© Елена Васильевна Филатова, 2025
ISBN 978-5-0065-9839-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог. Руслан
Вот надо было упасть на спину! Ну почему всегда где тонко там и рвётся? Знаю прекрасно, что надо беречь спину, но поскользнулся и упал. Удар пришёлся на поясницу, где был перелом, аж искры из глаз посыпались.
Не хотел показать вида как мне больно при Лине. Зацепила чем-то девчонка. Наверное, своим отношением к парню в инвалидном кресле. Она совсем не замечала этого, не делала разграничений и не считала его каким-то не таким. Я честно первый раз с этим сталкиваюсь.
Стараясь быстрее подняться, несмотря на стреляющую боль, делаю вид, что всё хорошо и хромаю в квартиру, моего брата близнеца Никиты. Его не стало полтора года назад, он не перенёс операции, развилась аллергия на наркоз. У меня, как выяснилось, тоже непереносимость наркоза и анестезии любой.
Поэтому страшно до чёртиков идти на операцию без наркоза. Но без неё никак. Я и так откладывал её очень долго. А сегодняшнее моё падение усугубило всё, судя по резким болевым ощущениям. Нерв зажало при переломе позвоночника, и теперь он даёт о себе знать.
За полтора года из неподвижной амёбы, которой я был после аварии, меня превратили почти в нормального человека, способного ходить. Так страшно было остаться в кресле навсегда.
Конечно я сам виноват в той глупости, что случилась со мною. Но по-другому тогда я не мог поступить.
После того, как узнал, что брата больше нет, меня словно расчленили и не стало половины души и тела. Мы всегда с Никитой были близки. Жить без него тогда совсем не хотелось. Решив покончить со всем разом, напился в хлам и сел за руль. Въехал в первый же попавшийся столб на скорости.
Собирали меня по кусочкам почти, но самое страшное, что во время операции у меня начался анафилактический шок на наркоз. И меня откачали…
Когда очнулся, думал меня трактор переехал. Болело всё тело, дышать практически не получалось без боли и не то, что шевелиться.
Сначала не понял где нахожусь, затем услышал знакомые голоса. Это родители разговаривали с врачом за дверью.
Врач говорил им о моём плачевном состоянии, но слова отца «Этот сволочь оказался живучим» врезались в память навечно. Я не был их любимчиком, никогда. Никита был всегда лучшим и любимым, даже когда он получил травму в скалолазке его буквально носили на руках. Я не был против, ведь люблю его очень до сих пор…
Но я ведь тоже их сын…
За что так со мною?
Помню мать тогда зашла на несколько минут, сказала, что я полный дурак и идиот творить такое. Но при взгляде на меня, начала плакать. Я понял, что она видит не меня, а Никиту и от этого плачет ещё горче.
Отец вывел её из палаты, даже не взглянув на меня. Через минуту вернулся, чтобы сказать, что меня для них больше нет. Мой поступок не может быт оправдан и им больно видеть меня, потому, что я не Никита. Он бы никогда так не сделал. А я недоумок, каким был всегда для них.
Было очень больно осознавать это. Ведь я верил, что всё же нужен им.
Моя девушка Янка пришла ко мне в больницу через пару дней после родителей и сообщила, что уже не моя. Не ходячая амёба ей оказалась не нужна, и она решила добить меня своим решением.
Через неделю, проведённую в больнице мне самому уже не хотелось жить. Я не мог шевелиться без боли. Ходил под себя, не вставал, впал в отчаяние какое-то.
Однажды ко мне в палату зашёл психолог. Долго промывал мозг и боролся с моей депрессией, но это не очень-то помогало.
Месяц спустя ко мне подселили соседа в палату. Тот весь переломанный на растяжке, мог только разговаривать.
Так мы познакомились с Валеркой. Он так первый раз на сноуборде проехался с горы.
Ещё хочет, понравилось ему, оптимист.
Так мы с Валеркой и восстанавливались потихоньку помогая друг другу.
Через семь месяцев меня выписали из больницы в инвалидном кресле. К тому моменту мне очень хотелось встать из него, чего бы мне это не стоило. Нашёл лучший реабилитационный центр в городе и отправился туда.
Полгода усердных тренировок, боли и пота дали результат. Я пошёл, хоть и хромая из-за нерва, но пошёл.
Таким счастливым как в тот день я, наверное, никогда не был.
Но нормально ходить всё же не получалось и мне рекомендовали операцию в центре.
Страшно до чёртиков, но после падения ходить почти невозможно…
Глава 1. Марина
Сегодня мой первый день работы в реабилитационном центре, самом лучшем в нашем городе. Я так давно хотела сюда попасть и вот дождалась.
Стараюсь не опоздать в первый же день работы и прихожу впритык.
– Марин, давай переодевайся, у нас операция начнётся через двадцать минут – говорит мне Татьяна, она медсестра в центре.
– Меня сразу на операцию? – поражаюсь.
– Да будешь вторым ассистентом, так Павел Семёнович сказал, так что поторапливайся, идём.
Она провожает меня до комнаты персонала, где выдаёт мне одежду на операцию и карту пациента, чтобы ознакомилась.
Конечно, я присутствовала на операциях до этого, но не ожидала, что меня в первый же день поставят. Боевое крещение, наверное.
Переодеваюсь в выданный костюм и беру карту в руки.
Каримов Руслан Григорьевич, тридцать один год. Предстоит микродискоэктомия и удаление межпозвонковой грыжи и освобождение седалищного нерва. Фух, не такая уж и сложная операция. Татьяна своим серьёзным настроем немного напугала. Но на таких операциях я была, и они довольно быстрые по времени. Мою руки и одеваю перчатки, чтобы всё проверить по готовности к операции.
Прохожу в операционную. Осматриваюсь.
Здесь прохладно, наверное, так должно быть. Осматриваю инструмент, освещение, проверяю все принадлежности. Всё на своих местах и готово к применению.
Дверь в операционную раскрывается и заходит Пётр Семёнович, Татьяна и ещё одна девушка.
– О вот и наша новая помощница, Мариночка —говорит приветливо Пётр Семёнович.
– Здравствуйте – немного смущаюсь под пристальным взором всех.
– Это Даша, мой первый ассистент, а ты будешь на подхвате.
– Хорошо – соглашаюсь.
– Историю болезни изучила? – хитро прищуривается Пётр Семёнович.
– Да, я была на подобных операциях в районной больнице.
– Хорошо, посмотрим – он обошёл стол.
– Я всё проверила и инструменты… – начинаю я.
– Уже, ну ты шустра.
Вспоминаю, что надо поменять перчатки и тщательно обеззаразить руки, хотя я кроме дверных ручек и лампы ничего здесь не трогала.
– Я руки обработаю – захожу за ширму.
Тщательно отмываю руки, обрабатываю, и одевать перчатки.
Выхожу из-за ширмы и вижу, что пациента уже привезли, и он лежит на столе, на боку. Интересно где анестезиолог?
Через шапочку видно, что парень светленький, симпатичный и очень зажатый. Встречаюсь с ним взглядом. В его глазах, страх и ужас. Так обычно бывает, люди боятся неизвестности, некоторые боли. Глаза парня ярко голубые и блестят от паники. Он так боится?
Захотелось поддержать его, но в этот момент Таня привязывает парня за бёдра и проверяет, крепко ли завязки держат парня. Но ведь это можно сделать пока он будет спать. Он и так в панике.
Таня начинает обрабатывать обеззараживающим раствором его спину. Парень вздрагивает и прикрывает глаза.
Да где же анестезиолог.
– Ну, что Руслан постарайся расслабиться, от того насколько ты будешь расслаблен зависит удачный исход операции, ты же понимаешь.
– Да – глухо сказал парень, а я ничего не поняла.
Меня окутал ужас, когда Пётр Семёнович потянулся за скальпелем.
– А анестезия? – не смогла удержаться от вопроса.
– Вы читали карту – Пётр Семёнович строго посмотрел на меня.
Я кивнула.
– Плохо читали значит, не будет её – он взял в руки скальпель, а я просто офигела от происходящего.
Парень зажмурился и тихо простонал, когда кожи коснулся холодный металл. Он же всё чувствует, он же не спит!!!!
– Расслабься Руслан! – говорит резко Пётр Семёнович и начал раскрывать разрез.
Парень вскрикнул.
– Руслан, я не могу так работать, расслабься.
Легко ему говорить.
Не выдерживаю и подхожу к парню, от меня сейчас и так мало толка.
Он вцепился пальцами в край стола, костяшки пальцев стали белыми, дышал рывками, в уголках глаз блестели слёзы.
– Дыши, глубже – говорю ему и кладу руку поверх его.
Он перевёл взгляд на меня, я присела на корточки, чтобы он, не поворачивая головы видел меня. Он отпустил край стола, а я сжала его пальцы.
– Дыши со мною по счёту. Раз, глубокий вдох, глубже, пожалуйста, давай.
Парень послушался и вдохнул спокойнее.
– Два выдох такой же долгий.
Пока ненадолго удалось отвлечь парня, и он немного успокоился.
Я замечаю, что Пётр Семёнович продолжает и парень вскрикивает опять.
– Тише – придерживаю его за плечо – сосредоточься на дыхании дыши со мною, давай, вдох, медленный, давай.
Парень зажмуривается и пытается вдохнуть, в этот момент Пётр Семёнович, похоже, добрался до грыжи, парень дёрнулся и сильно сжал мои пальцы, громко вскрикнул.
– Руслан, ты что творишь, лежи смирно и не шевелись, ты же понимаешь последствия!
Парень кивнул и тихо застонал.
– Дыши, поехали раз, глубоко и медленно, пожалуйста – тихонько поглаживаю его по плечу.
Он так и не разжимает мои пальцы, медленно вдыхает.
– Вот так, теперь выдыхай медленно, считай до трёх четырёх – начинаю его отвлекать.
Но он опять вскрикивает, и жмуриться, забывая дышать.
– Вдох, давай, мой хороший, ещё немного – уговариваю его, и он медленно вдыхает.
– Марин, держи его крепче за плечи, иначе сдвинет всё сейчас нам.
Пытаюсь удержать парня на одном месте за плечи, знаю, что не очень удобно и не гигиенично, но мне нужно его максимально обездвижить. Наклоняюсь к нему и прикасаюсь к его щеке своей, тихо говорю ему на ухо.
– Не двигайся, пожалуйста, я знаю больно, кричи, но не двигайся, пожалуйста – сама немного придавливаю его, чтобы ограничить его движения.
В какой-то момент он вздрагивает, а затем кричит сильно, громко, так надрывно.
– Молодец – говорю ему, когда он замолкает или у него сорвало голос.
Не поднимаюсь от него, вдруг дёрнется.
– Дыши, солнышко, давай.
Он делает короткий вдох и быстрый выдох.
– Медленнее на счёт три давай, раз, два три, вот так умничка – хвалю его, потому, что парень держится из последних сил.
– Почти всё Руслан, потерпи чуть- чуть, Марин, держи его.
Прикасаться к его лицу второй раз как-то неудобно, поэтому крепче держу его за плечи не давая двигаться.
Парень стонет, сильно.
– Дыши – напоминаю ему – медленно, давай.
Парень слушается и медленно вдыхает.
– Молодец, вот так уже почти всё.
– Да почти осталось зашить – слышу Петра Семёновича и немного выдыхаю сама.
Такого в моей жизни ещё не было.
Парень под руками немного расслабляется и начинает сам дышать глубоко.
– Ты молодец – говорю ему.
– Всё, Руслан, мы закончили. Я думал, будет хуже, но ты справился – говорит Пётр Семёнович.
Я отпускаю плечо парня, а он мою руку нет, держит в своей большой ладони, зажмурился и тихо выдохнул.
Татьяна заклеивает ему спину.
– Всё хорошо – легонько глажу его по плечу, и парень открывает глаза – ты справился.
Он переводит взгляд на руки и тихонько разжимает ладонь, выпуская мои пальцы.
– Спасибо – говорит тихо и очень хрипло.
– Не за что, ты молодец.
– Так всё Сергей, Максим, переложите его на каталку и в палату – говорит Пётр Семёнович.
Я отхожу от стола, пропуская санитаров. Парень, не переставая смотрит на меня.
Вспоминаю про лёд. Обычно на шов кладут лёд, да и ему легче будет. Санитары не очень аккуратно перекладывают парня на каталку, от чего он стонет сильно.
– Аккуратнее – говорю им и подхожу к парню.
– Ничего же не чувствует – говорит один из них.
А у меня сердце сжимается от того, что он всё чувствовал и как только перенёс всё это.
– Глянь, в какую его палату – говорит один из санитаров и идёт к столу с бумагами.
– Потерпи немного – говорю парню и замечаю, что его начинает трясти.
Болевой шок?
– Дыши, слышишь —тихонько глажу по плечу и укрываю его простынёй – не забывай, это скоро пройдёт, всё уже позади – поправляю простынь у него на плечах.
Он так проникновенно смотрит на меня.
– В шестую его, поехали – говорит один из санитаров и они, резко дёргая каталку вывозят его. Ему же сейчас каждое движение с болью.
Вспоминаю про лёд, хватаю его и хочу пойти следом, но меня окрикивает Пётр Семёнович.
– Марина, переодевайтесь и зайдите ко мне – говорит мне он и выходит из операционной.
– Хорошо – говорю ему в спину.
Отлично Зотова! Ты уволена в первый же день работы! Так облажаться просто не реально! Ну почему я нормально его историю болезни не прочитала!
Подхожу к столу и беру карту Руслана. Пролистываю, но ничего о том, что операция без анестезии не нахожу. Меня кто-то хотел подставить?
Глава 2. Марина
Пытаюсь немного успокоиться после всего пережитого и переодеваюсь. Возвращаюсь в операционную за льдом и картой Руслана, чтобы доказать Петру Семёновичу, что там ничего не сказано про анестезию. Лёд для Руслана естественно никто не забрал, а вот карты его на месте я уже не нахожу. Вот же дура, всё с собою надо было забирать.
Прихватив лёд, иду к Петру Семёновичу в кабинет.
Открываю дверь, а его нет на месте. Отлично.
– Не стесняйся, проходи – вздрагиваю от голоса за спиной.
Оборачиваюсь и пропускаю вперёд Петра Семёновича. У него в руках карта Руслана.
– А лёд зачем? Думаешь, пороть тебя буду за сегодняшнюю оплошность? – присаживается он в кресло.
– В карте нет ни слова об отсутствии анестезии! – взрываюсь я.
– Он аллергик! У него уже был анафилактический, откачали! Ты второго хочешь?
– Но в карте нет ни слова об этом – пытаюсь его убедить.
– Ты последнюю страницу читала? – раскрывает передо мною карту Руслана в которой вклеены новые страницы.
– Этого не было в моей карте!
– Теперь ты на Танюшу будешь наговаривать! Перестань, просто признайся в своей профнепригодности! Так и быть оставлю тебя в помощниках.
– Какой профнепригодности! Я Вам говорю, что в операционной была другая карта!
Выхватываю из его рук карту Руслана и оттягиваю новые странички. На моё счастье, клей ещё не совсем высох, и они начали отходить.
– Видите, их недавно вклеили! Их не было!
Он хмуриться, и забирает у меня карту.
– Странно – он убеждается в моей правоте – и кому это нужно было.
– Я не знаю, я первый день у Вас работаю.
– Хорошо. Извините Марина. Понаблюдайте за Каримовым. Он ваш первый пациент – он пролистывает карточку, убеждаясь, что все листы на месте – ему фактически сейчас ничего нельзя, никак не обезболить.
– Я поняла уже. Вот как раз лёд и прихватила.
– Ах, да мы же про него забыли.
– Я могу идти?
– Да, конечно. Все назначения я буду вносить в его карту.
– Тогда передавайте мне её лично в руки, иначе я буду пренебрегать вашими назначениями.
– Я понял, оставьте тогда мне его карту, а завтра с утра зайдёте за ней.
– Хорошо – отдаю ему карту и выхожу из кабинета.
Так интересно кому это я в первый же день перешла дорогу?
Подхожу на пост к Татьяне. Она какая-то нервная, дёрганная.
– Тань, а Каримов в какой палате? – спрашиваю.
– В шестой, а что? – отчего-то краснеет она.
– Объяснишь, как пройти.
– Зачем тебе? – удивляется и смотрит на лёд в моих руках – ой, я забыла совсем, про него, давай я ему отнесу – тянет руки ко льду.
– Я сама, Пётр Семёнович мне поручил его вести, так, что, рассказывай, где у вас палата номер шесть.
Он поджала губы, словно это ей совсем не нравилось.
– Прямо по коридору лифт, на первый этаж, там как выйдешь, идёшь прямо до лестницы. Палата напротив лестницы.
Квест прям какой-то.
– Хорошо, спасибо – разворачиваюсь и иду к лифту.
Странное какое-то поведение у Тани, но чем я могла ей насолить в первый же день, не понимаю.
Выхожу из лифта и иду, иду, наконец-то нахожу эту лестницу. Зачем его так далеко положили.
Из как оказалось шестой палаты выбегает девушка со звонящим телефоном в руке.
Это его девушка? И почему она так спешила его оставить, ведь сейчас ему очень нужна поддержка.
Да, ладно сами разберутся.
Выдыхаю и открываю дверь в палату номер шесть.
Глава 3. Руслан
Никогда не думал, что боль может быть настолько сильной и всепоглощающей. Я очень боялся операции.
Когда она началась я пытался следовать указаниям Петра Семёновича, но расслабляться, совсем не выходило.
Ощущения, когда в твоём нутре ковыряются те ещё. Но когда меня за руку взяла девушка врач, я ничего не видел кроме её глаз. Её лицо скрывала маска, но её карие глаза, большие выразительные и добрые я не забуду никогда.
Она отвлекала меня в самые болезненные моменты, говорила мне, как дышать, чтобы было легче. В какой-то момент она прикоснулась ко мне щекой, и я вдохнул её еле уловимый цветочный аромат, очень приятный. От её прикосновения стало очень тепло и приятно где-то в груди, но потом последовала очень сильная боль, словно в мою поясницу, вогнали штырь и вертят им в разные стороны. Я только услышал её «кричи» и не смог сдержаться, кричал, пока не сел мой голос. Она не отпускала, и я благодарен ей за это. Она словно делила со мною часть боли, что сводила с ума.
Я не сразу понял, когда всё закончилось…
Она сказала «молодец» и отстранилась, а я понял, что всё ещё держу её за руку и не могу, не хочу отпускать. Со мною давно такого не было. Её маленькая тёплая ладошка тонула в моей. Я понял, что туплю и заставил себя разжать ладонь.
Она исчезла из поля зрения, а меня начало окатывать волнами то холода, то жара. Тело не слушалось и стало ватным, в голове шумело, и я прикрыл глаза.
Меня переложили на каталку. От каждого движения простреливало позвоночник, аж искры из глаз сыпались. Стало очень холодно.
Где-то вдалеке мне показалось, что слышу знакомый голос Лины. Может меня просто глючит.
Меня привозят в палату и перекладывают на кровать. Кладут на спину.
Вскрикиваю от боли, не сдержавшись.
Меня поворачивают на бок и укрывают простынёй. Ну, хотя бы одеялом укрыли бы. Не могу пошевелиться и согреться тоже.
– Руслан – слышу Лину и разлепляю веки.
От холода трясёт аж. Наверное, она с Димкой пришла.
Лина такая растерянная смотрит на меня.
– Что с тобой? – её голос дрогнул.
Не могу пошевелиться, мне кажется, если рот открою, оттуда кроме стона ничего членораздельного сказать не выйдет.
– Кто вы? И что тут делаете? – узнаю голос Петра Семёновича за спиной, но от неожиданности вздрагиваю, что отдаётся по всему позвоночнику, блин.
– Я знакомая. Что с ним? – поражается Лина.
Я бы объяснил, но нет сил, разговаривать сейчас.
– Знакомая. Должна знать! – отвечает в своей манере Пётр Семёнович.
Он вообще редко с кем церемонится, наверное, с нами так и надо иначе на ноги не встанем.
– Всё, Руслан – ощущаю его прикосновение к плечу и хочу повернуть голову, но боль простреливает, не могу. – Ты молодец, потерпи ещё немного. Это того стоило.
Надеюсь, теперь буду ходить без проблем, осталось только пережить надо этот период боли.
– Знакомая? – спрашивает Пётр Семёнович, хитро прищуриваясь.
Киваю, опять забывшись.
– Понятно. Пойдём, поговорим, знакомая.
Пётр Семёнович уводит Лину. Только не ругайте её за незнание. Ведь это не её проблемы, и она вообще случайная знакомая, которой почему-то не всё равно на меня как всем остальным.
Обидно, что отец даже не увидел того момента, когда я встал на ноги. Хотя о чём я ведь он пожалел тогда, что меня откачали…
Слышу, в палату кто-то заходит. Перед глазами возникает Лина, она присела около кровати.
– Держись – тихонько касается моих пальцев – пальцами шевелишь без боли? – растерянно спрашивает.
Что ей наплёл Пётр Семёнович?
Не могу не улыбнуться её растерянности.
– Хорошо – сжимает мои пальцы.
Её ладонь такая тёплая, не хочу отпускать, хочу ещё немного погреться и сжимаю пальчики. Они похоже на ту, что помогала мне сегодня пережить всё это, но не те.
Немного клонит в сон, и прикрываю глаза.
– Тебе, наверное, надо поспать после всего – говорит Лина тихо, и я соглашаюсь с ней, правда молча.
Ощущаю едва заметные прикосновения к голове, она тихо поглаживает. Поглаживает? Ко мне никто не прикасался так давно, наверное, из-за этого мозг поплыл и начал расслабляться, что- ли, а я проваливаться куда-то где нет боли, где тепло и хорошо и Ник, улыбающийся сидит на зелёной лужайке. Как давно я его не видел…
Слышу резкую трель и открываю глаза, вздрагиваю от неожиданности и позвоночник простреливает такой болью, аж слёзы наворачиваются, пытаюсь немного выдохнуть, как учила меня та девушка в операционной.
– Прости, мне пора, держись – протараторила Лина и поддерживающе сжала мои пальцы.
Я что уснул? А она всё это время была здесь? Её телефон разрывается трелью.
– Спасибо – язык наконец-то поддался, и мне удалось хоть что-то сказать. Отпускаю её тёплую ладонь, и она выскакивает из палаты.
Странно что-то давно забытое и похороненное на дне души, вдруг даёт о себе знать. Отчего-то особенно остро сейчас ощущаю своё одиночество. У меня никого нет, ни друзей ни родных, ни девушки. До этого момента меня всё устраивало, но сейчас, отчего-то хочется, чтобы кто-то был рядом, взял тебя за руку и не отпускал. Кто-то родной.
Ой, что-то я стал сентиментальным слишком. Выдыхаю и прикрываю глаза, опять становиться холодно очень, прижимаю руки к груди они тёплые вроде бы, странно, что со мною вообще…