© Татьяна Васса, 2025
ISBN 978-5-0065-4829-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Прошёл дождь. Последние капли падали с оголённых ветвей ивы в остывающую осеннюю реку. Некрасивая, измятая ветром желто-бурая трава по всему берегу отталкивала всякое желание расположиться для рыбалки. Но блаженные воспоминания о подрагивающем поплавке на водной глади преодолели весь неуют и сырость осеннего утра.
Рогнеда прислонила удилища к стволу ивы, сняла рюкзак и аккуратно достала из него складной стульчик, свёрнутый синтетический непромокаемый коврик, банку с червями и дождевик на тёплой подкладке.
Облачившись в дождевик, положив коврик на разложенный стульчик, она отошла к соседним кустам, чтобы вырезать две рогатки под удилища. Нож ей давно подарил вор-рецидивист Саша, которого она защищала в суде лет десять назад. В буйном хмелю он отрубил голову своему бывшему товарищу по зоне.
Рогнеда вспомнила, как его привезли в отделение милиции, куда её сразу вызвали для проведения первого допроса. В диких Сашиных глазах играл возбуждённый радостный огонь. Он был в состоянии какого-то странного экстаза, и весь, казалось, пах горячей человеческой кровью. Этот сладковатый запах преследовал её во время всего допроса, хотя на новоявленном убийце не было ни единой капли крови. Одежду с Саши успели снять для проведения экспертизы.
Её передёрнуло от слишком яркого воспоминания. Вырезав довольно ловко пару рогатин, она вернулась к выбранному для рыбалки месту. Привычно отладив глубину на леске, насадив червей, приладила удилища на рогатины и принялась наблюдать за поплавками.
Ветра не было. И, хотя небо угрожающе серело, новый дождь не начинался. Самое её любимое время – северная середина осени. В такие дни она предавалась созерцанию жизни, размышлениям о мире и собственной судьбе в нём. Это время, казалось, придавало ей каких-то тёплых внутренних сил, очищало от внутренней накипи и наполняло спокойной силой. Особенно на рыбалке.
Рыбачить она научилась от своего отца, историка и археолога, который был заядлым рыбаком и нередко брал её, маленькую девчонку, с собой, освобождая любимой жене время для собственных забот. И это непривычное имя Рогнеда дал ей тоже отец, долгое время изучавший историю варягов. Мама встретила это предложение с недоумением, но из любви и уважения подчинилась мужу. Потом все привыкли к этому имени, и сама Рогнеда, и её одноклассники. Никакие прозвища к ней не приклеивались. И это странное имя за всю жизнь ни разу не принесло ей ни одного неприятного момента.
Отец и мать погибли пять лет назад в автомобильной аварии, когда пьяный водитель КАМАЗа почти ничего не оставил от их автомобиля на ночной пустынной дороге. Он заснул за рулём и выехал на встречную полосу. Рогнеда не опознавала их в морге и не была на похоронах, которые устраивал старший брат отца Пётр.
После известия о гибели родителей она просто слегла без всяких симптомов и от непонятной слабости не могла поднять даже руки. В таком состоянии Рогнеда пролежала ровно неделю, потом встав, как будто ничего такого с ней не было, вернулась к обычным занятиям. О том, что не была на похоронах, никогда не жалела. Может быть, поэтому родителей, как умерших не воспринимала. Они всегда были в её сознании живыми, просто уехавшими куда-то далеко.
Не проходило дня, чтобы Рогнеда не беседовала с ними, вернее, чтобы не приносила каждый прожитый день перед их любящие родительские глаза. Они были для неё мерилом всего, её второй совестью и прощением не всегда благовидных поступков, мыслей и слов.
Она всю жизнь пыталась построить семейную жизнь по примеру своих родителей. Но за три неудачных замужества ей этого сделать так и не удалось. Потом только она поняла, что супружеская пара её родителей – огромная редкость на земле. И с каждым годом всё сильнее она осознавала, что вытащила счастливый билет – родиться дочерью в такой семье.
Юрфак университета она выбрала сама, убедив отца с матерью в том, что это её призвание и желание сердца. Хотя отец и поворчал немного, что не увидит свою дочь археологом, сделавшей множество открытий в мировой науке, но согласился и не перечил. Мать также одобрила желание дочери.
Факультет правоведения она окончила блестяще и по распределению попала стажером в Питерскую коллегию адвокатов. В те времена в адвокатуру было попасть сложно, но её способности и трудолюбие, а также её величество Судьба, всё устроили.
Глава 2
Поплавок дёрнулся и замер. И вместе с ним замерло сердце Рогнеды, отвлекая её от воспоминаний. Совершив ещё несколько робких движений, поплавок мощно ушёл под воду. Успев схватить удилище, она подумала: «Окунь. Крупный. Именно он так хватает, не особенно примериваясь.» Профессиональным жестом она подсекла рыбу и сразу над желтой, увядшей травой промелькнуло серебристое рыбное тело.
Отцепляя, как и предвиделось, крупного окуня, Рогнеда не сразу заметила, что второй поплавок также давно под водой. За час рыбалки она натаскала полный садок окуней, пару крупной плотвы и даже одного небольшого язя. Занимался день. Клёв пошёл вяло. Решив не жадничать, Рогнеда смотала удочки, переложила рыбу в мешок, и, упаковав рюкзак, направилась к машине, которую оставила за поворотом на шоссе.
Это место для рыбалки когда-то показал ей отец. Мало кто о нём знал, оно плохо просматривалось с дороги, небольшой холм и кусты ивы скрывали от посторонних глаз прекрасный подход к воде. Летом в жару Рогнеда нередко ездила сюда купаться, иногда и в перерыве между судебными заседаниями. От города до этого места было километров тридцать. Для её внедорожника это было – пара пустяков, тем более в такое время, когда город был более или менее свободен от пробок.
Внедорожник она купила сразу, без кредита за очень крупный гонорар за ведение дела, которое длилось почти год и окончилось полным и безоговорочным успехом, пройдя кассацию и надзор. Фирма её клиента была известной и крупной. Спор рассматривался в Арбитражном суде, где обжаловались результаты налоговой проверки. Сумма, подлежащая взысканию, была солидной и грозила фирме если не разорением, то очень трудными временами.
Это дело она вспоминала неоднократно. И не только потому, что владелец испытывал по отношению к ней нечто в виде лёгкой влюблённости, а потому, что по своей сложности оно было неоднозначным, цепляющим многие нормы права из разных отраслей. Рогнеда была профессионалом высокого уровня и дело своё очень любила. Поэтому, когда шла череда стандартных, достаточно простых дел, она скучала, томилась и, как истинный боец ждала своего, трудного, но такого интересного правового сражения.
Владелец фирмы преподнёс ей гонорар в изящной коробочке с небольшим логотипом сердечка внизу. Она сердечко, конечно, сразу заметила, но сделала вид, что оно ускользнуло от её внимания и приняла подарок уважительным и благодарным поклоном головы. Рогнеда не разменивалась на случайные и не случайные связи. Статус и имущественное состояние поклонников не имело для неё никакого значения, и не потому, что она была обеспечена всем необходимым и не была жадной, а потому, что больше всего ценила самое драгоценное, что бывает между мужчиной и женщиной – любовную дружбу. Опыт трёх браков научил её не соглашаться ни на какие компромиссы в отношениях. Любой компромисс всегда впоследствии вылезал на поверхность. Отлежавшись где-нибудь в уголке сознания, он непременно показывал свой оскал непримиримости и грыз зубами все добрые соединительные нити семейных отношений.
Она знала, что многие из коллег-женщин упрекали её за такую подростковую непримиримость и множество «упущенных шансов» выйти успешно замуж, но её это ничуть не беспокоило. Кроме того, ей нередко завидовали не только потому, что она всегда была востребована в работе, но и потому, что, несмотря на свою далеко не модельную внешность так вызывала симпатию мужчин. Слова «ну что они в ней находят» стали её невидимым шлейфом в обществе дам. Она и сама удивлялась такому своему свойству, тем более, что никогда не стремилась завладеть мужским влиянием или, тем более, «заарканить» кого-нибудь. Больше того, временами она испытывала на себе даже внимание женщин непривычной ориентации. В таких случаях совершенно терялась, из доброжелательной превращалась в раздражительную мегеру и давала такому вниманию решительный отпор. Умом она понимала игры природы и принимала это в других парах, но только если это не касалось её самой. Тут в ней восставало решительно всё, и это порой выливалось в откровенную грубость.
Грубость. Ничто не претило ей больше, чем собственная грубость. Ей это настолько было несвойственно и чуждо, что, когда срывалась, теряла самоуважение. Именно потеря самоуважения заставляла её расставаться со всеми своими мужьями. Все они были достойные люди и всех она вспоминала с чувством благодарности. Расставания давались ей нелегко. Она долго размышляла, пыталась найти какой-то более щадящий выход, оттягивала эту минуту, насилуя собственную суть, но потом в один момент разрывала брак решительно и резко, не поддаваясь ни на какие уговоры к примирению. Даже, не к примирению, потому что с супругами она не ссорилась, а точнее сказать – к возвращению «в семью». На фоне этого её всегдашнего миролюбия разрыв супругам казался диким, ненормальным. Они даже думали, не сошла ли она с ума. Виной всем этим мужским подозрениям было то, что подспудная, мучившая её стезя постоянных компромиссов и страданий не была им видна. Она считала излишним нарушать своими жалобами душевный покой супругов, а они с готовностью не замечали даже тогда, когда заметить их было всё-таки можно.
Рогнеда видела, что разрыв причинял всем её мужьям серьёзную боль, сострадала им, но не возвращалась. Со временем их боль утихала, они обзаводились новыми семьями и жили вполне себе довольно, что лишний раз подтверждало правильность её решения. Тем более, что у мужей оставались о ней добрые воспоминания и она становилась для них таким далёким, но надёжным другом. Однако общения с ними старалась избегать.
Те, кто знали её давно, полагали, что она просто «бесится с жиру». Один муж лучше другого, ну что ей ещё нужно? И если бы она ответила им рязановскими строчками: «Нет на свете печальней измены, чем измена себе самому», они вряд ли её поняли.
Компромиссы, они благоприятны в делах, или в том, где у тебя по этому вопросу – безразличие, если это не затрагивает твою суть. Но компромиссы в браке? С некоторых пор она не принимала в браке никаких договорённостей, чем по сути и являются компромиссы. Она считала брак священным состоянием, таинством, безусловным единением без всяких договорённостей, невыразимым, несказанным единодушием. В то же время Рогнеда понимала, что с таким пониманием существа брака ей вряд ли придётся быть ещё раз замужем, только если Бог не свершит над ней очередного милосердного чуда.
Глава 3
Рогнеда снизила скорость, чтобы подольше полюбоваться осенними березовыми рощицами вдоль шоссе, а потом и вовсе припарковала «Мыша» на обочине. Ей хотелось вдохнуть запахи осеннего леса. «Мышом» она называла свой внедорожник из-за серебристо-серого цвета и прекрасную мобильность. Звание «откормленный Мышь» машина получала после заправки полного бака. Рогнеда вообще любила давать имена неодушевлённым предметам. Ноутбук у неё был – «Бука-капризуля»: «А ну-ка, Бука! Бука-капризуля!» К слову сказать, «Бука» капризулей никогда не был. Рогнеда и сама понимала несправедливость такого прозвища, но оно так шло этому изящному чуду техники…
Поднявшись на пригорок к берёзкам, она увидела схваченный заморозками старый подберёзовик. «Ну, вот и твоё время отошло,» – подумалось ей с печалью о грибе, как будто он был живой. Воспоминания отнесли её к встрече с первым мужем.
Евгений был хорошим парнем, геологом, но не романтиком. Странно для этой профессии, но он был носитель рачительности и здравого смысла. Любил упорядоченность и покой. Ухаживал он за ней со всеми положенными атрибутами, покупал цветы, водил в кино и во времена тотального дефицита добывал откуда-то любимый зефир в шоколаде и спелые гранаты. Он ей нравился. И эту, почти детскую симпатию, она простодушно приняла за любовь. Когда Женя сделал ей предложение, охотно его приняла, совершенно не осознавая сути и смысла брака. Да и какое там могло быть осознавание в девятнадцать лет – одно наивное представление, что всё у них будет так, как у родителей.
Основное, что она старалась делать в браке, помимо домашних забот, конечно, – ни в коем случае не допускать скандалов. Если случались противоположные мнения, то Рогнеда уступала ещё при появлении самых первых ноток недовольства. Некоторые «компромиссы» давались ей с колоссальным трудом, она буквально душила себя внутри. Делала она это ещё и потому, что видела: Женя – единственный мамин сын, не мог, не умел отступать и соглашаться. Всякая уступка делалась им с таким страданием, что она давно поняла, что легче уступать самой.
Но снаружи всё выглядело прилично, спокойно, разумно. Все говорили, какая у них удачная семья при том, что они давно стали жить как будто параллельно. У него были свои интересы, работа, друзья, а у неё – свои. Так прошло десять лет, пока как-то в один момент она поняла, что живёт совершенно пустой жизнью, живёт без самой себя. И эта мысль так пронзила всё её существо. Да как же можно жить без самого главного, и жизнь ли это?
Она пыталась не раз поговорить об этом с мужем. Но в ответ слышала: «Выкинь из головы всю эту блажь. Какие там поиски смысла? Дом – полная чаша. Всё хорошо». А потом она узнала, что у Жени давно есть любовница, красивая, статная женщина с властным характером. Какое-то время она пыталась жить и с этим, но эта всеобъемлющая пустота вырастала до такой величины, что однажды днём она объявила о расставании, собрала вещи и ушла жить к подруге. Это было как гром среди ясного неба для Жени, который так ничего и не понял. Очень быстро его женила на себе та самая любовница, которая всё за всех сама решала. Поскольку она это делала в соответствии со взглядами мужа, то он охотно предоставил ей позицию кормчего а сам погрузился в работу, время от времени имея на стороне неприхотливых любовниц.
Цепь воспоминаний оборвала красная «Феррари», резко затормозившая рядом с её внедорожником. Из неё вышел Марк Коган, известный адвокат, щёголь и ловелас, её коллега. «Видимо, по номерам опознал, – подумала она, недовольно поморщившись от неизбежной встречи. Он уже махал внизу приветливо рукой и, направлялся прямиком к ней.
– Рогнеда Сергеевна! Вот Вы где, голубушка!
Марк имел три страсти в жизни: к итальянской одежде, к машинам и к женщинам. Это было известно всем и делало его объектом беззлобных шуток, на которые он охотно отвечал, нередко зло, но всегда остроумно. Дела он часто брал не столько денежные, сколько громкие, но, в конечном итоге, всё равно не оставался внакладе, козыряя время от времени фразой: «Сначала адвокат работает на имя, а потом – имя на адвоката».
Пошарив взглядом по округе и разочарованно убедившись, что Рогнеда была одна, не меняя радостно-доброжелательной интонации, защебетал: «Ну, что, голубушка, одна на рыбалку ездили? Нехорошо, нехорошо, душа моя. Где это видано, чтобы такая шикарная женщина одна и на рыбалку! Для этого нужен кавалер. Непременно нужен кавалер! Ну, похвалитесь уловом, душа моя. Небось снова полным полна коробушка?».
– Ну, какие нынче кавалеры, Марк Иосифович. Шутить изволите, – Рогнеда протянула руку для поцелуя, зная непререкаемую манеру Марка Иосифовича целовать женские ручки из любого положения и в любых обстоятельствах. Однажды она при встрече засунула руки в карманы жакета, но упрямый ловелас ловким приёмом извлёк её правую руку из кармана и всё равно поцеловал.
Секретарь коллегии, видавшая виды, Марьиванна по поводу этой странной манеры однажды сказала: «Он наверное руку-то сразу нюхает и по запаху энергетику определяет». Хотя адвокаты – люди образованные, но сразу ей почему-то поверили. Может быть, потому, что нос у Марка Иосифовича, действительно, был выдающихся размеров? После этого неожиданного предположения множество дам норовили руку для поцелуя под любым предлогом не давать, но это слабо помогало при решительном напоре известного любителя женского пола. Но Марьиванне всё же удалось отвадить носатого ловкача. При приближении Марка Иосифовича она стала прыскать на него дешёвой туалетной водой, от которой тот морщился и многократно чихал. После пяти таких процедур к столу Марьиванны он приближаться опасался, и проблема поцелуев исчезла сама собой.