Путешествие к исцелению. Как найти себя, когда потерял всё

Brad Wetzler

INTO THE SOUL OF THE WORLD: MY JOURNEY TO HEALING

This edition published by arrangement with Hachette Go, a division of Hachette Book Group, Inc. USA via Igor Korzhenevskiy of Alexander Korzhenevski Agency (Russia) All rights reserved.

© 2023 by Brad Wetzler

© Сурскова К., перевод на русский язык, 2024

© Вильямс А.Л., литературная редактура, 2024

© ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Благодарности

Столько людей помогло мне написать книгу о моем пути исцеления, что я не перечислю всех. Среди них прекрасные друзья, которые помогли мне разговорами, заботой и своим опытом: Мэттью и Корин Эндрюс, Джошуа Хоум Эдвардс, Тейлор Уайт Моффит, Дэвид Гилбрэт Бартон, Джилиан и Майк Мартин, Тамра Сетлер, Амалия Вар, Джим Кейто, Бенджи и Хезер Вертхаймер, Дэвид Ньюмен, Бренда МакМороу и другие.

Огромная благодарность многим талантливым и профессиональным целителям, с которыми мне посчастливилось работать. Особенно Сьюзан Апошян и учителям студий «Yoga Pod Boulder»; «Practice Yoga» в Остине, Техас; и «CorePower Yoga» в Боулдере, Колорадо.

Некоторые мудрые и щедрые люди помогали мне в процессе публикации, оставляя отзывы на рукопись или же напоминая мне, что суть хорошего текста заключается в правде и идет прямиком из сердца. А если этого было мало, они указывали на мои ошибки. Среди них: Эмили Рэпп Блэк, Марк Адамс, Грег Клибёрн, Клинт Уиллис, Скай Керр Леви, Лиза Беннет, Виктресс Хичкок, Марк Брайант, Лора Хонхолд и другие. Спасибо и более опытным старшим редакторам, с которыми я работал в журнале «Outside» в девяностых, – особенно Марку Брайанту, Даниэлю Койлу, Хэмптону Сайдсу, Лоре Хонхолд и Алексу Хёрду, которые научили меня всему.

Во время написания этой книги меня поддерживала, кормила и любила Мэделин Тамайо Тилин.

Я также обязан своему агенту Дэну Милашевскому из Агентства Соединенных Талантов за этот проект.

Огромная благодарность Дэну Амброзию, моему редактору в «Hachette Go». Без него эта книга никогда бы не вышла в свет.

Особое спасибо Джеку Корнфилду и запоздалое – Раме Дассу, Ричарду Фриману, Шарон Зальцберг и Таре Брач, мудрым учителям, которых я никогда не видел в глаза, но чьи книги и подкасты научили меня многому за прошедшие десять лет. Особое спасибо Кришне Дасу, чьи музыкальные записи и наставления составляли мне компанию в темные ночи и чьи стихи всегда указывали мне путь к себе.

Глава 1

Вершина истории

Я сидел за рабочим столом, ел буррито с зеленым чили на завтрак и читал электронный «New York Times», когда мне пришла первая весточка после трагедии 1996 года от нашего писателя, восходившего на Эверест. Экран компьютера был заполнен статьями о крушениях самолетов и незначительных войнах в далеких странах. Президент Клинтон сцепился с представителями ЛГБТ в армии.

По сравнению со всем этим в моем солнечном, залитом светом кабинете на втором этаже офиса издания «Outside» царило умиротворение. Шел девятый час. Прохладный утренний ветерок проникал сквозь двери балкона – такой чистый горный воздух. На другой стороне дороги туристы позировали у старой железнодорожной станции вокзала Санта-Фе. Зазвонил телефон. Я чуть было не проигнорировал его. Я редко отвечал до девяти утра, если только не ждал звонка.

И уж тем более я не ожидал услышать этот голос, который тут же узнал.

И по сей день первые слова автора и журналиста Джона Кракауэра все еще крутятся в моей голове, как сломанная пластинка. Я бы узнал его деловой отрывистый тон, даже если бы он говорил через игрушечный телефон, сделанный из двух пластиковых стаканчиков, объединенных веревочкой, – да даже если бы нас разделял океан.

– Привет, Брэд.

– Джон? – Я крепко сжал трубку и потянул за провод, стараясь пододвинуть телефон ближе к двери, чтобы выйти на солнечный балкон с видом на знаменитое небо Нью-Мексико и панораму возвышающихся горных вершин. Мне хотелось быть ближе – или не так далеко – к этому писателю, который только что пережил катастрофу на вершине самой высокой горы в мире, описывая это восхождение для журнала.

– Секунду.

Я негодовал. Последнее, что я слышал от своего босса Марка Брайанта, редактора «Outside», а в те времена личного редактора и основного контактного лица по статьям Кракауэра, – наш писатель в целости и сохранности добрался до базового лагеря Эвереста во время надвигающейся метели, обрушившейся на вершину в тот день, когда десятки людей спускались вниз. Буря застала альпинистов врасплох. Некоторые так и не вернулись с хребта, в то время как другие пытались добраться по склону в условиях плохой видимости. Некоторые альпинисты добрались до своих палаток. Но другие долго не могли найти обратную дорогу и в итоге замерзали до смерти или срывались с обрывов. Одиннадцать восходителей были либо мертвы, либо числились пропавшими без вести. Чуть позже мы узнали, что Джон добрался до своей палатки, а спустя пару дней – что он прибыл в лагерь. Тогда нам показалось, что он должен был сразу же вернуться домой. Так что никто из нас не ожидал услышать от него вестей меньше чем через неделю. Именно поэтому я был поражен, но услышать его голос было сродни облегчению. Он был жив.

– Я в Катманду. В отеле.

Потом он объяснил, они должны были вернуться самостоятельно, но вместо этого их с другими альпинистами подобрали вертолеты в Фериче, – маленькой деревне с больницей неподалеку от базового лагеря Эвереста.

– Черт возьми, Джон. Ты не представляешь, как я рад тебя слышать. Знаю, это дурацкий вопрос, но все хорошо? – единственный вопрос, до которого я додумался.

Я пытался представить автора бестселлера «В диких условиях», непревзойденного писателя приключенческого жанра и давнего сотрудника нашего журнала после этой ужасной трагедии. Конечно, мне ни за что не понять тот ужас, который он испытал. Последние восемь месяцев я сидел на попе ровно в прохладном офисе, пока он истекал кровью и испытывал такие муки, какие я даже представить не мог.

Я спокойно слушал, пока он посвящал меня в детали нынешнего положения в горах и состояния альпинистов, с которыми я был знаком.

Разговаривая с ним, я сдерживал поток эмоций и слез.

Откуда слезы? Точно не уверен. Я не знал Кракауэра. Мы говорили всего несколько раз, в основном в те полгода до восхождения, когда я днями сидел на телефоне, пытаясь пропихнуть его в коммерческую команду альпинистов. Более того, ни я, ни другие редакторы не брали на себя ответственность за его безопасность, и никто из нас не мог гарантировать успех экспедиции. Идея забраться на вершину Эвереста полностью принадлежала ему. Как недавно сказал мне Марк: «Наша идея заключалась в том, чтобы кто-то из доверенного круга лиц Кракауэра освещал растущую деятельность коммерческих экспедиций на Эверест. Уж тем более нам не хотелось отправлять одного из своих лучших писателей рисковать жизнью на вершину горы».

Кроме того, мы, редакторы, сами не приложили никаких усилий. Мы не отправились в чрезвычайно опасные места, и нам не пришлось переживать страдания. Но все же… Меня переполняли эмоции, не знаю почему. Наверное, все из-за того, что я очень переживал за Джона. Все редакторы переживали. И вот что еще: на каком-то подсознательном уровне я, тридцатилетний помощник редактора, ответивший на звонок Кракауэра, потому что Марк отсутствовал, подозревал, что этим альпинистам, пережившим ужаснейший шторм на Эвересте 10 мая 1996 года, будет трудно восстановиться от душевных травм и обрести покой. Если это вообще когда-нибудь произойдет.

Но речь шла не обо мне. Телефонный звонок, история для журнала. Ничего из этого не касалось меня. Хотя, стоит отметить, я часто терял связь с этой реальностью.

Мы проговорили еще пару минут. Джон рассказал, через что ему пришлось пройти, а затем о планах начать писать вскоре по возвращении в Сиэтл.

– Нет-нет, мы поговорили об этом с Марком. Он сказал, что ты можешь не торопиться. То есть ты можешь взять год перерыва, прежде чем садиться за работу. Нам все равно. Просто возвращайся домой, отдыхай и восстанавливай силы. Можем поговорить через несколько недель или еще позже.

– Не знаешь, Марк рядом? – Джон обычно советовался только с Марком.

– Не видел его.

Я посмотрел на папку проекта со сделанными почти за два года заметками, вырезками статей и корреспонденцией от управляющих компаний и погрузился в свои мысли. С первых дней стажировки в журнале я был диванным любителем Эвереста: читал книги, смотрел видео и следил за каждым сезоном восхождений. Зачем? Не знаю. Просто я такой. Становлюсь зависимым и прыгаю в кроличью нору. Со временем меня повысили до ассистента, и я стал знатоком приключенческой части журнала. Я начал собирать материал по Эвересту. Вскоре папка заполнилась статьями и заметками из моих интервью с различными экспертами. Некоторые из них говорили, что нам, редакторам, стоило бы отправить писателя в горы, чтобы тот рассказал о коммерческой экспедиции. Несколько новых организаций рекламировали свои услуги, предлагая потенциальным клиентам организацию похода, включающую в себя прокладку веревок, перенос тяжелого снаряжения, разбивку лагеря – практически всего, кроме самого восхождения. Стоимость – $65 000.

Зимой 1993–1994 годов я провел презентацию, в которой рассказывал, что нам следует отправить писателя в экспедицию как можно скорее, «пока все не завертелось». Я выступил с презентацией на совещании редакторов в конференц-зале нашего офиса, который в то время располагался в центре Чикаго. В конце выступления я предложил двух потенциальных кандидатов, которые писали про альпинизм, – Грега Чайлда и Джона Кракауэра.

История Эвереста была благополучно забыта, будто ее никогда и не было. Но я все так же был заинтересован Эверестом. Мы все же предложили Кракауэру написать историю в марте 1995 года, но он отказался. А потом всех нас удивил, позвонив Марку и заявив, что отправится на Джомолунгму, если мы пропихнем его в команду, и что он хочет сам попробовать забраться на вершину.

Я был в восторге, услышав это. Так было даже лучше. Практически каждый в журнале начал работать над тем, чтобы воплотить эту историю. А Марк любезно назначил меня шефом зарождающегося проекта. Несмотря на это, Кракауэр звонил мне, лишь когда не мог связаться с Марком.

Должно быть, я завис на несколько секунд. Вернулся к реальности, только когда Кракауэр уже был готов закончить разговор.

– Мне пора, Брэд.

– Ну хорошо. Береги себя. Ты через многое прошел. – Как будто этому опытному альпинисту и журналисту нужны были мои советы.

Так началась последняя глава моей шестилетней карьеры перспективного редактора одного из самых уважаемых журналов страны. Работая менеджером проекта об Эвересте, я в основном занимался телефонными звонками. Помог Кракауэру получить место в первоклассной компании горных гидов. И постоянно молился о его безопасном возвращении. Но сейчас, вспоминая весну и лето 1996 года, понимаю, что был выжат. Меня отравило чувство собственной значимости. В голове я уже писал собственные пресс-релизы. И верил, что участие в этой истории поможет мне осуществить давнюю мечту стать писателем приключенческой литературы.

К концу лета я отредактировал историю Кракауэра в «Outside», руководил работой группы проверки фактов и созданием дизайна макета. По запросу Марка дал интервью для «ABC News». Спустя месяц Марк повысил меня до выпускающего редактора. А после того как история появилась в свежем сентябрьском выпуске «Outside» 1996 года с огромным заголовком «История на Эвересте», мне пришло много приглашений на радио, телевидение и в газеты. Мне приходили предложения писать истории от других изданий. Все было решено: я никогда не стану хорошим редактором, моим предназначением было самому стать писателем. В начале ноября, спустя три месяца после выхода книги Кракауэра «В разреженном воздухе», я написал заявление на увольнение, собрал все свои вещи и поблагодарил Марка и остальных коллег. Я организовал личный рабочий кабинет дома. Когда же наступит время погрузиться в свою мечту, путешествуя по самым экзотичным местам, если не сейчас? В тот момент мечта стать лучшим приключенческим писателем вовсе не была мечтой, а, извините за преувеличение, судьбой.

Теперь все было логично и обосновано. Организовывая свое новое рабочее пространство, я не получил или, по крайней мере, не прочитал ни одну памятку. Если бы только я потратил больше времени, изучая работы Фрейда и Юнга, или хотя бы просто поискал в словаре значение слова «предназначение»… Тогда я бы узнал, что предназначение – это, оказывается, сценарий будущего, пункт назначения. Мы можем мечтать о месте, в котором хотим оказаться. Но мы не можем сбежать от судьбы, слова, значение которого тоже стоило бы подглядеть. Судьба – то, что подготовила для нас Вселенная, а ее синоним в некотором смысле – обреченность. Если работа приключенческим писателем была моим предназначением, то потеря жены, дома, денег, карьеры, разума и почти всей жизни спустя десятилетие после выпуска «В разреженном воздухе» – моя судьба.

Никогда бы не подумал, что спустя десять лет мои ноги будут подкашиваться от визуализированных и порой эмоциональных воспоминаний из-за невыявленного, невылеченного комплексного ПТСР. Я стану слишком подавлен, чтобы жить, и онемею от коктейля из двадцати трех психотропных таблеток в день. Я бы и подумать не мог, что стану прикованным к дому зомби, живущим за счет государственных пособий по недееспособности, или что потом я попытаюсь наладить свою жизнь, представ духовным искателем на пути к искуплению через Святую землю. И уж тем более я не мог предположить, что заброшу писательскую карьеру, чтобы стать учителем по йоге с повязкой на голове. Или что дважды разведусь и перенесу, мать его, кризис среднего возраста.

Как я мог предвидеть, что однажды преклоню колени перед столетним йогом в пещере Гималаев и получу от него благословение стуком по лбу, которым он отправит меня в двенадцатичасовое мистическое путешествие, во время которого предо мною откроется завеса Вселенной и предстанет объединение мира?

Сидя в офисе в тот злополучный день, я думал, что закладываю фундамент для солидной карьеры журналиста и писателя. Кто знал, к чему это могло привести, но я определенно рассчитывал на славу, книги, постоянные лекции и финансовое благополучие. Я понятия не имел, что был сломленным человеком, обреченным на вечные скитания и десять лет напряженной работы, чтобы исцелиться и наконец обрести смысл жизни.

Все это приключилось со мной.

И я все еще здесь, чтобы рассказать вам эту историю.

Глава 2

Река (повсюду)

Каждый достойный писатель приключенческого жанра знает, что история развивается со временем. Ты не пускаешься в повествование, сразу зная, с чего начать. Сначала ты ломаешь текст, издеваешься над ним, продумываешь его, играешься с ним. Пробиваешь путь сквозь запутанный сюжет. Находишь проблему, кульминацию, придумываешь развязку, а затем принимаешься за финал. Или пробуешь начать с конца. Тогда и только тогда проявляется настоящее начало истории.

Так что к черту предназначение. К черту уныние. К черту высокомерие и Икара[2]. Может, я слишком быстро и резко покинул линию старта. Но история не об этом. Не про Эверест и не о Джоне Кракауэре.

Эта история о судьбе. И о другом: приключении, травме, зависимости и о том, как мы, люди, исцеляемся. Но я уверен, что всему этому присуща вера.

Поэтому в действительности начинается история вот с чего.

Май 1978 года, мне двенадцать. Утренний туман поднимался с песчаных берегов Уайт-Ривер в Арканзасе.

Я залез в алюминиевое каноэ и осторожно подошел к сиденью на его носу. Подняв пластиковое весло, я почувствовал его ощутимый вес и текстуру ребристой рукояти. Мне стало тревожно, даже затошнило, когда я вспомнил мрачное лицо посетителя нашего лагеря накануне вечером.

– Неделю лило как из ведра, – предупредил он. – И все это на фоне влажной весны. Уровень воды сильно поднялся. Могу вернуть вам деньги, и вы сможете остановиться в городском отеле. На прошлой неделе три каноэ пополам треснули, врезавшись в дерево. Люди еле оттуда живыми вернулись.

Может, меня встревожила беспристрастная реакция отцов? Один озвучил то, о чем думали другие.

– Спасибо за совет, но мы проделали слишком долгий путь, чтобы просто уехать. Мы справимся.

Я чувствовал себя настолько беспокойно, что не мог сомкнуть глаз. А сейчас все внутренности сжало от паники. Я обернулся посмотреть на отца, который садился на другой конец лодки. Красивый, высокий, импозантный. Всю свою жизнь я наблюдал за тем, как прохожие спрашивали, не был ли он случаем Марио Андретти или сенатором Гэри Хартом. Юрист, владеющий крупной организацией в пригороде Канзас-Сити, который всегда четко и уверенно говорил о том, как устроен мир, бизнес и жизнь. Я замечал, как другие молодые и менее успешные юристы брали с него пример. Но еще со временем я заметил, что он с презрением глядел на тех, кто восхвалял его.

Мы отчалили. Каноэ отплывало от берега к главному каналу реки. Течение подхватило узкую лодку и толкнуло ее вниз по реке, из-за чего отец ругнулся.

– Черт возьми. Греби, Брэд.

Я начал грести.

Следующие тридцать секунд вышли комичными, хоть в то время мне так не казалось. Папа, с которым я сидел в лодке лишь однажды, не мог справиться с управлением. Нас мотало из стороны в сторону, резко вверх-вниз, пока каноэ не поплыло по течению. Я взглянул на песчаный бор, где над нами посмеивались остальные отцы с детьми. Не то чтобы они справлялись лучше. Все лодки впереди и позади нас выписывали круги.

Когда наша лодка наконец выпрямилась, отец напомнил мне о том, что повторил сегодня раза четыре.

– В тебе сила, Брэд. Если не будешь активнее грести, я не смогу вести нас.

– Хорошо-хорошо.

Я опустил весло в воду и начал грести сильнее. Позже я несколько лет буду работать вожатым лагеря в Мэне, научусь правильно управлять каноэ в одиночку и пойму, что папино изречение было неверным. Человек, сидящий позади, обязан знать, как вести каноэ самостоятельно, неважно, как гребет тот, кто спереди.

Но в тот день я сконцентрировался на том, чтобы грести побыстрее. Это было моей работой, а я, как ребенок серьезный, планировал сделать все на высшем уровне. И, как любой другой сын, хотел, чтобы отец гордился мной.

Утро мы провели в каноэ, как Лорел и Харди[3]. Плавание по речным порогам сопровождалось постоянными возгласами: «Греби быстрее!»

К обеду я приноровился. Греб так сильно, как мог. Возможно ли, что отец не понимал, что делает? Мне не хватило смелости задать этот вопрос. Поэтому я продолжал грести и уверять его, что делаю все максимально быстро.

На обед мы вернулись к бору, а затем снова взялись за каноэ. Мы подплыли к потопленному дереву, которое упало весной во время проливных дождей, и пришвартовались у него, а после снова вернулись на воду. Как и утром, нас понесло течением из стороны в сторону. Только в этом месте река текла быстрее и была глубже.

– Греби сильнее, Брэд. Твоей силы недостаточно, чтобы управлять лодкой.

Я со всей силы опустил весло и провел им по воде.

Но нас продолжило мотать. Течение подняло правый борт каноэ, гравитация потянула его обратно вниз, и вода хлынула через борт, сначала медленно, затем быстро. Не успел я перевести дух, как лодка перевернулась. Мои яйца сжались, я не мог отдышаться. Со временем тело привыкло к ледяной воде. Пока меня несло по течению, мне казалось, что я не вешу ни грамма. Папа поплыл к берегу. Я увидел его выбирающимся из воды на четвереньках. Но, отплывая дальше от отца, я почувствовал себя свободным.

Вдруг какой-то массивный толчок накрыл меня с головой. Мне стало страшно, что я умру прямо там. Но мне удалось всплыть. Я успел сделать глубокий вдох до того, как снова оказаться под водой. «Ладно, а вот теперь точно все», – подумалось мне. Но мне опять посчастливилось всплыть, и на этот раз окончательно. Я ничего не понимал. Мне хотелось обернуться, но спасательный жилет мешал. Что-то твердое прижалось к груди. Как оказалось, это было то самое потонувшее дерево с острыми сломанными ветками. Я сложил дважды два и пришел к выводу, что мой спасательный жилет зацепился за затопленное бревно. Стало дико больно. Течение прижимало мое тощее двенадцатилетнее тело к дереву, не давая шанса спастись. Я обернулся посмотреть на отца. Он стоял на берегу, бесстрастно глядя на меня.

Мне было спокойно. Почему? Время остановилось, словно все происходило в параллельной вселенной.

Следующие пару минут я провел в этом состоянии дзена. Но меня снова охватили чувства – страх и раздражение. Я посмотрел на отца. Он все так же стоял на берегу. «Ты ничего не сделаешь?» Он словно замер, тоже охваченный страхом. Я надеялся, что именно это и послужило причиной его бездействия. Другую причину, по которой он предпочел не спасать своего сына, было бы слишком сложно понять.

Прошло еще несколько минут. Испуг перерос в ярость. Я поднял глаза к небесам и молил Бога о помощи. Ничего. Конечно же, Бог меня не спасет: он не спас собственного сына, когда того повесили на кресте. Бревно подо мной сдвинулось. Мне стало страшно, что меня снова утащит вниз. Глаза и рот закрыты, руки безрезультатно пытаются за что-то ухватиться. На удивление я продолжал дышать и видеть, но все еще был в ловушке. «Где мой папа? Он зовет на помощь?» Я чувствовал одиночество и безнадежность. Меня загнали в угол. Бросили. Оставили одного.

Спустя тридцать три года я помню все так же четко. Воспоминания никуда не делись. Я слышу, как борт лодки врезался в дерево и как голова ударилась о воду. Чувствую, как по плечам и спине бьют струи воды. Слышу, как кричит папа моего друга Билла. Вижу, как он тянется ко мне, но промахивается. А затем – свобода. Чувствую свободу. Свободнее, чем когда-либо. Голова болит. Бок болит – только позже я замечу синяки и царапины, которые продержатся недели. Но ничего из этого не имело значения, ведь я был свободен.

Сейчас я уже понимаю, что именно имел в виду отец, когда говорил, что во мне сила: «Я понятия не имею, что делать с этим каноэ. Не знаю, как им управлять. Не понимаю, как читать реку. Так что, сынок, ты за главного. Ох, и знаешь что? Если мы перевернемся – виноват ты».

Рон Моррис, главарь нашей группы, подхватил плачущего меня и усадил в лодку. А затем прозвучали слова отца: «Вставай, сынок. Все в порядке».

С какой-то стороны, он был прав. На мне всего лишь были порезы и синяки, которые потом жутко болели, но со мной не было ничего в порядке. И с того дня никогда не было.

В ту ночь, сидя у костра, Рон Моррис поблагодарил Господа за то, что тот спас меня от гибели. Я уставился на огонь, в глазах стояли слезы. Мне не казалось, что все в порядке. Теперь мне было неспокойно на природе. Да мне даже в собственном теле было тревожно. Фрейд писал, что мы бессознательно тянемся к вещам, которые причинили нам когда-то боль. Стараемся, стараемся и стараемся, дабы получить из этого хороший опыт. Я стал писателем приключенческого жанра, хоть у меня и были сложные отношения с природой. Пытался пересилить себя, свое тело. Когда я оглядываюсь назад, это кажется мне космическим шагом. Я поставил себя в ситуацию, которая могла травмировать меня, чтобы исцелиться. Временные походы на бездорожье. Полет на самолете в далекие места, где мне не хватит контроля сдержать панику. Травма на травме. И здесь я уже превратился в психиатра. К несчастью, у этого человека была не лучшая репутация и склонность накачивать клиентов лекарствами. Пилюля за пилюлей – пока количество таблеток не превысило двадцати за день, а я не перестал выходить из дома.

Не хочу бросать отца под автобус в своей же истории. Даже пройдя через все это, могу заявить, что он не плохой человек, хоть и не воспринимает правду. Даже сейчас, несмотря на многочисленные просьбы поговорить, мы так и не смогли разобраться в переживаниях и воспоминаниях о том дне. Но ложь, которая задела меня сильнее всего, прозвучала в тот же вечер по возвращении домой. Я побежал рассказать матери о случившейся трагедии – тех минутах в засаде, когда мне казалось, что я умру.