Невозможно ответить на самую преданную любовь даже той, кого любишь беззаветно – если не любишь и не принимаешь сам себя. И не имеет значения, что ты – древнейшее создание на этой планете и создали тебя Древние Боги. Ведь вряд ли они вложили в тебя свою мудрость, а, оборотень?
Свою мудрость тебе придётся нажить самому – сквозь боль, сквозь потери, отчаяние и безумную надежду. Сквозь все миры и века, через которые проляжет твой путь…
========== Часть 1 ==========
– Анджела, доброе утро.
– Микаэль!
За одну такую улыбку дочки пекаря посетители должны приплачивать золотом, раскупая в семейной лавке мастера Луиджи Паризелли пышки с корицей и фигурное печенье. Так в сотый, а может, и в тысячный раз подумал Микаэль, осторожно сжимая выпачканную в муке ладошку подруги. Жаль, что люди так слепы, не замечают удивительно нежной красоты Анджелы. Нет, хорошо, что не замечают. А то ещё посягнёт кто-нибудь на личное богатство Микаэля, дороже которого нет ничего в мире – ни груды золота, ни россыпи бриллиантов не сравнятся по цене с чудом по имени Анджела. Ангел. Правильное имя ей дали в этом воплощении.
Впрочем, как и всегда.
– Ты сегодня рано.
– Собирал в лесу травы, которые нужно срезать на рассвете, до того, как выпадет роса. – Как ещё мог заработать себе на жизнь оборотень, живущий среди людей? Конечно, став знахарем-травником, тем, кто хорошо разбирается в целебных цветках и корешках. Хоть какая-то польза от слишком острого нюха. Иногда так хочется заткнуть себе нос, а ещё лучше и вовсе зашить ноздри – в людских городах некуда приткнуться от всепроникающих миазмов. Вонь от сточных канав и выгребных ям иной раз вышибает слезу, да и от самих людей временами пахнет не лучше. А эта новая мода опрыскивать себя цветочными эссенциями! Микаэль озолотился на поставках душистых лесных цветов гильдии парфюмеров. Но духи, созданные ароматных дел мастерами, ненавидел всей душой – накладываясь на естественный запах людских тел, они превращали обычный душок в совсем уж жуткое амбре! Бр-р!
Из всех людей под этим солнцем лишь один человек пахнет так же, как выглядит – чарующе. Анджеле нет нужды лить на себя вытяжку из лепестков роз и ландышевый экстракт. Её маленькие ловкие ладони уютно пахнут сдобой, от вьющихся волос исходит аромат винограда, прогретого солнцем, а если склониться к шее, туда, где эта нежная шейка покато переходит в неожиданно крепкое плечо – можно уловить еле заметный волнующий запах мускуса. Микаэль готов отдать все золотые монеты, припрятанные в кубышке, лавку в предместье, неказистый домишко под городской стеной и собственное сердце в придачу – за то, чтобы проследить носом дальше, куда уводит интригующая нотка мускуса. Дальше вниз, под одежду Анджелы, снимая с неё ненужные тряпки одну за другой, являя свету дня красоту её тела, впитывая всем существом запах, исходящий от гладкой загорелой кожи… Вдыхать, поймать губами, покатать на кончике языка, длинно и ласково лизнуть… Микаэль вздрогнул, вырываясь из сладостных видений, и отпустил руку Анджелы, которую та давно уже, смеясь, пыталась высвободить из широкой ладони друга.
– Я говорю, идём сегодня на праздник вместе!
– Праздник? Какой праздник?
– Микаэлито, ты в своём лесу скоро превратишься в самого настоящего глухого филина! Судья Тартарини выдаёт замуж свою единственную дочь, будет гулянье на главной городской площади! Тартарини обещал опустошить свои винные погреба в честь такого события!
– Что, ему удалось-таки сбыть дочурку с рук? Слышал, она уже готовилась уйти в монахини, заждавшись сватов.
– А ты, оказывается, не такой уж филин, Микаэль, кое-что слышишь! – ещё одна ослепительная, с очаровательной лукавинкой улыбка Анджелы легла благоухающей незабудкой на сердце Микаэля. – Тоже заглядывался на сеньориту Лауру?
– Мне приходилось едва ли не ежедневно нагружать корзины её служанок успокоительными сборами и настойками от прыщей.
– Ха-ха-ха! Ну, так что? Идёшь со мной на праздник?
– Тебе лучше взять с собой братьев, Анджела. Не люблю я толпу.
– О, нет, только не моих надоед-братишек! Микаэль, прошу тебя, пойдём со мной! С тобой мне точно будет весело! А ещё ты сможешь познакомиться с хорошенькими девушками, на праздник соберётся весь город! А я пригляжу себе красавчика из городских!
Красавчика… При одной мысли о том, что Анджела рано или поздно встретит какого-нибудь смазливого пижона и влюбится, волк внутри Микаэля начинал тоскливо выть. Нет никакой надежды на то, что Анджела будет принадлежать ему. Они друзья, и только. А если Анджела узнает, кто такой Микаэль, её верный друг с самого детства, на самом деле и с какими мыслями он смотрит на неё, мечтая обнюхать с головы до пят и… и не только обнюхать – она с отвращением и ужасом отвернётся. Захлопнет двери и навесит на них амбарные замки, вот наверняка.
– Ладно, уговорила. Пойду с тобой.
– Микаэль, я так рада!
Как больно просто обнимать её, не смея прижать крепче, сжать так, чтобы на мгновение ликующий смех прервался удивлённым вздохом! И снова продолжился бы, этот звонкий смех, переходя в сорванное дыхание – когда объятия сызнова сделались бы бережными, а их губы соприкоснулись… Нет больнее боли, нет горше горечи – просто по-дружески обнимать ту, кого любишь всем сердцем, всем телом, всей душой. Если, конечно, у оборотней есть душа.
Наверное, всё-таки есть. Ведь что-то иногда так сильно болит внутри, а иногда – поёт, как малиновка.
– Надень свою самую красивую одежду, Микаэль! Пусть все видят, какой у меня великолепный друг!
Знахарь кивнул, закрывая за собой дверь хлебной лавки. Обязательно наденет. И даже нацепит на лицо приветливую улыбку. Но лишь ради того, чтобы Анджеле было не стыдно идти рядом с ним – прекрасному ангелу не пристало разгуливать в компании с угрюмым лесовиком.
***
– Во-он та селяночка в веночке та-а-ак на тебя смотрит! – Анджела уже изрядно опьянела от дармового вина. Микаэлю приходилось поддерживать подругу под локоть, а то и вовсе обнимать за талию – чтобы не грохнулась под ноги праздношатающемуся развесёлому люду. – Скорее, иди к ней, пригласи потанцевать! И я… ик… тоже кого-нибудь приглашу!
– Да ты на ногах еле стоишь, Анджела. Идём лучше домой.
– Не хочу домой! Хочу танцевать!
Улыбчивая полненькая девушка в венке из ромашек радостно спорхнула с тележки, разукрашенной лентами – прямо перед Микаэлем. А парень рядом с ней, похожий как две капли воды – наверняка брат – поправляя вышитый васильками ворот ослепительно-белой рубахи, тут же ухватил за руку Анджелу.
– Какие вы оба красавчики! А как вас зовут? Откуда вы? Вы брат с сестрой?
– Вы тоже очень хороши! А вы откуда приехали?
Микаэль не слушал, что наперебой щебечут девушки и басит паренёк в вышитой рубашке. Он с тоской смотрел на тонкие девичьи пальцы – на среднем блестело колечко с дешёвым камушком. Он сам подарил Анджеле это кольцо, когда они были ещё совсем малышами. И теперь эти нежные руки, это тонкое колечко, залог их дружбы – всё как будто отобрал улыбчивый незнакомый парень. И, кажется, Анджела совсем не против, вон как улыбается ему в ответ. И руку не отбирает. Как же больно!
Им не быть вместе в этой жизни. Как и во всех предыдущих земных жизнях ангела. Не стоит даже и мечтать.
Музыканты, до этой минуты вразнобой настраивавшие свои инструменты, дружно грянули задорную песенку. Многие в толпе тут же начали петь – кто ж не знает эти смешные куплеты про глупого медведя и смелого пастушка? Анджела, смеясь и спотыкаясь, устремилась к центру площади – там уже кружились парочки, вихрем взметались кверху пышные юбки и звонко отщёлкивали ритм деревянные подошвы башмаков. Васильковый парень бежал следом за Анджелой, не отпуская её руки. Микаэль рванул было следом, но неожиданно уткнулся носом в выставленную вперёд нешуточных размеров женскую грудь.
– Прежде чем вести танцевать, ты ведь угостишь меня, красавец?
А, это та, в ромашковом венке. Угостить? И чего она хочет?
– Вон там продают жареное мясо! А там наливают вино! И ещё я хочу сладостей! И можешь подарить мне во-он те бусы, тогда я разрешу тебе себя поцеловать!
О, женщины! Так уверены, что правят этим миром! Ещё и бусы?! Но если Микаэль вовсе не жаждет целоваться с этой ромашковой красоткой?
– Ты такой большой! Наверное, ты кузнец? Или стражник? О-о-о, какие сильные руки!
– Послушай, а если я тебе куплю всё, что ты хочешь, ты от меня отста…
– Ой, тогда я сама тебя поцелую, и даже не один раз!
***
Микаэль не любил людское вино, предпочитая хмельным напиткам отвары из особых лесных трав. Точно так же расслабляют тело и путают мысли, зато никакого похмелья поутру. Но как отказываться, если черпаками и кружками тычут прямо в губы?
– Пей до дна! Пей до дна! За сеньориту Лауру, счастья ей на всю жизнь! За славного судью Тартарини – будь он здоров сто лет!
Не пить – обидятся виночерпии, в драку полезут. Микаэлю нельзя драться, тогда волк внутри приходит в ярость и может вырваться наружу.
– Пей до дна! И наливай ещё!
Музыка кружит, звенит, отдаются в голове эхом трели скрипок и пиликанье рожков. Топ-топ, кружись вместе с лихой мелодией, забудь про всё, пусть мир кружится вместе с тобой! Это весело! Забудь про то, что ты чужак на этом празднике, забудь про зудящую кожу – сквозь неё топорщит недовольный волк свою жёсткую шерсть. Смейся глупым шуткам, подпевай дурацким песенкам, тискай за упругие бока девушек, таких же пьяных, как ты! Это весело! Долой тоску, что иссушила сердце, выкинь из него, глупого, свою невозможную, несбыточную, больную насквозь любовь! Пей, веселись, топ-топ, ах, хорошо!
Микаэль очнулся возле самого края площади. Девушка в ромашковом венке, имя которой он забыл сразу же, как узнал, куда-то подевалась. Прижавшись к стене дровяного сарая, Микаэль вглядывался в веселящуюся пьяную толпу – тут и там мелькали белые вышитые блузы, похожие на блузу Анджелы, но это была не она, не она. Где же Анджела? Уединилась в каком-нибудь укромном уголке с тем, васильковым? Или нашла ещё кого-то? Или вообще ушла домой?
– Зачем я столько пил… Так много людей. Не чувствую её, не могу унюхать…
– Ну конечно, – Микаэль чуть не подпрыгнул, когда из приоткрытой двери сарая раздался чей-то голос. Оборотничьи уменья возвращались медленно, тело, отравленное чрезмерным количеством вина, потеряло быстроту реакций. Микаэль с трудом различил в темноте сараюшки какой-то размытый светлый силуэт. – Конечно… ему весело. А почему бы ему не веселиться? Он же такой… И кто я такая, чтобы всё его внимание было только моим? Вот была бы я роскошной женщиной… Богатой сеньоритой, как Лаура! Или вообще принцессой! Бог, а бог! Ты, видать, крепко выпил, когда меня создавал, или просто решил пошутить, да? Неудачная шутка, скажу я тебе! Мне вот ни капли смеяться не хочется… А ты там наверху сидишь и ухмыляешься, а?
– Анджела?.. – Микаэль на ощупь двинулся в темноту сарая. Белёсое пятно задёргалось, словно человек пытался встать на ноги, но у него это плохо получалось.
– Кто здесь?!
– Анджела! Это ты… Я думал, ты ушла домой.
– Мика… эль? Как ты меня нашёл?!
– Да я не искал, я случайно тут…
– Ну конечно, – с прежней язвительной интонацией протянула Анджела, снова усаживаясь на перевёрнутый ящик. Глаза Микаэля уже обрели волчью зоркость, и оборотень отчётливо видел сгорбленную фигуру и непривычно грустное лицо девушки. – Ты всегда случайно… Никогда не специально.
– Прости, я не понимаю тебя…
– Конечно, не понимаешь. Ты никогда меня не понимаешь!
– Так объясни.
– И объясню! – Анджела вскинула голову, глядя Микаэлю прямо в глаза. – Только сначала ты мне скажи! Ты вот сегодня со мной на праздник пошёл – только потому, что тут можно было вволю пошалить с красивыми девушками? Да ведь? Ты же только поэтому со мной пошёл?
– Анджела…
– Молчи! И слушай! Я выпила… выпила так много вина… что сейчас ничего не боюсь! И всё забуду завтра! Ты тоже забудешь, ясно? А сейчас – слушай!
Микаэль резко выбросил руки вперёд, готовясь подхватить Анджелу – та снова поднялась на ноги и начала заваливаться набок. Успел подхватить, не дал упасть на пыльный земляной пол. Некогда белоснежную блузку Анджелы украшали алые и бордовые пятна: видать, не всё то вино, про которое она давеча толковала, было ей выпито, кое-что и мимо рта протекло.
– Вот ты опять меня обнимаешь, – Анджела больше не говорила в полный голос, еле слышно шептала – лишь потому, что оборотневый слух острее человеческого, Микаэль отчётливо разбирал слова. – Ты меня обнимаешь… как же я тебя ненавижу…
– Прости, я сейчас тебя отпущу…
– Вот поэтому и ненавижу! – Анджела вцепилась в вышитую жилетку Микаэля так, что узорчатая ткань затрещала. – Ты обнимешь, а потом отпускаешь! На миг один обнимешь, обманешь… и отпускаешь! И уходишь! А я!..
– А ты…
– А я не хочу, чтобы отпускал! Не хочу, чтобы уходил! Не хочу… чтобы танцевал с той… ромашки в венке… ты целовался с ней, я видела! Ненавижу тебя…
Микаэлю хотелось смеяться и плакать. Волк внутри него с досады царапал себе морду когтями, визжа и воя. Сколько раз уже их сталкивала судьба-мачеха? Разве хоть раз было такое, чтоб через все препоны их сердца не потянулись друг к другу?
А он-то себе напридумывал… О, какой дурак, какой невозможный, непредставимый дуралей!
– Анджела…
Губы твои слаще всей сдобы, которую так играючи выделывают и выпекают твои маленькие умелые руки. Они нежнее лепестков лесных цветов, что выросли в благодатной тени высоких деревьев, и потому не огрубели от резкого ветра и слишком жаркого солнца. Губы твои – нужнее воздуха и важнее жизни, потому что весь воздух, который нужен мне – в дыхании твоём, а жизнь моя – в тебе. В кольцах твоих волос запутались пальцы мои – как сладок этот плен. Доверчиво бьющееся сердце твоё – ощущаю рядом с моим. Ты слышишь? Слышишь? Наши сердца бьются в такт. Губы твои… руки твои… ты вся…
– Микаэль… Что ты делаешь… Что мы делаем! Нас увидят… Микаэль! Нет! Хватит… Ох, нет, мне не хватило! Микаэль… Это правда? Я не сплю? Ты… ты тоже… Микаэль!
– Уйдём… уйдём отсюда… Пойдём со мной! Пойдём прямо сейчас! Я покажу тебе тайные поляны и заповедные озёра. Пойдём со мной. Уйдём от людей. У меня есть тайна… Я расскажу тебе, Анджела, всё расскажу. Ты веришь мне?
– Да… Да! – Анджела больше не качалась, твёрдо стояла на ногах. Хмель словно выветрился за миг – за бесконечные века – их поцелуя. – Я верю тебе и пойду с тобой. Уйдём в твой лес?
– А потом в другой. И дальше, до края света. На земле столько лесов, Анджела! В них так красиво. А за лесами есть великие моря. Я покажу тебе всю красоту земли и воды.
– Покажи. А то я дальше нашего городка и предместий нигде и не была. Жизнь проходит зря, мне уже скоро двадцать, так и состарюсь, мира не увидев! – Анджела снова улыбалась, волк внутри Микаэля тявкал, как обрадованный щенок, и порывался завилять хвостом. – Прямо сейчас убежим, да? Только я так устала… далеко не смогу уйти. До леса точно не дойду.
– Я украду тележку! – Микаэль был готов свести с конюшен знатных горожан самых породистых скакунов и отобрать у градоначальника его золочёную карету для Анджелы, но, пожалуй, это было лишним – ещё стражников в погоню отрядят. – Я знаю, где стоят без присмотра тележки со смирными лошадками. На них бочки с вином привезли. Жди меня здесь. Я подгоню тележку, и мы уедем. Прямо сейчас!
– Я буду ждать!
Микаэль выскочил из дровяного сарая, забыв, что нужно сдерживать свою нечеловеческую скорость и силу. Едва стену не проломил, захлопывая за собой дверь, молнией промчался через всю площадь. Тележка с запряжённой в неё соловой кобылкой одиноко стояла у коновязи. То, что надо! Только вышвырнуть за низкий бортик пустую винную бочку – им в дороге лишний груз ни к чему.
***
К заветному сараю Микаэль подобрался не через площадь, а окружной дорогой, через переулки. Приоткрытая дверка поскрипывала, колеблемая поднявшимся к ночи ветром.
– Анджела?
В сарае никого не было. Микаэль втянул носом воздух. Анджела ушла совсем недавно. Куда же её понесло, несмотря на обещание дождаться?
Запах Анджелы то терялся в смешении запахов еды, вина и других людей, то снова становился ярким, как путеводная звезда. Микаэль кружил по площади, кидаясь за каждой мелькнувшей в поле зрения вышитой блузкой – но к нему оборачивались сплошь незнакомые лица.
– Анджела!
Где же она, где? Почему не дождалась, почему ушла? Испугалась? Не поверила? Решила, что не хочет бросать привычную жизнь, отца с матерью, надоедливых, но всё равно любимых братишек? Да, вот это вполне может стать серьёзной преградой для Анджелы. Братья её давно вовсю шустрят в пекарне, но до мастерства Анджелы им пока далеко, а старик Луиджи уже на самом деле стар. Кто позаботится обо всех старых и малых, как не старшая дочь в семье?
– Анджела…
Микаэль думает только о себе. Дорвался, обрадовался, что его любовь не безответна. Может, и правда стоит выждать ещё пару лет, пока не подрастут братья Анджелы? Ведь ему не привыкать ждать, да и что значит пара-тройка лет для бессмертного? Решено. Не надо им сбегать сегодня. Сейчас Микаэль просто отыщет Анджелу, проводит её домой. Может, удастся сорвать ещё поцелуй на прощание… Им нужно время, чтобы свыкнуться с новыми отношениями между ними. А что волк внутри предупреждающе рычит и скалит клыки, требуя забрать себе любимую в единоличное пользование – так пусть себе рычит. Терпение – добродетель, если что. Значит, на том и…
– А-а-а! Убили, убили! Стражники!
– Драка, там драка!
– У одного из них нож!
– Огня! Тащите фонари и факелы!
– Лекаря! Найдите лекаря!
– А-а-а-а!
Микаэль ринулся в гущу толпы, расшвыривая людей в разные стороны, как снопы сена. Возле винных бочек кипела потасовка, раздавались воинственные выкрики, несколько человек угрожающе размахивали длинными ножами. Что стало искрой, брошенной в сухой хворост, чьё неосторожное слово обернулось камешком, столкнувшим лавину? Наверное, никто из этих людей потом и не вспомнит – когда протрезвеет. А пока что излишек хмеля вершил своё недоброе дело, превращая ссору на пустом месте в кровавую бойню.
Как всегда бывает у людей, а?
Микаэль не собирался разнимать дерущихся или помогать раненым. Он лишь хотел отыскать Анджелу, чей запах усилился в разы возле этих злосчастных винных бочек.
– Микаэль! Я здесь! – Анджела бежала к Микаэлю, размахивая запечатанной бутылью. – Я подумала, что нам на дорожку неплохо будет взять ещё немного вина… а то мне вдруг стало страшновато вот так сразу всё менять!
Анджела ещё улыбалась, когда на неё налетели два сцепившихся в рукопашной потасовщика. И даже когда один из драчунов оступился, неловко взмахивая рукой, и его нож вонзился прямо в грудь Анджелы, улыбка на губах девушки померкла не сразу.
– А-а-а! Убили, убили!
– Стражники!
– Огня, несите огня!
– Лекаря!
Микаэль целую вечность преодолевал этот десяток шагов – тех, что отделяли его от лежащей на каменных плитах Анджелы. Десять шагов. Бессчётные века, снова разделившие их.
– Нет… Нет. Нет, нет, нет, нет, не-е-ет!
– Я не хотел! – Невольный убийца Анджелы не успел сбежать, его уже держали подоспевшие стражники. – Я случайно! Это случайность! Я не хоте-е-ел!
«Выпусти меня, – волк внутри Микаэля больше не скалил зубы попусту. Он был готов убивать – молча и жестоко. – Выпусти меня…»
– Я не хотел, не хотел, н-н-н… – торопливое бормотание сменилось истошным криком. Толпа ахнула и раздалась, обезумевшие от страха люди бежали, не чуя ног под собой. А огромный чёрный волк, растерзав убийцу Анджелы, мчался за бегущими следом – полосуя когтями каждого, за кем оставался шлейф винного запаха, ляская острыми зубами над ушами голосящих женщин, брезгливо отшвыривая с дороги пьяных стариков. В разбитые винные бочки волк сбрасывал факелы со стен домов, и скоро вся площадь полыхала, как одно гигантское огненное озеро. Тело Анджелы волк извлёк из огня неповреждённым, закинул себе на спину и исчез, перемахнув через городскую стену возле запертых ворот.
Ещё нескоро перепуганные жители выбрались из своих домов. Никто из тех, на ком остались шрамы от когтей и зубов волка, больше в жизни не притронулся к вину. Дочь судьи Тартарини сочла появление оборотня знамением свыше, отказала долгожданному жениху и постриглась в монахини. А старику Луиджи пришлось заколотить окна и двери своей лавки и пуститься на старости лет в чужедальние края. Ведь именно из-за его старшей дочери Анджелы в город пришёл оборотень – хорошо, хоть дозволили живыми уйти, а то кое-кто поговаривал, что неплохо бы для острастки всю семью Паризелли отправить на костёр как чернокнижников.
В чужих землях Луиджи и его родные не бедствовали. Живо отстроились, снова открыли пекарню. На какие шиши – поинтересовались бы те, кто знал их прежде.
На этот вопрос Луиджи не ответил бы никому, даже самому верному другу. Незачем выдавать того, кто так страшно отомстил за смерть его дочери.
Но Луиджи был готов поклясться, что глаза чёрного волка, положившего на порог их дома окровавленный узелок, до жути напоминают глаза человека – в них светился разум и полыхала нестерпимая боль. В узелке, оказавшемся праздничной блузкой Анджелы, тяжко звякали золотые монеты.
Всё, что успело скопиться в кубышке у Микаэля-знахаря, который таинственно исчез в ночь большого пожара и больше никогда не вернулся в свою лачугу возле городской стены.