© Юрий Васянин, 2025
ISBN 978-5-0065-4127-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
4 июня 1706 года, Алексей Горчаков по указанию Петра I без всякого удовольствия отправился в Бахмут. Поездка дьяка на Дон наметилась по причине того, что казаки Бахмутского городка пожаловались царю на изюмского полковника Федора Владимировича Шидловского, который согнал их с земли и причинил им многие обиды.
Полковник в свою очередь тоже донес на бахмутских казаков.
Запряженная парой отощавших гнедых коляска, уныло скрипела в степи несмазанными осями. Возница в одиночестве трясся на передке и подгонял лошадей. Слабосильные кони с трудом тащили по дороге коляску.
– Дегтю нет, чтобы смазать оси? – вопросительно пробормотал дьяк.
Долгая дорога утомила Горчакова. Покачиваясь в коляске, он раздумывал о том, как ему изучить и доложить царю обстановку на тихом Дону, чтобы покончить с междоусобицей между донскими и изюмскими казаками за Бахмутские соляные промыслы.
Алексей предполагал, что ему вряд ли удастся что-нибудь решить, потому что в Черкасске до него уже побывал Петр Языков и переписал все земли по речке Бахмут. После его доклада царь запретил донским и слободским казакам, а также всем пришлым людям селиться на Бахмуте. Но указ царя не принес желаемого результата, поэтому Петр I, чтобы навсегда покончить со ссорами, указал отписать на него все соляные промыслы на речке. Однако и этот шаг государя не положил конец междоусобице в Бахмуте.
На большой кочке коляску тряхнуло так, что дьяк подскочил.
– Тьфу! – густо сплюнул Алексей, обозлившись на кучера. – Все кости растряс проклятый.
Рассердившись на донских казаков, Петр I распорядился передать спорные земли в управление полковнику Федору Шидловскому. Но Войско Донское не согласилось с этим и для защиты своих интересов на Бахмутских солеварнях назначило походным атаманом Кондратия Булавина, отличившегося беспримерной отвагой в Азовском походе. В жестоком сражении отважный казак одним из первых ворвался в турецкую крепость и зарубил палашом многих турок, оказавшихся на его пути.
Вступив в должность, Кондрат с пятью сотнями казаков забрал солеварни в свои руки и согнал слободских казаков с речки Бахмут. Продав государственную и слободскую соль, Булавин сам занялся варкой соли.
В ответ наказной полковник Шуст по приказу Шидловского осадил Бахмут, но этот шаг вызвал возмущение казаков Изюмского полка. Испугавшись, что Булавина поддержат соседние городки, полковник вынужден был снять осаду и ни с чем возвратиться в Изюм.
Коляска катила по пыльной дороге, которую щедро поливали солнечные лучи. Пролетел верстовой столб, в небесную высь взметнул пестрый ястреб. Изредка попадались ветхие и малолюдные хутора, заросшие крапивой и имевшие всего несколько изб с просевшими крышами.
Вдохнув запахи разнотравья, Горчаков унылым взглядом оглядел сутулую спину извозчика. Несмотря на трудную дорогу, кучер хлестал кнутом по запавшим бокам рысаков. Кони прибавили рыси и, коляска, сильно покачиваясь, подпрыгивала на кочковатой дороге.
Лошади все время норовили сорваться вскачь и, извозчик с трудом сдерживая их, туго натягивал плетенные вожжи. Скоро коляска въехала в богатую станицу с крепкими хатами и двинулась по запруженным народом узким улицам.
– Колесо вот-вот отлетит – надо в кузницу заехать, – развернувшись к дьяку, предупредил кучер.
Горчаков сдержано вздохнул:
– Ну надо – значит надо!
Лошади возле верстового столба свернули к отдельно стоящей на небольшом косогоре закопченной кузнице. Коляска внеслась прямо в центр просторного двора. Всюду валялись перевернутые телеги, сохи, бороны, слева раскинулась длинная коновязь. Приземистое строение дышало огнем и гарью.
Загремев массивной цепью, грохнула лаем собака и на шум из кузницы вышел кузнец в кожаном фартуке и мускулистыми руками.
– Что случилось?
– Колесо отвалилось – не видишь? – Изумленно расширив глаза, дьяк грузно вывалился из коляски. – Когда управишься?
Перехватив его взгляд, кузнец подложил под ось чурку, снял колесо и сокрушенно покачал кудлатой головой:
– Работы много.
– У меня времени нет, царский указ везу.
– Раньше вечера не сделать, – угрюмо ответил кузнец.
Неловко потоптавшись, Горчаков умоляюще поглядел на него:
– Поторопись, я хорошо заплачу.
Кузнец перевернул пролетку, вытащил железную ось и принялся за дело. Он подсыпал угля в горн, сунул туда ось и раздул огонь мехами. Подержав ось в жарком горне, кузнец кинул ее на наковальню и, все время поворачивая, стал стучать молотом, как в пасхальный перезвон.
Незадолго до вечера коляска была собрана и готова. Дьяк щедро расплатился с кузнецом, и отправился в путь. Кучер все время сдерживал коней, чтобы коляску меньше качало.
После прошедшего накануне дождя, дорога была влажной, поэтому из-под копыт коней летели влажные комья. Иногда на узкой дороге дуги задевали за ветви и тогда извозчика с дьяком щедро осыпало дождевыми каплями с листвы.
– Занес меня черт на проклятый Дон. Подгребай к Бахмутке, не могу больше: кости в штаны свалились, – устало простонал на рассвете Алексей Горчаков, злобно уставившись в сгорбленную спину ездового. – Чтоб чума взяла этих казаков!
Кони по наезженной дороге скакали мягко. Легкие ветви хлестали по бортам коляски. К речке Алексей Горчаков подъехал уже в сумерках. Возница натянул вожжи, чтобы кони остановились. Перекрестившись, Горчаков размял затекшие ноги: слава Богу приехали.
– Буду через три дня. Жди здесь, – наказал Алексей кучеру. – Раньше не буду.
Мягкое журчание воды подействовало на дьяка успокаивающе.
На берегу реки Горчакова встретил небольшой дозор. Казаки подлетели к нему, подняв большое облако пыли. От утомленных лошадей поднимался белесый пар.
Горчаков поинтересовался у дозора о Булавине.
– Зачем тебе понадобился наш атаман? – с недовольством отозвался бородатый казак.
– Я прибыл по поручению царского правительства, чтобы разобраться с солеными варницами, – с вызовом ответил дьяк и подал обросшему казаку царскую грамоту.
Неожиданно перед лицом Горчакова закрутилась злобная пчела и, он, нервно покривив тонкими губами, прогнал ее ладонью.
– Что за поручение? – навострил ухо казак.
– А это уж не для твоего ума дело! – вдруг рассердился Алексей.
Встревоженный казак повертел в руках бумагу, но так как не владел грамотой, тут же вернул ее дьяку и грубо махнул жилистой рукой:
– Следуй за мной.
Всю дорогу казаки бросали рассерженные взгляды на царского посланника. Им пришлось не по нраву с чем прибыл думный дьяк. Едва солнце село, Горчаков в окружении казаков вошел во двор войсковой избы. Из распахнутых окон доносились возбужденные голоса.
Оглядев его, как подозрительного человека, бородатый казак заскочил за дверь. Возвратившись, он жестом крепкой руки указал дьяку войти в избу. Натянув на голову войлочную шляпу, дьяк переступил порог со спокойной душой, но со вздрагивающими плечами.
В раскрытое окно врывался веселый птичий гам, а на полу отражались яркие солнечные лучи. За большим столом сидел крепко сбитый казак с суровым лицом. Большие капли пота дрожали на его ресницах, как на листьях дерева.
– Кто, вы? – с важной неторопливостью осведомился Алексей.
Казак жилистой ладонью поправил выбившиеся из-под головного убора волосы и поднял на дьяка пристальный взгляд. Его пронизывающие насквозь глаза остановились на шляпе Горчакова, а носок изношенного сапога нервно заходил по полу.
– Кондрат Булавин. А, ты кто будешь?
И хотя дьяка охватило смятение, но он все же смог совладать с волнением. Надменно представившись, Горчаков достал пакет и протянул атаману. Бородатый казак заботливо подставил Алексею стул, но он не присел.
Кондрат сломал толстыми пальцами восковую печать, развернул указ государя и, поводив по бумаге глазами, строго ответил дьяку:
– Когда мы начали здесь жить, изюмских людей и в помине не было, поэтому казаки никогда не согласятся с тем, чтобы бахмутские земли отошли им. Мы не уйдем с земли, которая нас кормит и поит.
– Петр Алексеевич настроен решительно, поэтому вы должны понимать, чем это может закончиться для вас. Я бы не советовал вам перечить государю, – мягко предупредил Горчаков.
Бросив бумагу на стол, Булавин недоверчиво оглядел Горчакова и легким кивком головы дал понять, что он понял дьяка.
– Мы сами знаем, что нам делать. Отдохни пару дней в соседней избе. В сей час у меня нет времени, чтобы заниматься тобой, – не спуская пристального взгляда с дьяка, снисходительно ответил Кондрат.
Ответ Булавина привел дьяка в большое разочарование.
– Вам не стоит раздражать Петра Алексеевича своим сопротивлением, – помрачнел Горчаков. – Царь выпустил уже девять указов, его терпение не безгранично. Советую исполнить указ государя!
– Ничего не поделаешь, брат, – усмехнувшись, отрезал Булавин. – У нас кроме тебя полно дел.
Дьяк в неукротимой ярости отступил на шаг и состроил на лице гневный вид.
– Я доложу о вашем поведении царю.
– Проводите дьяка до места, – не обращая внимания на возмущение Горчакова, распорядился атаман и тихо шепнул казаку на ухо:
– Следи за ним в оба глаза, чтобы за порог он шага не ступил.
Правда атаман произнес эти слова настолько громко, что его нельзя было не услышать: у крыльца вишня громче шепталась.
Бородатый казак коротким кивком головы указал дьяку на дверь и, пропустив его вперед, пошел сзади. Поместив Горчакова под арест, Кондрат послал трех казаков в Черкасск, чтобы известить наказного атамана и старшин о появлении в Бахмуте дьяка с царским указом.
Булавин провел несколько беспокойных ночей, но Максимов не заставил долго ждать. Ответ пришел быстрее, чем Кондрат рассчитывал. Наказной атаман поручил Булавину всеми правдами и неправдами препятствовать деятельности дьяка.
Заручившись поддержкой из Черкасска, Булавин объявил дьяку:
– Возвращайтесь домой, здесь вам больше нечего делать.
– Я не могу вернуться, не исполнив царского указа, – болезненно сморщился Горчаков и, встретившись с недобрыми огнями в каменных глазах атамана, отвел глаза в сторону.
Он понял, что приготовил ему Булавин.
– Мы решили, что в этом никакой необходимости нет, – небрежно ответил атаман и отдал распоряжение вооруженным казакам: – Караул, чтобы дьяк не заблудился на наших дорогах, проводите его за пределы Бахмута.
– Я пожалуюсь на вас царскому правительству, – с разъяренным лицом воспротивился Алексей.
– Пойми дуралей: мы же можем доложить государю, что ты здесь три дня не просыхал, – с мрачным видом предостерег Кондрат.
Булавин своей злости не скрывал, но на Алексея Горчакова его не выплеснул.
– Это мы еще посмотрим! Имейте в виду, – правительство не намерено признавать казаками тех, кто пришел на Дон после 1695 года. Царь сурово спросит вас за то, что вы принимаете выходцев из русских городков и уездов, поэтому поберегите свои жирные задницы, – столкнувшись с устремленными глазами атамана, злобно пригрозил дьяк.
Как только казак заботливо прикрыл за собой дверь, оставшийся в одиночестве Кондрат мысленно усмехнулся и, с трудом сдерживая в себе спокойствие, пробормотал вслед Горчакову:
– Не бывать тому, чтобы дьяк все переписал и разорил нас.
Когда караул проводил дьяка до берега, Горчаков сел в качнувшуюся под его тяжестью коляску и разномастные кони понеслись от Бахмута. Рядом легкой рысью скакали невозмутимые казаки с осуждающими глазами. Кучер то и дело оглядывался на беспокойного дьяка и на сердитых казаков.
В утренний час с лохматых туч закапал дождь. После того как спутники Алексея Горчакова отстали, коляску настигли гром и молнии.
Не исполнив царского поручения, разгневанный дьяк прибыл в Воронеж, а войсковая старшина направила царскому правительству отписку, в которой твердо заверила, что донские казаки Горчакову никаких препятствий не чинили.
Глава 2
Поздним вечером, когда в подсвечниках догорали свечи, Петр I стоял злой и недовольный. Толстой, Долгорукий, Меншиков, Репнин, Романов, Нарышкин, Одоевский, Салтыков, Воронов и другие докладывали ему, что с порубежных городков и уездов, посадские люди и крестьяне, не желая платить денежные подати, оставляли промыслы и бежали в донские городки.
Царь был сильно разгневан: рабочих рук не хватало, помещичьи хозяйства рушились, земля не убиралась, а зерно склевывали птицы. И что было самым ужасным, люди уходили из городков, которые участвовали в строительстве кораблей и иных важных промыслах. Они бежали на Дон вместе с женами и детьми и чинили при этом воровство и убийство.
Но правда состояла в том, что простой люд шел на тихий Дон, чтобы не тянуть на своем горбу кучу дьяков, помещиков и князей. На реке они кормились, ставили избы, пускали корни и промышляли грабежами. Голытьба больше верила острой сабле, чем горькой неволе. А донские казаки этих людей из городков не высылали и держали в своих избах.
По лицу царя проскользнула серая тень и его темные брови сомкнулись, затем Петр от злости скрипнул зубами и с его раскрытых губ слетело крепкое ругательство. Князья, графы и помещики требовали от царя, чтобы он вернул им людей, иначе они не смогут исполнить перед ним свои обязательства.
Петр Алексеевич всей душой чувствовал их озабоченность. На какие деньги строить армию и флот, если казна не наполнялась от повинностей и податей? Кто будет изготавливать пушки и строить корабли, если люди ушли на Дон? Государь понимал, что нужно было исправить это положение, потому что война со Швецией угрожала существованию России. Русские должны были или погибнуть, или победить и другого государству было не дано.
Петр справедливо считал, что главной угрозой для России является Швеция, самая могущественная страна Европы. За счет успехов в предыдущих войнах Швеция заняла обширные территории Финляндии, Скандинавии, Прибалтики, Германии, Польши, а также часть земель на Балтийском побережье и Ладожском озере, которые ранее принадлежали России. Владычество шведского короля Карла XII на Балтийском море и на суше, не устраивало не только русского царя, но и соседние страны Швеции.
– Я разгромлю его, чего бы мне это ни стоило, – проговорил одними губами царь и, согнувшись пополам, ударил кулаком по столу так, что подскочили чашки.
И тут Петр Алексеевич вспомнил, что когда в 1699 году тучи сгустились над северной Европой, то Россия, Речь Посполитая, Саксония и Дания заключили Северный союз против Карла XII, думая, что быстро разобьют молодого шведского короля. Но они не учли, что сыну от отца досталось сильное государство и могучее войско.
Явился вызванный государем Алексей Горчаков.
– Садись, писать будешь! – указал Петр I с видом умиротворенного человека и, не выходя из воспоминаний, вгляделся в икону Казанской Божией Матери, озаренной яркой лампадой.
Воспоминания царю нужны были, чтобы исключить ошибки в будущем и разобраться, что нужно для этого еще сделать. Петр Алексеевич хорошо понимал, что проигранная война дорого обойдется России.
Государь даже не заметил, что фитиль у одной из свечей в расплавленном воске потух.
– Свечу бы зажечь, – попросил Алексей и царь зажег ее от другой свечи.
Горчаков застрочил пером, а царь полностью ушел мыслями в прошлые годы. В его голове сами собой рождались мысли и их нелегко было прогнать. В сознании Петра I проскользнуло много запоминающихся мгновений. Его мысли пронеслись вспугнутой птицей и остановились на осени 1700 года…
Царю трудно было подавить в себе желание не вспомнить проигранную битву под Нарвой. Этот поход навсегда остался в памяти Петра I. Все пережитое под Нарвой встало перед ним с прежней ясностью. Тогда с собой пришлось взять из тыла все. Фуры везли: хлеб, бочонки, ящики и кули. Но поход русскими полководцами был организован так плохо, что не хватало ни лошадей, ни подвод, ни продовольствия с припасами.
В сентябре сорокатысячное русское войско с легкими пушками по большой дороге направилось к Нарве. В пути войско часто одолевали холодные дожди. Казалось, что природа назло разгулялась не на шутку. Из-за дождей дороги скоро пришли в полную негодность. Ездовые неистовствовали, но лошади с трудом тянули тяжелые фуры. Нелегко приходилось и царским солдатам. Им все время приходилось вытаскивать из вязкой глины, то пушки, то фуры, то собственную обувь.
Полки шли днем и ночью, оставляя за собой потухшие костры. Неповоротливые фуры заполнили всю дорогу и с трудом умещались на ней. Войско двигалось, растянувшись на сто верст, но преодолеть трудные версты оказалось не так просто.
23 сентября, едва на небе обозначился просвет, русская армия свернула с ямгородской дороги, подошла к Ивангороду и направилась к острову Кампергольм, чтобы переправиться через реку к Нарве.
Осада началась в октябре, когда над крепостью вовсю властвовал холодный ветер. Он налетал с ожесточенным шумом на Нарву и бешено вращал жестяные флюгеры на башнях. Иногда ветер приносил черные тучи и начинался изматывающий душу дождь. И хотя потом светило солнце, но оно уже не давало никакого тепла.
По плану Головин должен был уничтожить передовые редуты, пробить брешь в крепостных стенах, и преодолев ров, приступить к штурму Нарвы. Но обстрел из легких пушек ничего не дал. Ядра отскакивали от крепости, как орех. Не было пробито в стене ни одной значимой бреши. Крепость Нарва осталась неприступной, хотя над бастионами постоянно висело облако пыли.
Как только припасы закончились и бесполезный обстрел прекратился, Петр озабоченно всмотрелся вдаль, прихваченную зыбким холодом. И хотя солнечные лучи били прямо в глаза, впереди угадывались очертания древней Нарвы. Придирчиво осмотрев крепость, царь с рассерженным видом обошел длинную линию войск и заметил, что работу не довели до конца. В тяжелых шагах и в манере говорить чувствовалось крайнее недовольство Петра. Его быстрые передвижения вдоль линии фронта были пронизаны злой энергией.
Вскоре положение русских войск под Нарвой резко осложнилось. Ситуация складывалась намного хуже, чем под Азовом. Продовольствия и фуража оставалось на несколько дней, поэтому солдаты и кони заметно потеряли в весе. От сырости и ночного холода негде было укрыться, каждый день войско хоронило офицеров, солдат, лошадей и пригнанный скот.
Государь стал таким злым, что генералы боялись встретиться с его взглядом. Иногда дело доходило до резких разговоров. 18 ноября Петр I с Меншиковым отправился в Новгород, чтобы подготовить город к обороне, а заодно за подкреплением и припасами.
За царя остался герцог де Кроа, но в отсутствие Петра шведы неожиданно разгромили русских. Потери составили не менее 8000 человек, в том числе 10 генералов и 50 офицеров. 7000 русских воинов оказались в плену, немалое число пропало без вести. Кроме того, противнику достались 184 пушки, 20000 мушкетов, 32000 рублей царской казны и 210 знамен.
Тихим и ясным утром двадцати трехтысячное деморализованное русское войско, ломая сугробы, под распущенными знаменами направилось к Новгороду. По переметенным метелью дорогам, заскрипели телеги. Разгромленная армия шла долго и ночевала в снегу. Вырвавшаяся на просторы толпа была молчалива и равнодушна ко всему. На отдыхе поникшие солдаты разводили костры, чтобы согреться, поесть и растопить снег…
Государя ошеломил разгром русских войск под Нарвой, но проигранная битва не сломила его. Однако тяжелая неудача давила на душу и стала крушением всех замыслов. Это был болезненный укол в сердце царя и огромный удар для всего государства.
За поражение Петру пришлось расплачиваться беспокойством и тревогой. В те дни царь ощутил на своих плечах огромную тяжесть забот, но он не потерял твердость духа. Его глаза смотрели на проигранное сражение строго и холодно. Государь всем сердцем почувствовал потребность в том, чтобы разобраться в причинах поражения. Ему хотелось понять размеры трагедии, свалившейся на его голову и принять все меры, чтобы не допустить окончательного разгрома России.
– Раненых всех подобрали? – спросил Петр, встретив повозки с раненными.
– Нет, ваше величество, – отрицательно покачал головой Голицын.
На посеревшем лице царя возникла тень жестоких раздумий, а во взгляде тусклым светом загорелась не развеянная досада.
– Не годится, – резко ответил государь и, не коснувшись стремени, взлетел в седло.
Шереметев, чтобы отвлечь Петра от тягостных мыслей, успокоил:
– Все исправим, государь!
– Постарайтесь довезти солдат живыми, – указал царь и поскакал, не разбирая дороги, а потом вдруг соскочил с коня и припал всей грудью к земле.
Петр бил по снегу кулаками, рычал зверем и никого не хотел впускать в свою душу. Ясность поражения охватила его сердце с удвоенной силой. Царь стонал, как от непереносимой боли. Петр готов был орать от бешенства и злости. Угроза с Запада вселила в его душу тяжелый осадок. Сей час для царя был очень тяжелым испытанием.
Вокруг царя молчаливо грудилась свита. Все торжественно молчали, глядя на царя строгими глазами. От его состояния офицеры почувствовали себя неудобно. Только один Меншиков внешне сохранил спокойствие. Среди всеобщего уныния безутешный царь начал молиться.
Неожиданно в кустах взбрыкнул и призывно заржал конь. Петр поднялся, отряхнул кафтан и не оборачиваясь, зашагал к рысаку. Вскочив на жеребца, царь поправил на бедре шпагу и с грустным выражением глаз вернулся к войску.
Петр понимал, что должен мобилизовать все силы, чтобы разбить грозного врага, потому что жизнь государства была его жизнью. Судьба русской земли волновала государя, перед этим отступало и меркло все остальное.
Вскоре государь ощутил прилив сил и бодрости, поэтому понемногу он начал приходить в себя. Мягкое лицо Петра сделалось жестким, а в выражении глаз заиграло твердое спокойствие.
– Первым делом нужно привести в порядок свои войска, – поразмыслив, сказал царь. – Это важное дело я поручаю князю Аниките Репнину и ему же указываю быть губернатором Новгорода, чтобы организовать там оборону. Для укрепления Пскова отправится Борис Шереметев.
Петр произнес эти слова вместе с жестами правой руки, чтобы придать им серьезное значение.
– Мы оправдаем твое доверие, государь! И никогда больше не огорчим тебя горькими вестями, – воскликнули поочередно Репнин с Шереметевым и покорно согнули головы.
Из уст Петра генералам прозвучали напутственные слова перед суровыми испытаниями и святой ответственностью всех перед государством. Офицеры остро осознали: то что было до сих пор – ничто, и что им предстояло сделать все возможное, не жалея своих сил. После речи царя они испытали острые чувства.
Когда суровые глаза государя засветились всесильной властью, окружение поняло, почему растерянность на его лице сменилась на решительное выражение. Царь снова вернулся в роль полководца и ему пришло в голову много хороших идей.
– Я приму все меры, чтобы государство начало работать на войну. Шведы набросятся на нас, если мы не возродим войско, – с горечью в голосе сказал Петр I, чтобы подбодрить своих офицеров. – Они побьют нас еще не раз и в конце концов научат побеждать. Но нам негоже при великом несчастье упасть духом и лишиться всего!
Царь говорил с тревогой об опасности, в котором оказалось государство. Его голос звучал с таким чувством, что все примолкли. Это были слова человека, который хорошо понимал угрозу, исходящую от врага.
Полностью разделяя мысли царя, Алексашка с теплой ноткой в голосе сказал:
– Не печалься государь! Жизнь положим за тебя!
– Мы должны рассчитывать только на свои силы. Пускай каждый знает, что пропустить шведов к Москве нельзя! Это сильный враг и одолеть нам его будет нелегко. Следующий проигранный бой грозит нам поражением.
Разобравшись с катастрофой под Нарвой, государь возложил всю ответственность на герцога де Кроа и главный штаб, не принявших правильных решений. В тот час государь твердо решил, что для победы над шведами не пожалеет никаких сил. И в то же время будет сберегать их для важных сражений в будущем.
Петр полностью разделил тревогу за судьбу государства. Потеря Нарвы только раззадорила его и стала полезным уроком. Царь горел желанием немедленных действий. После разгрома русской армии Петр разобрал все причины поражения, ошибки и направил усилия на создание современной армии и флота, чтобы они были не хуже, чем у Швеции. Он не жалел для этого никаких ресурсов, но сейчас армия Петра не имела даже собственных офицеров. Войсками командовали в основном саксонские офицеры.
Со свойственной неутомимостью Петр бросился решать важные вопросы. В его душе горела надежда, что он сумеет преодолеть возникшие перед государством трудности. Это был сосредоточенный и ответственный человек. Он всегда мог в трудных ситуациях находить правильные решения. Каждый смысл его действий был ясен и понятен. Петр готов был собственной грудью закрыть Россию.
После сражения под Нарвой Карл XII получил прозвище шведский Александр Македонский, а в Европе надолго сложилось мнение, что Россия оказалась слабой. Ожидания Петра I, что Карл XII пойдет на Москву, не оправдались. Король посчитал, что русская армия сейчас ослабла и что он в любое время может ее добить. Вместо Москвы Карл XII направился в Речь Посполитую, чтобы расправиться с Августом…
Петр без труда восстанавливал в памяти прошлые годы. Его настигли воспоминания неподвластные разуму, они как вспышками вставали перед глазами. Увлеченный мыслями он забыл про все на свете. От набежавших воспоминаний Петр даже прикрыл глаза, чтобы скрыть непереносимую тоску.
– Я приду к заветной цели, – будто отвечая на свои мысли, сказал себе Петр. – Ничего не пожалею, чтобы шведы были биты.
Эти думы им овладели настолько, что он ни на секунду не сомневался в их решении. Петр на минуту остановился, как бы припоминая все неурядицы. Глядя вперед сердитыми глазами, он продолжил вспоминать прошедшее время.
Царь выхватывал из всеобщего хаоса только самые важные мысли. Теснящиеся в его голове думы, раскрывали тайну поражения. Петр радовался воспоминаниям, которые на него нахлынули. Надо было вспомнить все и не упустить ни одной мелкой детали. Необходимо было во всем разобраться, чтобы уберечь себя от неожиданностей в будущем. Государь размышлял и анализировал все ошибки…
Разгром русской армии произвел на него впечатление грома, неожиданно грянувшего среди ясного неба. Но давящая тяжесть со временем отлегла от сердца и появилась твердая уверенность в своих силах. Надежда на победу помимо его воли жила в нем и пронизывала всю душу. Царь верил, что если сильно хотеть, то желания часто становятся реальностью. Петр всей душой мечтал увидеть русский север и запад свободными от шведского нашествия.
Ошибка шведского короля дала Петру время, чтобы подготовить русскую армию к новым сражениям. Засучив рукава, государь взялся за дело, чувствуя, что государство обязано было устоять, во что бы то ни стало. Царь с головой ушел в деловую атмосферу. Но следовало прежде всего разобраться в обстановке. А она была поистине сложной. Ему даже не на что и не на кого было опереться.
Однако Петр Алексеевич был упрямым в своих решениях. Загоревшись жарким желанием, он стал работать с небывалым напряжением. Царь думал, рассчитывал и прикидывал, как сделать лучше и свита поняла, что его заразило дело. В эти минуты окружение неохотно обращалось к нему, потому что видели, что ему было не до разговоров. А для него ничего другого и не могло быть в обстановке борьбы с врагом. В эти годы в русском государстве все укреплялось во имя победы. Но, укладываясь спать государь был недоволен тем, что было сделано за день. Хотя с утра до вечера занимался работой.
Всю зиму Петр метался между Москвой, Новгородом и Воронежем, чтобы обеспечить армию всем необходимым, и чтобы она была способна сражаться против шведов. Но военное искусство требовало талантливых солдат и офицеров, а с этим было труднее всего. Потому что на то, чтобы их обучить нужно много времени, а его не было. Поэтому старые генералы, стряхнув пыль с мундиров, приступили к интенсивному обучению войск. От восхода и до заката солнца в военных лагерях звучали барабаны и трубы, а на поле беспрерывно шли солдатские учения.
Кроме того, по указу царя начался рекрутский набор: по одному пешему с пятидесяти дворов и по одному конному со ста дворов. Вместе с этим Петр напомнил русскому народу об указе от 1697 года, по которому семьи добровольцев освобождались от крепостного права.
С больших трудностей начался новый век для России. Но государю удалось одолеть косность бояр и безразличие разных чинов, чтобы перестроить государственную машину на европейский лад. Он всегда находился там, где было труднее всего. Царь нисколько не сомневался в том, что предпринятые им решения принесут успех. Однако Петр понимал, что этот путь не будет простым, но всё можно поправить кроме непоправимого. Россия медленно и уверенно становилась сильной. Скоро царь стал смотреть на будущее России в радостных тонах…
В эту минуту с улицы донеслись звуки конских копыт, неторопливые шаги часового и мелодичный колокольный звон. Царь недовольный тем, что его мысли прервались, сердито поморщился.
Сопоставление почему тот бой был проигран, а этот выигран сильно помогало государю разобраться в причинах поражения или победы. Потому что успех складывался из правильных действий командиров. От этого зависело будут ли в будущем победы. Государь все еще погруженный в воспоминания мягко поджал губы.
Перебирая в памяти разбитые вдребезги мечты, Петр сгорбился от неприятных воспоминаний. Царю было мучительно вспоминать о проигранных сражениях. Под влиянием нахлынувших мыслей, в его сердце вспыхнула на время притихшая боль. Давно он столь остро не переживал прошлое и настоящее, слившееся в одно неразделимое впечатление. Но царь еще не один раз вспомнит прошлое.
Прислушавшись к собственным воспоминаниям, Петр постоял с минуту не двигаясь, пока его мысли носились далеко. Перелистывая страницы жизни, царь с трудом отошел от прошлого. Но он понимал, что все мечты о мирном времени будут преждевременными. И сегодня, и завтра его ждали большие сражения за Россию.
Государь заученным движением перекрестился и, сотворив с надеждой в душе короткую молитву, вернулся мыслями в мирскую суету.
– Все дописал, Алексей? – спросил Петр, всмотревшись в его лицо.
– Да, ваше величество! – смиренно ответил Горчаков.
– Оставь книгу раскрытой и ступай, – прошептал государь.
В сумраке лицо царя выглядело особенно суровым. В сей час его озаботило настоящее время: кого направить на Дон – Долгорукова? Пожалуй, лучшей кандидатуры ему не найти. Пускай Юрий Владимирович для сыска беглецов незамедлительно отправится на Дон. Пусть князь перепишет всех беглецов в казачьих городках и вместе с женами и детьми вышлет в те места, откуда они бежали, а воров и убийц под караулом отошлет в Москву или Азов. Он прикажет Юрию Владимировичу, чтобы он, не особо стесняясь в средствах, разобрался с казаками Бахмутской станицы, которые нанесли обиду Изюмскому полку и полковнику Федору Шидловскому.