Однажды в баре в пригороде Атлантиды

Этот вечер как и все предыдущие. Снующие гости, Хаз, который, будто противопоставляя себя окружающим никогда не суетится. И при этом всегда успевает. Время течет так медленно, будто мед из опрокинутой банки. Все предсказуемо и понятно. Таких вечеров было уже сотни. Впереди еще больше.

По началу ром действовал как надо. Успокаивал нервы, расслаблял, доводил до той самой кондиции, когда играть вдруг становится приятно. Когда начинаешь понемногу вкладывать в музыку частицу чего-то личного, когда этот момент становится чрезвычайно важным а все вокруг теряет всякий смысл, перестает существовать. И нога почти не беспокоит. Но потом вдруг все вернулось. Волна из какофонии звуков накрыла неожиданно. Словно вынырнул из горячей ванны в холодную реальность. И больше ром не действовал. Труба решился до последнего не подавать виду, пробовать перцовку Хаза ему не улыбалось. И он потягивал ром маленькими глотками, иногда просто делая вид что пьет и все также исправно выполнял свои обязанности.

– Нет, я не согласен. – Гамлет держал в руке сильно потеплевший напиток, всякий раз намереваясь сделать глоток и всякий раз забывая об этом, стоило в его белобрысую голову прийти новому аргументу. – Хаз, это потребность почти что биологическая. Подумай сам, коалы едят эвкалипт, а в нем алкоголя до черта. Он просто помогает отключиться на время от реальности. И возраст тут совсем не причем.

В будний день здесь не так много народу, а потому можно ненадолго отвлечься, предаться мыслям и разговорам настолько же вечным насколько и бессмысленным. Гамлет подменял Трубу, но тому в любом случае было некуда идти, потому, лишь только палящее солнце скрылось за крышами высоток, он двинул в единственное место в мире, правила которого понимал.

– На пьянство, коли уж от него никуда деться, нужно иметь моральное право. Чтобы постараться забыть, нужно чтобы было о чем забывать. От чего уходить этим малолеткам? – Как всякий радушный хозяин, Хаз принимал под свое лоно любых посетителей, лишь бы у них имелись средства и документы. Но забрать святое старческое право побрюзжать никто не мог у него отнять.

– Труба, объясни ему, я уже не могу.

– В юношеской погоне за тем, что принято называть взрослой жизнью все мы рано или поздно осознаем, что финиш остался далеко позади и останавливаемся, не понимая, как давно мы его выиграли и где здесь настоящие мы а где те, кем мы хотели стать на старте.

– Ооо, понятно. – Гамлет наконец допил и потянулся за добавкой. Только они с Трубой имели право, перегнувшись через барную стойку, доставать оттуда любимый напиток и обновлять свой стакан. Объяснялось это тем, что Хаз не гнался за прибылью. Бар был его убежищем и он не смотрел на гостей, как на потребителей. Окупается – и славно. – Хаз, ты ему больше не наливай то, чего он там пьет. Сам видишь, до чего довел парня.

– Гамлет прав, Труба, что-то ты раскис. Перцовочки?

– Да, да, глотни! – Гамлет, осклабившись, подбивал Хаза налить. Одним из правил старого бармена было то, что полную рюмку ни в коем случае нельзя отставлять. Если уж тебе налили – будь добр выпить. И исключений из этого правила не было.

Труба даже не стал отвечать. Он разглядывал посетителей одного за другим. Гости бывают разные. Кто-то приходит с определенной целью, сразу делая большой заказ и основательно обустраиваясь. Таких можно не беспокоить пару часов. Другие приходят без цели, скривившись от недоверия изучают скудное меню и только со временем входят во вкус. Таких не беспокоить можно дольше. Мотивы, желания всегда налицо. Тут и выбирать-то не приходится. Потому особенно выделялась среди них она.

Труба давно обратил на нее внимание. Невысокая, в элегантном облегающем платье, не стесняющем движений, каштановые прямые волосы водопадом струятся на плечи, а за ними на спину. Когда она поворачивает голову влево, край ее правого уха немного выглядывает из-за волос. Кожа белая, точно мрамор. Сидит на высоком стуле за барной стойкой и не спеша потягивает мартини. Правый локоть упирается в стойку, кисть свешивается, в левой руке стакан, который она практически не опускает. Удивительно ровная спина в тандеме с прямыми каштановыми волосами создает иллюзию чего-то нереального. Будто статуя, сделанная удивительно умелыми руками. За все время, что Труба за ней наблюдает, она ни разу не повернулась в его сторону. Видел он ее только в профиль. Прямой миниатюрный нос, темная бровь с изящным изгибом. Движения плавные, расслабленные. Совсем не похожа на тех, кто обитает тут обычно. Нет, она не похожа на ту меланхоличную богиню этих мест. Она уверена, знает где находится.

Зачем ему это? Истории с Никой и ей подобными было мало? Но она не похожа на предыдущих. Никто из них так уверенно не смотрел перед собой, потягивая мартини. Никому не было так плевать что происходит вокруг. Она не оглядывалась назад, реагируя на шум. Словом, очаровательно загадочная. Если и не ради обычных своих целей, то точно ради удовлетворения любопытства он должен попробовать.

– Подруга опаздывает? – промолвил Труба, усевшись рядом с ней.

Она повернулась нехотя, медленно и спокойно и он не увидел в ее лице ни капли удивления, лишь слегка вздернутая бровь. В очень красивом лице. Пробор ровно посередине позволял волосам одинаково симметрично обрамлять худощавое лицо с выделяющимися скулами, карими глазами и нежно-розовыми губами на фоне загорелой кожи. От нее пахло фиалкой.

– С чего вы взяли? – Ответил ему бархатный баритон.

– Девушки редко приходят в заведение выпить в одиночестве. По вам не видно, что вы грустите или что вам хочется напиться, учитывая, что вы уже полчаса цедите один бокал мартини. – Сначала это казалось остроумным, но как только Труба это выпалил он пожалел о сказанном. С первых же слов признать, что ты минимум полчаса наблюдаешь за девушкой – верный путь к тому, чтобы она без промедления сочла тебя психом.

– И за многими девушками вы это замечали?

– Это моя работа.

– Наблюдать, сколько выпила девушка и выжидать момент, когда она выпьет достаточно, чтобы к ней подсесть? Что-то вы рановато.

– Нет я. Я здесь работаю.

Идиот.

– Расслабьтесь, я шучу. Видела как вы играете. Недурно. Хотя некоторые аккорды можно и подучить.

– Разбираетесь в музыке?

– Слышала, что если так ответить музыканту, он не будет много о себе воображать. – Хотя она сохраняла равнодушное выражение лица, было в ее голосе что-то ироническое.

– Могу угостить вас выпивкой? – Единственное что придумал Труба после молчаливой паузы, которая, казалось, длилась вечность.

Она задумалась, уставившись прямо перед собой, поигрывая остатками мартини на дне стакана. Стекло бросало отблески в разные стороны и те, словно пули, свистели вокруг. Труба ждал ответа и одинаково боялся услышать и да и нет.

– Разве что один бокал. Я пришла сюда ненадолго.

Хаз появился будто из ниоткуда. Каменное выражение лица, смотрит исключительно на нее. И виду не подает, что они с Трубой знакомы. Сейчас он лишь бармен и исправно играет свою роль. Без вольностей, без слащавой улыбки, какую любят натягивать на свое лицо другие, те, кто не понимает, что в таких случаях наличие третьей личности приведет к необратимым последствиям. Гамлет тоже куда-то испарился, видимо, отправившись исполнять свои обязанности.

– Что налить?

– А что вы пьете? – Поинтересовалась девушка у Трубы

– Ром. Но это напиток не очень подходит для девушек.

– Отчего же? Дайте и мне ром. Двойной и со льдом.

Она что, тоже следит за ним? Труба всегда пьет только двойной ром со льдом. Только иногда, поймав игривое настроение, добавляет туда немного лимонного сока.

Хаз поставил перед ними два одинаковых бокала и тихо удалился, даже не взглянув на Трубу.

– Уверены, что это подходящий напиток для вас? Это доминиканский, коварная вещь.

– Вы истинный джентльмен. – Обронила она с легкой иронией, которая, казалось, была частью ее естества. Сделала внушительный глоток и, не поморщившись, поставила его обратно на стойку.

Труба ждал, что она скажет еще что-то, но она молчала.

– Могу узнать ваше имя?

– К чему это?

– Чтобы лучше вас узнать, полагаю.

– Разве имя поможет вам сделать обо мне какие-то заключения? Как по мне, имя лишь загоняет в рамки, узнав его, вы начнете думать о том, подходит ли оно мне, какие черты характера ему свойственны и прочая чепуха, которая ни вам ни мне абсолютно не нужна.

– Или вы просто не хотите сообщать незнакомцу любую информацию о себе?

– Незнакомец догадлив.

– Я – Труба.

– Необычное имя.

– Это прозвище.

– Я догадалась.

– О чем еще вы успели догадаться?

Ром снова начал действовать. Труба не выпускал стакан из рук, стараясь пить его как можно медленнее, сверяя процесс исчезание жидкости в своем стакане со стаканом девушки. И как бы медленно он не пытался, его стакан легчал в разы быстрее.

– Вы нервничаете? – Вдруг спросила она.

Труба перевел взгляд на нее. Впервые она посмотрела ему в глаза. Во взгляде не читалось интереса, но и скуки там не было. Абсолютно непроницаема.

– С чего вы взяли?

– Быстро пьете.

– Это мой обычный темп.

– Стараетесь поскорее отгородиться от окружающих?

– О чем вы?

– Пить в одиночестве, еще и в таком темпе – верный признак желания уйти в себя. Вам так осточертело это место, эти люди, что вы стараетесь как можно раньше напиться и не замечать всего того, что происходит вокруг. – Она говорила медленно, тембр ее голоса успокаивал, а интонации она расставляла так удачно, будто репетировала каждое слово.

– Чтобы по-настоящему напиться, мне надо гораздо больше.

– Это и объясняет ваш темп. Кстати, ваш ром закончился.

Труба взглянул на стакан. Он и правда был пуст. Поборов первое побуждение, он лишь непринужденно поставил его на стойку и отвернулся.

– Больше не будете?

– Больше пока не хочется. – Ему хотелось, казалось, как никогда.

Она лишь мельком взглянула на него и снова уставилась перед собой, сделав небольшой глоток. Повисла тишина. Труба отчаянно пытался подобрать слова, но любая фраза, которая приходила ему в голову звучала нелепо. Произнести любую из них – означало покончить с этим разговором, а этого Труба не мог допустить. Время шло.

– Думаете, мы всегда должны делать то, чего требует от нас общество? – Она не повернула головы, смотрит также прямо.

– Думаю, мы не всегда даже знаем, чего оно от нас требует. Да и требует ли вообще.

– О чем вы?

– На поверку иногда оказывается, что все это – лишь голоса в собственной голове. А обществу до нас дела нет и никогда не было.

– Но ведь эти голоса откуда-то берутся? Они не возникают из вакуума.

– Призраки тех установок, которые мы когда-то получили. Она закрались так глубоко к нам в мозг, что мы считаем их своими собственными. И только лишь задаваясь вопросами вроде вашего, интуитивно понимаем, что они нам не принадлежат.

– А если пойти против этих установок – общество взбунтуется. Оно не любит тех, кто играет не по правилам. Оно их ненавидит.

– Ненависть лишь одна из полярностей сильного чувства. Другая полярность – обожание. Общество может осуждать, но в тайне оно восхищается. Мало у кого хватает смелости игнорировать правила.

– Но ведь правила созданы не просто так. Они что-то значат.

– Созданы кем-то, когда-то, нас не спрашивали, согласны ли мы с ними, хотим ли мы им следовать. С рождения нам дают установки которыми мы руководствуемся всю жизнь и даже не задумываемся, что можно этого не делать. А если и задумываемся, то не решаемся их нарушить.

– Вам, мужчинам, об этом рассуждать проще. Общество к вам менее взыскательно. Вас не заклеймят если вы оступитесь.

– Вы правы. Но знаете кто более других свободен? Тот, кто заклеймен, ибо его уже не сдерживает ничего.

– Но обратной дороги нет.

– Как знать.

Она вновь замолчала. Но на этот раз не надолго.

– У вас есть закурить?

– Вы курите? – Слегка удивленно спросил Труба, доставая сигареты.

– Нет.

Он подкурил ей сигарету и сполох огня ненадолго осветил ее лицо. Тонкие, идеально подчеркнутые брови слегка изгибались у уголков таких сосредоточенных глаз, не выражающих ровно ничего. Кожа оказалась не такой загорелой, как ему показалось вначале, в полумраке.

Теперь, пока они курили, молчание уже не было в тягость. Молча курить вместе, сидя вот так, показалось Трубе чем-то особенным. Будто немой диалог двух душ, затерянных на просторах бескрайнего космоса о чем-то крайне важном. Слова бы только все испортили. Ведь часто бывает так, что слова только опошляют мысли, делаю их однобокими, будто тень скульптуры, дает лишь толику всего того, что хотел сказать ваятель. Мысль изреченная есть ложь.

По крайней мере так думал Труба. О чем думала она он не мог бы догадаться, казалось, даже умей он читать мысли. Непроницаемая маска, которую она не хотела снимать ни на секунду не давала понять даже отголосков мотивов ее слов и поступков. Он уже не скрываясь рассматривал ее, а она делала вид, что не замечает. В ее стакане еще оставалась половина. И Труба решил, что можно заказать себе еще. Будто подобные разговоры предполагают наличие выпивки, иначе они бы и не возникли.

Он уже стал пытаться поймать взгляд Хаза, как вдруг она резко выпрямилась и одним резким движением погасила сигарету о дно самой грязной в мире пепельницы. Труба хорошо знал этот жест. Случилось то, чего он боялся.

– Уже поздно, мне пора.

– Позволите проводить вас?

Она посмотрела ему в прямо в глаза и задумалась на долгих две секунды.

– Не нужно, я вызову такси. Вам еще работать.

– Позвольте хотя бы проводить вас до машины.

– Ладно, идемте.

Несмотря на прошедший днем дождь, ночь выдалась теплой. Свет желтых фонарей и миллиона ярких вывесок отражался от луж, создавая впечатление, что ты вдруг оказался внутри огромной новогодней елки. Редкие машины сновали по улице, разбрызгивая воду. Людей на улице почти не было. Труба вновь закурил. Предложил девушке, но она отказалась.

– Вы так и не скажете, как вас зовут?

– Ответ все тот же.

– А если я захочу вас найти или как-то связаться?

– Зачем вам это?

– Вы интересный человек.

– Чем больше вы обо мне узнаете – тем менее интересной я для вас буду.

– Вам так важно сохранить загадочность?

– Просто не вижу смысла рассказывать о себе всем подряд. Может, если вы запомните меня такой – у вас останутся только позитивные воспоминания и на свете будет человек, который не знает моих отрицательных качеств.

– Минусы тоже делают человека интересным.

– Глупости. Интерес кроется только в том, чтобы эти минусы исправить. Если это выходит или наоборот – минусы начинают раздражать – всякий интерес пропадает.

– Но ведь то, что для одного недостатки, для другого может оказаться достоинством.

Она ничего не ответила, продолжая смотреть куда-то перед собой. Теперь, когда они стояли рядом, он отметил, какая она невысокая. Ее макушка едва доставала ему до подбородка и, казалось, он улавливал запах фиалки, исходящий от ее волос. Обняв себя за плечи, он не шевелясь стояла и смотрела вдаль. Ему вдруг нестерпимо захотелось обнять ее, согреть, защитить, так беспомощно она выглядела. Но тут за поворотом послышался звук приближающегося автомобиля. Через секунду блеснули яркие фары и к ним подъехало такси.

– Приходите в субботу в “Бордо”, к восьми часам. Знаете где это? Может быть там нам удастся увидеться. – Она проговорила это на одном дыхании, мельком взглянув Трубе в глаза и запрыгнула в машину, хлопнув дверью. Труба не успел ответить.

Машина медленно отъехала, мокрый асфальт под ее шинами потрескивал. Задние стекла такси затонированы и он не знал, смотрит ли она на него. Но он смотрел. Пойдет ли он в “Бордо” в субботу? Глупый вопрос, конечно пойдет.

Вернувшись в бар, он подошел к стакану ее рома, так и оставшемуся дожидаться там, где она его оставила. Труба взял стакан и поднес к глазам. На стекле едва заметно отпечаталась ее помада. Он одним махом его осушил.