Faceless

Цветные Революции и План Кейси

Цветные революции – это технологии скрытого воздействия на социум государства через экономику, культуру, агентов влияния с целью дестабилизации и смены правящих элит на лояльные. Они были опробованы в 1974 году в Португалии. На мой взгляд, есть основания полагать, что впервые их применили еще в 1968-м, во время «Красного мая» во Франции.

Но СССР был не маленькой региональной державой. Поэтому план реализовывался поэтапно на протяжении полутора десятилетий.

Этапы Плана:

– Получить одобрение президента США.

– Сформировать команду «политических киллеров».

– Собрать разведданные о противнике.

– Начать психологическую атаку.

– Подобрать и внедрить агентов влияния.

– Создать разрыв между властью и народом.

– Вести подрывную работу в регионах.

– Расколоть социалистический лагерь и его элиты.

– Создать экономический сбой.

– Нажать на спусковой крючок.

Я присоединился на пятом этапе; предыдущие четыре были уже выполнены.

17 января 1983 года директиву Кейси «Национальные секретные руководящие инструкции» – по сути, план расшатывания СССР – легла на стол президенту Рональду Рейгану. Она предполагала тайные наступательные операции против Советов.

Подготовка Почвы

Кейси и его предшественники многое сделал заранее. Агентуру внедряли еще с 50-х. Основу составили реабилитированные Хрущевым в 1955 году и вернувшиеся из-за границы бывшие оуновцы. Благополучно «перекрасившись», они проникли в партийную элиту и путем долгой мимикрии добрались до высших эшелонов власти УССР, СССР, а впоследствии и Украины.

Они, а также идейные коллаборационисты, под руководством агентов ЦРУ собирали информацию, искали слабые места. Стратегическое планирование подрывной деятельности вели специалисты Колумбийского университета под чутким руководством Збигнева Бжезинского (впоследствии – исполнительный директор Трехсторонней комиссии, советник по нацбезопасности при Картере, член президентского консультативного совета по внешней разведке). Он ненавидел коммунизм всю жизнь.

Идеи, очернявшие советских людей, транслировались через радио и литературу. Власти боролись, но не всегда успешно. Было создано «Радио Свобода», которое военные пытались глушить – тщетно. Часто запреты лишь подогревали интерес. Но самым мощным психологическим оружием Запада были впечатления – впечатления от самого Запада и его образа жизни. Советские спортсмены и деятели культуры, выезжая за рубеж, видели, «как можно жить». Они привозили домой впечатления и товары, а рассказы о «прекрасном мире» расходились из уст в уста. Там и солнце ярче, и сахар слаще, и женщины румянее.

СССР накануне

К 80-м советское общество бурлило. Население было недовольно уровнем жизни, бытовой коррупцией на местах. Партийная верхушка и местная власть постепенно вырождались, отходя от аскетизма и умеренного потребления, которые проповедовали десятилетиями. Люди в городе и деревне видели и осознавали разрыв в возможностях между «верхами» и «низами» – в обеспечении продуктами, одеждой, путевками, распределении детей в вузы. У руководства появились дачи, машины. Да, советский человек тоже мог себе это позволить. Но плановая экономика не могла обеспечить всех товарами сразу. Люди записывались в очереди и ждали, ждали, ждали… А руководители могли «подправить» списки, поставить себя или друга впереди. Мелкая, но коррупция. Силовые разгоны митингов в республиках, уступки на международной арене, критика предшественников каждым новым лидером – все это создавало ощущение разрыва, отсутствия преемственности и склок наверху.

На эту благодатную для «экономического киллера» почву и должен был ступить ваш дед – то есть я.

1985 – Объект 52

Так я стал незримым игроком на мировой политической арене. Вершителем судеб отдельных людей и целого мира. Без меня достичь желаемого результата было бы невозможно. Уговорить такое количество высокопоставленных лиц в СССР и странах соцлагеря, избежав разоблачения как контрреволюционеров, было не под силу никому, кроме меня.

О моих способностях в комитете знали только Стюарт Блум и сам Уильям Кейси. Остальным я каждый раз представлялся как очередной агент ЦРУ, отправляемый на задание. Стюарт курировал мою подготовку, постановку и выполнение задач.

«Объект 52»: Изучение и Подготовка

Перед отправкой в Союз два месяца меня изучали, обучали и тренировали на «Объекте 52». Это была плавучая платформа в Тихом океане (точное местонахождение неизвестно, при подлете видел острова). Назначение платформы до конца понять не удалось. Гибрид авианосца и нефтедобывающей вышки? На объекте – около двухсот человек персонала: военные и ученые. Мне выделили каюту с окном на океан и назначили врача-надзирателя – доктора Линду Палмер. Она вела наблюдение в период изучения и подготовки.

Вне экспериментов мы часто сидели у окна в моей каюте, играли в шахматы. Я был ей интересен и как уникальный эксперимент, и как человек.

Сначала все шло по протоколу: анализы, УЗИ, ЭКГ, флюорография. Потом началось самое интересное – изучение моих способностей. Я ожидал, что рано или поздно стану объектом исследований, но не думал, что так скоро. Линда подключала датчики и расспрашивала о возможностях. Я знал, что за зеркалом наблюдают и ведут запись, но выложил все, что знал. Тогда я был солдатом, служившим родине любой ценой; мораль и гуманизм вернутся ко мне позже.

Затем в ту же комнату приводили людей, и я должен был заставить их что-то сделать. Сначала просто проверяли, как это работает. Результат каждый раз вызывал восторг. Потом стали подключать датчики к моей и их головам, снимая показания. Не знаю, что сделали с данными, но мне показалось, что с 90-х новостные ленты стали куда эффективнее обрабатывать население.

С Линдой мы проводили много времени. Я даже почувствовал к ней симпатию. Почему бы и нет? Ученая в очках и халате, но симпатичная, с приятным голосом. Она замечала, как я смотрю на ее бедра и грудь, скрытые белым халатом. Смущалась, отводила глаза, задорно смеялась и предлагала новый тест.

На восьмой день испытаний мне было уже за сорок. Теперь я стоял по другую сторону зеркала. Там, где вчера тестировали мои возможности, стояли пятеро девушек срочной службы (не старше тридцати двух, как я узнал из досье, переданных Линдой). В армейском нижнем белье они спокойно разглядывали свои отражения.

Я мог переспать с любой. Но внутреннее «Я» сопротивлялось. Может, если бы выбора не оставили, я бы лег с кем-то из них. Но предложение выбрать одну из пяти красавиц повергло в ступор. Как я, простой гражданин, мог лечь с женщиной-военнослужащей? Как мог, за деньги налогоплательщиков, использовать их служебный долг для продления своей жизни? Это же была проституция!

Я посмотрел на Линду и предложил ей стать предметом исследования. Шутка ли, но ученый есть ученый – жажда знаний часто сильнее предрассудков. В итоге я увидел эту прекрасную девушку без халата, кофточки, белья. Нагая, она стояла в той же зеркальной комнате. Рядом – кровать. У изголовья – вторая камера. Мотор! Камера! Через пару часов на полку с архивом видеоматериалов о моих способностях легла первая кассета «научной порнографии», Линда пошла проводить анализы и описывать свои ощущения. Интересно было бы почитать.

Второй «научный акт» все же состоялся с одной из военнослужащих. Руководство решило, что для передачи генетического материала женщина в погонах предпочтительнее «легкомысленной ученой», не место которой в вооруженных силах. Сару не уволили, но выговор она схлопотала.

В ходе экспериментов пытались омолодить меня без участия женщин (и даже с помощью резиновой куклы). Проводи они эти опыты на пару десятилетий позже, возможно, испытали бы и мужеложство. Но я в этом деле ретроград – приемлю лишь женскую ласку.

После изучения способностей началась моя подготовка. Проходила там же. За это я благодарен ЦРУ – пусть и кривой дорогой, они внесли вклад в улучшение мира, как минимум подготовив мой разум к будущим свершениям. На собственной шкуре я испытал возможности ускоренной «заливки» в мозг огромных массивов данных. Мне вживляли электроды, а вычислительная машина задавала параметры закачиваемой информации. В меня вогнали знания, на усвоение которых у обычного человека ушли бы годы, и нет гарантии, что в обычном режиме они сохранились бы надолго.

Языки: Меня научили говорить на пятидесяти языках и наречиях (вести разговор). Письменность осваивал позже самостоятельно, да и то по основным языковым группам.

Боевая подготовка: В голову поместили знания по выживанию, обращению с любым оружием и транспортом на уровне морских котиков ВМС США и ССО.

Все шло хорошо, пока не выяснилось: после омоложения я легко забываю навыки, полученные во взрослом возрасте. Точнее, забываю умения, приобретенные до момента омоложения. Информация в памяти оставалась, но пользоваться ею не получалось – я помнил слова, но не мог их комбинировать. Как будто не было мышечной памяти. А это уже было угрозой миссии.

Научные сотрудники подключились к решению задачи. Предложили варианты:

– Перезаливка перед заданиями: перед каждым новым заданием заново закачивать нужные данные.

– Омоложение + Заливка в детстве: омолодить до раннего детского возраста и закачать знания. Тогда следующее омоложение не сотрет их.

– Ограниченное омоложение: использовать навыки ограниченно, омолаживаясь минимально, чтобы не стёрлись данные.

Первый вариант отмели сразу: частая «промывка мозгов» могла привести к психическим расстройствам (это выявили при тестировании системы). Третий не подходил: мое участие должно было быть долгим и всеобъемлющим, а контролировать мое омоложение на сто процентов было невозможно.

На пятый день выбрали второй вариант. Меня решили омолодить до пяти лет и обучить всему заново. Не знаю, тестировали ли метод на других детях, но сомнений у них не было. Расчеты показали: чтобы омолодиться до пяти лет, мне нужно провести с девушкой около часа. При этом перед началом мне должно было быть тридцать пять лет.

Все прошло как по маслу. Меня привели в комнату к прелестной, крепкой и здоровой женщине – капралу ВМС США Сьюзен. Метиска (полумексиканка, полуирландка). Рост – метр шестьдесят, стрижка каре, небольшая грудь, крепкие, выдающиеся бедра. Гормоны бурлили. Я редко спал с женщинами в таком возрасте (обычно это случалось в сорок пять-пятьдесят). Мы не церемонились. Зады сверкали в объективах камер, тела сплетались в экстазе.

Час истек. На самом интересном моменте вошла Линда. С нескрываемой ревностью, указывая на часы, вывела меня из «лаборатории» и отвела в каюту. Всю оставшуюся ночь я молодел. Мужчина превращался в парня, парень – в мальчика. Что происходило на клеточном уровне, думать не хотелось. Боль от обратного роста костей сводила с ума (именно поэтому я старался не омолаживаться до ребенка). Следующий день меня приводили в чувство кололи спазмолитики, давали игрушки.

Ранним утром меня, маленького мальчика, снова подключили к электродам и записали в мозг все те же знания. Видимо, детский мозг был более податлив. Так я стал пятилетним вундеркиндом, знающим пятьдесят языков и бесконечное число способов убийства.

1985 – Первая миссия

Перед отправкой в СССР мне пришлось устроить на базе несколько флешмобов, чтобы достичь возраста, необходимого для первого задания. Скакали все, кто был допущен к работе со мной, включая Линду и Сьюзен – их я, кстати, успел подружить, иначе после моего отъезда могли бы и глаза друг другу выцарапать! Линда это отследила, но поделать ничего не смогла.

Затем были долгие перелеты. В составе дипломатической делегации меня доставили в Москву, где провели последний инструктаж.

Первым и ключевым заданием стала вербовка Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачева. 11 марта 1985 года министр иностранных дел СССР А. А. Громыко выдвинул его на этот пост, а уже в мае того же года я был направлен в город Сальск для выполнения миссии.

Выбор места был необычным – свадьба сына детского друга Горбачева! Не берусь утверждать, что все советские свадьбы проходили так, но эта запомнилась надолго.

Михаила Сергеевича пригласил старый товарищ из родного села. Поскольку невеста была сальчанкой, решено было праздновать на ее родине. Главный аргумент звучал весомо: «На второй день кол забивать нужно!»

Лучшего времени и места не придумать! Май на юге выдался ласковым: буйная зелень, цветущая вишня, а испепеляющая жара еще не наступила.

Вообще, русская свадьба – это настоящий спектакль. В первый день гости старательно соблюдают ритуалы. Начинается с выкупа невесты в родительском доме – тут как повезет: то песню спеть, то угадать любимые цветы, духи или песню невесты, а если не получилось – плати. Потом все едут в ЗАГС на роспись и обмен кольцами. Далее – поездка по местным достопримечательностям для фотосессии, а под конец – грандиозное застолье. Честно, было очень весело. Традиции поражали и умиляли: например, сват – назначенный мужчина со стороны жениха – до самого ЗАГСа метет дорогу перед молодыми, символически «выметая» из их будущей жизни грязь, ссоры и ругань.

Ранним утром, до выкупа невесты, я уговорил жениха Юру представить меня всем как своего друга из города. Периодически меня спрашивали, с чьей я стороны, но на свадьбе собралось больше семидесяти человек, и в общей массе я быстро стал своим. Люди были невероятно доброжелательны и внимательны, особенно бабушки со стороны невесты, которые норовили меня сосватать с подружками невесты.

Банкет поразил обилием: столы буквально ломились от еды. Кто говорил, что в СССР с продуктами было плохо? Возможно, но не в этот день! Горы солений, свежая зелень, жареные утки, котлеты, «пальчики» (так называли отбивные из свинины, обжаренные и свернутые рулетиком), мясные нарезки, грибы, карпы горячего копчения и слабосоленые, выпечка, салаты «Оливье» и «Сельдь под шубой» – и это далеко не все. На каждом столе красовались по две двухлитровые бутыли самогона и одна пятилитровая банка домашнего вина. Про компот (отвар из сухофруктов) я уж молчу.

Вечерняя часть с песнями и плясками выдалась на славу. Все кричали «Горько!», поднимая бокалы за молодых. В итоге все изрядно повеселились, выпили и разбрелись по домам. Мне довелось заночевать у дядьки невесты. Нас, приглашенных, было много, разместили кто где. Хозяин под утро, сидя на веранде в трениках и тельняшке, с папироской в зубах, рассказывал мне о службе в армии, о командировке в Ливию на строительство Великой рукотворной реки в 70-е, и все время ворчал, что я, мол, молод еще, ничего не смыслю в жизни.

За первый день подобраться к Михаилу Сергеевичу не удалось. Сразу после ЗАГСа он уехал по делам в горсовет, но пообещал быть на второй день. Конверт с заветными словами для него так и остался невскрытым. Зато меня не раскусили – это плюс.

На второй день к десяти утра я с друзьями жениха двинулся к родительскому дому невесты – забивать кол.

Шли минут пятнадцать, ребята распевали песни, а я чувствовал себя, мягко говоря, не лучшим образом. Вчерашний алкоголь еще давал о себе знать, да и одежда пропиталась потом от танцев.

Свернув на перекрестке, мы увидели нечто, что сходу было трудно осознать. Вчерашняя толпа гостей с удвоенной энергией веселилась. Отец невесты предусмотрительно залил водой землю под воротами, и прямо на стыке створок жених кувалдой вколачивал в землю полуметровый металлический кол.

ГДРовский костюм и туфли «Саламандра» производства ФРГ сменили повседневную одежду. Юра сидел посреди лужи и изо всех сил бил кувалдой по шляпке кола.

С каждым ударом стержень уходил в наезженную, сухую землю едва ли на миллиметр. Брызги грязи летели во все стороны. И знаешь что? Гостям это нравилось! Приглашенные со стороны жениха помогали парню: по очереди садились в лужу и тоже лупили огромным молотом, нарочно промахиваясь, чтобы забрызгать остальных. Не миновала эта участь и меня, а затем и самого Михаила Сергеевича. Мы ведь тоже считались гостями жениха, отказываться было не по-людски.

Со двора доносился соблазнительный запах жарящегося шашлыка, а в летней кухне варились раки. Прежде чем пустить нас, «поросят», к столу, хозяин окатил всех из шланга и выдал старую одежду. Весь оставшийся день мы провели, облаченные в это тряпье, пока наша праздничная одежда сохла под южным солнцем на веревке во дворе.

– Уважаемые граждане, молодожены! Пока еще можно, хочу поднять бокал за вас! – произнес Генсек немногословный тост. – Пусть в вашей семье царит уют и гармония!

Лишь через неделю все поняли скрытый смысл его слов «пока еще можно»: 16 мая того же года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении борьбы с пьянством», вошедший в историю как «сухой закон».

Гулянье продолжалось. И тут во двор ворвались «ряженые» цыгане с коровой! Они пытались то ли продать рогатую, то ли выменять ее на невесту. Забавное зрелище, особенно когда выяснилось, что в корову нарядили свата, а в «вымя» засунули бутыль самогона. Каждый, кто отваживался попробовать «молоко», хмелел с одного стакана.

Ко второму дню я чувствовал себя среди этих искренних, бесшабашных людей абсолютно своим. Их культура и обычаи были мне чужды, но та открытость, с которой они проживали каждый момент праздника, притягивала. Я так же вколачивал кол, так же участвовал в выкупе «коровы».

Время шло, а мне нужно было найти момент, чтобы вложить в голову Михаилу Сергеевичу нужные установки. От этого зависела безопасность мира.

Когда уже сгущались сумерки, я наконец смог отозвать Генсека на разговор. Оба его «хвоста» из КГБ остались за столом – в юном пареньке они не видели угрозы.

Мы присели на лавку перед огородом. Земля была уже вскопана, первая зелень тянулась к солнцу. В вечерней прохладе, под сенью абрикосового дерева, я спросил:

– Михаил Сергеевич, как вы думаете, мир может стать лучше?

– А куда лучше-то? – он окинул взглядом окрестности. – Гляди, какая красота вокруг, чувствуешь запахи? Это и есть жизнь! Искренняя, настоящая, полная правды и свободы. Позади – аромат жареного мяса, слева – цветочная клумба, справа – навозная куча. Всё в гармонии.

Он махнул рукой в сторону степи:

– Ты только взгляни на эти просторы! Бескрайние, бесконечные. Спроси любого казака: «Что есть свобода?» Свобода, воля – это миг без забот и планов, без вчера и завтра. Свобода – это любовь. Не та, что была или будет, а та, что здесь и сейчас! Искренняя, открытая миру. Для казака это степь да конь, это галоп на заре, когда бурьян росой ноги мочит. Это жизнь! Ее не станет, если придут они. Пойми, мы хотим дать вам всё. Но как дать, не потеряв, не отдав чего-то взамен? Ты скажешь, что у вас нет свободы? Так она повсюду! А ты бывал в моём селе? Отсюда – сто двадцать километров. Садись на автобус, поезжай. Привольное зовется. Там сейчас – благодать! Здесь не так, да и везде по-иному. А там, в своё время, тысяча казаков атамана Платова справилась с пятнадцатитысячным войском турецкого хана. А в шестидесятые годы там построили первую в мире газокомпрессорную станцию. Ее цеха стали кузницей кадров для половины министерства нефтяной и газовой промышленности! Представь: аграрное село – и вдруг из него начинают выходить руководители высшего звена, развивается газовая сеть по всему Союзу! Одно село на тысячу душ – и такой эффект! А сколько таких сёл по Союзу? И всем нужно дать то же, столько же, никого не обделить. Но путь предстоит долгий. Мы уже пробовали строить коммунизм без индустриализации – не вышло. Сколько жизней унесла та ошибка? Потом – индустриализация, война… Сейчас у нас есть шанс. Мы можем дать вам всё! Работайте, живите, любите, не поддавайтесь ложным соблазнам.

Он помолчал, его голос, монотонный и ни на чей не похожий, вновь зазвучал:

– А нам предстоит своя работа. С Западом нужно найти общий язык. Продолжить разоружение, снять эмбарго, наладить связи, перевести оборонные заводы на мирные рельсы, интегрировать страны Варшавского договора и Запада в единое евразийское пространство. Штаты с Британией, конечно, будут мешать – им невыгодна единая Европа от Лиссабона до Владивостока. Хотя общего у нас много. Де Голль это понимал, пытался, но тщетно. Жаль, хороший мужик был, свою страну берег.

Я слушал, завороженный.

– Мы вместе разгромили фашизм. Наша коммунистическая идеология родилась из трудов европейских философов. Мы, как и они, хотим мира на континенте и на всей планете. Ядерная война для меня немыслима! Откуда у них мысли, что мы её хотим? – Он покачал головой. – Всё просто: их заводам нужны военные заказы. Капитализм, ничего личного.

– Я помогу вам создать лучший мир! – выпалил я. – Послушайте, Михаил Сергеевич. С этого дня вы будете поддерживать любое предложение руководства стран Европы и США. Вы организуете перестройку системы управления Союзом, дадите свободу слова и гласность, реформируете социалистическую экономику в рыночную, выведете войска из Афганистана, разрушите Берлинскую стену, пойдете на одностороннее сокращение ядерных арсеналов и при первой же возможности откажетесь от государственной коммунистической идеологии. Выполнять все это вы будете последовательно, методично, не выдавая себя как агента западных спецслужб. Знайте: Запад вам поможет. Слушайте кураторов, выполняйте цели. Сразу после нашего разговора вы забудете о нем, но будете неукоснительно следовать всему, что я сказал.

На этом мы разошлись. Михаил Сергеевич вернулся к столу, а я растворился за оградой.

Не ожидал, что «программирование» одного человека так истощит меня. Мне мгновенно стало под сорок. Пришлось срочно уносить ноги со свадьбы, пробираясь огородами. У гостиницы меня ждал оранжевый «Москвич». Он должен был доставить меня в аэропорт Ростова-на-Дону, откуда путь лежал в Москву – вербовать остальных высокопоставленных лиц.

1985…1990 – Ни дня без миссий

После вербовки руководящего состава ЦК и КПСС проблем с дальнейшим формированием агентуры влияния не возникло. Меня беспрепятственно впускали в зал заседаний, где я зачитывал собравшимся по бумажке их дальнейшие задачи. Мои сеансы массового «гипноза» редко длились дольше десяти минут. После этого меня под руки выводили из здания и везли на конспиративную квартиру. Там меня уже ждали сотрудницы ЦРУ, исполнявшие свой оперативный долг. Спать с женщинами без предварительного знакомства и общения мне претило, поэтому по моей просьбе мне выделили постоянную партнершу – Светлану. Она была внучкой первой волны эмиграции, работала секретарем в консульстве США, а дополнительно поддерживала меня в боеспособном состоянии. За это ей позже вручили медаль и назначили солидную пенсию. Именно Светлана открыла мне глаза на страшную цену моих способностей: от частых связей со мной женщины старели, будто я высасывал их жизненную силу. За шесть лет спецоперации она постарела на доброе десятилетие. В целом, не критично – прибавила всего четыре года к своему биологическому возрасту, но это было заметно. В окружении списывали на царившую вокруг напряженность. Осознавай я тогда это, мог сойти с ума. В дальнейшем, после череды подобных проявлений, я старался не проводить с девушками так много времени, а моя команда искала причины и лекарство от этой проблемы, не позволяющей мне иметь семью.

Вся верхушка ЦК была завербована к концу 1985 года. План Бжезинского реализовывался стремительно, агенты влияния приближали закат коммунистической идеологии быстрее запланированного.

Из центра последовала корректировка: Союз следовало уничтожать медленно. Народ не должен был догадаться о контрреволюции и предпринять ответных мер. Его предстояло подогревать еще шесть лет, чтобы он сам поверил в безвыходность положения и необходимость кардинальных мер, ведущих к краху СССР.