Договор с Тенью

Глава 1: Шепот в тени пиков.

Ветер, острый, как обсидиановый нож, срезал последние остатки тепла с его кожи. Элиас лежал, прижавшись спиной к ледяному граниту скалы, и смотрел на мир, который умирал, но никак не мог умереть до конца. Здесь, на заснеженных склонах Драконьих Пиков, смерть была неторопливой, вдумчивой. Она не полыхала огнем, как внизу, в долинах, где дымились руины Тарсиса. Она просачивалась в мир вместе с этим ветром, вместе с неправильным, болезненным светом, который сочился с небес даже в предзакатный час.

Сломанные ребра горели тупым огнем при каждом вдохе, а левое предплечье, перетянутое грязным лоскутом, казалось чужим и тяжелым. Кровь, пропитавшая ткань, давно запеклась, превратившись в ржавую корку. Его кровь. Кровь мага, отступника, последнего посвященного Вортана – бога, чье имя имперские жрецы боялись произносить вслух, предпочитая вымарывать его из летописей. Пять лет Империя охотилась за ним, как за бешеным зверем. Пять лет он был тенью среди теней, призраком в горах, легендой, которой пугали непослушных детей в пограничных гарнизонах.

Ирония была ядовитой, как кровь василиска. Теперь, когда имперские легионы, гордость и стальной кулак диктатора, в панике бежали от врага, не имевшего ни знамен, ни полководцев, они вспомнили о нем. Теперь, когда их выверенная тактика и сверкающие доспехи оказались бесполезны против ползучего ужаса, пожирающего земли, Империя отчаянно нуждалась в том, кого сама же и прокляла.

Он бы рассмеялся, если бы смех не грозил проткнуть его легкие осколками собственных костей.

Он ощутил ее раньше, чем услышал. Легкое возмущение в ткани реальности, тонкая дрожь магического фона, которую почувствовал бы только тот, кто привык слушать тишину. Почти неуловимое изменение в симфонии ветра и камня. А затем донесся запах. Забытый, но не стертый из памяти. Смесь степных трав, дорогого мыла и едва уловимая нотка пороховой гари. Память – упрямый сорняк, который не вытравить никаким огнем.

Шаги были легкими, почти неслышными на припорошенной снегом тропе. Фигура в темном дорожном плаще из имперской шерсти остановилась в нескольких шагах, ее силуэт четко вырисовывался на фоне багрового неба.

«Ты еще дышишь», – произнесла она.

Голос не был ни вопросом, ни утверждением. Это была констатация факта, холодная, как сталь клинка в зимнюю ночь. Голос, который когда-то шептал ему слова любви под звездами павшего Северного Царства, а потом произнес его имя перед имперским трибуналом. Голос Элары.

Элиас не открыл глаза. Усталость была свинцовой, но гордость – еще тяжелее.

«Ты ошиблась тропой, охотница, – хрипло выговорил он, и слова царапали горло. – Ваши заставы теперь западнее, у Перевала Змея. Или ты решила забрать всю награду себе? Сколько сейчас дают за мою голову? Пять тысяч имперских солариев? Неплохо для безымянного трупа».

Она подошла ближе и присела на корточки. Капюшон был откинут, и в слабом свете умирающего дня он, даже не глядя, мог представить ее лицо – резкие, красивые черты, ставшие за эти годы жестче, и глаза, в которых больше не было тепла, лишь усталость и долг.

«Пять тысяч за мертвого, – ее голос оставался ровным, отстраненным. – Но мир изменился за те несколько дней, что ты тут отлеживаешься. Мертвые маги больше не в цене». Она сделала паузу, давая словам повиснуть в морозном воздухе. «Империя готова заплатить десять тысяч за живого. Плюс титул барона, земли в южных провинциях, где всегда тепло. И полное, безоговорочное забвение всех твоих прошлых проступков».

Вот теперь Элиас открыл глаза. Он посмотрел на нее. Она почти не изменилась. Только упрямая складка у губ стала глубже, а во взгляде появилась та смертельная серьезность, которую он видел у ветеранов, вернувшихся из безнадежных походов.

Он медленно, превозмогая боль, сел, опираясь спиной о скалу.

«Империя? – он сплюнул на снег сгусток крови. – Та самая Империя, что сожгла мой дом, вырезала мой орден и повесила моего учителя на городских воротах Тарсиса? Та самая Империя, что послала тебя за мной? И теперь она предлагает мне титул барона? Пусть диктатор засунет свой титул себе в».

«Тарсиса больше нет», – тихо прервала его Элара.

Элиас замолчал. Ветер завыл, бросив в лицо пригоршню колючего снега, но он этого не заметил.

«Что?».

«Город пал три дня назад, – в ее голосе не было эмоций, только факты. – Не взят штурмом. Его просто не стало. Легионы, стоявшие у стен, испарились. Генерал Квинт и его штаб найдены в цитадели. Они сидели за столом, целые и невредимые, но превратившиеся в статуи из серого пепла. Весь город окутан туманом, в котором не выживает ничто живое. Мы называем их Моровыми Тенями. Они не убивают. Они стирают».

Она смотрела ему прямо в глаза, и впервые за долгие годы он увидел в них нечто помимо холодной решимости. Страх. Не за себя. Вселенский, первобытный страх перед тем, чего нельзя понять.

«Это не люди, Элиас. И не звери. Они не оставляют следов, их не берет сталь, арбалетные болты прошивают их, не причиняя вреда. Огонь их замедляет, но не останавливает. Маги легионов пытались что-то сделать Их магия просто гаснет, словно свеча на ветру. А твоя, – она сделала едва заметное движение в сторону его раненой руки, – твоя магия она другая. Древняя. Не от мира сего».

Элиас молчал, переваривая услышанное. Тарсис пал. Неприступный Тарсис, сердце Северного Царства, переживший две гражданские войны и осаду кочевников. Пал не в бою, а был просто стерт, как неудачный рисунок на пергаменте. Картина, нарисованная Эларой, была настолько чудовищной, что разум отказывался ее принимать. Но он видел небо. Он чувствовал эту неправильность в самом воздухе.

«Империя в панике, – продолжала Элара. – Все, чем мы гордились, вся наша мощь оказалась бесполезна. Мы сражаемся с чумой, у которой есть воля. И эта воля – уничтожить все. Генерал Валериан, командующий северным фронтом, уполномочил меня найти тебя. Он считает, что только такая же аномалия, как ты, может противостоять этой угрозе».

«Аномалия, – Элиас горько усмехнулся. – Какое вежливое слово для того, кого вы клеймили еретиком и чудовищем».

«У нас нет выбора, Элиас, – ее голос стал жестче. – И у тебя его тоже нет. Эти горы не спасут тебя. Тени уже здесь. Я видела их след у подножия. Через день, может, два, они доберутся сюда. И тогда ты тоже станешь статуей из серого пепла. Империя предлагает тебе сделку. Шанс выжить. Шанс сражаться. Может быть, даже шанс на месть».

Она встала, отряхивая плащ от снега. «Я разобью лагерь ниже по склону, у замерзшего ручья. Мой приказ – доставить тебя в штаб Валериана. Живым. Как именно я это сделаю – уговорами или силой – решать тебе. Но знай, если ты откажешься, я уйду одна. А ты останешься здесь ждать их».

Она не стала дожидаться ответа. Развернулась и так же бесшумно, как появилась, начала спускаться по тропе, ее темная фигура медленно растворялась в сгущающихся сумерках.

Элиас остался один. Ветер выл над вершинами, словно оплакивая уходящий мир. Боль в ребрах и руке стала далекой и неважной. Он поднял голову и снова посмотрел на небо. Багровые разводы на нем стали глубже, словно кто-то гигантский и невидимый пролил на небесный свод чашу с кровью.

Договор с Тенью. Она говорила об Империи, но Элиас понял, что речь идет о чем-то большем. Чтобы сразиться с тьмой, что пришла в этот мир, ему придется заключить сделку с другой тьмой – той, что сидела в его собственном сердце, и той, что носила имперские шевроны.

Глава 2: Цена прощения.

Ночь на Драконьих Пиках была не просто отсутствием света. Она была самостоятельной, живой сущностью. Она дышала морозом, шептала голосами ветра в расщелинах скал и давила на мир тяжестью холодных, безразличных звезд. Элиас сидел, закутавшись в свой изношенный плащ, и слушал эту мертвую симфонию. Слова Элары, брошенные в него, как камни, продолжали звучать в голове, заглушая даже вой ветра.

Тарсис пал. Его город, его прошлое, место, которое он одновременно любил и ненавидел, был стерт. Мысль об этом была настолько чудовищной, что не помещалась в сознании. Пепельные статуи вместо людей. Туман, пожирающий жизнь. Это было за гранью войны, за гранью магии, которую он знал. Это было нечто первобытное, пришедшее из времен, когда мир еще не обрел свою форму.

Выбор, который предложила Элара, был иллюзией. Остаться здесь означало умереть самой бессмысленной и жуткой смертью. Принять ее предложение – означало стать цепным псом своих злейших врагов. Но пес, по крайней мере, может укусить руку, которая держит поводок. А мертвец не может ничего.

Месть. Слово, которое она бросила так небрежно, зацепилось за его мысли, как репей. Месть Империи за его орден? Или месть всему миру за то, во что он превратился? А может, месть самому себе за слабость и ошибки прошлого?

Превозмогая боль, что пронзала тело при каждом движении, Элиас поднялся на ноги. Каждый шаг вниз по склону был пыткой. Ноги вязли в снегу, острые камни норовили вывернуться из-под стоп. Он шел на свет крошечного огонька, который мерцал внизу, в лощине у замерзшего ручья – единственный теплый, живой огонек в этом царстве льда и отчаяния.

Лагерь Элары был до смешного спартанским: маленький костер, аккуратно уложенные дрова, скатка постели и скромный походный котелок, в котором закипала вода с какими-то травами. Никаких имперских знамен, никакой лишней суеты. Только эффективность и выживание. Она сидела у огня, чистя короткий охотничий нож, и даже не подняла головы, когда он вышел из темноты, отбрасывая на снег длинную, дрожащую тень.

«Я уж думала, ты предпочел компанию духов этой горы», – сказала она, не отрываясь от своего занятия.

«Духи – компания молчаливая и честная. В отличие от некоторых», – хрипло ответил Элиас, опускаясь на поваленное дерево у костра. Жар огня был почти болезненным для его замерзшей кожи.

Элара наконец подняла на него глаза. В свете пламени ее лицо казалось высеченным из камня, а в глубине зрачков плясали крошечные огненные демоны. «Я принесла тебе не только предложение, но и вот это». Она кивком указала на небольшую кожаную суму, лежавшую у ее ног. «Там мазь для ран, чистые бинты и немного вяленого мяса. Приказ был доставить тебя живым, а не полумертвым».

Элиас проигнорировал ее жест. «Я пойду с тобой».

Она медленно вогнала нож в ножны на поясе. «Я рада, что здравый смысл в тебе еще остался».

«Не торопись радоваться. Мой здравый смысл подсказывает мне, что доверять Империи – все равно что пытаться согреться, обнимая айсберг. Поэтому я пойду, но на моих условиях».

На ее губах появилась тень усмешки – холодной и острой, как осколок льда. «Условия? Отступник, за чью голову назначена награда, ставит условия Империи? Ты неисправим, Элиас».

«Именно поэтому я еще жив», – отрезал он. Огонь согрел его тело, и вместе с теплом вернулась и былая жесткость в голосе. «Во-первых. Мы не пойдем сразу к твоему генералу. Отсюда мы двинемся на восток, к руинам храма Вортана у Мертвого перевала».

Элара нахмурилась. «Это крюк в три дня пути по самой опасной местности. Зачем? Твоего бога забыли даже камни, из которых был сложен его храм».

«Мой бог, в отличие от ваших имперских идолов, еще помнит, как говорить, – взгляд Элиаса стал тяжелым, почти физически ощутимым. – Если вы хотите, чтобы я сражался с Тенями, мне нужна сила. Не та, что в дюжине имперских магов, а настоящая. Я должен пойти туда. Это не обсуждается».

Он видел, как она взвешивает его слова. Она была солдатом. Она понимала язык необходимости.

«Хорошо, – наконец сказала она, к его удивлению, довольно легко. – Храм так храм. Валериан будет в ярости, но он переживет. Что еще?».

«Во-вторых. Я не пленник. Никаких кандалов, никаких охранников за спиной, никакой магической удавки на шее. Я – союзник, а не инструмент. Я буду делиться информацией, которую сочту нужной, и действовать так, как считаю правильным. Если твоему генералу нужен ручной чародей для фокусов, пусть поищет в другом месте».

«Ты просишь о доверии, которого не заслужил», – спокойно заметила она.

«Я прошу о прагматизме, – парировал он. – Вы держите волка на цепи, и он будет думать только о том, как перегрызть цепь. Вы даете ему свободу охотиться вместе с вами, и он принесет добычу. Выбор за вами».

Надолго повисла тишина. Лишь треск поленьев в костре да завывания ветра нарушали ее. Элара смотрела в огонь, и ее лицо было непроницаемой маской. Элиас не знал, о чем она думает – о приказах генерала, о риске, который она на себя берет, или о тех днях, когда они сидели вот так же у костра, но между ними не было пропасти из предательства и пяти лет ненависти.

«Хорошо, – снова произнесла она, и это слово прозвучало как удар молота, скрепляющего договор. – Никаких кандалов. Ты будешь под моим личным надзором. Любая попытка побега или предательства – и я убью тебя сама. Без трибунала и лишних слов. Это мои условия».

«Справедливо», – кивнул Элиас.

Он протянул онемевшие руки к огню, чувствуя, как возвращается жизнь в пальцы. Цена прощения оказалась до смешного простой – взаимовыгодная сделка на пороге апокалипсиса. Никто не просил прощения, никто не предлагал его. Прошлое было заперто, как зверь в клетке. Но они оба знали, что прутья у этой клетки проржавели, и зверь может вырваться в любой момент.

Элара молча протянула ему флягу. Внутри оказался не просто отвар, а крепкий, обжигающий настой с горьким привкусом горных трав. Он сделал несколько больших глотков, и обжигающая жидкость огнем прошлась по венам, разгоняя холод и усталость.

«Пей, – сказала она, глядя, как он морщится. – И обработай рану. На рассвете мы уходим».

Она отвернулась, давая ему иллюзию личного пространства. Элиас достал из сумы банку с пахучей зеленой мазью и чистую ткань. Сдирать старую повязку было больно, но он не издал ни звука. Рана под ней была глубокой, но уже не кровоточила. Он щедро наложил мазь, которая тут же начала холодить и снимать боль, и туго перевязал предплечье.

Договор был заключен. Не на пергаменте, скрепленном сургучной печатью, а здесь, в диких горах, под взглядом безразличных звезд. Договор между охотницей и ее бывшей добычей. Договор с врагом, чтобы противостоять ужасу. Договор с собственной тенью.

Глава 3: Дорога из пепла.

Рассвет был неохотным. Бледный, акварельный свет с трудом пробивался сквозь плотную пелену свинцовых облаков, окрашивая снежные пики в оттенки серого и лилового. Воздух был тонким и настолько холодным, что, казалось, мог треснуть, как стекло. Они покинули свое убежище в молчании, которое было гуще и тяжелее, чем предрассветный туман. Элара шла впереди, ее шаги были выверенными и точными, как у хищника, идущего по следу. Элиас следовал за ней, хромая и опираясь на посох, вырезанный из корявого ствола горной сосны. Его тело все еще было полем битвы между болью и упрямством, но настойка Элары и несколько часов беспокойного сна сделали свое дело – он, по крайней мере, мог идти.

Спуск с Драконьих Пиков был спуском в ад.

Сначала изменился воздух. Ушла кристальная чистота высоты, и в легкие начал проникать едва уловимый запах гари. Не чистый, смолистый запах лесного пожара, а что-то иное – кисловатый, едкий смрад холодного пепла, слежавшейся гнили и пыли. Затем изменился звук. Пропали крики горных орлов и свист ветра в скалах. Мир внизу был неестественно, пугающе тих.

Первую деревню они увидели к полудню. Она раскинулась в небольшой долине, укрытой от ветров, и издалека выглядела мирно и почти идиллически. Но по мере их приближения иллюзия рассеивалась. Над крышами не вились дымки из труб. На полях не было видно ни людей, ни скота. У околицы их встретил мертвый пес, лежавший на цепи у своей конуры. Он не был ранен или болен. Он просто лежал, свернувшись калачиком, и его шерсть была покрыта тончайшим слоем серой пыли, словно кто-то припудрил его мукой.

Элара остановилась, положив руку на эфес меча. Элиас замер рядом, и его кожа покрылась мурашками, хотя ветра почти не было. Это было не просто заброшенное место. Это было место, из которого ушла жизнь.

Они вошли в деревню. Тишина здесь была материальной, она давила на уши, заставляя вздрагивать от хруста снега под собственными сапогами. Двери домов были распахнуты настежь. Внутри – картины внезапно прерванной жизни. На столе в одном из домов стояла миска с остывшей кашей и воткнутая в нее ложка. В кузнице на наковальне лежал недокованный плуг, а молот валялся рядом, словно кузнец просто выронил его и вышел на минуту. Все было покрыто той же серой, бархатистой пылью.

«Где все?» – шепотом спросила Элара, и ее голос прозвучал неуместно громко в этой гробнице тишины.

«Они здесь», – так же тихо ответил Элиас. Он указал концом посоха на стену дома.

Там, где солнечный свет падал под определенным углом, на грубой штукатурке проступали темные, расплывчатые силуэты. Фигура женщины, тянущей руки к ребенку. Мужчина, застывший в дверном проеме. Они были похожи на тени, выжженные на стенах вспышкой сверхъестественного огня.

Элара выругалась сквозь зубы – короткое, злое слово, которое она, должно быть, подхватила у имперских гвардейцев. Отчеты в штабе не передавали и сотой доли этого тихого, методичного ужаса.

Они покинули деревню, не оглядываясь. К вечеру они вышли на тракт, ведущий на юг, и здесь их встретило иное зрелище. Дорога была забита людьми. Это не была армия, не была организованная колонна. Это был хаотичный, медленно ползущий поток отчаяния. Крестьяне с телегами, на которые был навален весь их скудный скарб, зажиточные горожане, пешком тащившие на себе сундуки, солдаты-дезертиры с затравленными глазами. Они все бежали. Бежали от тумана, от тишины, от теней, которые не убивали, а стирали.

Элиас и Элара смешались с толпой, натянув капюшоны поглубже. Они слушали обрывки разговоров, и каждый рассказ был страшнее предыдущего.

«просто исчез. Сидел рядом, у костра, а потом смотрю – место пустое, только кружка его на земле стоит».

«они не идут, они просачиваются. Прямо из-под земли, из стен».

«мой брат пытался ударить одну из них вилами. Вилы прошли насквозь, а потом он закричал. Рука, которой он их держал, начала седеть, как у столетнего старика».

Элиас смотрел на измученные, испуганные лица и чувствовал, как внутри поднимается что-то забытое. Не жалость. Скорее, глухая, тупая ярость. Это была его земля. Это были его люди, пусть даже они принадлежали к королевству, которое давно пало под пятой Империи. И то, что с ними делали, было неправильно на самом фундаментальном, вселенском уровне.

К закату они свернули с тракта, решив заночевать в полуразрушенном фермерском доме на холме, подальше от обезумевшей толпы. Небо на западе было окрашено в ядовито-пурпурный цвет, и длинные тени от голых деревьев казались черными трещинами на застывшей земле.

Они развели небольшой костер прямо на каменном полу главной комнаты, где обвалившаяся крыша образовала дыру. Элара проверяла свой арбалет, ее движения были резкими и экономными. Элиас сидел, прислонившись к стене, и пытался медитировать, но мысли разбегались.

Он почувствовал их приближение за мгновение до того, как они появились.

Сначала – резкое падение температуры. Не обычный вечерний холод, а внезапная, вымораживающая стужа, от которой пар изо рта становился густым, как молоко. Пламя костра затрепетало и сжалось, его свет стал тусклым и болезненным. Затем пришел звук. Вернее, его отсутствие. Все фоновые шумы – шелест ветра, далекие крики ночных птиц, треск огня – вдруг приглушились, словно мир накрыли толстым ватным одеялом.

«Они здесь», – выдохнул Элиас, поднимаясь на ноги.

Элара уже стояла, вскинув заряженный арбалет. Ее взгляд был прикован к широкому дверному проему.

В проеме сгустилась тьма. Это была не просто тень. Это было пятно абсолютной черноты, которое, казалось, втягивало в себя свет. Оно не имело четких очертаний, его края постоянно колыхались и изгибались, как у отражения в темной воде. Из этого пятна выделились две фигуры. Они были гуманоидными, но лишь по общей форме. У них не было лиц, черт, одежды. Они были трехмерными тенями, пустотой, принявшей форму человека.

Элара выстрелила. Арбалетный болт с серебряным наконечником, который мог пробить латы имперского рыцаря, беззвучно вошел в грудь одной из Теней и вылетел со спины, не оставив ни следа, ни звука. Он просто прошел насквозь. Тень даже не дрогнула.

Они двинулись вперед. Их движение было кошмарным – плавным, скользящим, без шагов, словно их тянула за собой невидимая нить.

Элара отбросила арбалет и выхватила меч. «Назад!» – крикнула она Элиасу.

Но он уже стоял рядом. Он вытянул вперед руку, и на его ладони вспыхнул крошечный, яростный огонек синего пламени. «Раш!» – выкрикнул он, и слово, сорвавшееся с его губ, было не человеческой речью, а раскатом грома.

Волна чистого, сжатого воздуха ударила по Теням. Их не отбросило, как отбросило бы человека. Их фигуры исказились, пошли рябью, словно некачественное марево. Они на мгновение утратили форму, превратившись в бесформенные кляксы тьмы, но тут же начали стягиваться обратно.

Одна из Теней скользнула в сторону, к углу комнаты, где на полу валялся труп крысы, давно издохшей в ловушке. Когда Тень проплыла над ней, иссохшее тельце грызуна на глазах превратилось в серую пыль, которая тут же развеялась.

«Они высасывают жизнь саму суть», – прошептал Элиас, и в его голосе впервые прозвучал научный интерес, смешанный с ужасом.

Другая Тень рванулась к ним. Элара сделала выпад, ее клинок, зачарованный имперскими рунами, прошел сквозь теневой торс, вызвав лишь легкое мерцание. В ответ Тень вытянула вперед нечто, похожее на руку. Элара отскочила, и там, где теневые пальцы коснулись каменной стены, остался иней, а сам камень пошел мелкими трещинами, словно из него мгновенно высосали все тепло.

«Они не из этого мира! Их нельзя убить!» – крикнула Элара.

«Все можно убить, – прорычал Элиас. – Просто нужно знать, где у них сердце!».

Он закрыл глаза, игнорируя скользящую к нему тварь. Он перестал видеть, но начал слушать. Слушать не ушами, а своей магией, своей кровью. Он нащупал тонкие, вибрирующие нити, которые связывали эти пустотные тела с чем-то иным. Внутри каждой Тени, как крошечная черная жемчужина, бился осколок ледяной, злобной воли.

Элиас резко вскинул обе руки. «На-ка-РА!».

Это слово было длиннее, сложнее. Оно стоило ему вспышки боли в раненом предплечье и капель пота, выступивших на лбу. От его ладоней разошлась не волна, а сфера слепящего синего света. Она не несла тепла. Она несла порядок. Чистую, первобытную структуру реальности, которая была враждебна хаосу этих созданий.

Когда свет коснулся Теней, они закричали. Это был не звук, который можно услышать ушами. Это был ментальный вопль, полный боли и ненависти, который ударил по черепу изнутри. Их фигуры начали рваться, истончаться, распадаться на клочья тьмы, которые с шипением таяли в воздухе, как снежинки на раскаленной сковороде. Через секунду все было кончено.

В комнате снова стало теплее. Треск костра вновь обрел свой обычный, уютный звук. Элиас тяжело дышал, опираясь на посох. Он был бледен, как полотно.

Элара медленно опустила меч. Она смотрела на него, и в ее глазах смешались шок, страх и что-то еще. Что-то, похожее на крупицу уважения.

«Что что это было?» – спросила она.

«Договор, – выдохнул Элиас, глядя в пустой дверной проем, за которым сгущалась ночь. – Первая плата по договору».

Глава 4: Имперский орел.

После той ночи что-то изменилось. Они больше не были просто охотницей и ее беглым пленником. Бой, короткий и яростный, сплавил их в нечто иное – в двух выживших, увидевших одно и то же лицо бездны. Элара больше не смотрела на Элиаса как на преступника. Теперь в ее взгляде читалась настороженная смесь страха и вынужденного уважения, какое солдат испытывает к диковинному, смертельно опасному оружию, которое ему поручили нести. Элиас, в свою очередь, видел в ней не только предательницу. Он видел солдата, до последнего верного своему долгу, даже когда сам смысл этого долга рассыпался в прах.

Путь к Мертвому перевалу занял еще два дня. Они шли молча, но это молчание было иным, чем прежде. Рабочим. Сосредоточенным. Они двигались быстро, но осторожно, избегая больших дорог и останавливаясь на ночлег в самых глухих, защищенных местах. Элиас чувствовал себя выжатым. Заклинание, развеявшее Теней, было не просто всплеском силы. Оно было глубоким погружением в самые основы магии, и его тело, ослабленное ранами и годами скитаний, заплатило за это высокую цену. Он чувствовал себя старым, хрупким сосудом, в который на мгновение влили расплавленный металл.