Детские политические сказки для взрослых. Том II
- -
- 100%
- +
Сорок лет. Три смены в сутки. Шайба. Лента. Шайба. Лента. Его жизнь была отмерена этими сорокасемисекундными интервалами. Руки, покрытые сетью старых ожогов и шрамов, двигались с автоматической точностью. Сознание давно отучилось думать, оно лишь регистрировало ритм. Он был идеальным винтиком. Не просто винтиком – шайбой, тонкой прокладкой, чье существование было необходимо лишь для того, чтобы более важные детали не терлись друг о друга слишком сильно.
Социальное устройство Завода было пирамидой, отлитой из чугуна и страха. Внизу – рабочие, «винтики» и «шайбы». Их жизнь проходила в Казармах-коммуналках, их кормили Балками – безвкусными, но питательными брикетами из сои и отходов переработки. Их развлекали пропагандистскими спектаклями ТЕАТРА (Театрально-Агитационного Трудового Революционного Актива), где злодеем всегда был «Лентяй-Вредитель», а героем – «Ударник Безымянного Труда».
Над ними – техники и мастера, «смазка». Они следили, чтобы винтики не закисали, и доносили о подозрительном скрипе. Выше – инженеры и бюрократы, «шестерни», планирующие и оптимизирующие процесс. Они жили в отдельных кварталах с окнами, видевшими не только стену соседнего цеха, и ели настоящую пищу.
А на самой вершине, в сияющих небоскребах Административного Крыла, обитали Директора – «мозг». Их почти никто не видел, но их воля ощущалась во всем: в новых нормативах, в изменении ритма конвейера, в лозунгах, что сменяли друг друга на плакатах: «Каждая шайба – удар по врагу!», «От твоей работы зависит Величие Завода!», «Вопрос «Зачем?» – саботаж! Действуй!».
Артем никогда не задавался вопросом, что производят на «Прогресс-Единстве». Это было так же естественно, как не задаваться вопросом, зачем дышать. Завод был. Он работал. Он кормил, поил, давал кров и смысл. Смысл был в самом труде. В Ударном Проценте. В звании «Ветерана Труда», которое он должен был получить к своему юбилею.
Все изменилось в тот день, когда с его «Титана-7М» сорвалась и упала в механизм шайба. Не стандартная, а какая-то другая – чуть больше, с непонятной гравировкой по краю. Конвейер встал. Загорелась аварийная сигнализация. В цехе воцарилась непривычная, оглушающая тишина.
Пока техник возился, пытаясь извлечь застрявшую деталь, Артем, стоя в своей привычной позе, машинально поднял упавшую шайбу. Она была другой на ощупь. Тяжелее. И на ней были выгравированы слова. Он, не читавший ничего, кроме производственных инструкций и лозунгов, с трудом разобрал: «Сопротивление. Сектор 9. Ждем».
Он не понял смысла. Но сами слова, их чуждость привычному миру, вонзились в его сознание как заноза. Впервые за сорок лет его рука дрогнула, когда он брал следующую стандартную шайбу.
В тот же вечер, на еженедельном Политзанятии, оратор из Агитпропа, человек с лицом, как у вылинявшей тряпки, вещал о новых успехах. «Наш Завод, – гремел он, – производит Основу Будущего! Основа эта – стабильность! Порядок! Дисциплина! Каждая деталь, вышедшая из наших цехов, – это кирпич в стене нашего несокрушимого общества!»
И вдруг Артем, никогда не открывавший рта на таких собраниях, поднялся. Голос его был хриплым от сорокалетнего молчания.
– А… какие кирпичи? Из чего? Куда эта стена?
Тишина в зале стала тягучей, как мазут. Техник и мастер переглянулись. Оратор уставился на него, как на внезапно заговоривший станок.
– Товарищ 734-Б, – сказал он ледяным тоном. – Стена – это Метафора Прогресса. Ваша задача – точить кирпичи. Не ваше дело – архитектурный план.
После этого за Артемом установили негласный надзор. Его друг, такой же рабочий Василий, отозвал его в сторону.
– Артем, опомнись! Сорок лет до пенсии дотянул, а теперь голову морочишь? Какая разница, что мы делаем? Таблетки от головной боли или гвозди для гробов? Нас кормят. Дают кров. Не высовывайся. Ты – шайба. Шайбы не думают.
Но «заноза» уже делала свое дело. Артем начал видеть то, чего не замечал раньше. Он увидел, как инженеры проходят в «запретные» цеха через потайные двери. Он заметил, что детали, которые он шлифует, слишком идеальны для простых механизмов. Они были похожи на части чего-то сложного, точного. Оружия? Приборов?
Его попыткой поговорить с кем-то стала ошибка. Он доверился женщине-технологу, Ирине, которая всегда казалась ему умной и сочувствующей. Он показал ей ту самую, странную шайбу с гравировкой. Она внимательно выслушала, кивала, а на следующий день Артема вызвали к начальнику цеха, Главному Технологу Сергею Петровичу.
Сергей Петрович был воплощением системы. Не злым, но абсолютно рациональным. Его кабинет был стерилен, пахло озоном и страхом.
– Артем, я слышал, у тебя проблемы, – сказал он без предисловий. На столе перед ним лежала та самая шайба. – Ты задаешь вопросы. Это – болезнь. Болезнь сознания. Она снижает КПД.
– Я просто хочу знать, – упрямо пробормотал Артем. – Сорок лет… Что я делаю?
– Ты обеспечиваешь Стабильность! – голос Сергея Петровича зазвенел, как сталь. – Ты – часть Великого Механизма! Твоя деталь, пройдя сотни операций, станет частью Продукта. Продукт обеспечивает нашу безопасность, наше процветание. Разве этого мало?
– Но что это?
– ЭТО НЕВАЖНО! – Сергей Петрович впервые повысил голос. – Важен процесс! Важна система! Механизм не должен интересоваться, куда едет автомобиль! Его дело – крутиться! Понял? Ты – человек-шайба. Твое предназначение – предотвращать трение. И сейчас ты сам стал этим трением.
Артему дали последний шанс. «Вылечиться». Его отправили в санаторий «Профилакторий Сознания» на корпоративную терапию. «Терапия» заключалась в двенадцатичасовых просмотрах видеороликов с работающими конвейерами под аккомпанемент маршей и повторении мантры: «Я – часть Целого. Воля Завода – моя воля. Мой труд – мое предназначение».
Он почти сломался. Почти. Но образ гравировки – «Сопротивление. Сектор 9. Ждем» – не выветрился.
В ночь перед возвратом в цех он совершил немыслимое. Побег. Используя знание вентиляционных шахт и слепых зон наблюдения, накопленное за сорок лет, он проник туда, куда не должен был – в сборочный цех №1, тот самый, куда уезжали его шайбы.
Цех был огромным, как собор. И в его центре стояло То, что он производил. Десятки, сотни… роботов. Высоких, гуманоидных, с полированными до зеркального блеска корпусами. И на их груди красовался тот самый герб, что был на странной шайбе. Они были точными копиями людей из Административного Крыла. Роботы-двойники.
В этот момент его окружили. Во главе с Сергеем Петровичем и… Ириной, которая держала в руках шайбу с гравировкой.
– Поздравляю, Артем, – сказал Сергей Петрович. – Ты нашел ответ. Да. Мы производим управляющих. Идеальных, неподкупных, лишенных сомнений. Они заменят неэффективных, слабых людей наверху. Они обеспечат вечную Стабильность. А твоя шайба… это был тест. Ловушка для любопытных. «Сопротивления» не существует. Есть только Система и ее винтики. А винтики, которые начинают задавать вопросы, подлежат утилизации.
Артема не убили. Это было бы нерационально. Его «перепрофилировали». С помощью мощных психотропных препаратов и электрошока у него стерли память и личность, оставив лишь моторные функции. Его поставили на его же станок. Шайба. Лента. Шайба. Лента.
Он больше не задавал вопросов. Он был счастлив. Он был идеальной шайбой.
А в Административном Крыле, в кабинете Директора, сидел его двойник-робот. Его оптические сенсоры видели тысячи таких же Артемов на мониторах. И он, идеальный управленец, констатировал: «Система стабильна. Трение устранено». И это была страшная правда.
Народ против Небесной Аномалии 7-Б
В Великом Аграрно-Промышленном Комбинате «Солнечный Путь» погода была не прихотью природы, а статьей пятилетнего плана. Дождь назначался по графику, утвержденному Комитетом по Гидромелиоративному Благоденствию (КГБ). Солнце обязано было светить с интенсивностью, предписанной Отделом Фотосинтетической Оптимизации (ОФО). Ветер, самый непокорный из стихий, был закован в систему вентиляторов и ветрогенераторов, а его порывы регламентированы Инструкцией №734-б.
Идеология Комбината зиждилась на трех китах: План, Контроль, Результат. Лозунги гласили: «Каждая капля – на учете!», «Солнце – наш соратник по труду!», «Стихия – это враг хаоса, а хаос – враг прогресса!». Социальная пирамида была проста: наверху – Администрация Погоды, живущая в герметичных небоскребах с искусственным климатом; ниже – инженеры-метеорологи, следователи Комитета по Атмосферным Аномалиям (КАА); внизу – рабочие полей и фабрик воздуха, «подсолнухи», чья жизнь была подчинена гудкам и нормативам.
Все шло по плану. Пока в небе над Сектором 7-Б не появилось Оно.
Вначале его классифицировали как «Водяной конденсат скоплением кучевой формы, номер 7-Б». Но Оно вело себя неподобающе. Вместо того чтобы рассеяться по команде с вышки Управления Облаками, оно нависло над полями генномодифицированной пшеницы «Стахановка-5» и пролилось дождем. Не санкционированным, мелко-капельным орошением, а настоящим, стихийным ливнем. Капли были разного размера! Это было верхом безответственности.
Затем, в самый разгар Обязательного Солнцестояния, Оно позволило себе затмить светило, нарушив график фотосинтеза на три часа семнадцать минут. Урожайность упала на 0.7%. Это был саботаж.
Главный следователь КАА, товарищ Прокур, был человеком с лицом, напоминающим высохшую глину, и голосом, похожим на скрип несмазанных шестеренок. Он возбудил дело. Обвиняемым было назначено «Небесное образование, именуемое в быту «Облако», далее – Подсудимое».
Суд проходил в Зале Правосудия, который одновременно был макетом идеального поля пшеницы. Судья, товарищ Судима, восседал на троне, стилизованном под солнце. Присяжные – передовики производства с восковыми лицами.
– Подсудимый, встать! – громыхнул Судима.
Облако, белое и пушистое, безмятежно дрейфовало под потолком зала, специально для него превращенным в купол с системой вентиляции, имитирующей небо. Оно не встало.
– Подсудимый уклоняется от признания юрисдикции суда! – заявил Прокур. – Факт, говорящий о его злонамеренности.
Главным героем этого абсурда стал маленький клерк из Архива Погодных Явлений, Анатолий Стекольщиков. Его задачей было предоставить суду исторические справки о поведении облаков за последние пятьдесят лет. Анатолий был идеальным винтиком, верившим в правила. Но, листая пыльные фолианты, он наткнулся на кое-что странное.
Он обнаружил, что дожди бывали и раньше. Что облака никогда не подчинялись приказам. Что в архивах они именовались не «аномалиями», а «явлениями». В его душе, десятилетиями закапсулированной в инструкциях, возникла трещина.
– Товарищ Судья, – робко поднял он руку. – Я нашел документы… Возможно, Подсудимое не виновно, а просто… действовало в соответствии со своей природой?
В зале повисла мертвая тишина. Природа была понятием крамольным, почти ругательным. Оно противоречило Плану.
– Природа? – Прокур фыркнул. – Природа – это не оправдание, а отягчающее обстоятельство! У Подсудимого была возможность стать парным молоком или ледяной скульптурой на Параде Труда. Но оно предпочло стать… дождем. Это сознательный выбор!
– Обвинение представляет вещественные доказательства! – Прокур махнул рукой, и служители внесли банку с водой. – Это – вода, собранная с несанкционированного дождя. Протокол анализа показывает, что ее химический состав… не соответствует ГОСТу! В ней отсутствуют обязательные добавки – фториды и стабилизаторы! Это – дикая, неучтенная вода! Она могла отравить почву своей… естественностью!
Анатолий, чувствуя, как почва уходит из-под ног, попытался найти защитника для Облака. Он обратился к старому метеорологу, профессору Циклонову, когда-то разрабатывавшему теорию атмосферных фронтов, а ныне работавшему сторожем при том же архиве.
– Защищать? Облако? – старик хрипло рассмеялся. – Мальчик, ты с ума сошел. Система не для того судит облако, чтобы установить истину. Она судит его, чтобы продемонстрировать свою власть. Если она может судить облако, значит, она может судить что угодно: ветер, солнечный луч, тень… и уж тем более тебя. Это ритуал. Ритуал подчинения.
На следующем заседании Прокур выдвинул главное обвинение.
– Подсудимое обвиняется в нарушении Плана Урожая! Его действия, а именно – несанкционированный дождь и незапланированное затенение, привели к недовыполнению нормы! Подсудимое посягнуло на священное понятие – Результат! А что такое План, как не предвосхищенный Результат? Следовательно, Подсудимое виновно в покушении на саму основу нашего общества!
Анатолий, дрожа от страха, встал.
– Товарищ Прокур… а урожай-то… он ведь… вырос? После того дождя? Я проверял данные… Биомасса увеличилась на 15%… Колосья стали полнее…
Это была правда. «Дикий» дождь дал пшенице то, чего не могли дать запланированные поливы – жизнь.
Прокур покраснел.
– Росло оно или не росло – неважно! Оно росло НЕПРАВИЛЬНО! Вне Плана! Такой урожай не может быть учтен! Он – бунтарь! Он – результат вредительства!
Анатолий посмотрел на Облако. Оно медленно плыло под куполом, и луч искусственного солнца вдруг пробился сквозь вентиляционную решетку и осветил его изнутри. Оно стало розовым и золотым. Оно было бесконечно красивым и абсолютно беззащитным. И в этот момент Анатолий все понял. Он не мог его защитить. Никто не мог.
– Но оно же не может ответить! – почти крикнул Анатолий. – У него нет адвоката! Это не суд, это фарс!
– Молчать! – взревел Судима. – Подсудимый своим упорным молчанием признает свою вину! Суд удаляется на вынесение приговора!
Приговор был суров и предсказуем: «Небесная Аномалия 7-Б признана виновной в злостном нарушении Плана, саботаже и распространении хаоса. Подлежит принудительной утилизации.»
На площади перед зданием суда собралась толпа. Высоко в небе, пойманное в сеть лазерных лучей, металась белая клякса – Облако. Гигантские насосы начали засасывать его, превращая в безликую жидкость, которая стекала по трубам в цистерны с маркировкой «Техническая вода».
Анатолий стоял и смотрел, как умирает невинность. Рядом с ним оказался профессор Циклонов.
– Ничего, мальчик, – прошептал старик. – Они победили сегодня. Но пойми: они могут уничтожить одно облако. Но они не могут уничтожить небо. Небо всегда будет рождать новые облака. Система, воюющая с небом, обречена. Просто ей потребуется время, чтобы рухнуть.
Анатолия уволили из архива «за профнепригодность». Он стал дворником. Каждое утро, подметая улицы, он смотрел на небо. И однажды он увидел его – маленькое, клочковатое, новое облачко. Оно плыло, не зная о планах, графиках и приговорах.
Анатолий улыбнулся. Впервые за долгие годы. Он был маленьким человеком, и он ничего не мог изменить. Но он теперь знал, что суд над облаком был не торжеством системы, а ее гротескным, отчаянным самообманом. И это знание было его личной, тихой победой. Победой, которая не значила ничего и значила все.
Призрак в мансарде
В Городе Полной Прозрачности приватность была самой дорогой и самой незаконной валютой. Сквозь стены большинства домов можно было смотреть, как сквозь слезу; государственная программа «Всевидящее Око» фиксировала каждый чих, каждый вздох, каждый поцелуй. Но у каждого правила есть свои покупатели исключений. Для них и работал Лео Маркус.
Его мастерская, замаскированная под заброшенный серверный узел, находилась на последнем этаже небоскреба «Аурум-Тауэр», в квартале, который в народе называли «Позолоченная Клетка». Здесь, в помещении без окон, за семью слоями шифрования, Лео творил магию нового века. Он был архитектором алиби.
Его клиентура – сенаторы, олигархи, звезды – платили целые состояния за призраков. За безупречные, сгенерированные его ИИ «Аргусом» цифровые двойники, которые в нужный час появлялись в нужном месте на всех камерах наблюдения, разговаривали с нужными людьми, оставляли цифровые следы в платежных системах. Пока их реальные прототипы творили в темноте свои темные дела: заключали теневые сделки, предавались запрещенным удовольствиям, устраняли конкурентов. Лео был не просто технарем. Он был исповедником и соучастником, прачечной для грязных душ. Он оправдывал себя просто: «Я не совершаю преступления. Я лишь создаю инструмент. Как нож: им можно хлеб нарезать, а можно – горло. Это не проблема ножа».
Его мир был четко разделен. Внизу кипела жизнь «прозрачных» – обывателей, чья жизнь была разобрана по полочкам алгоритмами Социального Рейтинга. Наверху парили «невидимки» – элита, покупавшая у него и ему подобных право на тень. А между ними – коррумпированные полицейские чины, которые за мзду закрывали глаза на «странности» в видеоархивах, зная, что у сильных мира сего всегда есть железное алиби.
Однажды к нему пришел новый клиент. Сириус Вейл. Не просто богач, а один из архитекторов самой системы «Всевидящее Око», владелец корпорации «Вейл-Тек», поставляющей правительству системы распознавания лиц и прогнозирования преступлений. Человек с лицом, словно выточенным из холодного мрамора, и взглядом, в котором читалась стоимость всего живого.
– Мне нужно алиби, – сказал Вейл без предисловий, его голос был ровным, как гул сервера. – На сегодня, с 20:00 до 22:17.
– Стандартный пакет? – уточнил Лео, уже запуская «Аргуса». – Благотворительный ужин, деловая встреча, приватный ужин с супругой?
– Нет. Нечто… более экзотическое. – Вейл положил на стол голографическую карту. – Мне нужно, чтобы «я» находился здесь. В это время.
Лео взглянул. Это был удаленный, заброшенный планетарий в Старом Городе, место, которое не фиксировала ни одна камера. Сценарий, который Вейл предоставил, был выверен до миллисекунды: его цифровой двойник должен был провести там ровно два часа семнадцать минут, якобы в одиночестве, предаваясь ностальгии по детству.
Работа была технически безупречной. Но что-то смущало Лео. Он был мастером пост-фактум алиби. Люди приходили к нему после того, как что-то натворили, чтобы подстраховаться. Вейл же заказал алиби за неделю. Это было алиби на будущее. Алиби для преступления, которое еще не случилось, но уже было решено.
Любопытство, профессиональная деформация архивариуса чужих грехов, заставило его копнуть глубже. Он решил проследить за Вейлом. Используя бэкдоры в собственной же системе, которые он оставлял на всякий случай, Лео проник в служебные журналы «Вейл-Тек». И он нашел кое-что.
Вейл не просто заказал алиби. Он запустил протокол «Гарпия». Секретную разработку его компании – алгоритм точечного устранения «социально-нестабильных элементов». Система выбирала случайного, но статистически обоснованного «виновника» будущих гипотетических беспорядков. И сегодня, в 20:43, в том самом планетарии, должен был состояться «несчастный случай». Пожилой астроном, в прошлом – диссидент, который читал лекции о свободе воли, должен был «случайно» упасть с винтовой лестницы.
Лео замер. Перед ним был не просто заказ. Это был билет на спектакль, где он сам был и режиссером, и соучастником. Он создавал алиби для хладнокровного, запланированного убийства. Убийства, которое система не только предвидела, но и сама же инициировала, дабы доказать свою необходимость.
Он попытался найти союзников. Его старый друг, лейтенант полиции Брендт, давно закрывавший на его проделки глаза, лишь горько усмехнулся.
– Вейл? Лео, ты с ума сошел. Он – система. Ты думаешь, мы не знаем о твоих алиби? Мы знаем. Мы позволяем. Потому что так работает система. Она позволяет элите быть выше закона, чтобы та, в свою очередь, поддерживала саму систему. Ты – полезный винтик. Но если ты вздумаешь скрипеть… тебя заменят.
Лео почувствовал, как стены его надежно изолированного мира рушатся. Он был не вне системы, как ему казалось. Он был ее гнойником.
Он решил действовать в одиночку. Он не мог отменить алиби – Вейл уже активировал его, и цифровой двойник был запущен. Но он мог создать «призрака в мансарде» – крошечную аномалию в коде. Он изменил одну деталь в сгенерированном видео: отражение в заброшенном стеклянном куполе планетария. Вместо пустых кресел, там, на долю кадра, появлялась тень, не принадлежавшая цифровому Вейлу. Тень свидетеля.
В роковой час, отслеживая данные в реальном времени, Лео с ужасом увидел, как метрики астронома – сердцебиение, активность мозга – резко обрываются. Ровно в 20:43. В тот же миг его «Аргус» безупречно транслировал цифрового Вейла, бродящего по планетарию с видом меланхоличного философа.
На следующий день все было кончено. Полиция закрыла дело как несчастный случай. Цифровое алиби Вейла было безупречно. Никаких следов. Никаких свидетелей. Кроме одного.
Лео ждал. Ждал, что Вейл заметит подвох. Ждал расплаты. Но ничего не происходило. Лишь через неделю он получил пакет. Без обратного адреса. Внутри была голографическая запись. На ней он сам, Лео, в своей же мастерской, встраивал тот самый «баг» с отражением. Камера снимала его с такого ракурса, словто висела прямо над его столом. Все это время за ним следили.
С видеозаписью лежала маленькая, изящная визитка. Сириус Вейл. И на ней, от руки, было написано всего три слова:
Лео понял все. Вейл знал. Знает. И его сообщение было яснее любого обвинения. Ты – часть механизма. Ты не можешь его сломать, не сломав себя. Твое «предательство» было учтено и использовано. Оно стало еще одним доказательством всеведения системы. Лео был не борцом. Он был бухгалтером, который попытался списать копейку с миллиардного счета и думал, что обрушит экономику.
Он не стал героем. Он не пошел с повинной. Он просто закрыл свою мастерскую. Сириус Вейл прислал ему щедрый «бонус» за работу, которого хватило бы на безбедную жизнь.
Лео Маркус теперь живет в тихом пригороде, в «прозрачном» доме, как все. Каждый день он видит по новостям, как Сириус Вейл получает новые награды за «вклад в безопасность». Иногда Лео ловит себя на том, что всматривается в отражение в окне своего дома. Он ищет там ту самую тень, которую когда-то создал. Тень свидетеля. Но видит лишь свое собственное, четкое, прозрачное отражение. Отражение человека, который однажды попытался поселить призрака совести в машине лжи, и обнаружил, что для призрака в этом мире просто нет места. Он навсегда остался архитектором алиби, построившим самое надежное из них – алиби для собственной совести. И это было самым страшным преступлением из всех.
Циркуляр №734-Б
В Империи Белых Стеллажей, простиравшейся от туманных архивов до пыльных провинций, главным божеством была Бумага. Не просто бумага, а Бумага С Печатью. Она рождалась в недрах Центрального Комитета Упорядочивания (ЦКУ), в кабинетах, пахнущих политурой и безнаказанностью. Чиновники, «Слуги Порядка», были жрецами этого культа. Их жизнь была ритуалом: получить бумагу, наложить резолюцию, подписать, отправить дальше. Они не создавали ничего, кроме инструкций. Они не видели полей, заводов или людей. Они видели только отчеты, графики и циркуляры.
Одним из таких жрецов был Тит Люциус Септимус, начальник отдела Аграрной Статистики III категории. Человек, чья душа давно усохла и превратилась в сургучную печать. Однажды утром, попивая холодный чай с лимоном, он подписал циркуляр №734-Б. Документ был озаглавлен: «О повышении коэффициента эффективности землепользования в регионе «Золотой Колос» на 7.3% в рамках выполнения Постановления №9876-Щ от предыдущего квартала».
Для Тита это была одна из двадцати трех подписей, поставленных им до обеда. Он не вникал. Он не думал о том, что такое «коэффициент эффективности» на самом деле. Он видел цифру 7.3%, видел ссылку на вышестоящий документ и аккуратно вывел свое имя. Бумага отправилась в путь по бесконечным коридорам власти.
Звено первое: Агроном.
В регионе «Золотой Колос» жил агроном Игнатий. Он любил свою землю, как художник – холст. Он знал, какое поле любит гречиху, а какое – рожь. Он боролся с бюрократией, как мог, чтобы спасти свои посевы. Циркуляр №734-Б пришел к нему в виде приказа от районного начальства: «Немедленно перепахать поле «Нива-7» под посев культуры «Соя-гигант», обеспечивающую выполнение плана по коэффициенту эффективности».
Игнатий схватился за голову. Поле «Нива-7» было засеяно пшеницей «Аурея», старинным, не самым урожайным, но невероятно вкусным и надежным сортом. Колосья уже налились, до урожая оставалось три недели. Перепахать?! Это было безумием! Он послал десятки рапортов, умолял, объяснял. В ответ пришел новый циркуляр: «О недопустимости саботажа в выполнении плановых показателей». Игнатию грозило увольнение и суд. С дрожью в руках он отдал приказ трактористам.
Звено второе: Тракторист.
Степан был трактористом. Для него поле «Нива-7» было не статистической единицей, а местом, где он работал двадцать лет. Он помнил, как его отец пахал эту землю. Когда он получил приказ, он не поверил. Он видел спелую, почти золотую пшеницу. Он пошел к Игнатию.