- -
- 100%
- +
Имперский лагерь они увидели издалека. Он раскинулся в широкой котловине, окруженной лесистыми холмами, и походил на уродливый шрам, оставленный на теле земли. Никаких сверкающих знамен или развевающихся на ветру стягов. Лишь сотни одинаковых серых палаток, частокол из заостренных бревен и едкий дым тысяч костров, который смешивался с туманом, создавая над лагерем грязный, неподвижный купол. Это было не место триумфа. Это было место страха, загнанного в рамки военной дисциплины.
Чем ближе они подходили, тем отчетливее становилась атмосфера. Часовые на импровизированных вышках стояли напряженно, всматриваясь не столько вовне, сколько в тени внутри самого периметра. Солдаты передвигались группами, избегая оставаться в одиночестве. Их лица были серыми от усталости, а в глазах застыло то же выражение, что Элиас видел у беженцев на тракте. Здесь не было паники, но был тихий, разъедающий ужас.
На входе их остановил патруль. Четверо гвардейцев в потускневших латах с гербом двуглавого орла на груди. Увидев Элару, их командир, суровый сержант с перебитым носом, отдал честь.
«Охотница Элара! Вы вернулись. Мы уж и не ждали».
«Приказ выполнен, сержант, – ровно ответила она, кивнув в сторону Элиаса. – Доставьте командованию, что я привела мага».
Сержант и его люди уставились на Элиаса. В их взглядах читалась смесь любопытства, суеверного страха и плохо скрываемой ненависти. Для них он был воплощением всего того, с чем Империя боролась – неконтролируемая сила, ересь, хаос. Один из солдат инстинктивно положил руку на амулет, висевший на шее.
Элару, казалось, это не смутило. «Проводите нас в штабную палатку. Генерал Валериан ждет».
Штабная палатка была самой большой в лагере. Над входом висел единственный стяг – огромное черное полотнище с вышитым на нем серебряной нитью двуглавым орлом. Хищная птица, смотрящая одновременно на восток и на запад, символ Империи, вцепившейся в континент мертвой хваткой.
Внутри было жарко от нескольких жаровен и пахло кожей, сургучом и дорогим вином. Пространство было заполнено картами, разложенными на столах, полками с фолиантами и свитками, и несколькими офицерами, которые при появлении Элары и Элиаса замерли и почтительно отступили в тень.
В центре, спиной к ним, стоял высокий мужчина и рассматривал огромную карту Северного Царства, испещренную красными и черными пометками. Он был одет не в доспех, а в строгий черный мундир с серебряным шитьем. Когда он обернулся, Элиас понял, что именно так и должен выглядеть имперский орел во плоти.
Генерал Валериан был мужчиной лет пятидесяти, с аристократически тонкими чертами лица, которые, казалось, были высечены из мрамора. Седые виски лишь подчеркивали жесткость его взгляда. Глаза – холодные, серые, как зимнее небо – смотрели на мир с плохо скрываемым презрением ко всему, что не было столь же совершенным и функциональным, как он сам. Через левую бровь его пересекал тонкий белый шрам – след не от грубого бандитского тесака, а от изящного клинка на дуэли. Это был хищник, привыкший повелевать.
«Охотница, – его голос был таким же холодным и отточенным, как и его внешность. – Вы потратили на два дня больше, чем было приказано. Я уже собирался послать за вами похоронную команду».
«Возникли непредвиденные обстоятельства, генерал, – Элара вытянулась в струнку, но в ее голосе не было и тени подобострастия. – Но приказ выполнен. Вот маг Элиас».
Валериан перевел свой взгляд на Элиаса. Он не просто смотрел, он препарировал. Оценивал. Его взгляд скользнул по изношенному плащу, посоху, отметил рану на руке и остановился на глазах. Взгляд генерала был взглядом покупателя на невольничьем рынке, оценивающего клыки и мускулы боевого пса.
«Так вот он какой, – произнес Валериан, медленно обходя Элиаса кругом. – Последний из служителей бури. Выглядишь не так внушительно, как в донесениях шпионов. Скорее как загнанный волк, которому перебили лапу».
Элиас молчал, отвечая на ледяное презрение генерала таким же холодным безразличием.
«Мои разведчики донесли, что ты согласился на сотрудничество только при соблюдении неких условий, – Валериан остановился прямо перед ним, их взгляды встретились. – В частности, потребовал сделать крюк к какому-то забытому капищу. Охотница Элара превысила свои полномочия, согласившись на это. Я прав?».
«Охотница Элара – разумный солдат, генерал, – спокойно ответил Элиас, и его голос, тихий и хриплый, прозвучал в напряженной тишине палатки как скрежет камня по металлу. – Она понимает, что даже самый лучший топор бесполезен, если он тупой. Мне нужно было его заточить».
Уголок губ Валериана дернулся. «Топор. Любопытная аналогия. Именно так я тебя и рассматриваю. Как инструмент. Полезный, опасный, но всего лишь инструмент. И инструменты не ставят условия своему хозяину».
«Я вам не инструмент, генерал. И уж точно не ваш, – Элиас сделал шаг вперед, сокращая дистанцию. – Я – ваш единственный шанс не превратиться в серую пыль вместе со всей вашей хваленой армией. И обращаться со мной стоит соответственно. Потому что этот "топор" имеет свойство вылетать из рук, если ему не нравятся руки, которые его держат».
На мгновение в палатке воцарилась абсолютная тишина. Офицеры замерли, боясь дышать. Элара напряглась, готовая в любой момент встать между ними. Взгляд Валериана стал смертельно опасным. Он не привык, чтобы с ним разговаривали в таком тоне.
Но затем он усмехнулся. Сухо, без капли веселья.
«Дерзость. Это хорошо. Дерзость – признак силы. Но не путай дерзость с глупостью, маг, – он отошел к столу и плеснул себе в кубок вина из графина. – Твои способности нам нужны. Пока нужны. Но не забывай ни на секунду о своем положении. Ты здесь не гость и не союзник. Ты – оружие, извлеченное из арсенала врага по крайнй нужде. И как только нужда отпадет, тебя вернут обратно в темноту. Или сломают, если ты станешь слишком опасен».
Он осушил кубок одним глотком.
«Элара введет тебя в курс дела. Ты присоединишься к разведывательному отряду, который отправится в Угольные Шпили. Это приказ. А твой первый совет, как союзника, мы выслушаем на военном совете через час. Можешь идти».
Он отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена.
Элиас молча развернулся и вышел из палатки, Элара последовала за ним. Свежий морозный воздух после душной атмосферы штаба показался благословением.
Глава 5: Забытый алтарь.
Их путь к Мертвому перевалу был дорогой, вымощенной молчаливым недоверием. Генерал Валериан, скрепя сердце, сдержал свою часть сделки. Он выделил им эскорт: десяток ветеранов из своего личного резерва под командованием лейтенанта Гая – человека с лицом, будто выдубленным солеными ветрами, и глазами, в которых не было ничего, кроме усталости и долга. Они не были охраной. Они были надсмотрщиками. Каждый из них смотрел на Элиаса как на взведенный капкан, который мог сработать в любую секунду.
Элара держалась между ним и солдатами, словно натянутая струна. Она отдавала приказы, определяла маршрут, но ее напряжение передавалось всем. Она была гарантом хрупкого договора, и этот груз, казалось, давил на нее сильнее, чем походный рюкзак. Элиас же замкнулся в себе. Он шел, погруженный в свои мысли, ощущая на спине десяток враждебных взглядов и осознавая, что малейшая ошибка, малейший неверный жест будет воспринят как предательство.
Местность вокруг менялась, становясь все более враждебной. Леса поредели, уступив место кривым, корявым деревьям, чьи голые ветви царапали низкое серое небо. Трава под ногами стала бурой и ломкой, а воздух наполнился тишиной – не той мирной тишиной дикой природы, а тяжелой, гнетущей тишиной кладбища. Здесь не пели птицы, не шуршали в кустах мелкие зверьки. Сама жизнь, казалось, затаила дыхание, боясь привлечь к себе внимание чего-то голодного и невидимого.
К концу второго дня они вошли в ущелье, ведущее к Мертвому перевалу. Именно здесь, согласно старым картам, находился храм Вортана. Но храма не было. Вместо него из-под вековых заносов снега и осыпей торчали гигантские, почерневшие от времени мегалиты, сложенные в незапамятные времена. Это было не изящное творение рук человеческих, а нечто более древнее, первобытное. Место силы, грубое и необузданное, как и сам бог, которому оно было посвящено.
Когда они вошли в круг из камней, солдаты остановились как вкопанные. Воздух здесь был другим. Он был тяжелым, наэлектризованным, как перед грозой. Он давил на виски и вызывал смутную, беспричинную тревогу. Лейтенант Гай и его люди инстинктивно сжимали рукояти мечей, их взгляды нервно метались по руинам. Они чувствовали силу, но не понимали ее, а потому боялись.
Элиас, напротив, впервые за долгое время почувствовал нечто похожее на облегчение. Он словно вернулся домой. Сила Вортана здесь почти иссякла, превратившись в едва уловимое эхо, но она была. Он чувствовал ее в холодном прикосновении камня, в завывании ветра, проносящегося между мегалитами. Это было слабое, но живое биение в сердце мертвого мира.
Он двинулся к центру круга, где на плоской плите, служившей некогда алтарем, скопился нетронутый снег.
«Оставайтесь здесь, – бросил он через плечо. – И не подходите к алтарю, что бы ни случилось».
Лейтенант Гай хотел было возразить, но Элара остановила его жестом. «Выполняйте, – коротко приказала она. – Это часть уговора».
Элиас подошел к алтарю и стряхнул с него снег. Камень под ним был покрыт сетью рун, почти стершихся от времени. Он положил на них ладонь, закрыл глаза и приготовился слушать.
И в этот момент из-за одного из мегалитов шагнула Тень.
Она не была похожа на тех двух, с которыми они столкнулись на ферме. Эта была больше, плотнее, ее очертания были более четкими и зловещими. Она не просто поглощала свет – она, казалось, источала мрак. В ее движениях чувствовалась не бессмысленная тяга, а осознанная, хищная воля. Это был не бездумный дрон. Это был охотник. Страж.
Солдаты отреагировали мгновенно. Десяток стрел сорвались с тетив и беззвучно утонули в темной фигуре. Лейтенант Гай с боевым кличем бросился вперед, его меч, сверкнув в тусклом свете, пронзил тварь насквозь. Но не было ни сопротивления, ни звука. Клинок вышел с другой стороны, не причинив никакого вреда.
Тень шевельнулась. Она отбросила лейтенанта в сторону одним движением своей бесформенной руки. Он отлетел, как тряпичная кукла, и с глухим стуком ударился о камень. Тварь развернулась к остальным солдатам, и они закричали. Не от боли, а от ужаса. Их доспехи, их кожа, их плоть на глазах начали седеть и рассыпаться в пыль под невидимым воздействием ауры монстра. Страх, хлынувший из них, казалось, делал Тень еще сильнее, еще плотнее.
Элара ринулась в бой, ее зачарованный клинок оставлял на теле Тени мерцающие, но неглубокие разрывы. Она двигалась быстро, нанося точные удары, но было ясно – она лишь оттягивает неизбежное. Она была воином, сражающимся с самой концепцией смерти.
Элиас смотрел на это, и ледяное спокойствие окутало его. Он понял. Эта тварь была привлечена силой храма. Она пришла сюда, чтобы осквернить это место, погасить последний уголек божественного присутствия. И его обычной магии, магии Порядка, не хватит. Силы храма были слишком слабы, чтобы питать мощное заклинание, а его собственная энергия была истощена.
Нужно было больше. Прямо сейчас.
Он принял решение. Решение, которое не принимал с тех пор, как пал его орден.
Элиас ударил навершием посоха по центру алтаря. «Ворт-ан-аш! Эт-нар-га!» – выкрикнул он, и слова на древнем языке прозвучали как треск раскалывающегося ледника.
Он перестал быть просто магом, направляющим потоки. Он стал воронкой. Он раскинул свою волю, как сеть, и начал тянуть в себя силу. Не чистую, первозданную магию, а саму жизнь. Он потянул за угасающие искорки сознания павших солдат, впитал в себя скудную энергию мха, цеплявшегося за камни, и лишайника, покрывавшего стволы деревьев. И он зачерпнул из своего собственного источника – глубоко, безжалостно, чувствуя, как ледяные пальцы смерти касаются его сердца.
Это была запретная магия. Та, за которую Империя сжигала на кострах. Магия, которая стирала грань между героем и чудовищем.
Солдаты и Элара замерли, наблюдая за ним с ужасом. Воздух вокруг Элиаса потемнел. По его телу пробежали черные и фиолетовые молнии. Его глаза вспыхнули не синим, а угольно-черным светом, в глубине которого горели два крошечных, яростных огонька. Он выпрямился, и теперь он не казался изможденным беглецом. Он казался воплощением бури и ярости.
Тень, почувствовав новую, родственную ей, но враждебную силу, развернулась к нему, оставив Элару.
«Твое место не здесь, – прорычал Элиас, и его голос был множеством голосов, эхом, отражающимся от камней. – Возвращайся в свою пустоту!».
Он выбросил вперед руку. С его пальцев сорвалось не сияние, а копье из сгустившейся тьмы, окруженное ореолом фиолетового пламени. Это была извращенная, вывернутая наизнанку версия силы самой Тени. Удар жизни, превращенной в оружие смерти.
Копье врезалось в центр твари.
Раздался крик. Он прозвучал не в ушах, а прямо в черепе – чудовищный, ментальный вопль невыносимой агонии. Фигура Тени начала корчиться, рваться изнутри. Она не таяла, как предыдущие. Ее разрывало на части, высвобождая украденную жизнь в виде слепящей вспышки серого света. На мгновение ущелье озарилось призрачным сиянием, а затем все стихло.
Элиас пошатнулся и упал на одно колено, оперевшись на посох. Сила схлынула, оставив после себя звенящую пустоту и тошнотворную слабость. Он тяжело дышал, и каждый вдох отдавался болью.
Выжившие солдаты – их осталось всего трое – смотрели на него с первобытным ужасом. Ненависть в их глазах сменилась страхом. Теперь они боялись его не как еретика. Они боялись его как монстра, который оказался страшнее того, с которым они сражались.
Элара медленно опустила меч. Она была бледна. Она смотрела на Элиаса, и в ее взгляде он увидел понимание. Она наконец увидела, в какую бездну ему пришлось заглянуть, чтобы выжить все эти годы. Она увидела ту цену, которую он заплатил.
Глава 6: Голос Вортана.
Тишина, наступившая после ментального вопля Тени, была оглушающей. Она впитала в себя все звуки: стоны раненого лейтенанта, испуганное дыхание выживших солдат, даже шелест ветра. В ущелье воцарился вакуум, наполненный запахом озона, горечи и страха. Серая пыль, оставшаяся от поверженных имперцев, медленно оседала на камни, покрывая их саваном небытия.
Элиас стоял на коленях у алтаря, тяжело опираясь на посох. Мир качался перед глазами, а в ушах стоял гул, словно от тысяч разгневанных пчел. Запретная магия имела свою цену. Она не просто истощала – она выжигала изнутри, оставляя после себя холодную, звенящую пустоту. Он чувствовал, как украденные им искры жизни, вплавленные в смертоносное копье, угасли, и теперь его собственная душа ощущалась рваной и неполной.
Он поднял голову. Трое оставшихся в живых солдат сжались в кучку у входа в ущелье, глядя на него с откровенным ужасом. Он был для них больше не союзником, не инструментом, даже не врагом. Он был монстром, который для победы над одним чудовищем выпустил на волю другое, еще более страшное, обитавшее внутри него самого.
Элара стояла одна, между ним и солдатами. Она опустила меч, но не убрала его в ножны. Ее лицо было бледным, как снег на вершинах, а взгляд – тяжелым и полным смятения. Она видела все. Не только вспышку черной магии, но и ту агонию, что отразилась на его лице в момент ее применения. Она видела цену.
«Что это было, Элиас?» – тихо спросила она, и ее голос был единственным, что осмелилось нарушить мертвую тишину.
«Необходимость», – хрипло ответил он, с трудом поднимаясь на ноги. Он чувствовал себя столетним стариком.
Ему хотелось упасть, свернуться на холодном камне и позволить пустоте забрать себя. Но он пришел сюда не за этим. Битва была лишь прелюдией. Главное было впереди. Он отвернулся от испуганных лиц, от мертвых тел, от немого вопроса в глазах Элары и снова повернулся к алтарю.
«Что ты делаешь? – крикнул один из солдат. – Оставь эти проклятые камни! Это место осквернено!».
«Оно было осквернено задолго до нашего прихода, – пробормотал Элиас себе под нос. – Я здесь, чтобы очистить его».
Он снова положил ладонь на руны. Они были холодными, но теперь в их глубине он чувствовал слабое, едва заметное биение. Сила, пробужденная его магией, еще не угасла. Это был его единственный шанс.
Ритуал призыва Вортана требовал жертвы. Не крови или золота – забытые боги были выше таких примитивных подношений. Он требовал чего-то личного. Частицу души. Воспоминание. Яркое, сильное, полное жизни. Чем больше хотел получить заклинатель, тем дороже была цена. Элиас знал, что ему нужно самое ясное из видений, самая точная из подсказок. А значит, и жертва должна быть величайшей.
Он закрыл глаза, погружаясь в лабиринты собственной памяти. Он прошел мимо образов детства, мимо лица своего учителя, мимо сотен книг и тысяч заклинаний. Он искал самое теплое, самое светлое, что у него осталось. То, что он прятал в самом дальнем уголке своего сердца все эти годы изгнания.
Он нашел его.
Летний день на берегу озера Арис. Солнце, пробивающееся сквозь листву ив, рисует на воде золотые узоры. Элара, еще не охотница, не предательница, а просто девушка с волосами цвета меди и смеющимися глазами, брызгает на него водой. Ей семнадцать, ему девятнадцать. Они еще не знают ни об Империи, ни о Моровых Тенях, ни о пропасти, которая разверзнется между ними. Они просто счастливы. Он помнил тепло ее руки в своей, помнил ее смех, помнил ощущение абсолютной правильности бытия в тот момент. Это было самое чистое, самое незамутненное счастье в его жизни.
И он отдал его.
С безжалостной решимостью он вырвал это воспоминание из себя и бросил его на холодный алтарь, как пригоршню монет. Он почувствовал, как внутри что-то обрывается, как часть его души выцветает и превращается в безжизненный серый снимок. Лицо Элары в его памяти потускнело, смех затих. Остался лишь факт. Образ без тепла.
Алтарь ответил.
Камень под его ладонью потеплел, а затем стал ледяным. Мир вокруг исчез. Элиас перестал чувствовать боль в ребрах и холодный ветер на коже. Он парил в пустоте, в центре бесконечной, беззвучной бури. Вокруг него кружились не снег и не пепел, а тени идей, обрывки мыслей, эхо забытых событий.
А затем он услышал Голос.
Он не звучал в ушах. Он рождался прямо в центре его сознания, как будто сама вселенная решила заговорить с ним. Голос Вортана был подобен скрежету сдвигающихся тектонических плит и реву урагана, рожденного в сердце ледяной звезды.
Перед его мысленным взором начали вспыхивать образы, хаотичные и пугающие.
Он увидел мир, полностью скованный льдом, от полюса до полюса. Над замерзшими городами висело черное, не дающее тепла солнце.
Он увидел гигантский вулкан, извергающийся потоками клубящейся, живой тьмы, которая поглощала свет и цвет, превращая землю в монохромную пустыню.
Он почувствовал присутствие. Древний, холодный, бесконечно чуждый разум, наблюдающий за агонией миров с безразличием геолога, изучающего кристаллы. Разум, для которого целые цивилизации были лишь плесенью на камнях.
Образы сменялись, сливались, текли один в другой. Он тонул в этом хаосе, его собственное сознание грозило раствориться. Он вцепился в остатки своей воли, пытаясь найти смысл, зацепку.
И тогда из бури образов выкристаллизовались слова. Они не были произнесены. Они были выжжены прямо на его душе.
СЕРДЦЕ ВЕЧНОЙ ЗИМЫ БЬЕТСЯ В КОЛЫБЕЛИ ПЕРВОГО ПЛАМЕНИ.
Видение оборвалось так же резко, как и началось.
Элиас рухнул на колени, тяжело дыша, его тело билось в конвульсиях. Он задыхался, словно только что вынырнул из-под воды, пробыв там целую вечность. Пустота, оставленная заклинанием, теперь усугубилась пустотой от украденного воспоминания. Он чувствовал себя выпотрошенным.
Элара подбежала к нему, но остановилась в шаге, не решаясь прикоснуться.
«Элиас! Что с тобой?».
Он поднял на нее глаза. Взгляд был мутным, расфокусированным. Он смотрел на ее лицо, на знакомые черты, и впервые за много лет не чувствовал ничего. Ни ненависти, ни тоски, ни боли. Лишь холодное узнавание.
«Сердце – прохрипел он, с трудом ворочая языком. – Сердце вечной зимы бьется в колыбели первого пламени».
Он повторил это несколько раз, как заведенный, пытаясь удержать ускользающие слова, ухватить их смысл.
Лейтенант Гай и двое уцелевших солдат подошли ближе, с опаской глядя то на него, то на алтарь.
«Что он несет? – пробормотал один из них. – Он сошел с ума».
Но Элара слушала. Она опустилась на колени рядом с Элиасом, пытаясь заглянуть ему в глаза.
«Что это значит, Элиас? Колыбель первого пламени? Что это?».
Он медленно сфокусировал на ней взгляд.
«Я я не знаю, – честно признался он, и эта слабость стоила ему огромных усилий. – Это все, что он сказал».
Он умолк. Больше не было ни сил, ни слов. Он выполнил свою часть договора, заточил свой топор. Но цена оказалась невыносимой. Он получил ключ к спасению мира, но потерял единственное, что еще делало его человеком.
Глава 7: Совет в сумерках.
Обратный путь был пропитан ядом молчания. Трое выживших солдат держались на расстоянии, постоянно бросая на Элиаса косые, испуганные взгляды. Они шли за ним, как за укрощенным, но все еще смертельно опасным зверем, готовым в любой момент сорваться с поводка. Их страх был почти осязаем, он просачивался в воздух плотным, удушливым маревом. Лейтенант Гай, чья рука была наспех перевязана, шел с каменным лицом, но в его глазах застыл ужас пережитого. Он видел не просто бой, он видел, как законы мироздания, преподаваемые в имперских академиях, были разорваны в клочья.
Элиас не обращал на них внимания. Он шел, погруженный в ледяную пустоту, оставшуюся после ритуала. Потерянное воспоминание оставило в его душе идеально ровную, гладкую дыру. Он помнил факт: был день на озере, была девушка по имени Элара. Но тепло, смех, чувство безграничного счастья – все это было стерто. Теперь, глядя на идущую рядом женщину, он видел лишь ее нынешнее воплощение: солдата, охотницу, вынужденную союзницу. Прошлое, которое связывало и одновременно разделяло их, перестало для него существовать. И от этого становилось только холоднее.
Элара чувствовала эту перемену. Она шла рядом, и ее беспокойство было почти материнским. Она видела, как он смотрит на нее – без ненависти, без горечи, но и без тепла. Пустым, отстраненным взглядом незнакомца. Она видела, какую цену он заплатил на алтаре Вортана, и понимала, что эта цена была не только его.
Когда их потрепанный отряд вернулся в имперский лагерь, их встретило настороженное молчание. Потеря семи человек из десяти была не просто неудачей, это была катастрофа, свидетельство того, что враг был еще страшнее, чем они думали. Их немедленно препроводили в штабную палатку генерала Валериана.
Внутри было так же жарко и душно. Валериан стоял у карты, но на этот раз он не изучал ее. Он ждал. Его лицо было непроницаемой маской, но когда он увидел остатки отряда, в его холодных глазах на мгновение мелькнула ярость.
«Лейтенант, – голос генерала был тих, но резал, как скальпель. – Доложить».
Гай вытянулся, стараясь не морщиться от боли в руке. Его доклад был коротким, рубленым, как удары топора. «Нападение у Мертвого перевала. Неизвестное количество противников. Потеряли семерых. Объект атаки – руины. Маг Элиас нейтрализовал угрозу». Он запнулся на последней фразе, не зная, как описать то, что он видел, не нарушая устава и не рискуя прослыть сумасшедшим.
«Нейтрализовал? – переспросил Валериан, впиваясь взглядом в лейтенанта. – Я хочу подробностей. Какое оружие он использовал? Какую тактику?».
Гай молчал, отведя взгляд. «Генерал, я я не могу описать это. Это была магия. Но не та, которую мы знаем».
Валериан перевел свой ледяной взгляд на Элиаса. «Семь жизней моих лучших гвардейцев, лейтенант. И все, что вы можете мне доложить, это "неизвестное количество" и "неописуемая магия"? Я спрошу тебя, маг. Твоя прогулка к этому языческому капищу стоила мне почти целого отделения. Надеюсь, ты принес мне нечто большее, чем пустые руки и туманные оправдания».
Элиас шагнул вперед. Он был бледен, и темные круги под глазами делали его похожим на призрака. Но во взгляде не было ни страха, ни подобострастия. Лишь всепоглощающая усталость.
«Я принес вам то, за чем ходил, генерал, – его голос был ровным и безжизненным. – Я принес вам слова моего бога».
Он произнес фразу. Медленно, чеканя каждое слово, словно выкладывая на стол тяжелые камни.
«Сердце вечной зимы бьется в колыбели первого пламени».
В палатке повисла тишина. Валериан смотрел на него, и на лице генерала отразилась вся гамма чувств от разочарования до откровенного гнева.