Faceless

Я подошел, когда толпа разошлась, оставив Алекса одного, нервно глотающего виски как успокоительное.

– Мистер Стоун? – произнес я своим новым, бархатистым «английским» баритоном. – Джонатан Вейл. Ваша идея… она невероятна.

Он посмотрел на меня с немым вопросом и глубочайшей усталостью.

– Еще один, чтобы посмеяться?

– Напротив. Чтобы предложить партнерство. Я не венчурный инвестор. Я вижу то, что вы создали. Вижу потенциал. И я знаю, как превратить этот потенциал в реальность. У меня есть ресурсы. И кое-что поважнее денег – понимание того, как работает этот мир. Настоящий мир, а не этот карнавал. – Я кивнул на гламурную толпу.

Мы говорили до утра в дешевой закусочной, за чашками крепчайшего кофе. Я говорил ему о СССР, о гигантских, но неповоротливых системах, о чудовищных потерях из-за неэффективности. О том, что его алгоритм – это не просто софт, а ключ к новому уровню организации материального мира. Я не использовал силу. Я использовал правду, подкрепленную глубоким пониманием глобальных процессов, полученным не из учебников, а из самой гущи событий. Я говорил о рисках, о сложностях, о том, что путь будет адски тяжел. Но я верил. Искренне.

Алекс слушал, завороженный. Его усталость сменилась острым, почти болезненным интересом. Он видел во мне не просто инвестора, а соратника, человека, который понимал. Которого не нужно было убеждать в грандиозности идеи – я видел ее масштаб лучше него самого. Я стал для него зеркалом, отражающим его собственное, самое смелое видение.

– Почему? – спросил он наконец, в упор глядя мне в глаза. – Почему вы верите в это? Почему вы верите в меня?

Я улыбнулся. Это была горькая улыбка.

– Потому что я потратил слишком много сил на разрушение старых систем, Алекс. Теперь я хочу попробовать построить что-то новое. Что-то лучшее. А вы… вы даете инструмент. Искру. Я просто подношу к ней топливо и раздуваю огонь. Ну и конечно же для изменения мира нужны деньги. Вместе у нас все получится!

Это была не вся правда, но это была правда. Он почувствовал это. Мы пожали руки. Партнерство было заключено. Так родился «GoldStone».

Но одного Алекса и его программистов было мало. Нужна была команда.

Я нашел ветеранов советской вычислительной математики, сгибавшихся под грузом нищеты и невостребованности в новой России. Умнейших людей, чьи мозги работали на износ в оборонке, а теперь прозябали. Я не «вербовал» их. Я приезжал. Говорил. Рассказывал о проекте Алекса, о его масштабе, о вызове, который не мог не зажечь в них искру научного азарта. Я показывал им код. И говорил: «Ваши знания, ваш опыт в построении сложных систем – бесценны. Вы нам нужны чтобы сделать это. Мы дадим вам достойную жизнь, лабораторию, свободу творить». Я не использовал силу, они сами шли к нам. Верно, подобранных слов было достаточно. Я находил их болевые точки – невостребованность, нищета, ощущение кончины эпохи – и предлагал исцеление через созидание. Это была тонкая работа, ювелирная точность.

Мы сняли полуразрушенный склад на окраине Бостона. «Штаб-квартира». Холодно, сыро, провода свисают с потолка. Но там царила атмосфера безумной, почти религиозной веры в идею. Алекс, сгорбившись над серверами (добытыми бог знает какими путями), его маленькая команда энтузиастов-программистов, и наши «старики» из России, с горящими глазами, спорящие на смеси русского, английского и математических формул. Я был связующим звеном, «добытчиком», тем, кто решал проблемы. Найти деньги на новый сервер? Уговорить скандального арендодателя не выкидывать нас сразу? Найти пиццу для ночного марафона кодинга? Это была моя работа. Я использовал силу экономно, точечно, чаще всего просто находя нужные слова, нужный подход, нужную слабость в человеке. Иногда – вкладывая в просьбу чуть больше убедительности, чем позволяли обычные человеческие возможности. «Мистер Джонсон, вы же понимаете, что стабильный арендатор в этом вашем… уникальном помещении – это редкая удача? Давайте продлим контракт на полгода, я лично гарантирую своевременную оплату. Вам же спокойнее». И мистер Джонсон соглашался.

Деньги были постоянной головной болью. Мои личные сбережения таяли. Венчурные фонды смотрели на нас как на безумцев. «Глобальная нервная система логистики»? Звучало как бред. Нам нужен был прорыв. Первый крупный контракт.

И тут грянул 1998 год. Азиатский финансовый кризис, обвал рынков. Хаос. Транспортные коридоры встали. Компании несли чудовищные убытки из-за сбоев в поставках. И в этот момент я нашел его. Крупного игрока в морских перевозках, чьи корабли буквально застыли в портах, а клиенты рвали контракты. Его звали Роберт Мотморган. Человек старой закалки, железный, недоверчивый, на грани паники.

Встреча проходила в его роскошном, но мрачном кабинете. Карты мира на стенах, модели кораблей. Он смотрел на меня и Алекса как на назойливых мух.

– Ваша игрушка, господа, мне не нужна. У меня реальные проблемы. Торговая система рушится.

– Именно поэтому она вам нужна, мистер Мотморган, – сказал я спокойно. – Мир рухнул. Старые правила не работают. Ваш флот стоит. Ваши клиенты уходят. Вы теряете миллионы каждый день. Вы пытаетесь тушить пожар ведром, когда горит весь лес.

– И что вы предлагаете? Волшебную палочку?

– Нет. Карту пожара. И маршрут для обхода. – Я кивнул Алексу. Тот, с горящими глазами, открыл ноутбук, подключил его к проектору (мы притащили свой). На стене ожила карта мира. Но не статичная. Она пульсировала потоками данных. Красные пятна кризисных зон, оранжевые зоны риска, зеленые коридоры возможностей. Виды портов с камер, графики загрузки, прогнозы погоды, биржевые котировки товаров, которые везли его корабли. Алгоритм Алекса, подпитываемый данными, которые мы с боем добывали последние месяцы, работал.

– Смотрите, – голос Алекса набрал силу. – Ваш балкер «Ocean Giant» застрял в Сингапуре. Груз – сталь для автомобильного завода в Гамбурге. Завод на грани остановки. Штрафы – полмиллиона в день. Алгоритм показывает: погода в Малаккском проливе улучшится через 18 часов. Но прямой маршрут заблокирован политическим кризисом в Индонезии. Вот альтернатива: разгрузить часть стали на рейсовый сухогруз, идущий в Аден, там перегрузить на железную дорогу до Суэца, а там – на ожидающий ролкер до Италии, и далее автотранспортом в Гамбург. Срок доставки – на 7 дней позже контрактного, но завод не встанет. Общие потери – 120 тысяч против ваших потенциальных полумиллиона в день. Алгоритм уже нашел контрагентов, просчитал тарифы, подготовил проекты документов. Нажмите здесь – и система запустит процесс. Это «GoldStoneLogistic».

Мотморган смотрел на пульсирующую карту, на летящие строки расчетов. Его лицо было каменным. Я чувствовал его сопротивление, страх перед новым, перед этим цифровым чудовищем.

– Вы предлагаете доверить мои корабли, мой бизнес какой-то… машине? – прорычал он.

– Нет, мистер Мотморган, – мягко вступил я. Я встал, подошел к карте. Моя тень легла на Азию. – Мы предлагаем вам довериться инструменту. Инструменту, который видит мир целиком, в реальном времени. Инструменту, который не паникует, не устает, не ошибается из-за усталости или незнания. Мы предлагаем вам контроль. В хаосе. Мы предлагаем не просто сэкономить деньги сейчас. Мы предлагаем вам стать пионером. Первым, кто выйдет из этого кризиса не ослабевшим, а усилившимся. Кто увидит пути там, где другие видят только стены. Разве не за этим вы строили свой флот? Чтобы покорять стихию, а не быть ее жертвой?