Архитектура снов

- -
- 100%
- +
Новые чувства, обострившиеся до предела, превращали знакомое пространство в пытку. Она *ощущала* эмоциональный фон своей квартиры: ауру стерильного, выверенного одиночества. Воздух здесь был не просто воздухом, а субстанцией, пропитанной годами подавленных желаний и негласных запретов. Она задыхалась. Она открыла все окна, впуская ночную прохладу и полифонию живого города, но это не помогало. Энергия ее собственной тюрьмы была слишком концентрированной.
Она не спала. Лежала в кровати с открытыми глазами, глядя в потолок и пытаясь осмыслить произошедшее. Почтамт забытых снов. Пан Голуб. Живой, дышащий город. Это не было метафорой. Это было буквальностью, в которую ей предстояло как-то встроить остатки своей прежней личности. Она чувствовала себя ныряльщиком, который слишком быстро поднялся с огромной глубины. Ее душу ломило от кессонной болезни реальности.
Четвертое письмо прибыло на рассвете.
Его появление не было мягким и таинственным, как у предыдущих. Оно было актом насилия. Раздался резкий, дребезжащий звук, будто кто-то с силой швырнул камень в оконное стекло, но само стекло осталось целым. Алена вскочила с кровати. Звук донесся из гостиной.
На ее стеклянном кофейном столике, точно в центре, лежал конверт.
Он был черным. Не просто черным, а цвета абсолютной, всепоглощающей пустоты. Он был сделан из обсидиана, отполированного до зеркального блеска, но он не отражал ничего. Наоборот, он втягивал в себя свет, создавая вокруг себя маленькую локальную ночь. Его края были острыми, как у осколка стекла. От него исходил не просто холод, а активный, высасывающий тепло анти-холод. Температура в комнате, казалось, упала на несколько градусов.
Алена подошла к нему с опаской, как сапер к неразорвавшейся мине. Адрес на этот раз не светился мягким лавандовым огнем. Он был вырезан на поверхности, и бороздки этих букв светились мертвенно-белым, фосфоресцирующим светом, похожим на свет гниющего дерева в темном лесу. Адрес был тот же, но последняя строка снова изменилась.
*Алена Новакова, улица Туманных Колоколов, дом 7, квартира 14, туда, где заканчивается путь.*.
Это была не метафора. Это была угроза.
Ее пальцы онемели от холода, когда она коснулась обсидиана. Конверт был тяжелым, как могильная плита. Она с трудом нашла линию клапана и открыла его. Внутри не было ни пыли, ни листа бумаги. Там, в бархатной черноте, было вырезано одно-единственное слово. Оно горело тем же трупным светом.
Не просьба. Приказ. Ультиматум. Юридический термин, который ее мозг мгновенно опознал, был «судебный запрет». Предписание о немедленном прекращении противоправных действий.
Как только она прочла это слово, ее накрыло волной чистого, дистиллированного ужаса. Это было не физическое ощущение, а ментальная атака. Мир вокруг потерял цвет, стал монохромным, как старая фотография. Звуки города за окном стихли, сменившись оглушающим высокочастотным писком. Воздух стал плотным, вязким, его было трудно вдыхать. Ей показалось, что невидимые ледяные пальцы сжимают ее сердце.
Она выронила письмо. Оно ударилось о паркет с сухим, окончательным стуком камня о камень. И в тот же миг цвет и звук вернулись, ворвались в комнату так резко, что она вскрикнула. Она отшатнулась от столика, тяжело дыша, прижав руку к груди.
Это не было посланием от ее запертой души. Это было посланием от кого-то другого. От кого-то, кому не понравилось ее пробуждение.
В голове эхом прозвучали слова пана Голуба: *«Есть те, кто не любит, когда нарушается порядок… Те, для кого вся эта "архитектура снов" – лишь неэффективно используемый ресурс. Они предпочитают, чтобы все спали. Так проще управлять».*.
«Globus Consulting». Ее собственная компания. Чем они занимались? Упорядочивали хаос. Превращали сложные, живые системы в понятные, предсказуемые активы. «Оптимизация», «рационализация», «управление рисками». Она сама была одним из их верховных жрецов. И теперь она поняла, что эта философия не ограничивалась миром финансов.
Они были здесь. В этом мире. И они только что прислали ей официальное уведомление. Cease and desist. Прекратить видеть. Прекратить слышать. Прекратить чувствовать. Прекратить *быть*. Вернуться в строй. Уснуть.
Страх, который она испытывала, был животным, первобытным. Но сквозь него, как росток сквозь асфальт, начало пробиваться другое чувство. Гнев. Холодный, ясный, как зимнее небо. Ярость.
Они пытались отнять это у нее. Этот новый, пугающий, но невероятно живой мир. Они хотели снова сделать ее слепой и глухой. Они хотели забрать у нее звезды, которые она только-только снова научилась видеть, и заменить их светодиодными лампами офиса. Они хотели запечатать ее душу обратно в ячейку на Почтамте и выбросить ключ.
Она посмотрела на обсидиановый конверт, лежащий на полу. Это была не просто угроза. Это была перчатка, брошенная ей в лицо. Это было объявление войны.
До этого момента она была лишь потерянным, сбитым с толку зрителем. Пассивной жертвой странных обстоятельств. Но это письмо все изменило. Оно превратило ее в участника. В солдата на поле боя, правил которого она не знала.
Ее взгляд метнулся по комнате и остановился на книжной полке. На темной, тяжелой шкатулке, которую дал ей доктор Шимек.
*«Ответ, который вы не готовы услышать. И вопрос, который вы еще не готовы задать».*.
Она подошла к полке и взяла шкатулку в руки. Она все еще была теплой и тяжелой, полной скрытой жизни. Контраст с мертвенным холодом обсидиана был разительным. Раньше эта шкатулка казалась ей эзотерической игрушкой, терапевтической метафорой. Теперь она смотрела на нее иначе. Это был не сувенир. Это был инструмент. Или оружие.
Глава 9: Признание Доктора.
Утро было похоже на поле боя после битвы. Обсидиановый конверт лежал на паркете, черной дырой выжигая пространство вокруг себя. Алена не решалась к нему прикоснуться. Она обошла его по широкой дуге, как дикий зверь обходит капкан, и начала собираться. Ее движения были быстрыми, точными, лишенными всякой паники. Ярость, холодная и чистая, вытеснила страх. Она больше не была жертвой галлюцинаций. Она была стороной в конфликте. А в любом конфликте первое правило юриста – найти союзников и собрать информацию.
У нее был только один кандидат.
Дорога к кабинету доктора Шимека на этот раз была другой. Она не просто шла по улицам – она их читала. Она видела, как золотые энергетические линии, которые она раньше воспринимала как фоновую пульсацию, меняют свой цвет и ритм, когда она приближается. Они становились тревожными, рваными, словно городская нервная система реагировала на обсидиановую занозу, которую она теперь несла в своей сумке, завернув в шелковый шарф.
Каменные стражи на крышах провожали ее тяжелыми, немигающими взглядами. Она чувствовала их внимание как физическое давление. Они не были враждебны. Они наблюдали. Выжидали. Оценивали. Она была нарушителем спокойствия, носителем диссонанса в вековой мелодии города.
Когда она толкнула беззвучную дверь в кабинет доктора, тот не удивился. Он сидел за своим столом и смотрел прямо на нее, будто ждал ее появления именно в эту минуту. Его серебряные глаза были спокойны, но в их глубине Алена впервые заметила тень… не тревоги, а скорее сосредоточенности. Как у хирурга перед сложной операцией.
«Я так и думал, что вы скоро вернетесь», – сказал он, указывая на кресло.
Алена не села. Она подошла к столу и осторожно, двумя пальцами, извлекла из сумки обернутый в шелк обсидиановый конверт. Она положила его на полированную поверхность дубового стола.
«Я думаю, сеанс психотерапии можно считать оконченным, – сказала она, и ее голос звучал твердо, без единой дрожащей нотки. – Мне нужны ответы. Не метафоры. Не терапевтические притчи. Факты. Что. Это. Такое?».
Доктор Шимек посмотрел на черный прямоугольник, и его лицо стало серьезным. Он протянул руку, но не коснулся обсидиана, остановив пальцы в сантиметре от его поверхности.
«"Предписание о немедленном прекращении деятельности", – произнес он тихим голосом, словно читая невидимый текст. – Их стандартный бланк. Весьма настойчиво, надо сказать. Обычно они начинают с более мягких предупреждений».
«Они? – вцепилась в слово Алена. – Кто "они"?».
Шимек поднял на нее свои серебряные глаза. «Те, кого пан Голуб, если вы с ним уже познакомились, наверняка назвал "засыпающими". Или "смотрителями порядка". Мы зовем их Рационалистами. Корпорация "Globus" – лишь одно из их земных воплощений, самое эффективное на данный момент».
Он подтвердил ее худшие догадки.
«Они не злые в привычном вам понимании, пани Новакова, – продолжил доктор, и его тон стал похож на лекционный. – Они не ищут власти или денег в чистом виде. Это для них слишком мелко. Их цель – Порядок. Абсолютный, всеобъемлющий, математически выверенный Порядок. А жизнь, мечта, эмоция, искусство, любовь – все это по своей природе хаотично. Непредсказуемо. Неэффективно. Это "метафизические активы", которые, с их точки зрения, нужно либо "рационализировать", превратив в полезный ресурс, либо устранить как погрешность в системе».
«Превратить в ресурс? – не поняла Алена. – Как?».
«О, они очень изобретательны. Забытая кем-то мелодия становится джинглом в рекламе. Яркий, пророческий сон – сюжетом для голливудского блокбастера. Энергия неразделенной любви – топливом для работы целого офисного центра. Они собирают урожай с полей человеческой души. А для этого нужно, чтобы все спали. Чтобы никто не осознавал, что его нематериальные активы экспроприируют».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.





