться, на пенсии, с хозяйством жена управляется. Жди, скоро заявится. И точно, на следующий день, Егор пришел в гости. Давно не был, заскрипела бабка, говорят в город ездил? Там был, на базаре торговал, мед продал, масло. Ну и как в городе, допытывалась бабка, чего говорят? Шумит народишко, что ни день новость, с водкой в городе вот начали бороться. Поговаривают, что скоро совсем торговать ей не будут. В каком магазине выкинут ее, очередь тут-же, давятся, орут. Я в одну очередь пристроился, еле жив остался. У нас давно в магазин водку не завозили, сказал Трофим. Пьяниц он не любил, пусть ее и совсем бы не было, лучше бы только жилось.
Ну ты загнул, сказал Егор, без водки мы никак. Я знаешь что в городе видел-свадьбу безалкогольную. Захожу в какое-то кафе или ресторан сигарет купить, там буфет был. Подходит ко мне женщина, извините говорит, мы не работаем сегодня, у нас свадьба. Да я говорю, сигарет только куплю и уйду. Беру сигареты и вижу, что на столах водки нет, лимонад вижу, соки разные. Музыка играет, все как положено, только у мужиков почему-то морды постные, не красные. Я сначала-то не понял, что свадьба безалкогольная, да тут мужик вышел, тоже за сигаретами, он мне все и рассказал. Дак вот сидят мужики хмурые, уговор ведь нельзя нарушать, крепко видно договорились, отгуляй, а потом хоть залейся. Корреспондент все для кино снимает, или для телевизора. Мне этот мужик и говорит, смотри то-ли девять дней отмечают, то-ли сорок, не свадьба а издевательство. Вроде пляшут и поют, а нутро у всех горит, разве можно гулять на трезвую голову.
А то что водка у нас пропала, это плохо, придется видно аппарат налаживать, давненько я им не пользовался. Давай-давай, сказал Трофим, нарвешься на неприятности, ага, так я им и показал его. Подожди, месяц другой без водки посидят, все гнать начнут. Нет, я понимаю, с пьянством надо бороться, но не в магазине-же. Пришел выпимши на работу-выложи голубчик половину получки, прогулял с похмелья-еще пол-получки отдай. А магазины закрывать, это дело бесполезное, как так, всегда пили, а тут на тебе, урезали пайку, бунт может начаться. Это все равно что, он покосился на печку, тебя от бабы отставили. Лежи рядом, любуйся и не трепыхайся. Но бабка за занавеской все слышала, чертыхнулась, сравнил пакостник черт те что. Ты тетя Груша век прожила, а вкуса не поняла ни в водке, не в этом деле. Говорят французы крепко хлещут, но по крепости они против нас не потянут. Налей им грамм сто пятьдесят неразбавленного, после второго глотка глаза вытаращят. А если им самогону бабки Ерофеихи поднести, они от одного запаха с копыт свалятся.
Болтун, проворчал Трофим, ты глянь сколько горя из-за нее, сколько людей поубивалось, поутопилось, замерзло, сколько семей развалилось, преступлений сколько. Все это так, но гибнут люди не из-за водки, а из/за неумения пить ее, учить надо как правильно пить. Ты Егор еще скажи что алкаш больной. Значит получается, пошел в магазин, купил себе пол-литра болезни, заразился, а потом кричит, не виноватый я, лечите меня, спасайте меня. Какая это такая болезнь, если хочешь, можешь заболеть, не хочешь-не заболеешь. Нету у наших правителей твердости в этом деле, шарахаются туда-сюда.
Ты Егор газет поменьше читай, оно лучше и понятней будет. Как это не читать, возмутился тот, сейчас такую правду-матку режут. У нас из-за этой правды кровь может политься. Сдурел ты брат, какая кровь. Да-да Егорушка, высунула голову бабка, в семнадцатом, девчонкой еще была, также кричали и галдели. А потом как начали стрелять друг в друга, не приведи господь! Тятеньку моего, царство ему небесное, свои же мужики и убили. А чего галдели, чего стрелялись, поди разберись. А колхозы вспомни, как тогда колобродили? А что колхозы, как бы там ни было, а жить стали лучше. А ты много богатства нажил в колхозе, до сих пор в дедовском доме живешь. Ты же знаешь, я никогда сильно не копил, и сейчас голодным не сижу. Тут Егор итак понятно, что многое надо переделать, но если за эту перестройку портфельщики взялись, толку не жди. А откуда тебе другие возьмутся, других нету. Егор глянул на часы, засиделся я у вас, почту должны, побегу.
Телевизор и радио приносили новости каждый день, Трофим не обращал на них внимания, а бабка частенько навострив уши всматривалась в экран, газет не читала по причине малой грамотности. Где этот оглашенный, тоже наверное где-то языком молотит. Да придет твой перестройщик, надоел уже своей болтовней.
Егор появился через день. Где тебя носит, маманя вон заждалась, давай открывай митинг. Ты Фома неверующий как всегда в лапти только веришь, а нас знаешь куда призывают? А призывают нас жить по лучшим западным образцам. Наш образ жизни никуда не годится. Хватит говорят, позимогорили, будем жить на уровне Европы. А чего, чем мы хуже их? Тогда Егор первым делом ломай баню, сортир, переноси все в избу. Во дворе копай яму под бассейн. Только вот с транспортом как будешь выкручиваться, у них в каждом доме по одной-две машины, а у тебя из транспорта только корова.
Опять ты за свое, тебе же говорят что все предпосылки у нас для этого есть, осталось их реализовать. Будешь жить ты тетя Груша в коттедже, с двумя автомобилями, как говорит Трофим, до ветру во двор бегать не будешь, а будешь отправлять надобность, как все культурные европейцы в теплом нужнике. И телефон у тебя будет, але-але, это Гондурас, ну и тому подобное.
А что же они семьдесят лет горлопанили, что у них народ бедствует, последний кусок хлеба доедает? Ошибались наверное, или разведка не так доносила. Оно же опасное дело информацию добывать об их жизни, посадить могут.
А вообще-то должна ты тетя Груша жить как американка, на отдельной ферме. Это как Егорша в ферме, со скотом что-ли с коровами? Да нет, должна ты жить не в селе, а отдельно, на своем земельном участке. А ежели мы в степе отдельно поселимся, да буран дунет, где мы будем воду брать, электричество? Ты тетя думать не умеешь, во-первых
к твоему дому в степи, будет отдельная дорога, свет, телефон подтянут. Дак у нас опосля буранов дорогу тракторами кировцами прочищают, неужели они к каждой ферме будут чистить? Ты же знаешь, у нас по главному грейдеру, после метели по неделе машины не ходят, а до ближнего села тридцать километров. А села что распустят? А если кто заболеет, тут в селе медпункт есть, а на ферме как лечить? Детишек где учить? У тебя на ферме вертолет будет стоять, или на лыжах поедешь в больницу, подсказал Трофим, ты его побольше слушай. Может и прав ты Егор, что на ферме лучше жить, нету там директоров, экономистов, завскладов, парткомов, только мы не Европа, зимой в курточках не ходим без шапок. Там от фермы до фермы рукой подать, а мы здесь большим селом еле выживаем, с единственным медпунктом и школой. Нету на фермах лишних дармоедов и бездельников, там настоящие хозяева живут, у себя воровать не будешь. Нет, у нас здесь нужно крепко головой подумать, прежде чем ломать и перестраивать, сколько раз уж ломали.
Ничего, сказал Егор одевая шапку, народ сейчас быстро умнеет, разберется что к чему. Разберется, ответил Трофим глядя в окно, да опять видно не скоро.
Митя
Первыми на работу приходили повара, переговариваясь шли на кухню. Проходя мимо дверей склада, смеялись, смотрите, уже встал, наверное опять продукты перевешивает, банки считает. Слова эти относились к кладовщику Мите. Работал он не только кладовщиком, но и дворником и еще много кем. Вся материальная часть дома ребенка держалась на нем, большие и малые ремонтные работы. Когда он появился здесь, не знал почти никто. Знали, что привезли его в Казахстан из блокадного Ленинграда в сорок третьем или в сорок четвертом году. Привезли чуть живого, думали не выживет, но он выжил, окончил школу, да так и остался здесь. Жил тихо, в комнатке недалеко от кухни. Жениться так и не смог, сторонился разбитных поварих и нянечек. Многие считали его немного тронутым, хотя и жалели, особенно прачки, которым он долго не соглашался отдавать белье в стирку. Все звали его Митей, хотя он был старше многих раза в два, а то и более. Называя его так, никто не вкладывал в это слово какое-то унижение или неуважение. Все привыкли так его называть, не задумываясь, правильно это или нет.
Я попал в этот дом ребенка, находясь на практике, врач ушла в декрет и меня прислали на ее место. Быстро освоился в медицинском кабинете, ознакомился со списками детей, медицинскими картами. Работы хватало, дети болели часто, много ослабленных, с различными патологиями. Да и как им не быть, если маленькая Любашка, едва родившись, пролежала брошенная возле церкви часа-два или три. Хорошо, что проез-жавшая милицейская патрульная машина остановилась из-за поломки и милиционеры увидели шевелящийся сверток.
Вообще, как я узнал, детей бросали самыми различными, часто бесчеловечными способами. Никаких записок часто не было, имен и даты рождения тоже. Детей приносили с автобусных остановок, из подвалов, и даже из мусорных контейнеров. Им придумывали имена, фамилии и отчества, определяли примерную дату рождения. Митя очень любил заниматься этим делом.
С Митей я скоро познакомился, когда пошел осматривать кухню и другие помещения. Проходя мимо дверей склада, услышал какой-то странный разговор. Мужской голос говорил о приварке, пайках, недовесе в мешках, о необходимости экономить масло. Стараясь не помешать я тихо вошел в склад. Мужчина за стеллажами считал коробки, взвешивал пакеты, что-то старательно записывал в блокнот. Меня он не видел и работу свою не прекращал. Я думал, что он проверяет документацию или готовится к ревизии, смущали только слова о подвозе продуктов, необходимости строгой экономии, о выживании детей.
Увидев меня, он засмущался, засуетился, спрятал блокнот в карман, пригласил присесть. В складе была чистота, можно сказать изумительная чистота, все находилось на своих местах, по углам стояли мышеловки. В другом помещении находились одеяла, одежда, игрушки и другие детские вещи. Он все мне показал, рассказал, попросил не волноваться за сохранность продуктов.
Поговорив с ним, я пошел на кухню. Ну что, поговорил с нашим чудаком, спросила повариха Айша. Поговорил, мне он показался вполне нормальным, только что-то непонятно в его поведении. Это у него с детства, я тогда сама девчонкой была, когда его сюда привезли. Все думали не жилец, а он выжил. Я ему кумыс носила из дома, он силу дает, легкие лечит, а он кашлял сильно. Потихоньку окреп, учиться стал, но все равно что-то с ним произошло.
Работала у нас здесь одна женщина, ну и воровала помаленьку, то сахар, то колбасу, то еще что-нибудь. Вот Митя и поймал ее вечером во дворе. Вцепился в нее, кричит, плачет, они ведь умрут, если ты воровать будешь, дети первые умирают. А самого трясет всего, колотит, а потом упал на землю, биться начал. Мы все перепугались, кое-как завели его в комнату, насилу успокоили. Долго он болел после этого, но оклемался. Он ведь блокаду хорошо помнит, из-за нее у него такое здоровье. И никакой он не припадочный, с нервами у него что-то, а детей как любит! Водку не пьет, только когда прощаются, тогда один у себя в комнате, наверное выпивает. Кто прощается, не поняв, переспросил я Айшу? Она нахмурилась, отошла к плите, сам скоро увидишь как прощаются.