Мертвечина. Обряд очищения

или как ты стал чужим внутри себя

Ты не замечаешь, когда становишься мёртвым.

Это не удар.

Это не катастрофа.

Это – тихий, почти ласковый сполз.

Один шаг – и ты уже не сказал то, что чувствовал.

Второй – и ты сказал то, чего не чувствовал.

Третий – и ты стал говорить как «надо».

А потом – стал тем, кого нет.

Мертвечина в тебе – это не что-то чужое.

Это ты сам, когда отказался быть собой.

Когда стал повторять.

Когда стал удобным.

Когда стал функцией, а не огнём.

Вот как она проявляется.

Не философски – конкретно.

Чтобы ты увидел.

И не смог дальше врать себе.

Когда ты действуешь по памяти

Ты не живёшь – ты воспроизводишь.

Ты не чувствуешь путь – ты вспоминаешь, как было раньше.

Ты не входишь в Живое – ты ищешь похожее на то, что работало.

Ты двигаешься, но не потому, что внутри зов.

А потому, что так делал раньше, и тогда это сработало.

Ты называешь это опытом.

Ты гордишься своей «мудростью».

Но на деле – ты просто повторяешь.

Ты – кассета, не голос.

Ты – запись, не импульс.

Ты – образ, не пульс.

Живое никогда не повторяется.

Живое – всегда новое.

Даже если это то же действие – оно дышит иначе.

Если в тебе нет трепета,

если ты знаешь, что будет дальше,

если тебе спокойно —

возможно, ты уже мёртв.

Когда говоришь не из сердца, а из роли

Ты говоришь «как взрослый».

Говоришь «как проводник».

Говоришь «как знающий».

Говоришь «как сильный»,

говоришь «как светлый»,

говоришь «как любящий».

Но ты не здесь.

Ты не в моменте.

Ты не в боли.

Ты не в правде.

Ты в образе.

Ты звучишь красиво —

но если выключить свет —

всё рассыпается.

Ты боишься говорить голым голосом.

Голосом, в котором есть трепет, ошибка, страх, дрожь.

Потому что думаешь: это «недостойно».

Но именно там – Живое.

И если ты не готов говорить без роли —

ты уже не говоришь.

Ты – только звук.

Когда знаешь, но не прожил

Ты знаешь о травмах.

Ты знаешь о теле.

Ты знаешь про чувствование.

Ты знаешь про матрицу.

Ты знаешь про свет, тень, боль, дух, стержень, огонь.

Ты знаешь.

Но не прожил.

Ты цитируешь,

но не горишь этим.

Ты передаёшь,

но не умирал в этом.

Ты транслируешь,

но не рожден в этом.

Знание без смерти – симулякр.

Потому что настоящее знание требует гибели старого тебя.

Оно требует не понимать – а пережить.

Если ты знаешь, но не прошёл телом, болью, костью, распадом —

ты носишь мертвечину.

Когда улыбаешься, а внутри всё сгнило

Ты на встрече.

Ты с родными.

Ты на ретрите.

Ты в «свете».

Ты улыбаешься.

Ты излучаешь.

Ты делаешь всё правильно.

Но внутри тебя – осыпание.

Что-то не держится.

Что-то не живёт.

Ты ощущаешь, что тебя как будто больше нет.

Ты не злой.

Не грустный.

Не депрессивный.

Ты – пустой.

Снаружи – свет.

Внутри – гниение.

И ты боишься сказать это вслух,

потому что боишься,

что тогда рухнет всё.

Но оно уже рухнуло.

Ты просто не признал.

Когда «служишь», чтобы избежать собственной боли

Ты отдаёшь.

Ты помогаешь.

Ты направляешь.

Ты слушаешь.

Ты якобы «в потоке».

Ты якобы «в отдаче».

Но если глубже —

ты избегаешь.

Ты не хочешь смотреть на свою боль —

поэтому идёшь спасать других.

Ты не хочешь чувствовать пустоту —

поэтому наполняешь чужую.

Ты не можешь выдержать свою слабость —

поэтому становишься сильным рядом с теми, кто «слабее».

Ты «служишь», чтобы не умереть.

А значит – ты уже мёртв.

Настоящее служение – это не бегство от себя.

Это когда ты не можешь не.

Это когда ты горишь.

Это когда ты внутри огня,

и просто протягиваешь руку – не чтобы убежать,

а чтобы вытащить.

Из огня. Не из боли.

В Живое. Не в спасение.

Мертвечина не кричит.

Она молчит.

Она улыбается.

Она знает, что ты не проверишь.

Что ты не дашь себе права быть честным.

Что ты скажешь «ещё нет времени».

Что ты найдёшь «высокое объяснение».

Что ты останешься.

Но если ты читаешь это —

и что-то внутри тебя сжимается, рвётся, молчит и дрожит —

значит, ты чувствуешь.

А значит – ещё жив.

И это – шанс.

Невелик. Недолг. Невечен.

Но пока ты ещё здесь – ты можешь сказать:

«Хватит. Я вижу. Я не хочу. Я жив».

или как ты умер, называя это «пробуждением»

Ты ушёл искать свет,

потому что не мог выдержать тьму.

Ты захотел быть в потоке,

потому что жизнь без него – слишком сырая.

Ты пошёл за богом,

чтобы не остаться один с собой.

Ты выбрал духовность,

потому что тело – болело.

Потому что чувства – жгли.

Потому что страх – парализовал.

Ты хотел свободы.

Но ты выбрал спасение.

И умер.

Духовная смерть – тише обычной.

Слаще.

Вежливее.

Глубже запрятана.

Ты не замечаешь, что умер.

Ты думаешь – наоборот – что ты только начал жить.

Что ты «на пути».

Что ты «светишь».

Что ты «служишь».

Но если остановиться.

Если сбросить ритм, образ, термины, практики.

Если остаться в тишине,

в голом теле,

в голой правде,

в голом «я» —

станет слышно: тебя нет.

Молитва без боли

Ты складываешь руки.

Ты говоришь слова.

Ты смотришь вверх.

Ты зовёшь. Благодаришь. Славишь.

Но внутри – ничего не горит.

Ты не молишься из раны.

Ты не плачешь.

Ты не распадаешься.

Ты не сдаёшься.

Ты красиво молчишь.

Ты повторяешь древние формулы.

Ты называешь это «высокой вибрацией».

Но если в тебе нет дрожи – нет молитвы.

Молитва – это не форма.

Это разрыв.

Это выдох между жизнью и смертью.

Это когда ты стоишь перед тем, что не можешь удержать.

Это когда ты больше не знаешь, куда идти.

И тогда – изнутри – восстаёт крик.

Без слов. Без техники. Без стиля.

Просто – чистый огонь сдачи.

Если в тебе нет этой сдачи —

всё остальное – мёртво.

Просветление как бегство

Ты говоришь, что «всё иллюзия».

Ты говоришь, что «нет эго».

Ты говоришь, что «всё едино».

Ты говоришь, что «всё уже есть».

Но где ты в этом?

Где твоя кость?

Где твой страх?

Где твой голос, когда тебя рвёт от боли?

Где твоя плоть, когда всё рушится?

Ты спрятался.

Ты слился с пустотой —

не чтобы быть,

а чтобы не чувствовать.

Ты растворился —

не чтобы жить,

а чтобы не гореть.

Просветление без тьмы – это отрубленная вершина.

Это свет, у которого нет корней.

Это ложь, завернутая в вечное «всё хорошо».

Практики, которые закрывают, а не открывают

Ты дышишь.

Ты движешься.

Ты распаковываешь.

Ты медитируешь.

Ты ходишь на церемонии.

Ты делаешь всё.

Но что в тебе оживает?

Что в тебе болит?

Что в тебе умирает?

Где ты трясёшься?

Где ты теряешь контроль?

Где ты перестаёшь быть тем, кого создал?

Если практика не разбивает тебя,

если ты не выходишь из неё другим,

если ты не теряешь образ,

если ты не рвёшь оболочку —

это не практика.

Это утешение.

Это наркоз.

Это форма смерти.

Учителя, говорящие не о себе

Ты смотришь на них.

Они знают.

Они светят.

Они говорят спокойно.

У них есть голос, знание, структура.

Они передают.

Они ведут.

Но где они?

Где их боль?

Где их мясо?

Где их падение?

Где их признание в том, что они не справляются?

Если учитель не говорит из шрама —

он говорит не из истины.

Если он не побывал в своей тьме,

он не может вести через твою.

Если он просто передаёт, не сгорая —

он не ведёт.

Он – витрина.

Он – роль.

Он – упаковка.

Он – мертвечина, красиво оформленная.

Свет, который не пережил тьмы

Ты светишь.

Ты передаёшь.

Ты в резонансе.

Ты на частоте.

Но твой свет – плоский.

Он без боли.

Он без стыда.

Он без рваного дна.

Он не проходил через ад.

Свет, который не упал в тьму и не выбрал выйти, —

это иллюзия.

Настоящий свет – это не сияние.

Это правда, прошедшая через тьму,

и не спрятавшаяся от неё.

Это тот, кто был в аду —

и не отвернулся от себя.

Это тот, кто умер —

и не предал свою боль.

Это тот, кто горит —

и не просит, чтобы ты спас его.

Духовная смерть – опаснее всех.

Потому что она выглядит как истина.

Звучит как любовь.

Дышит как свобода.

А на самом деле – усыпляет.

Ты жив —

но не здесь.

Ты любишь —

но никого не пускаешь.

Ты знаешь —

но не дышишь.

Ты говоришь —

но тебя не слышно в твоих словах.

Ты мёртв.

И называешь это светом.