Общество посвящённых. Серия «Интеллектуальный детектив»

Глава 1. Письмо с последствиями

В кабинете «Архивной правды» пахло кофе, свежей бумагой и тем особым запахом затишья, что наступает после бури. Илья дописывал заключение по делу о фамильном серебре – простому, почти успокаивающему своей предсказуемостью.

Тишину разрезал резкий звонок домофона. Марина, не отрываясь от монитора, нажала кнопку, но ее брови удивленно поползли вверх.

– Илья Сергеевич, к вам… Анна Петровна Орлова. Лично.

Илья отложил ручку. Визит Анны Орловой, а не ее обычного курьера, в такую погоду и без предупреждения, нарушал все неписаные правила их восстановившегося мира. Он инстинктивно поправил очки, чувствуя, как по спине пробежал холодок старой тревоги.

Анна Петровна вошла в кабинет, стряхивая с плаща капли дождя. Она выглядела старше, чем в их последнюю встречу, но в ее осанке была прежняя, стальная выдержка. Однако в глазах, обычно таких ясных и властных, Илья прочитал нечто новое – не просто озабоченность, а глубинную, выстраданную решимость.

– Илья Сергеевич, простите за вторжение без предупреждения, – ее голос был ровным, но в нем слышалось напряжение. – Мне нужно обсудить с вами один деликатный вопрос. Наедине.

Илья кивнул Марине, и та, понимающе подняв бровь, вышла, прикрыв за собой дверь. Он предложил Анне сесть.

– После всей той истории… с Громовым, – она произнесла это имя с легкой судорогой, – я дала себе слово никогда больше не вовлекать вас в опасные дела. Но то, что я обнаружила… вернее, на что вышла по старой семейной линии, не дает мне права на молчание.

Она открыла свою изящную кожаную папку и извлекла несколько листов с репродукциями старинных документов и гравюр.

– Речь идет о «Ломоносовском кодексе». Вы слышали о таком?

Илья наклонился, разглядывая изображения. Это были не официальные труды, а эскизы, черновики, письма с пометками на полях.

– Легенда, – ответил он осторожно. – Предполагаемый личный дневник, куда он заносил не только научные выкладки, но и философские размышления, не предназначенные для чужих глаз. Большинство историков считают его утраченным или вовсе никогда не существовавшим.

– Большинство ошибается, – уверенно парировала Орлова. – Мой прадед, Василий Орлов, был близок к кругу академиков, хранивших наследие Ломоносова. В его бумагах я нашла упоминания о Кодексе. Не просто как о дневнике, а как о… предостережении. Ломоносов, по словам прадеда, осознавал двойственность своих открытий. Он видел не только свет науки, но и тень, которую она может отбросить. Он называл это «нравственной картой знаний».

Она посмотрела на Илью в упор.

– Мой фонд готов официально заказать вам поиск Кодекса. Как культурную и историческую ценность. Но я пришла к вам лично, потому что истинная причина глубже. Я чувствую, что в этом Кодексе может заключаться ключ к пониманию того, с чем вы столкнулись. К пониманию природы «кристалла счастья». И, возможно, к защите от него.

Илья откинулся на спинку кресла, сложив пальцы домиком. Его аналитический ум уже выстраивал цепочки. Ломоносов. «Кристалл счастья». Философские откровения. Все это было слишком точным продолжением их прошлого дела. Слишком удобным.

– Анна Петровна, – начал он мягко. – Мы с вами прошли через ад. Вы едва не погибли из-за этой истории. Зачем снова опускаться в эту кроличью нору? Даже если Кодекс существует, его поиски могут разбудить силы, с которыми мы едва справились в прошлый раз.

– Именно поэтому я пришла к вам, – в ее голосе зазвучала сталь. – Потому что вы уже знаете, с чем имеете дело. И вы единственные, кому я могу доверить это. Я не могу жить с мыслью, что где-то существует знание, способное предотвратить новые жертвы, а я не сделала ничего, чтобы его найти. Это мое искупление, Илья Сергеевич.

Она положила на стол конверт с авансом. Толстый, гораздо толще, чем требовалось для стандартного архивного поиска.

– Подумайте, – сказала она, поднимаясь. – Но знайте, что если не вы, то я буду искать кого-то другого. А чужие люди… – она многозначительно посмотрела на него, – могут не быть такими осторожными и принципиальными, как ваша команда.

Дверь за Анной закрылась, и в кабинете воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным стуком дождя о стекло. Илья отодвинул от себя отчет по делу о фамильном серебре и взял в руки конверт Анны Орловой. Его пальцы механически провели по шероховатой поверхности бумаги, в то время как сознание уже начало систематизировать информацию.

«Ломоносовский кодекс». Гипотетический артефакт. Вероятность существования – низкая, но не нулевая. Анна Орлова – клиент проверенный, но ее личная заинтересованность выходит за рамки стандартного архивного поиска. Она не просто хочет найти реликвию. Она ищет ключ.

Илья откинулся на спинку кресла, сформировав перед собой мысленное досье.

1. Мотив клиента. Орлова ссылается на семейные документы и идею «нравственной карты знаний». Это не исторический интерес, это попытка найти оправдание или защиту. Возможно, последствия дела с «Кристаллом» заставили ее искать моральную опору в прошлом. Или же она опасается новых угроз, связанных с той историей.

2. Связь с предыдущим делом. Прямая параллель: наследие Ломоносова → изыскания Алексея Белых → «Кристалл» → Громов. Новый запрос встраивается в начало этой цепочки. Случайность? Маловероятно. Слишком узкая тематическая направленность.

3. Оценка рисков. Публичный поиск Кодекса может быть воспринят как продолжение деятельности «Архивной правды». Это привлечет внимание как остатков сети «Лотоса», так и государственных структур, интересующихся наследием «Фолианта». Статус-кво, достигнутый с таким трудом, будет нарушен.

4. Тактика. Если принимать заказ, работать необходимо в режиме полной конспирации. Использовать каналы, не связанные с основным именем агентства. Задействовать только проверенные контакты в архивной среде.

Он снова посмотрел на конверт. Простой поиск старинной рукописи? Нет. Это был первый шаг в сложной партии, где противники еще не определены, а правила неизвестны. Поле битвы – архивы и библиотеки, оружие – знание. И первый выстрел, как это часто и бывает в его работе, прозвучал не громко, а тихо, в виде деликатного предложения от женщины, чьи глаза выдавали неподдельный страх.

Илья достал чистый лист бумаги и начал составлять список первоочередных действий. Сначала – верификация семейного архива Орловых. Затем – проверка всех упоминаний о Кодексе в дореволюционных каталогах и переписке академиков. Необходимо было отделить сложившуюся легенду от возможных фактов. Любая новая битва начинается с разведки. И сейчас ему предстояло провести ее в прошлом.

Глава 2. Недоверие

Илья дождался, когда в агентстве соберутся все. Вечернее солнце бросало длинные тени, превращая знакомый кабинет в подобие операционной карты. Он не стал собирать их за общим столом – это выглядело бы слишком официально и тревожно. Вместо этого он встал у своей конторки, опершись о столешницу костяшками пальцев.

– Анна Орлова была здесь, – начал он без предисловий. – Новый заказ. Поиск «Ломоносовского кодекса».

Егор, разбирающий папку с очередным несложным делом, замер. Елена медленно отложила планшет. В комнате повисла та самая тишина, которая всегда предшествует буре.

– Кодекс? – переспросил Егор, его голос был нарочито спокоен. – Та самая легенда? Интересно, что ей понадобилось именно сейчас.

– Формально – историко-культурный интерес ее фонда, – ответил Илья. – Неформально… Она считает, что в Кодексе могут содержаться философские и этические предостережения Ломоносова, связанные с его исследованиями. Прямая связь с делом «Кристалла».

Он сделал паузу, давая им осмыслить.

– Я проанализировал риски. Вероятность того, что этот запрос является провокацией или приманкой, я оцениваю как высокую. Слишком уж своевременное продолжение нашей предыдущей работы. Слишком точное попадание в цель.

– Провокация от кого? – мгновенно отреагировала Елена. Громов арестован, Крюков мертв.

– Сети такого масштаба, которые использовали Громова, швейцарских фармацевтов и частную военную компанию, просто так не умирают, Елена, – ответил Илья. – Они уходят в глухую оборону и ждут. Или же на сцену может выйти новый игрок, который знает о нашей роли в крахе фонда «Наследие». Наша главная уязвимость сейчас – наша репутация как людей, которые могут докопаться до истины в самых темных делах. Это делает нас ценным активом. Или угрозой, которую нужно контролировать.

Он посмотрел на каждого по очереди, тщательно подбирая слова. Мысль о возможной слежке за Егором жгла его изнутри, но выдать ее сейчас – значит взорвать команду изнутри бездоказательными обвинениями. Это был риск, который он не мог позволить себе.

– Я не утверждаю, что за нами уже следят, – продолжил он, – но мы должны исходить из этой рабочей гипотезы. Наша прежняя модель работы, основанная на абсолютном доверии и открытости, показала свою уязвимость. Враг умеет использовать наши сильные стороны против нас.

– Что ты предлагаешь? – спросил Егор. Его взгляд был тяжелым и изучающим. – Работать в одиночку?

– Нет. Я предлагаю работать с использованием принципа «избирательного доверия», – четко изложил Илья. – Каждый этап операции дробится на изолированные задачи. Мы координируем результат, но не делимся всеми исходными данными и каналами их получения. Каждый шаг каждого члена команды должен быть перепроверен другим, по возможности, без ведома первого.

Марина, до этого молча слушавшая, тихо присвистнула.

– Звучит как паранойя высшей пробы, Илья Сергеевич.

– Это базовый протокол информационной безопасности при работе с ненадежными каналами связи, – возразил он без тени улыбки. – Мы сами стали таким каналом. Мы не знаем, не оставили ли в наших системах, в наших связях, в наших головах следов, которыми можно манипулировать. Мы должны проверить все. С нуля.

– Конкретика? – потребовал Егор, откидываясь на спинку стула. Его поза была расслабленной, но глаза напряженно следили за Ильей.

– Конкретика, – кивнул Илья. – Первое: все внешние коммуникации по этому делу ведутся через одноразовые зашифрованные каналы, ключи к которым есть только у меня. Второе: любая информация, полученная извне – будь то архивная справка или словесный рассказ, – считается потенциально скомпрометированной, пока не будет подтверждена из двух независимых источников. Третье: мы вводим систему паролей-проверок на каждый день. Случайный набор вопросов и ответов, известный только нам троим, для быстрой верификации друг друга по телефону или в личной встрече.

Он выдержал паузу, наблюдая за их реакцией. Елена выглядела озадаченной, но заинтересованной. Марина – скептичной, но профессионально вовлеченной. Егор… Егора он читал с трудом. Бывший оперативник лишь медленно кивнул.

– Звучит как работа с внутренним предателем, – сухо констатировал Егор.

– Это работа в условиях, когда мы не можем доверять никому, включая самих себя, – поправил его Илья. – Пока мы не очистим наши собственные ряды от возможных угроз. Мы не знаем, не ведут ли за нами наблюдение через старые, забытые каналы. Мы не знаем, не оставили ли в наших цифровых следах «закладок». Мы должны действовать, исходя из худшего сценария.

– И первая задача? – спросила Елена.

– Первая задача – проверить самих себя, – ответил Илья. – Марина, ты проводишь полный аудит всех наших систем, начиная с момента основания агентства. Ищешь любые аномалии, несанкционированные доступы, скрытые процессы. Егор, ты проверяешь наши физические следы – все места, где мы бывали, все контакты, которые могли быть скомпрометированы за последний год. Елена, ты анализируешь информационный фон – любые упоминания о нас, о Кодексе, о деле «Кристалла» в открытых и закрытых источниках.

Он посмотрел на их серьезные лица.

– Мы не отказываемся от дела. Мы принимаем его на новых условиях. Мы идем на охоту, зная, что за нами, возможно, тоже охотятся. И первое, что мы должны поймать, – это наши собственные тени.

Решение было принято. В воздухе витало недоверие, но не друг к другу, а к миру, который вновь показал свои клыки. Илья видел, как Егор украдкой ощупал карман пиджака, проверяя телефон. Как Елена машинально записала что-то в своем блокноте, чтобы позже уничтожить страницу. Как Марина уже мысленно строила схемы будущего аудита.

Протокол «Избирательное доверие» был активирован. Игра началась.

Глава 3. Первая нить

Работа по протоколу «Избирательное доверие» напоминала сборку сложного механизма вслепую. Каждый винтик, каждая шестеренка проверялась на вес, размер и возможные дефекты, прежде чем занять свое место. Илья координировал процесс, оставаясь в кабинете, как центре сети, куда стекались разрозненные отчеты.

Елена действовала через свои, давно отработанные, светские каналы. Она не стала звонить напрямую. Вместо этого она вышла на Татьяну Лихачеву, подругу своей матери, владелицу антикварного салона, чья память и связи были сравнимы с иным архивом. Встреча была назначена в людном месте – в зале Публичной библиотеки, под предлогом консультации по подбору литературы для статьи о женском образовании в XIX веке.

Передав конверт с материалами для «статьи» – где между строк был зашифрован запрос о коллекционерах научного наследия, – Елена получила в ответ неприметную визитку. На ней, без каких-либо регалий, было вытеснено имя: «Арсений Воронцов» и номер телефона стационарного аппарата.

– Он не любит гостей, – тихо сказала Татьяна, поправляя перчатки. – И не любит телефон. Но если ты назовешь мое имя и скажешь кодовую фразу «Меня интересуют чертежи Кулибина», он, возможно, согласится на встречу. Будь осторожна, Леночка. С ним имеют дело либо очень серьезные люди, либо те, кто больше никому не нужен.

Информация была передана Илье через одноразовый шифрованный тайник. Проверка заняла шесть часов. За это время Егор, используя старые, не связанные с агентством контакты в силовых структурах, установил, что Арсений Петрович Воронцов, 72 года, бывший сотрудник НИИ Истории Естествознания и Техники, уволен в 90-е при неясных обстоятельствах. С тех пор – непубличный коллекционер, в поле зрения правоохранительных органов не попадал, но фигурировал в ряде закрытых экспертиз научных раритетов. Ничего криминального, лишь репутация блестящего специалиста и затворника.

Илья дал добро на установление контакта.

Звонок со специально приобретенной для этого дела «чистой» сим-карты длился ровно сорок семь секунд.

– Воронцов, – сухой, без интонаций голос ответил на четвертый гудок.

– Арсений Петрович, меня зовут Елена. Мне дала ваш номер Татьяна Лихачева. Меня интересуют чертежи Кулибина.

На том конце провода повисла пауза, заполненная лишь ровным дыханием.

– У Кулибина было множество чертежей. Уточните тему.

Елена была готова к вопросу. Фраза была согласована с Ильей.

– Механизмы, связанные с оптикой и преломлением света.

Еще одна пауза, более короткая.

– Завтра. Четыре часа дня. Тучкова набережная, дом 2, парадная три. Не опаздывайте. Приходите одна. – Связь прервалась.

Адрес был проверен. Старый доходный дом, квартира на последнем этаже с видом на Малую Невку. Илья и Егор заняли позиции для внешнего наблюдения за полчаса до встречи. У Ильи – с противоположного берега, с биноклем со стабилизацией. У Егора – в подъезде напротив, с возможностью быстрого реагирования. Коммуникация – через защищенный канал с кодовыми фразами.

Ровно в шестнадцать ноль-ноль Елена исчезла в темном проеме парадной. Через семь минут Илья получил лаконичный отчет от Егора: «В квартире. Окно зашторено. Движения нет».

Внутри квартиры пахло старыми книгами, кожей и ландышевым одеколоном. Воронцов, сухопарый мужчина с седыми зачесанными назад волосами и пронзительными голубыми глазами, принял ее в гостиной, больше напоминавшей читальный зал. Книги лежали не только на полках, но и аккуратными стопками на полу, на столах, на подоконниках.

– Вы не первая, кто ищет через Лихачеву, – без предисловий начал Воронцов, усаживаясь в кресло. – Но первая, кто интересуется именно оптикой. Обычно ищут вечные двигатели или летательные аппараты. Что на самом деле вам нужно?

Елена, следуя легенде, разработанной Ильей, сказала, что пишет работу о нереализованных научных проектах XVIII века и их связи с философией Просвещения. Она осторожно вывела разговор на Ломоносова, на его разносторонние интересы.

Воронцов слушал, неподвижно глядя на нее. Его лицо было маской вежливого внимания.

– Ломоносов, – произнес он, когда она закончила. – Гигант. Но его главные труды не в стихах и не в мозаиках. Они в его лабораторных журналах. Большинство утрачено. То, что осталось, разрознено и… не всегда атрибутировано правильно.

– А «Ломоносовский кодекс»? – осторожно вставила Елена. – Существуют ли хоть какие-то реальные свидетельства?

Глаза старика сузились. Он медленно поднялся, подошел к одному из шкафов и вынул оттуда папку.

– «Кодекс» – термин любительский, – сказал он, возвращаясь. – Говорили о сводном манускрипте, куда он заносил идеи, лежащие на стыке науки, философии и… этики. Прямых доказательств нет. Но есть косвенные. – Он открыл папку. Внутри лежали копии писем современников Ломоносова, его коллег-академиков. – Читайте между строк. Здесь, – он ткнул длинным пальцем в одну из строчек, – он пишет о «дьявольской дилемме познания». А здесь, – палец переместился на другую страницу, – упоминает «нравственный компас, что должен направлять руку ученого, дабы не сжечь душу во имя истины».

Елена почувствовала, как учащается пульс. Они были на правильном пути.

– Вы считаете, Кодекс мог существовать как отдельный документ?

– Я считаю, что Михаил Васильевич был слишком системен, чтобы не вести подобных записей, – поправил ее Воронцов. – Другое дело, что он мог не доверять их бумаге. Или… они были намеренно уничтожены. Или спрятаны. – Он закрыл папку. – Вам стоит обратить внимание на круг его общения. Не на академиков, а на тех, с кем он делился сокровенным. Искать нужно не документ, а след. След в биографиях его учеников, в их трудах.

Через двадцать минут Елена вышла из дома. На набережной ее уже ждал Егор, молча занявший место в двух шагах сзади. В кармане пальто Елены лежала записка, переданная Воронцовым в конце разговора. На клочке бумаги было выведено чернилами: «Спросите о Демидовском обществе. Не все архивы учтены».

Первая нить была получена. Она вела в знакомый лабиринт. И первая же проверка, инициированная Ильей, показала: в официальных описях архивов Демидовского общества за 1763 год отсутствовали три дела, номера которых совпадали с теми, что фигурировали в блокноте Алексея Белых. Совпадение? Старик Воронцов знал больше, чем говорил. Игра продолжалась.

Глава 4. Игра в одни ворота

Протокол «Избирательное доверие» работал, но Егор Волков никогда не доверял системам на все сто. Системы создают люди, а люди ошибаются. Или врут. Пока Илья координировал общую стратегию, а Елена добывала информацию в поле, он занялся тем, что умел лучше всего – проверкой людей. И начал он с самого уязвимого звена: с Марины.

Его действия не были санкционированы Ильей. Это была личная инициатива, основанная на старом оперативном принципе: проверяй тех, кто ближе всего. Особенно если они появляются при загадочных обстоятельствах.

Он действовал старыми, нецифровыми методами. Не через базы данных, к которым у Марины мог быть доступ, а через живых людей, своих давних «ангелов-хранителей» в различных ведомствах. Встречи происходили в разных концах города – в пустующих цехах, на заброшенных стадионах, в парках на рассвете.

Первая ниточка появилась быстро. Его старый знакомый из паспортного стола, человек с феноменальной памятью, подтвердил данные Марины, но с одной оговоркой: «Интересная у тебя девочка, Егор. Поступила в университет без экзаменов. Какой-то особый приказ. Редкость для тех лет».

Егор заставил себя улыбнуться: «Талантливая была».

«Не спорю. Но отдел кадров тогда голову сломал – в приказе номер был, а подписи и расшифровки нет. Как призрак ее зачислили».

Вторая нить пришла из военкомата. Отставной майор, с которым Егор когда-то делил паек в горячей точке, покопался в старых архивах. «Военный билет у нее есть, но он чистый. Ни сборов, ни учений. У нас таких не бывает».

Третья, и самая тревожная находка, ждала его в отделе кадров того самого НИИ, где Марина формально числилась перед приходом в «Архивную правду». Бывшая сотрудница, которой Егор когда-то помог с жильем, нашла ее личное дело. Оно было странно легким. Анкета, диплом, трудовая. И ничего более. Ни автобиографии, ни характеристик, ни даже медицинской карты. Как будто человека создали на месте специально для этой работы.

– Ее взяли по звонку, – шепотом сообщила женщина. – Сверху. Сам начальник отдела кадров оформлял. Обычно такое только для «особых» стажеров бывает.

«Особые» стажеры. Эвфемизм, которым в определенных кругах обозначали людей, внедряемых под прикрытием.

Вечером того же дня Егор пошел ва-банк. Он встретился с еще одним «ангелом», бывшим сотрудником ФСБ, ушедшим на пенсию и владевшим небольшим частным детективным агентством. Тот имел доступ к коммерческим базам данных, которые были куда полнее государственных.

На следующий день пришел ответ. Краткий, как выстрел:

«Запрошенное лицо: Марина Валерьевна С. Финансовые операции: чисто. Недвижимость: отсутствует. Транспорт: отсутствует. Связь: номер оформлен на покойного гражданина. Примечание: обнаружены следы процедуры „глубокого камуфляжа“. Рекомендация: крайняя осторожность. Контакт прекращен».

Егор сжег распечатку в раковине, наблюдая, как бумага скручивается в черный пепел. «Глубокий камуфляж». Процедура полного изменения биографии, доступная только спецслужбам высшего уровня. Все сходилось. Слишком чистый военный билет. Поступление по «особому» приказу. Пустое личное дело. И главное – ее невероятные способности, которые всегда казались ему слишком феноменальными для простой IT-специалистки.

Он сидел в своей квартире в полной темноте, глядя на огни города. Перед ним стояла дилемма. Сообщить Илье? Но это взорвет команду изнутри. Илья, с его стремлением к порядку и логике, не сможет принять такой удар. Он либо не поверит, либо потребует немедленных действий, спугнув цель.

Или подождать? Продолжить наблюдение? Попытаться выяснить, на кого же она работает? На остатки «Наследия»? На государственные структуры, которые решили взять команду под колпак? Или… на кого-то третьего?

Он вспомнил ее улыбку, ее преданность делу и Илье. Это не игралась. Или игралась настолько блестяще, что она смогла обмануть его, старого волка.

Егор понимал – он вел игру в одни ворота. Он проверял Марину, но у него не было ни малейшей уверенности, что она не проверяет их в ответ. Возможно, его собственная проверка была частью ее плана. Возможно, она уже знала.

Он принял решение. Молчать. Наблюдать. Играть свою роль. Но с этого момента он будет следить не только за врагами снаружи, но и за той, кто сидела с ними в одном кабинете, чьи пальцы летали по клавиатуре, добывая для них информацию. Он поставил мысленную метку на Марине. И следующее движение предстояло сделать ей. А он будет готов.

Глава 5. Встреча с Воронцовым

Квартира Воронцова встретила их гробовой тишиной, нарушаемой лишь тиканьем старинных часов с маятником. Воздух был густым от запаха старой бумаги и воска. Илья, войдя вслед за Еленой, мгновенно провел тактический анализ пространства: один выход, два смежных помещения, окна выходят на набережную и во внутренний двор. Старик сидел в том же кресле, его поза была расслабленной, но взгляд, скользнувший по Илье, был быстрым и оценивающим.

У Ильи с Еленой была конкретная информация, добытая Мариной:

«Архивная справка

Дата события: 4 (15) апреля 1765 г. – кончина М. В. Ломоносова.