В складках миров и времени

Глава 1.

Во дворе большого многоэтажного дома жила собачка. Она была любимицей местных ребятишек, но к себе в дом её никто не брал. Она была умненькой, маленькой, но не очень красивой. Некоторые из взрослых называли её страшненькой.

Коротконогая, с длинным телом и большими, складывающимися вперёд ушами, собачка напоминала таксу, но это была не такса. В ней явно доминировали гены обычной дворняги. Но и дворнягой назвать её тоже не поворачивался язык.

У собачки на шее имелся ошейник, и по двору ходили слухи, что у неё когда-то был хозяин, вернее, хозяйка, проживающая в девятом подъезде этого же дома, но она выгнала собачку на улицу. На радость, ребятишкам, и на постоянное расстройство жильцов дома, потому что собачка справляла нужду в подъездах, где жалостливые детишки устраивали ей ночлег.

Но собачка была умненькой. Так, по крайней мере, казалось со стороны. Если она лаяла в подъезде, и её ругали за это, она выходила на улицу. Если она лаяла на улице, и на неё кричали, она лаять переставала. И к концу лета она бегала по двору, играя с детьми, почти молча.

Наступила осень. Сентябрь стоял дождливый, но тёплый, однако холода должны были наступить обязательно, и некоторые жильцы стали задумываться о судьбе маленького животного.

Бездомные собаки в округе водились. Это были уже не первые поколения местных собак. Летом они небольшими стайками бегали по району, а зимой рождались и прятались под трубами теплоцентрали, шарились по мусоркам, и чем-то существовали, то есть, как-то выживали.

Представить маленькую собачку, похожую на таксу, в роли такой же «тёртой» беспризорной собаки, переживающей приморские зимы, Иван не мог. Да и трубу наземной паровой теплоцентрали отключили навсегда, проложив меньших объёмов под землёй. Где сейчас будут прятаться собаки и бомжи – была загадка.

Но, бомжи как-то интересовали Ивана не очень, хотя, это, наверное – страшно, а вот судьба собачки заставляла задуматься. Наверное, потому, что собачку в дом, как думал, рассматривая собачку Иван, жена бы ещё позволила взять, а вот бомжа… Наверное нет.

Но Иван, вдруг вспомнил, что жена ушла два года назад, и он живёт своими желаниями и поступками. Обрадовавшись, что приёмыша не придётся «согласовывать» и увязывать с капризами жены, Иван подозвал пёсика и взял его на руки. Тот с опаской пошёл к нему, привыкший к гонениям от взрослых человеческих особей, и, когда Иван взял его на руки, попытался лизнуть Ивана, но тот дунул ему в дырочки тёмно-коричневого носа, и собачка отвернула голову.

– Ты у нас не будешь гадить? – Ласковым и нежно рокочущим басом спросил Иван.

При росте в два метра с лишним, Иван был настолько широк в плечах, что любая машина, кроме Сафари, или Тундры, была для него маленькой. Но таких машин у него не было, и Иван ездил в любую погоду, и в любой сезон, на ещё дедовском мотоцикле с коляской «Днепр», восстановленном Иваном до состояния «Харлея».

У Ивана была своя автомастерская. Именно своя, а не арендованная, и занимался он, в основном, мотоциклами. Занимался лично. И двигателями, которые «фаршировал» всевозможными наддувами и впрысками, и внешностью. Он творил такие чудеса, что из простого хилого японца делал Илью Муромца, или Змея Горыныча.

Габариты и сила Ивана, позволяли ему обращаться с «железом» шутя, легко переворачивая рамы нужным местом, приговаривая:

– Ко мне передом… К лесу… задом.

Некоторые, особо «юморные», как они себя считали, друзья байкеры, глядя на кульбиты железных коней в руках Ивана, шутили, что после того, что он с ними вытворял, он должен на них жениться.

Иван незлобливо похмыкивал. Он был добрым. Но сильным. За его руки, силу и спокойствие Ивана уважали, а незнающие его близко – побаивались. Девушки, особенно молодые, любили, и его жене это не нравилось. Иван её понимал, но на ситуацию повлиять не мог.

Когда он на своём «Днепре», который уже не угадывался в космических обвесах, выезжал из гаража, девчонки от 14 и старше «писались» и висли на Иване, и на его байке гроздьями. А Иван, как уже говорилось это раньше, был добрым. И жутким бабником. Но уголовный кодекс чтил.

Со своей женой он прожил всего два месяца, познакомившись точно так же, прокатив двух подружек на своём «космическом шатле». Потом, он встречался некоторое время с одной из них, но будущая жена, будучи второй подружкой, его отбила и женила, обманув ложной беременностью.

Потом она пыталась изменить его жизнь кардинально и прекратить байкерские «сэйшены», поставив условие: либо я, либо они. Иван выбрал свою прежнюю жизнь.

Семейная жизнь в таком её варианте Ивану не понравилась, поэтому сейчас, неся собачку домой, он облегчённо вздыхал, мысленно крестясь.

* * *

– Я бы взял вот это, это и ту хрень, что в той тачке, – сказал Иван, имея ввиду железки и пластик, привезённые ему из Японии.

Знакомые, таскавшие подержанные тачки из Японии, зная интерес Ивана к мотоциклетным кузовным наворотам, попутно возили ему и всякие кузовные излишества.

Японцы, известные любители космических и фантазийных комиксов, свои байки обвешивали не хуже Ивана, и выдумки у них было явно больше. И навесы у них были не металлические, как у Ивана, а пластиковые, что, естественно, значительно облегчало жизнь мотоциклу. А склеивать пластик Иван научился ювелирно.

Склеивая одну «байду» с другой, Иван получал обвесы, даже «чудесатее», чем у «япов». Особенно такие цацки нравились молодежи. Хотя Иван и сам относился именно к этой категории, так как ещё не достиг возраста тридцати лет.

– Ванёк, забирай всё, – гундосил поставщик. – Сам знаешь, как сейчас с доставкой. И тачек мало возим. А из этого и этого можно…

– Не, Санёк. Не потяну всё. Пацаны попросили в рассрочку им тачки слепить… Жду пока денег.

– И у меня возьми в рассрочку… Я подожду.

– И сколько подождёшь?

– Да, отдашь и отдашь. Кому ещё, кроме тебя этот хлам нужен?

– Тогда сбрасывай цену.

Сговорились, и Иван поволок пластмассовые корпуса в прицеп. Возвращаясь в какой-то раз за «покупкой», Иван увидел в открытом багажнике одной из стоявших в боксе машин какой-то агрегат. Игрушку, напоминавшую здоровущий детский «бластер».

– Что это у тебя, Санёк? – Полюбопытствовал Иван.

– А, млять! Сыну подарок вёз. На свалке японской нашёл. К нему если питание подвести, он мигает прикольно и трещит. Что это, не понятно. Один пацан с нами был, компьютерщик, тоже ни хрена не понял. Только посоветовал с малых вольт подключать. Мы до двенадцати дошли. На меньших он вообще не работает.

– И? Что он тут-то лежит, а не дома?

– Жена, чудище, выгнала. Говорит: «И так в доме игрушек…». Я же ему постоянно что-нибудь тащу со свалок автомобильных… В машинах старых игрушек валяется… Да и мал он ещё… Хочешь, возьми. Как бонус. Присобачишь куда-нибудь на байк. Маньяки блескучие штуки любят.

– А ты откуда знаешь? – Засмеялся Иван.

– Сам такой, – рассмеялся Санёк, парень лет двадцати пяти.

* * *

Иван, ковыряясь с новым байкерским «проектом», несколько раз в «перекурах» и перекусах подходил к лежащему на столе «бластеру» и успел к концу дня его хорошо разглядеть.

Это была сигарообразная штука пятидесяти трёх сантиметров с рядами маленьких, примерно трёхмиллиметровых круглых ямочек, прочерченных вдоль всего тела сигары. Ряды ямочек располагались в пяти сантиметрах друг от друга и было их двенадцать.

В одном, наиболее плоском торце «сигары», имелись отверстия, через которые Санёк и подключал игрушку к питанию, а в её центре было отверстие, как бы под штекер. Или микрофонный, или гитарный. А другой торец «сигары» закрывало что-то вроде мелкой сетки, но отверстия в ней едва угадывались.

Иван, как гитарист со стажем, даже подумал, что это может быть какая-то гитарная примочка. Или что-то типа усилителя со встроенной колонкой, предполагая за сеткой наличие диффузора.

– Надо попробовать сунуть туда что-нибудь, – имея ввиду штекер гитары, подумал Иван.

Дома он первым делом так и сделал, но ни микрофон, ни гитара, никакого эффекта не произвели.

– Питания нет, – догадался Иван, и сунул в помеченные белым фломастером отверстия проводки, от ещё в мастерской собранного переменного адаптера, с помощью которого можно подавать электропитание различного напряжения, как переменного, так и постоянного тока.

Пёсик – приёмыш крутился под ногами, и Ивану постоянно приходилось наклоняться почти до пола, чтобы его погладить.

Так ничего и не добившись от непонятного агрегата, Иван вспомнил, что еще не выгуливал собаку вечером и, быстро нацепив на Приёмыша ошейник с поводком, вышел из квартиры.

На улице стояло лето, не смотря на конец сентября.

Прогулка не была долгой. Сделав все собачьи дела, приёмыш сам отправился к подъезду. Иван повернулся назад, и вдруг в своих трёх окнах увидел всполохи пламени.

Иван выругался, и побежал к подъезду, на ходу доставая ключи.

На третий этаж он залетел, как на первый, и быстро открыв дверь ключом, слегка её приотворил, опасаясь выброса огня. Запаха гари не чувствовалось, но в коридоре прихожей он разглядел яркое разноцветное пламя.

Больше всего его удивило присутствие в нём синего и зелёного цвета. Обычный огонь гореть так не может, а веществ типа меди, или бора в его доме не было.

Про цветное пламя он знал, так как не мало уделял времени кузнечному искусству. Очень любил он ковать цветы и разные витиеватые безделушки. Период ножей и мечей у него закончился давно.

Осторожно пройдя в прихожую, он понял, что это не огонь, а свечение, идущее из зала его новой трёхкомнатной квартиры. Что удивительно, свечение проникало сквозь стены.

– Фига себе, игрушка, – подумал Иван, с опаской заглядывая в зал.

Игрушка светилась цветами радуги, но с уклоном в синий спектр. Вернее, не светилась, а излучала.

Как уже обратил внимание Иван, свет проникал сквозь стены, и, вероятно, сквозь половые и потолочные перекрытия, тоже.

Подойдя ближе к «игрушке», лежащей на журнальном столике, Иван потянулся к проводам и случайно притронулся к ней пальцем. Цветовая гамма лучей изменилась в сторону красного, и он отдёрнул руку.

Включив верхний свет, Иван увидел, что ползунок напряжения на адаптере сдвинут вправо намного больше, чем он устанавливал, и на его жидкокристаллическом экране обозначились цифры двадцать четыре.

Приёмыш подбежал к игрушке, обнюхал её со стороны проводов, а потом подбежал со стороны торца с сеткой, и исчез.

Иван присел в кресло, стоящее рядом с журнальным столиком, и заглянул за него, насколько мог перегнуться в кресле, пытаясь увидеть собаку. Собаки не было.

Ещё раз посмотрев на прибор, Иван уже понимал, что это отнюдь не игрушка, он увидел, что мигают несколько оконцев, а над ними в «междурядье» горят непонятные символы. Вроде как буквы или цифры, но совершенно непонятные ему. И ещё, Иван обратил внимание, что первое окошко несколько отстоит от других и не мигает, а просто горит красным огоньком.

Засунув в него тонкую отвертку, и очень нежно надавив, Иван почувствовал характерный обратный ход отвёртки, как от сработавшего нажимного подпружиненного выключателя. Свечение погасло. Приёмыш был на месте и вилял хвостом. В пасти он держал полевую мышь.

* * *

Лежащий на столике агрегат опасности не внушал даже подключенный к адаптеру, и Иван, отключив провода, взял в свои руки, и стал осматривать через всегда лежащую на столике лупу.

Он нашёл несколько участков на поверхности, похожих на слоты для микродисков. А с плоской стороны, над «отверстиями для проводов», ближе к краю, Иван нашел несколько «кнопок», расположенных по кругу. Кнопок, как и отверстий для проводов, было двенадцать штук.

Ивану показалось, что с плоского торца в «сигару» должен подключаться здоровый, в смысле «большой», круглый штекер с двенадцатью контактами и одним центральным. А что это за кнопки?

Не подключая питания, Иван нажал на одну. Она продавилась, и выскочила обратно в ладонь в виде цилиндра, с внутреннего конца имевшего утопленную в него кнопку.

– Похоже на дистанционный радио взрыватель, – подумал Иван.

Нажать на кнопку можно было только пальцем другой руки, всунув его в небольшое углубление. Из всех пальцев, только мизинец Ивана едва пролазил в отверстие. Но нажатие этой кнопки ни к чему не привело.

Снова подключив питание, Иван подумал, а вдруг мысль о взрывателе верная, но отбросил её.

– Слишком красивыми бомбы не бывают, – сказал он сам себе и нажал кнопку.

Ничего не произошло. Тогда он нажал маленькую первою кнопочку в «том» же ряду. Агрегат ожил и через минуту засветился огнями.

Иван нажал кнопку на цилиндре и огни погасли. Только кнопки на приборе в одном ряду продолжали мигать, а символы над ними гореть.

– Давай, дружок, испытаем на тебе, – сказал Иван, посадил Приёмыша перед сетчатым торцом сигары и нажал кнопку «взрывателя».

Огни заиграли красками всё сильнее и сильнее, и собака пропала. «Экспериментатор» через пять секунд отключил агрегат, и собака появилась снова, имея весьма расстроенный вид, а также нос и лапы испачканные в земле.

– Там есть земля и полевые мыши, – подумал Иван. – И трава, сказал он, увидя зеленые ростки между собачьими пальцами.

Иван снова включил прибор, собака исчезла, а он пошёл на кухню, приготовил себе бутерброд и кусок колбасы Приёмышу, вскипятил чайник, налил в кружку кипяток и положил в неё чай и сахар. Вернувшись в комнату он выключил агрегат и снова увидел свою собаку с полной пастью рыжей длинной шерсти.

Иван, вынув шерсть из собачей пасти, внимательно разглядел ею.

– Точно лиса, – сказал он.

Однажды он добывал на охоте лису, которая мышковала и не почувствовала его подхода. Это было зимой. И шкурка той лисы висела тут же на стене. Приложив к ней «добычу» Приёмыша, Иван качнул утвердительно головой. Она!

– Значит там есть ещё и лисы, подумал он. – А где лисы, там и охотники. И из-за этого в мире нет совершенства, как говорил «лис» из сказки Экзюпери.

– А раз там есть охотники, то нужно иметь и самому оружие, чтобы не стать добычей, – додумал Иван.

Он уже точно знал, что шагнёт в тот мир сам.

Плотно прикрыв шторы во всей квартире и передвинув столик ближе к окну, чтобы «лепестки» излучателя не разлетались по чужим квартирам и не тревожили граждан, он подошёл к сейфу с оружием, достал «сайгу-410» и несколько магазинов.

Потом он переоделся в летний камуфлированный охотничий наряд для охоты на зверя с подхода, закрыл собачку на кухне, встал в фокус излучателя и включил агрегат.

Через минуту он стоял на краю опушки леса, переходящей в едва зеленеющий луг, а потом поле с хорошо вылезшими озимыми. В некотором отдалении виднелась просёлочная дорога, шириной в одну телегу, почти прямо идущую через луга и поля.

Устроив себе хороший схрон в валежнике Иван стал наблюдать. Оглядев в монокуляр озимые, он понял, что это овёс. Удобно устроив спину в развилке толстой ветки Иван задремал.

День у него сегодня был длинным, работы много, и у него дома стояла ночь. Проснулся он от громкого скрипа. Открыв глаза, он увидел проезжавшую по дороге телегу, с запряжённой в неё худой лошадёнкой. Оси телеги терлись о ступицу колеса и пищали немилосердно.

Иван подстроил монокуляр и хорошо увидел возницу – мужичка в треухе и коротком полушубке. Мужичок натянул поводья, спрыгнул с телеги и, набрав грязь в руки, стал ею смазывать колеса, а малец, забежав на поле с озимыми, стал воровато рвать овёс и укладывать его в торбу.

Набив её доверху, он надел её на морду лошадёнки, привязал её к верёвочной сбруе и запрыгнул на телегу. Мужичок дёрнул поводьями, телега рванулась из грязи и покатила, продолжая также скрипеть колесом. Мужичонка запрыгнул на телегу и хлестанув лошадь кнутом, заставил её ускориться.

Просидев в схроне ещё пару часов, и никого больше не увидев, Иван нажал кнопку и вернулся домой. Спал он этой ночью немного и беспокойно.

Весь следующий день он мысленно возвращался ко вчерашним событиям, что бы он не делал. Варил ли раму, или склеивал пластик, он всё равно постоянно вспоминал скрипучую телегу с мужичком и пацанёнком.

Не задерживаясь в боксе, он рано вернулся домой и принялся варганить себе одёжку. Кроме лисьей, у него были и другие шкуры: зюбриная, и медвежья, пара волчьих, несколько заячьих, подаренных двоюродным брательником, охочего до зайцев.

Из зайцев Иван сшил треух, а из волчих и шматка медвежей – хорошую телогрейку. Шил скоро и ловко, не заморачиваясь на особый крой, – мехом и швом наружу. Вместо пуговиц приладил палочки от вишнёвого дерева, лежавшие без дела уже несколько лет.

На льняных рубахах вместо пуговок приладил джутовые завязочки, оторвал воротники, обметал пройму ворота. Были у него и льняные штаны, которые тоже пришлось наскоро «удревнить».

Сложнее было с обувью, но на первый раз Иван решил использовать свои унты из волчьей шкуры.

Приодевшись и положив в прочный полотняный мешок большой молоток и щипцы, несколько заготовок под ножи, недавно сделанную розу, Иван навязал на него верёвки, сунул туда сухари, завёрнутые в рушник с петухами, затянул его и перекинул за плечи. Оружие, кроме ножа, он решил не брать.

Кнопку-цилиндр он положил в небольшой мешочек, в котором раньше хранились какие-то специи, и повесил на шею. Нож в ножнах из оленьей кожи повесил туда же.

– Вроде готов, – сказал он сам себе, повязал Подкидышу верёвку вместо ошейника, и шагнул в другой мир.

Он появился на том же месте и в тоже время, что и отправившись вчера. Добравшись до дороги по раскисшей земле от пошёл в ту сторону откуда ехала телега. Дорога была раскисшая малоезженая.

Иван очень не торопясь прошел по дороге около получаса, когда увидел едущую ему навстречу повозку.

– Давешний мужичок, – подумал Иван, и отступил с дороги в сторону.

Телега подъехав остановилась. Мужичонка и пацанёнок смотрели на Ивана раскрыв рты.

– Здрав будь, – наконец проговорил возница.

Иван что-то невнятно промычал, похожее на приветствие и показал на язык.

– Немый, чтоль? И отколь ты?

Иван показал большим пальцем правой руки назад, за спину.

– Это понятно. С города чтоль?

– Гы! – Сказал Иван.

– И куда идёшь?

Иван махнул рукой вперёд.

– Тату, дывысь яка пся…

Мужик махнул на мальчишку рукой.

– Нельзя тудыть. Там мор. Мы последние, считай, из Бороков бежим. Нет там никого… Живых… Нас бог миловал, выжили.

Он показал свежие оспины на своём лице и лице мальчонки.

– Вертай назад в Новогород.

Иван показал на себя, на ноги, на телегу.

– Коняга едва идёт, не вывезет. Ты вон, бугай якой. Ступай рядом, держись за воз.

Так они и пошли. Проезжая поле, возница сказал с сожалением:

– Ах, урожай какой сева1 будет, коль не засохнет. Сынку, рвани для коника сева, пусть лыкаёт2 трохи3, а я колесо смажу.

Мальчонка спрыгнул и побежал в озимые, а мужичонка подошёл к колесу с пригоршней грязи.

Иван остановил его ладонью, развязав сидор, достал туесок с вазелином.

– Смаль? Богато живёшь путник, но как мы колесо снимем?

Иван достал из мешка молоток, стукнув по клину, выбил его, а потом, приподняв телегу одной рукой, сдёрнул колесо с оси другой.

Мужик зачерпнул грязной ладонью вазелин, мазнул им в ступице, поднял колесо и надел на ось. Иван вставив клин, закрепил его молотком.

– Здоров ты брат! Кузнец?!

Иван утвердительно качнул головой.

– А что из Новогорода ушёл?

Иван скривился.

– Понятно, – почему-то сказал мужик и они снова поехали, а Иван пошёл рядом.

Иван, идя сбоку и ближе к заднему колесу телеги смотрел больше под ноги, чтобы не залезть в лужу. Через пару часов, когда телега выехала на вершину холма, возница привстав на телеге вгляделся в даль.

– Вже и торговый град виден, сказал он, но вдруг осёкся. А чой то твоих следов не видно. Откель ты шёл то? Не с Куканова?! Так там же… тоже мор…

Он вдруг стегнул свою лошадку кнутом, телега дёрнулась, и Иван, едва не упав под колесо, отпустил повозку.

Постояв на пригорке и осмотрев открывшийся град в монокуляр, он увидел закрытые ворота и скопившиеся возле них возки. Увидел и кое-как выстроенные из телег временные жилища, стоявшие прямо в поле в раскисшей и разбитой ногами и копытами хляби.

– Мор – это плохо, – сказал Иван и, взяв на руки по уши грязного Приёмыша, нажал на кнопку возврата.

* * *

Покончив со своими заказами, на которые у Ивана ушла неделя, и чуть лучше исследовав агрегат методом «научного тыка», Иван начал готовиться к переходу в прошлое, а то, что тот мир был именно прошлым, сомнения не было.

Ещё раз сходив той же дорогой, но уже без мужичка с телегой, Иван неплохо рассмотрел город, и не увидел белокаменного Софийского собора. На его месте стояли деревянные невысокие постройки. Не было видно и тринадцатиглавого деревянного храма. Значит это был период с девятьсот девяностого по тысяча пятидесятый год, предположил Иван, прочитав про Новгород в интернет-энциклопедии.

Иван сфотографировал символы, горящие на агрегате и обратил внимание, что под каждым экраном находились две утопленные микрокнопки. Такие же, как и первая – включатель.

Ткнув в правую кнопку первой группы, Иван увидел, что символ в экране изменился. Нажал на левую, возник предыдущий символ. «Логично», – подумал Иван. Также менялись и другие символы. Подсчитав символы до начала повтора, Иван понял, что всего их было десять. Экранчиков и пар кнопок под ними было сорок пять.

Прикинув, что где-то тут должны размещаться координаты точки входа и дата, Иван увидел, что после тридцать первой кнопки, если считать первой пусковую, на экранчиках горели одинаковые символы, кроме последнего, Иван предположил, что это могут быть «нули», обозначающие отсутствие параметров.

Иван составил десятеричную систему из неизвестных ему символов, и вместо них вставил «арабские цифры». Сравнив их с координатами Великого Новгорода, Иван нашёл комбинацию этих цифр на агрегате. Они обозначались на центральных экранах. Значит впереди стояли год, месяц, дата, время. И на них горели символы, обозначающие в переводе на русский: 001049; 03; 04; 09.

– А дата возвращения? – Подумал Иван.

Экранов с нулями было как раз двенадцать, как и у даты с временем.

– Ага. То есть можно настроить возврат из прошлого в ту же дату и то же время, что и отправлялся, или на любое другое.

* * *

– Саша, привет! – Позвонил Иван своему приятелю.

– Привет, Вано!

Александр был наполовину грузином и это у него проявлялось в грузинизации имён друзей: Сашико, Мишико, Вано.

– Саш, твой тесть распродал шкурки?

– Нет, Вано. Не идут они что-то по нормальной цене. К чему интерес?

– Много их? И цена?

– Как лучшему другу, Вано, уступим за двадцать рублей. Девять шкурок осталось.

– Я заберу.

– Завезти в мастерню? Сегодня? – Загорелся Сашка.

– Я там буду с часов одиннадцати.

– Окей! Готовь тугрики.

Потом Иван созвонился по телефону с продавцом меха чернобурок. Там цены были чуть дешевле, по «пятнашке». Это были самые дорогие шкурки. Соболь, – самый лучший, баргузинский, а лиса – финская.

Подойдя к мастерской в назначенный срок, Иван увидел нетерпеливо топчущегося возле своего «крауна» Сашико.

Тщательно проверив каждую шкурку и рассчитавшись с радостным Саньком, Иван прошёл в свою коморку-кабинет, в котором хранил своё богатство.

Последнюю квартиру он специально покупал рядом с автомастерской, и поэтому все свои габаритные и не особо нужные вещи хранил тут: и байкерскую кожаную одежду и утварь, и рыцарские доспехи, снаряжение и оружие. Всё было сшито, отштамповано, и выковано им самолично.

Тут же в сейфе лежало и несколько отштампованных им шведских динариев периода царствования первого христианского шведского короля Олафсона. Семь из них были обычными, – серебряными, один – золотой. Золотые в кладах ещё никому не попадались, да и не было их, наверное, отчеканено, но Иван один изготовил. Очень уж ему понравилось, как он идеально сделал штамп.

Смотрел Иван на всё это богатство, и не знал, что выбрать, а выбирать было надо. Так просто в прошлое не завалишься. Это сейчас всё перемешалось. Можно и в рубище на улицу выйти, и никто не поймёт и не осудит. Может быть лишь назовут мысленно «фриком», а там… И встречают по одёжке, и по ней же провожают, либо поклоном, либо кнутом, а то и топором в спину.

Иван освоил много полезных для себя профессий и набрался различных навыков. Закончив институт и получив диплом автотранспортного инженера-механика, после общения с двоюродным братом, он проявил страсть к ковке и поступил в Питерскую художественно-промышленную академию имени А.Л. Штиглица, которую окончил с отличием.