Цветочки-Василечки папуле одиночке

Глава 8

Мила Цветкова

– Что это? – смотрю на пакет, который бросил мне на ноги ужасный и злой Розин. Сейчас он выглядит уставшим и потрепанным. И я вдруг вижу, как Васильки на него похожи. Не абсолютная копия, много в них и от матери. Но Васятка так же кривит губы, а у Василисы ямочка на левой щечке, и когда она хмурится или улыбается, эта отметинка так же проступает. Только у малышки это выгляди трогательно, а у Ярослава сердито.

– Хрен его знает. Велел секретарше купить гостинцев для одноруких пираток, разрушительниц спокойствия, – ухмыляется Яр.

– Не стоило беспокоиться, – отворачиваюсь к стене лицом.

– Ты ужасно некультурная. Я так-то в гости пришел. С подарками. Хотя, чего можно ожидать от нахальной бабы, читающей чужие письма?

– А я не ждала гостей. Тем более в такое время. Как вас только впустили почти ночью?

– Это было несложно. Я всегда делаю то, что нужно мне.

– И пришли вы, чтобы убедиться, что я не насексочу в полицию? – бурчу я в белую, но потертую стену. – Не стоило утруждаться, я сделала так, как выгодно вам. Я сказала, что сама упала на вашу машину, а вы были великодушны, и даже с меня не потребовали возмещения ущерба.

– И зря не потребовал, между прочим. С твоим появлением в моей жизни, у меня уже две машины превратились в мусор. Придется покупать новые.

Он что? Он смеется? Я даже поворачиваюсь, чтобы посмотреть на это. Ярослав Розин, зло во плоти, смеется. Надо же.

– И не смотри на меня так, это нервное, – хмыкает этот мерзавец.

– Мы все решили? Теперь уходите, – почти стону. Рука болит ужасно, я пока вертелась на кровати ее потревожила. И теперь к лютому головокружению, добавились еще и радужные пятна в глазах.

– Ну, хорошо. Если тебе не интересно, как я съездил в детский дом, то тогда я пошел.

Он идет к выходу твердым шагом. Он вообще весь такой. Как ледяной айсберг, непоколебимый и равнодушный, топящий корабли и отнимающий жизни. Он Ярослав Розин, и я его ненавижу. Но… Он мне нужен. Только он может мне помочь, забрать несчастных Васильков и постараться дать им счастливое детство, по крайней мере.

– Подождите, – выдыхаю в пустоту. – Ярослав, вы хотите, чтобы я умоляла?

– Нужны мне твои мольбы, – он снова ОН. Злой, нахальный, бездушный. И смотрит на меня он как на таракниху – с презрением и насмешкой. – Ты ведь понимаешь, что ничего не изменилось? Завтра детям проведут анализ ДНК. И если они мои, в чем я сомневаюсь, близнецы отправятся на учебу в Англию. А если чужие… Значит их судьба детдом. Ничего, там неплохая школа выживания. Я прошел, как видишь жив.

– Ну вы и… Вы…

– Что я? Я даже великодушный. Денег отслюнил детдому номер пять.

– Они ваши. И вы просто их отправите в такое же бездушие. Дорогое, ледяное. Думаете просто откупится, чтобы не нарушать своего спокойствия? Они ведь там так же будут никому не нужны. Вы монстр.

– Ты предлагаешь их тебе отдать? Думаешь в нищете с тобой им будет лучше, чем в дорогом пансионе? Очнись, наивная ты моя рыбка. Кому нужна любовь в манной каше? Короче, ты меня утомила. Ешь гостинцы, поправляйся и постарайся больше не попадаться мне на глаза. Я ясно выразился?

– Да пошел ты, я бороться буду. Я не позволю тебе изуродовать еще и Васильков. Ты уродливый, проклятый…

– Скот. Да я такой. Я в курсе. А чего ты ждала? Что я буду белым и пушистым? После того письма, что ты приволокла мне в своем клювике, птичка, ты должна бы была понять, что я совсем не зайка. Скорее серый зубастый волчище. Ты мне тоже не нравишься, и я мог бы просто проглотить тебя и не заниматься ненужными мне хм… Проблемами. Но я решил все же быть честным, – ощерился Розин. Снова пошел к двери палаты. Я проиграла по всем фронтам. Анализ ДНК подтвердит его отцовство, и я больше никогда не увижу моих Васильков, которые для него всего лишь две “Проблемы”. Слезы сами брызжут из глаз. Хочется орать и биться об стену от бессилия и безысходности.

Яр почти доходит до двери, когда в его кармане начинает звонить телефон. Он сегодня уйдет или нет? Рингтон отвратительный, режет слух, кажется, что у меня лопнут барабанные перепонки, хотя музыка не такая уж и громкая.

– Слушаю, – он уверен в себе. Голос властный, с нотками недовольства. Его не беспокоят почти ночью никогда. Только он может вломиться в больницу, да куда угодно, потому что так надо ему, Ярославу Розину, королю этого несправедливого мира.

Меня все это не касается. Он больше не моя забота. И Васильки уже точно никогда не станут…

– Вы там все берега что ли попутали? – рык Розина громподобен. Я вся сжимаюсь на кровати и очень сочувствую тому, на кого так орет этот злобный мерзавец. – Я согну вас в бараний рог, вы это понимаете? Как это дети исчезли?

Сердце работает с пробуксовкой. Я все еще не осознаю, что дети, которые исчезли, мои Васильки. Точнее я не хочу в это верить.

– Я что вам сказал? Глаз не спускать. Сейчас приеду, натяну вас на руки, как гребаного Хрюшу и выверну мехом внутрь. Полицию вызвали? Буду через полчаса. Он бросает несчастный телефон в стену. Боже, теперь он точно дракон. Ужасный и яростный. Он… – Ох, ё… Ты какого хрена…?

Я сама не понимаю, как оказалась так близко к этому разъяренному чудищу, от которого веет огнем. Пространство пульсирует болью. И выгляжу я как самое глупое в мире привидение. В больничной сорочке и казенных тапках только искать пропавших малышей.

– Я с вами, – пищу, и снова сжимаюсь, когда понимаю, что он нависает надо мной всей своей громадой.

– Вот уж фигушки, – щурится. – Лежать, – отдает мне приказ, как собачонке.

– Вот у ж фигушки, – сжимаю кулак на здоровой руке. – Вы никто, чтобы мной командовать.

– Ну, тогда сама, – дергает плечом Яр. – Раз такая ты у нас гордая и самостоятельная. А я спать поеду. Баба с возу, кобыле легче. Совет тебе, директрисе сразу не говори, что ты бедолага. Старая ведьма очень любит тех кто при деньгах. С нищебродами не станет разговаривать. Но тебя она сразу раскусит. Чао-какао.

– Стойте, – я выкрикиваю отчаяно это слово. Он снова указал мне мое место. Я с трудом это терплю, но Васильки самое главное. – Пожалуйста. Помогите найти детей.

– Ну вот. С тобой очень легко договориться, – самодовольством он лучится. Но его движения выдают нервное напряжение. Розин нервничает? Ему доступна такая функция?

– Возьми меня…

– Детка. Ты не в моем вкусе. Но то, как ты себя предлагаешь.

– Пожалуйста.

– Я тебя ненавижу. Мила Цветкова. Ты меня заставила вернуться, туда, куда я пытался забыть дорогу. Детский дом – детское чистилище. Прошлое – мой личный ад.

– Это значит да? – я шепчу уже, боясь издать лишний звук.

– Да что б тебя.

Глава 9

Яр Розин

Сидит, надувшись, словно мышь на крупу. Губу закусила. Ей больно, это видно по испарине на лбу. Но молчит, только чуть поскуливает, когда машину подкидывает на кочках. И смотрит куда угодно, лишь бы не на меня. Злится?

– Я взял тебя с собой, только потому, что ты можешь быть полезна, – зачем я говорю ей это? Словно оправдываюсь. Терпеть не могу чувствовать себя вот так. Давно не чувствовал.

– А я думала из жалости, – дергает она плечом, даже не повернув головы. – Удивилась. Вам же это чувство незнакомо.

Незнакомо? Да, наверное она права. С тех пор как я умер, я жил не чувствуя жалости. Так что же такое со мной происходит сейчас?

– Жалость унизительна, не считаешь?

– Не считаю. Раньше не говорили “Люблю”, говорили “жалею”. Такое было у людей понятие. Сейчас от чего-то это стало постыдно, – шепчет она на стекло, которое покрывается легким туманом ее дыхания.

– Ты странная, Мила Цветкова, – ухмыляюсь я, швартуя машину возле ворот детского дома рядом с машиной полиции. Здесь запрещена парковка, но мне плевать. На все плевать, потому что душу раздирает непонятная тревога. Я же не знаю этих детей. Тогда почему мне так страшно? Так не должно быть. Они, скорее всего, не мои. Я уверен в этом почти на сто процентов. Был уверен. Да даже если и не мои, они Алькины. Алькины, черт бы их всех подрал. Я так долго забывал, чтобы в один миг снова стать слабым? Нет. Так не будет. Надо взять себя в руки. – Пойдем. Может эти бродяжки уже вернулись в стойло.

– Знаете. Я никак не могу вас понять, – морщится Мила. Дергает ручку дверцы, поскуливает от боли.

Я не помогаю ей. Не хочу. Я же скот и козел. А она сама напросилась, ее никто не звал. Только слышу, как хлопает дверца машины, на которой ясно написано, хоть и с ошибкой, кем является ее владелец.

В кабинете директора нас встречает хмурый полицейский, женщина с уставшим лицом и сама хозяйка, достаточно богатого для детского дома, помещения.

Валентина Петровна восседает в кресле, похожем на трон, и я морщусь. Она сидит как королева, всем своим видом показывая наносную тревогу, но глаза мерзкой бабы при этом остаются ледяными и пустыми. Ей плевать на близнецов, но нужно сохранить реноме.

– А что я могу сделать? Вот что? Детей уложили спать. У педагогов и нянь есть и другие обязанности и дела. Мы не можем стоять над кроватью каждого воспитанника как часовые. Нянечка отсутствовала минуту, не больше…

Она врет. Скорее всего нянечка гоняла чаи, а может и что покрепче, в компании своих коллег отнюдь не одну минуту. И судя по тому, как бегают глаза директрисы я совсем не далек от истины. Ничего в этом мире не меняется.

Мила стоит за моей спиной, сопит как еж. Зря ее взял с собой. Если бы не она, я бы уже не оставил камня на камне от этой чертовой бабы, которая наконец-то замечает, что я пришел.

– А, вот и Ярослав Розин. Он сегодня приезжал по поводу Васильковых, – радостно сообщает чертова баба полицейскому. – Ему девочка расцарапала гвоздем машину. Я вам уже рассказывала.

– Кто вы этим детям? – в голосе полицейского я слышу нотки подозрительности и с трудом сдерживаю смех. С тех пор как в моей жизни появилась, сопящая за моей спиной девка, я уже кем только не был. В основном скотом и козлом. Но вот в краже ненужных мне детей, меня подозревают впервые.

– Никто, – все таки хмыкаю я.

– Отец, – вот ведь мерзавка эта Мила. Ну куда она лезет? – Он их отец.

– Это еще не доказано, – перебиваю я эту глупую дуру. – Завтра, точнее уже сегодня, детям должны были сделать анализ ДНК. А пока эти дети для меня чужие.

– Чужих детей не бывает, господин Розин, – подает голос уставшая женщина, до этого молча стоявшая у окна. – Вы должны это знать. Вы же сами, вроде, воспитывались в детском доме? Или я что-то путаю? Тогда извините.

– Откуда… А, впрочем, страна знает своих героев? Позвони мне, куколка, потом. Телефончик дам. Я тебе еще расскажу про себя много веселого и познавательного.

Женщина смотрит на меня странно. Не могу ее эмоций считать. Она молодая еще. Хотя… От глаз лучиками разбегаются морщинки, на скулах залегли глубокие тени. Вид донельзя уставший у бабы. Под легким пальто полицейская форма, волосы скручены в неряшливый пучок.

– Не нужно. У меня есть ваш телефон. Но лучше я вызову вас повесткой, в случае необходимости. А мы с вами встречались. Помните, Толя Резаев сбежал? Ну из детдома, которому вы помогаете финансово? Я Диана Юрьевна, из ПДН.

– Повесткой даже интереснее. Я люблю ролевки.

Не помню. Ни черта я не помню. А Мила смотрит на меня распахнувшимися от удивления глазами. И надо было этой идиотке в полицейской форме языком молоть?

– Значит не родственник вы детям? – меня спасает от ненужных и лишних вопросов замученный жизнью капитан. – В таком случае, где вы были в период с девяти до десяти вечера?

– Ты серьезно хочешь сейчас это узнать, капитан? – приподнимаю я бровь, чувствуя. Как в душе снова начинает вихриться огненная ярость. – На улице дубак. Дети в тонких куртках шляются не пойми где, а ты будешь сидеть тут и заниматься крючкотворством? – я даже не рычу, как это со мной обычно случается в припадке плохо контролируемой ярости. На крик срываюсь. – Какого хрена ты сидишь тут? Детей надо искать.

– Это я и без тебя знаю, не отец. Таких, как ты “Не отцов” нужно наказывать статьей уголовной. Орет он тут. Строит из себя мачо, ролевки он любит. Тебе не то что детей, щенка бы я не доверил. Ты где был то, когда малышню забирали сюда? Жрал сладко да по бабам на тачке крутой шлялся? А теперь сидишь чистенький. И пытаешься прикрыться тем, что деньгами помогал? Анализ ДНК делаешь? Не дай бог же люди узнают, что тебя как дурачка обвели и детей чужих подсунули. А вдруг твои? Тогда вообще труба? Я ведь прав? Прав. Ну-ну. Пытаешься даже сейчас соскочить, потому что не нужен тебе никто, кроме себя любимого. И сейчас весь этот концерт только для того, чтобы никто тебя не осудил и не вынес на люди гниль твою, мистер Твистер, мать его. Хочешь остаться чистеньким.

Сука. Он прав. Бьет наотмашь словами, которые говорит тихо и вкрадчиво. Каждое слово выкручивает меня до капли.

– Зачем вы так? – звонкий голосок Милы развеивает морок, тьму в которую меня засасывает, словно в бочку со смолой. – Он же здесь. И он приехал сразу… А с девяти он был со мной. Я могу подтвердить. Ярослав Розин был у меня, привез мне фрукты. Он…

– Ищут Васильковых, – перебивает ее капитан, смотрит с жалостью на Цветкову. Он ее жалеет? Я даже знаю, о чем он сейчас думает. Как такая чистенькая малышка могла связаться с таким отродьем как я. – Сотрудники ищут, сейчас идут переговоры с волонтерами. Времени для масштабных поисков мало прошло. Может вы знаете, куда они могли пойти?

– Мы сами будем искать, – хриплю я. – Мила, пойдем.

– Я вас не отпускал.

– Слышь, капитан, не буди лихо, – я рычу, борясь с дурнотой. Сто лет я не чувствовал себя таким опустошенным.

– Детей если найдете, вернете в детский дом. Я проконтролирую. Смотри Розин, мне плевать, что ты у нас величина и олигарх. Я за деньги не продаюсь. Сделаю все, чтобы тебя засадить, если посмеешь ребятам сделать хоть что-то.

Ледяной воздух улицы врывается в мои легкие, даря облегчение. Мозг проясняется от мерзкого липкого заволакивающего тумана.

– Ты зачем влезла? – поворачиваюсь к бледной Миле, зябко ежащейся возле машины.

– Хотела помочь.

– Мне от тебя не нужно помощи. Ни от кого не нужно. Поняла? Что смотришь? Пожалела меня? Зря. Этот мент ведь правду говорил. Все сказал, что ты побоялась. Мне не нужен никто. Я сам по себе, ясно? Я скот и козел. И мне так отлично.

– И поэтому вы тут? Яр, я вас поняла. Все поняла. Просто… Надо найти Васильков. Вы сами сказали, холодно и… Мало у нас времени, понимаете?

Я понимаю. Понимаю, что с каждой минутой упускаю драгоценное время. А еще вспоминаю глаза девочки, смотрящие мне в душу. Черт. Очень холодно. Но меня будто вымораживает изнутри.

– Ты знаешь где они могут быть?

Она кивает, хватается озябшими пальцами за ручку автомобильной дверцы.

– Но я не уверена.

Глава 10

Васильки

– Пойдем. Нельзя тут оставаться. Замерзнем, – Вася взял сестренку за ледяную ручку и потащил ее в сторону светящегося вывеской ночного магазина. То, что они заблудились, он понял почти сразу, но не захотел пугать Василису. Хотя, она и так, кажется, все поняла, судя по покрасневшему кончику носа и подрагивающей ладошке. Ей очень страшно. Васе тоже было страшно. Но он же мужчина. А бабушка всегда говорила, что мужчина не должен бояться и плакать. И он никогда не плакал, даже когда ему в детском доме ставили болючие уколы, он не плакал. И когда их забрали от Милы, он тоже не заревел, хотя очень хотелось. А девочкам можно. Их надо защищать. Особенно таких слабых как Васюта.

Мальчик толкнул дверь круглосуточного магазина и зажмурился от резкого яркого света.

– Чего тут третесь? А ну пошли отсюда!

Васятка сжался. Тут так тепло. Василиса испуганно дернула его за руку. Тетенька, которая крикнула на них была очень большая. Очень-очень. И волосы у нее на голове были как у Урсулы из русалочки. Но в этом магазине так тепло. Ужасно тепло. Васька, все таки, чуть было не заплакал от обиды и страха. Но сдержался. Он же мужчина. Мужчина.

– Зоя ты чего? Это же дети, – вторая женщина появилась словно из воздуха. Тоже не маленькая, но у нее глаза добрые. И пахла она печеньями и кофе. В животе у Васьки заурчало. Так бабушка пахла. Она всегда пила кофе с молоком, и мазала им с Василисой печенье маслом и вареньем. И они вечером сидели за столом, болтали и запивали вкуснятину сладким чаем. И Василиса еще могла говорить. И Васька даже не представлял, что так будет не всегда.

– Дети? Вот сопрут у тебя эти дети конфеты те дорогие, будешь выплачивать, – хмыкнула “Урсула”. – Их и двое поэтому. Один отвлекает, другой тырит. Понарожают маргиналы всякие, а ты только и смотри… Думаешь у нормальных родителей дети по ночам будут по улицам шлындать? Ясно, что послали их на пузырь зашибить, или покрасть.

– Может в беде они? Потерялись.

Василиса, выступила вперед, замычала, кивнула. Да. Они потерялись. Просто потерялись. Им всего лишь и нужно было добраться до…

– Мы не воры. Погреемся и уйдем, – остановил сестренку Васятка.

– Голодные, наверное. – вздохнула добрая тетенька. – Пойдемте со мной. Я хоть накормлю вас. А там разберемся, как дальше быть. Да идемте, не бойтесь.

– Дура ты Лидка, – зло оскалилась страшная тетя Зоя. Васька, хоть и знал всегда, что нельзя с незнакомыми никуда ходить, его бабушка учила, пошел за доброй продавщицей, и Васюту поволок за собой. Она не сопротивляясь подчинилась, только подумала “А вдруг это пряничный домик”. Но девочка настолько устала, что даже на страхи у нее не осталось сил. – Вачик если узнает, что ты в подсобку всякую шваль таскаешь, останешься без премии. Учти, я прикрывать тебя не стану. Если деньги из кассы эти сопляки потянут.

– Зоя, они просто дети. Дети, которым помощь нужна.

Чай, который дала им тетя Лида оказался обжигающе горячим. А печенья… Васька блаженно зажмурился откусив кусочек. Ему сейчас казалось, что он в жизни не ел ничего вкуснее. Василиса свернулась клубочком в некрасивом кресле. Ее разморило от тепла и чая.

– Чьи же вы? – вздохнула Лидия. Глядя на детей, уплетающих дешевое печенье с таким блаженством, словно это пирожное было изысканное, а не списанный как брак товар.

– Милины мы, – прочавкал мальчик. – Мы ее ищем. Она нас в “Лукоморье” ждет. Заждалась, наверное. А мы заблудились с сестрёнкой.

– Что же Мила ваша за вами так плохо смотрит? – вздохнула добрая тетя. Васька насупился. Чего это она говорит. Да их Мила лучше всех. А она не знает, а говорит. Он даже печенье отложил, хотя совсем еще не наелся.

– Мила у нас лучше всех, – сжал Васька кулачки. Василиса тихонько замычала. Ну да, он прав. Тетенька же не знает ничего, зачем сердиться на нее? – Просто… У нее нас забрали. Тетенька, спасибо за вкусное печенье. Мы уйдем скоро. Чуть-чуть сестренка согреется и уйдем.

Лидия потрепала мальчика по непослушным вихрам, поднялась со своего стула. Детский центр “Лукоморье” она знала, внуков своих туда водила, когда ей их подкидывали. Он не очень далеко. А дети хоть и крошечные, шли правильно. И рассказ мальчика очень странный. Они не маму ищут. Не папу, а какую-то Милу. Девочка слабенькая, на щеках румянец лихорадочный, и судя по всему она температурит. Они точно в беде, и помочь им никак не получится, без полиции. Но как же она обманет ребят, они ведь ей доверились? Да что же это делается. Добротой можно навредить только. Но как быть? Как?

– Отдыхайте. Ночь тем более. “Лукоморье” то не работает до утра. А я поработаю пока, подумаю, чем помочь вам. Печенье ешьте. И можете поспать. Там есть раскладушка. Я покажу. А утром пойдем в Лукоморье.

Лидия вышла в торговый зал, в это время ожидаемо пустой. Бедные дети. Нужно что-то делать. Но что?

– Я в полицию позвонила, – Зоя стояла возле кассы, уперев руки в бока. Лидия вздохнула. Ей было ужасно жалко малышей, невесть откуда свалившихся на их с Зоей головы. Напарница приняла самое правильное решение. Так почему же тогда ей так омерзительно? Словно она предала этих несчастных детишек. – Чего смотришь? Ты права, это дети. И дети не должны по ночам шляться по улицам одни. И нам с ними вошкаться времени нет, надо просрочкой заниматься. Накормила, молодец. По божьи поступила, а дальше не наша печаль. Пущай менты занимаются.

– Васют, просыпайся, – Васька потряс сестренку. Она тихонечко застонала, открыла глаза. Она вся горячая, это мальчик ощутил сразу. Испугался. Вася всегда болела очень сильно, и бабушка ужасно боялась, что она снова заболеет. Даже всегда скорую вызывала. И Василису забирали в больницу. А они ее навещать ходили, и носили ей яблоки и компот. А теперь мальчик совсем не знал, что делать. – Вась, злая тетка полицию вызвала, я подслушал. Они нас отвезут обратно, понимаешь. А там Ведьма нам устроит ужас чего. Васют, пожалуйста, постарайся. Тебе плохо, да?

Василиса кивнула, виновато спрятала глаза. Ей было ужасно стыдно, что она подводит своего братишку. Но сил почти не осталось. Все тело горело огнем, и уже ее начало лихорадить.

– Васюш, немного же осталось. Там окно есть. Решетки на нем, правда но мы пролезем. Найдем Милу, она тебя полечит. И мы все уедем вместе.

Василиса с трудом поднялась на ноги. Пошла за братом, как и всегда. Она не могла его подвести. Не могла. Она ужасно не хотела, чтобы Ваську снова заперли в дурацкой темной комнате одного. А ей будут делать уколы, и Репкин снова будет издеваться. – Только курточки снять надо будет. В курточках не пролезем, я пробовал. Мы их выкинем на улицу, а там потом наденем. Не бойся. И это, я те печенья, что мы не доели в карманы положил. Это же мы не украли? Нас же тетенька свамам угостила? Но мы Миле скажем, она придет и денежки заплатит за печенья потом. Правда же?

Дети вылезли сквозь прутья решетки легко. Василису начала бить крупная дрожь, и она с трудом застегнула молнию на курточке трясущимися руками. Васька побежал, она бросилась за ним, не разбирая дороги. Ослепла от яркого света фар. Братишка закричал. А девочка замерла на месте, глядя на машину, которая ехала прямо на нее. Не могла двинуться с места. Только почувствовала, что у нее ноги подгибаются, то ли от страха, то ли от слабости. Увидела, как братишка бросился к ней. Глупый, бежал бы, нашел бы Милу.

Черная прриземистая машина с надписью "Казол" нацарапанной на блестящем крыле, резко затормозила. Васька застонал, их нашли. машину он узнал сразу.

Глава 11

Мила Цветкова

Яр подхватил Василису на руки, прижал к себе, так крепко, что мне показалось он ее переломит. А я как дура, пока отстегнула ремень безопасности здоровой рукой, подвывая от боли, пока открыла дверцу… Малышка повисла в его захвате, будто сломанная кукла. И у меня сердце пропустило сразу кучу ударов.

– Да держи ты его, – прорычал Розин. И я наконец увидела Ваську, вцепившегося в ногу несносного мужика. – Ну, он меня укусил, мать вашу. Меня… Черт. Бешеный мальчишка. Прививки придется ставить.

– Пусти. Пусти ее. Мы не хотим в детский дом. Не хотим к ведьме обратно. Ты дурак…

Васенька задыхаясь от крика не видел ничего и никого вокруг. Он спасал сестренку, цеплялся за свою мнимую свободу из последних детских сил. Мой бедный мальчик. Сокровище мое.

– Вась, Вася, это я…

Он и меня не услышал сразу. Ярослав зашипел, когда Васятка снова впился в его ногу зубами. Василиса в его руках застонала.