Приведи меня к истине

Король вновь кивнул. С меня резко содрали и без того рваную футболку, так что мой верх остался голым. Я не чувствовала себя смущённой от того, что сейчас я до омерзения обнажена и не могу прикрыться; я знала, что сейчас будет…

– Где лагерь? – снова спрашивал он.

Неужели Кристофер ничего не рассказал им? Или, если и рассказал, зачем тогда это повторяющееся представление, которое я слышу каждый раз, когда прихожу в себя?

– Катись в пропасть, – прохрипела я.

Что-то было не так; иногда создавалось впечатление, что дело вовсе не в лагере, мятежниках или чём-то подобном. Нет, дело во мне. Каждый раз они давят на меня всё сильнее. Рассказывают о том, как убьют мою семью, как уже убили единственную подругу и друга.

Фрагменты смерти Лираши стоят перед глазами, а иногда картины того, что я увидела, проецируют мне в голову, чтобы сделать хуже. Они уничтожают эту девочку, и я даже видела смерть её родителей, но это не моё воспоминание. Нет, они показывают мне мир, обречённый на погибель, мир, где все, кого я могла бы защитить, умирают в мучениях, потому что на меня возложили ответственность, и я с этим не справилась.

Это попытки сломать мой разум, и я убеждаюсь в этом всё больше.

Главная ошибка короля – вера в то, что я считаю себя ответственной за всех остальных. Я принцесса, наследница, но не была воспитана таковой, и у меня нет полной уверенности в том, что я должна спасти королевство Элтрейс. Мне жаль людей, я хочу помочь, но чувствую ли я, что это моя вина, что кто-то сейчас умирает? Нет. Семья моего отца проиграла, он тоже так и не смог вернуть трон. Так чья же это вина? Вина правителей, которые не смогли сдержать дедушку Кристофера и позволили ему взойти на трон, а затем внедрить эксперимент повсеместно? Они позволили делать это всем людям, даже зная, как работает магия и что существует специальный ген. Они могли бы попытаться рассказать правду народу, но не пытались. Все нынешние попытки мятежников устроить переворот глупы и медленны. А мой отец не был обучен правлению и ведению войны; он лишь управляет нами, как солдатиками, в надежде, что кто-то из нас нанесёт точный удар. Он даже отправил меня сюда, несмотря на то что считал мою силу важной.

– Двадцать ударов плетью! Так, чтобы ещё месяц она не могла дышать без боли, – приказал король. Спускаясь с трона, он направился к выходу, но замедлил шаг, чтобы услышать первый удар.

– Не волнуйтесь, ваше величество, – бросила я, позволив себе последнюю язвительную каплю яда. – Я уже и не помню, как это – дышать без боли.

Я была готова принять новую порцию своей самой верной спутницы – плети.

Шрамы предательски зачесались. Чувствую, что скоро их станет больше, хотя на моей спине нет уже места для их появления.

Я услышала замах, и через секунду удар обрушился на мою спину, и из моих глаз брызнули обжигающие слёзы. Я не закричала лишь потому, что уже начинала терять сознание от прошлых ран, которые не успели зажить и вновь стали открытыми.

Вот бы скорее уснуть…

– Когда-нибудь ты сломаешься. Все ломаются рано или поздно, нужно лишь подождать, – улыбка короля была сравнима с пощёчиной.

Он развернулся на каблуках и хлопнул дверью.

Последовал второй удар. Горячая кровь потекла по моей спине, а я всё ещё прикусывала губы до изнеможения. Третий удар. Четвёртый. Пятый. Удар за ударом, и мир кружился всё сильнее, а боль становилась невыносимой. Двенадцатый удар, и я не выдержала. Мир со всех сторон начала накрывать тьма. У меня возникло ощущение, что даже стены оплакивали меня цветом своих серых красок.

Одарённые сильны телом, но не бессмертны. Я знала, что наши тела способны вынести подобную боль, но, к сожалению, не перестают её чувствовать.

Мир был тёмным. Я ничего не видела, лишь знала, что меня тянут по полу за руки. Снова открылась клетка, и моё тело выбросили прямо в грязь, в остатки вчерашней рвоты, которую так и не убрали.

Клетку не спешили закрывать. Послышался лёгкий свист, и в меня резкой струёй полилась чуть тёплая вода с травами локодорола*, которые обжигают, ослабляют, но действуют на раны обезболивающе. Она смывала грязь и кровь с тела и пола. Вода била так, что я хотела умереть прямо сейчас.

Шрамы давали о себе знать: я не могла перевернуться, поэтому жидкость попадала только на раны, и я плакала, изнывая от ощущения, будто под кожу засыпали соль.

Всё закончилось. В клетку зашёл охранник, вытер тело полотенцем, намазал мои шрамы мазью, от которой пахло так, что невозможно было разлепить глаза. Мне дали чистую серую футболку и штаны свободного покроя, но я не смогу переодеться. Ни сегодня, ни завтра… Я ещё долго не смогу встать.

Дышать больно, двигаться невозможно. Я лежу пластом и царапаю ногтем пол. Я не думала, что будет так тяжело, не предполагала, что со мной сделают такое.

А чего я ожидала? Я ждала, что принц придёт, чтобы воспользоваться моим даром, но ни разу не видела его всё это время. Я ждала, что меня кинут в клетку и будут морить голодом, как и всех остальных, но нет. Кормят меня нечасто, но достаточно нормально, меня моют, дают чистую одежду, но и бьют с такой силой, что жизнь уходит из-под ног.

Я не видела себя в зеркале уже очень давно. Интересно, на кого я стала похожа. Что с моим телом? Я не помню, когда в последний раз могла сама стоять на ногах без поддержки. Моя плоть умирает быстрее, чем мозг.

Иногда мне кажется, что никто не придёт за мной, никто не попытается меня спасти. Я умру здесь одна – избитая и никому не нужная. Здесь я начинаю мечтать о смерти каждую секунду, боюсь наступления дня, забиваюсь в угол от любого звука.

В груди комом горчила беспомощность. Тянуло сдаться, раскрыть все карты, сломаться, как тот ребёнок, который боится и не знает, что делать дальше.

– Но ведь я не хочу умирать, – прошептав эти слова, от страха из моих глаз потекли слёзы.

Чьи-то горячие руки погладили меня по голове. Запах. Такой знакомый: свежая выпечка, утреннее солнце и костёр. Совсем не похожие на ароматы тюрьмы.

– Всё хорошо, слышишь? Я рядом, – голос Кайла звучал почти у самого уха, так тихо, что я решила, будто это галлюцинация.

Я слегка вздрогнула, но не посмотрела в его сторону. На моей клетке было несколько камер. Я знала, что сейчас он невидим, но лучше не рисковать.

– Ничего не говори, не произноси моё имя, – попросил он, и я знала, что любой неправильный звук выдаст нас. – Прости, что так долго не приходил, прости, что оставил тебя одну.

Из последних сил я опустилась лицом в пол, чтобы не было видно, как шевелятся мои губы, и чтобы они не решили проверить, говорю ли я сама с собой или с кем-то другим. Я делала вид, что уснула.

Прослушки не было, и я знала это точно. Что ещё раз доказывало, что им не так важны мои знания, как желание разрушить моё тело.

Однажды ночью, я прошептала в темноту, что готова всё рассказать, всех сдать… Но никто не пришёл. Наутро было так же тихо. Это дало мне шанс тысячу раз всё переосмыслить и мысленно влепить себе пощёчину за ту минуту слабости.

– Я не в порядке, но тебе здесь оставаться нельзя, – прошептала я, надеясь, что он слышит.

Его тёплая ладонь коснулась моих волос. Раздался всхлип. Такой чувствительный и ранимый Кайл вызывал тепло в груди, потому что давно никто не беспокоился обо мне, не проявлял ни грамма доброты.

– Мэлгарб поможет, он ищет способ спасти тебя и убить Кристофера. Обещаю, что мы убьём его, – нервно выдохнул Кайл. – Он слишком о многом солгал.

– Чертежи?

У меня была хоть какая-то надежда, что гениальное оружие, которое мы должны были выкрасть, уже создано.

– Они фальшивка, никакого оружия не существует.

Я громко втянула воздух и сдержала попытку истерически рассмеяться, потому что знала, что так будет лишь больнее.

Мы так старались, шли сюда, а в итоге проиграли: потеряли участницу команды, подругу… Чертежи оказались ложью… Принц обманул нас во всём, и я уверена, что он просто заманил меня сюда таким способом.

Но зачем столько сложностей? Когда я ещё была слаба, он мог просто закинуть моё тело на плечо и притащить к отцу. Видя силу принца в лесу, я не сомневаюсь, что он в любом случае победил бы меня. К чему было позволять было идти в лагерь, обретать семью и друзей? Влюблять в себя? Зачем такие повороты?

Видя меня такой, Кайл прошептал:

– Я хочу попытаться вытащить тебя.

Мы оба понимали, что это невозможно, и играли в игру: «Убеди меня, что у нас есть хоть один шанс».

– Ты не можешь, – моё сердце почти остановилось от того, что я сама это сказала.

Я не могла бежать – обессиленная до дрожи. И если он попытается поднять меня, я закричу. К тому же на моём пальце было что-то вроде обручального кольца, издающего лёгкий, предательский писк всякий раз, когда я приближаюсь к решётке.

– Мне плевать, ты не должна отдуваться за всех нас. Я не хочу, чтобы ты терпела эту боль.

– Нас обоих убьют.

– Умереть за тебя – неплохая идея.

Кайл сел рядом и крепко сжал мою руку. Когда мы стали такими близкими друзьями? Когда появилась эта глубокая связь, будто мы всегда были одной семьёй?

– Я убью их всех, обещаю, – прошептал он.

Это было не просто обещание, но и клятва. Среди крови и грязи он обогревал меня своим телом, лёжа рядом, не обращая внимания на обстановку. Я упивалась этой близостью, его запахом, пытаясь перенести свои мысли за пределы дворца, спрятаться в лесу у обрыва с людьми, которых люблю.

– Оставь мне Кристофера.

Я представляла, как беру принца за голову и бью его об этот кафельный пол в комнате пыток. Как ломаю ему палец за пальцем, ломаю ноги и руки, и всё это время он кричит, умоляет прекратить.

Тюрьма делает меня жестокой.

– Я всё равно хочу попытаться спасти тебя.

– Не давай мне надежду. Я не могу шевелиться, не могу убежать. Тебе бы теперь самому выбраться отсюда.

Дальше мы сидели с Кайлом в тишине, прощались, не зная, что сказать. Например: «Надеюсь, увидимся, если тебя не убьют!» – Как глупо.

– Скажи маме, что я люблю её, и не говори никому, в каком я состоянии, – попросила я. – Скажи, что они пытались узнать о местонахождении лагеря, но не пытались причинить мне боль, лишь просили перейти на их сторону.

Что я такое говорю? Разве я не всегда защищала лишь себя? Брось всех, чтобы спастись самой… Где та девушка?

– Зачем мне врать? Да и никто не поверит…

– Сделай так, чтобы поверили, потому что в противном случае Дарен ворвётся сюда один и погубит себя, а мама не выдержит, узнав о моём состоянии.

Семья друга в безопасности, и теперь ему нечего терять; не нужно его провоцировать.

– Как ты можешь просить меня о таком? Тогда скажи им, где лагерь. Лагерь перенесли сразу же, ведь о нём знал принц, так что назови им старое место.

– Не думаю, что это решит проблему… Они желают, чтобы я сдалась, а если я сдамся, то они сломают меня.

Губы Кайла коснулись моей щеки, по которой текли слёзы. Я слышала, как он осторожно встал. Теперь ему пришлось стремительно бежать, ведь он едва заметил, как охранник открыл клетку и вошёл внутрь, иначе ему пришлось бы ждать, когда решётку сдвинут снова. Кайл успел уйти, и его присутствие здесь больше не ощущалось. Дверь оставалась открытой, а охранник продолжал стоять на месте.

Чего мы ждём?

Сюда направлялся король.

– Как ты? – спросил правитель. – Времени прошло немного, но мы решили: если ты не расскажешь нам всё, что нужно, – тебя казнят. Маленькое, бесполезное создание. Если не хочешь подчиниться, тебя проще уничтожить. Чтобы не досталась другим.

– Почему ваш сын не скажет об этом? – съязвила я, за что получила звонкую пощёчину от охранника.

– Какая самоотверженность! – смех короля наполнил тюрьму. – Несите её в комнату! – приказал он охране.

* * *

Меня так и не казнили, и каждый новый день в тёмной камере казался мне неизменным продолжением предыдущего. Дни сливались в одну бесформенную массу отвратительных моментов жизни, где каждое мгновение было пронизано мучениями, а дыхание напоминало о том, что между мной и полной бездной отчаяния лишь тонкая грань, и она безумна. Все счастливые моменты прошлого вытекли через кровь, через шрамы. Я окончательно забыла, сколько времени прошло с тех пор, как меня вырвали из привычной жизни, лишили свободы, семьи, друзей, а теперь забрали последнее – желание сопротивляться. Мне казалось, что сменились и годы, а я оставалась здесь – в этом холодном, убогом месте, где стены напоминали, что живым отсюда никто давно не выходил.