- -
- 100%
- +
Алайна села на край дивана, не в силах вымолвить ни слова.
– Это вы… написали на вывеске? – наконец спросила она.
Ронан усмехнулся.
– Нет. Эта вывеска здесь уже больше ста лет. Но она видна лишь тем, кто ищет. И, судя по всему, вы искали очень усердно. Рассказывайте, Алайна. Кто вас послал?
– Моя мать, – ответила она, и голос ее дрогнул. – В своем дневнике.
Она рассказала ему все. О ветре, который шептал ей с детства. О странном, пугающем событии на мосту Полпенни. О человеке в темном пальто, который преследовал ее в библиотеке. И о дневнике, который перевернул всю ее жизнь.
Ронан слушал молча, не перебивая, его лицо оставалось непроницаемым. Лишь когда она закончила, он протянул ей дымящуюся кружку с ароматным чаем.
– То, что вы видели, – не призрак, – сказал он наконец, глядя в свою кружку. – Это Таранис.
– Кто?
– Таранис. Последний король народа Na Faoi-Ghaoithe. Те, кого люди называют сидами. Он не мертв. Но и не жив в нашем понимании. Он ждет. Ждал сотни лет. И, похоже, дождался.
– Ждал меня? Но почему? Что я могу сделать?
– Вы – мост, Алайна, – Ронан поднял на нее взгляд. – Ваша мать была права. Вы последняя нить, связывающая два мира. И только вы можете пробудить их от долгого сна. Или обречь на окончательное забвение.
Он сделал глоток чая и продолжил:
– Таранис не преследует вас. Он пытается достучаться. Пробудить вашу память. Потому что времени почти не осталось. И потому что за вами идут не только те, кто ждет, но и те, кто ненавидит.
От его слов по спине Алайны снова пробежал холод.
– Кто… кто ненавидит?
– Безмолвные, – тихо произнес Ронан, и само это слово, казалось, заставило тени в углах комнаты сгуститься. – Другая часть его народа. Те, кто при уходе в сиды выбрал не ожидание, а забвение. Они ненавидят звук, ненавидят ветер, ненавидят память. И они сделают все, чтобы последняя песнь никогда не была спета.
Он посмотрел на нее с такой серьезностью, что у Алайны перехватило дыхание.
– Добро пожаловать в реальный мир, Алайна, – сказал он без тени улыбки. – Боюсь, он совсем не такой, каким вы его себе представляли.
Глава 5. Народ Ветра.
Чай в кружке давно остыл, но Алайна этого не замечала. Она сидела, оцепенев, пытаясь уложить в сознании слова Ронана. Таранис. Безмолвные. Последняя нить. Это было похоже на пролог к эпической саге, в которую ее вписали без ее ведома.
– Но… почему? – прошептала она, и вопрос этот относился ко всему сразу: к молчанию ее бабушки, к жертве матери, к этому странному, расколотому миру. – Почему все это произошло? Почему они ушли?
Ронан поставил свою кружку на стол и посмотрел на нее с глубокой печалью.
– Потому что мир изменился, Алайна. Или, вернее, его изменили люди.
Он поднялся и подошел к стеллажу, с которого снял тонкую книгу в обложке из необработанной кожи. Он положил ее на стол перед Алайной. На обложке не было названия, лишь вытисненный серебром символ – тройная спираль, заключенная в круг.
– Это не продается, – мягко сказал он. – Это летопись моего рода. Не такая древняя, как те, что хранятся в холмах, но в ней есть ответы на некоторые твои вопросы.
Он раскрыл книгу на пожелтевшей странице, исписанной аккуратным, но выцветшим почерком.
– Мои предки были бардами при дворе королей Народа Ветра. Мы не из их крови, мы – люди. Но мы были теми, кто хранил их истории и песни. И мы помним.
Он заговорил, и его голос, ровный и низкий, уносил Алайну из пыльной дублинской лавки в седую древность.
– Народ, который вы зовете сидами, – начал он, – сами себя так никогда не называли. Это слово означает «холмы», их новое жилище. Их истинное имя – Na Faoi-Ghaoithe, что можно примерно перевести как «Те, кто под ветром» или «Ведомые ветром». Они были первыми детьми этой земли. Они не строили каменных крепостей и не ковали железных мечей. Их сила была в ином. Они умели слушать.
Ронан сделал паузу, давая словам впитаться.
– Они слышали песнь мира. Пульсацию земли под ногами, дыхание океана, и главное – голос ветра. Для них ветер не был просто стихией. Он был живым, разумным, он был памятью мира, его душой. Их города, если их можно так назвать, были построены не из камня, а из звука и света, вплетаясь в ландшафт так, чтобы ветер, проходя сквозь них, пел. И эта песнь давала им силу, исцеляла, открывала тайны мироздания. Они были не хозяевами природы, а ее частью. Ее голосом.
Алайна слушала, затаив дыхание. В словах Ронана была не просто информация. В них была тоска по утраченному миру, такая сильная, что ее можно было почти потрогать.
– А потом пришли люди, – продолжил он, и в его голосе появилась горечь. – Сначала кельты, потом христиане. Они принесли с собой железо, которое ранило землю и заглушало ее песнь. Они принесли своих богов, которые требовали тишины и молитвы в каменных стенах. Они называли магию Народа Ветра колдовством, их музыку – дьявольским наваждением. Они начали вырубать священные рощи, осушать болота, строить свои шумные, бездушные города. Мир становился громче и грубее, и голос ветра становился все тише.
Он перевернул страницу. На ней была искусная зарисовка: высокий, гордый народ с тонкими чертами лиц и печальными глазами, стоящий на берегу океана и смотрящий на корабли с крестами на парусах.
– Народ Ветра начал угасать. Их дети рождались все реже, их магия слабела. Они оказались перед выбором: сражаться за мир, который их больше не слышал, и погибнуть, или уйти. Король Таранис, мудрейший из них, выбрал третье. Он предложил своему народу уйти не с этой земли, а под нее. Уйти в сиды – в мир-отражение, в карман реальности, существующий параллельно с миром людей. Стать невидимыми. Сохранить свою суть, свою память и ждать, пока мир людей не исчерпает себя, не оглохнет от собственного шума и не начнет снова искать тишины. Искать их песню.
– Но не все согласились, – прошептала Алайна, вспомнив слова Ронана.
– Нет, – подтвердил он. – Всегда есть те, кто выбирает ненависть. Часть народа, ведомая лордом по имени Морвар, сочла уход Тараниса трусостью. Они считали, что нужно было заставить людей слушать, даже если для этого пришлось бы обрушить на них всю ярость стихий. Но проиграв в последнем совете, они тоже ушли. Но они выбрали не ожидание. Они выбрали тишину. Они назвали себя Безмолвными. Они провели ритуал, который отсек их от голоса ветра, от музыки мира. Они погрузились в пустоту, в вечную тишину, и эта тишина стала их богом и их силой. Они ненавидят все, что звучит: смех, музыку, шелест листьев. И особенно они ненавидят голос ветра, который для них – напоминание о том, что они предали.
Ронан закрыл книгу. Тиканье часов в наступившей тишине казалось оглушительным.
– И что теперь? – голос Алайны дрожал. – При чем здесь я?
– Твоя прародительница, одна из дочерей королевского рода, отказалась уходить. Она влюбилась в смертного барда, моего предка, и решила остаться. Ее кровь, ослабленная, разбавленная, текла в ее потомках из поколения в поколение. С каждым веком она становилась все тише. Твоя мать, Айлин, была первой за долгое время, в ком она зазвучала с новой силой. Слишком большой силой для мира людей. А ты… в тебе она не просто звучит. В тебе она кричит. Ты – кульминация этого долгого ожидания. Ты – последняя искра, от которой может разгореться пламя.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
– Таранис ждал не просто потомка. Он ждал того, кто родится и вырастет в мире людей, но сохранит в себе чистоту крови сидов. Того, кто будет понимать оба мира и сможет стать мостом между ними. Он ждал тебя, Алайна. Потому что его народ умирает. Их мир-отражение, лишенный связи с реальным миром, истончается. Он превращается в сон, а потом и в ничто. Твоя память, твоя сила – единственное, что может обновить связь, вернуть им реальность.
– А Безмолвные?
– А Безмолвные хотят, чтобы последняя песнь никогда не была спета, – закончил Ронан. – Они хотят вечной тишины. И если для этого нужно уничтожить последнюю носительницу голоса, они это сделают. Они уже пытались. Именно от них твоя мать увела погоню, пожертвовав собой.
Алайна закрыла лицо руками. Это было слишком. Слишком много информации, слишком много боли, слишком много ответственности. Она была просто редактором, девушкой, любившей книги и тихие вечера. А теперь на ее плечи взвалили судьбу целого народа.
– Я не смогу, – прошептала она. – Я не знаю, как. Я не воин, не королева. Я даже не знаю этого языка….
– Тебе и не нужно быть воином, – мягко возразил Ронаan. – Твое оружие – не меч. Твое оружие – слова. Истории. Память. Ты должна заставить этот мир вспомнить. А язык… он в твоей крови. Тебе нужно только разрешить себе его услышать.
Он снова налил ей чаю. Аромат трав успокаивал, прояснял мысли.
– Я помогу тебе, Алайна, – сказал Ронан. – Мой род дал клятву служить твоему. Я буду твоим проводником и защитником. Но первый шаг ты должна сделать сама. Ты должна принять, кто ты есть. Не дочь Айлин, редактора из Дублина. А Алайна, дочь Народа Ветра.
Глава 6. Спуск в подземелье.
– Мы не можем больше ждать, – голос Ронана вырвал Алайну из оцепенения. Он закрыл старую летопись и решительно посмотрел на нее. – Таранис показался тебе дважды. Это не просто зов, это крик о помощи. А если его чувствуешь ты, значит, его чувствуют и Безмолвные. Они уже ищут тебя. Оставаться здесь, в центре города, небезопасно.
– Куда же нам идти? – прошептала Алайна. Образ безликого существа, поглощающего звук, который в общих чертах описал Ронан, вызывал у нее первобытный ужас.
– Туда, где ты будешь в безопасности. Туда, где их сила слабеет, а твоя – растет. Мы отправимся в Аэридор.
– В… подземный город? – в груди Алайны все сжалось от страха и странного, болезненного предвкушения. – Но как? Он ведь… не здесь. Не в нашем мире.
– И да, и нет, – Ронан подошел к стене, на которой висела огромная, пожелтевшая карта старого Дублина. – Сиды, полые холмы, существуют в пространстве между. Они – отражения. Но у каждого отражения есть то, что в него смотрится. У каждого такого места есть Врата. Точка соприкосновения, где граница между мирами истончается. И одни из таких врат находятся прямо под нами.
Он провел пальцем по карте, остановившись на хитросплетении улиц в районе Темпл-Бар, где и находилась его лавка.
– Этот район не зря всегда был центром жизни, музыки и историй. Люди инстинктивно тянутся к местам силы, даже не понимая их природы. Мои предки построили эту лавку именно здесь, над одним из старых входов.
Он отодвинул тяжелый ковер, обнажив в полу массивный деревянный люк с кованым железным кольцом.
– Ночью мы спустимся, – твердо сказал он. – А до тех пор – ни шагу из лавки. Я запру дверь. Здесь мы пока в безопасности. Магия старых книг и историй создает своего рода «шум», который мешает Безмолвным нас услышать.
Остаток дня прошел как в тумане. Ронан закрыл лавку, повесив на дверь табличку «Закрыто по техническим причинам». Он собрал в старый кожаный рюкзак несколько вещей: флягу с водой, сверток с лепешками, два масляных фонаря и моток прочной веревки. Глядя на эти приготовления, Алайна чувствовала себя героиней приключенческого романа, вот только страх был совсем не книжным.
Она пыталась помочь, но руки ее не слушались. Мысли путались. Она то и дело возвращалась к дневнику матери, к ее последним словам, к жертве, принесенной ради нее. И эта мысль придавала ей сил. Если ее мать смогла посмотреть в лицо этому ужасу, то и она должна.
Когда за окнами окончательно стемнело и шум города стих, сменившись редкими гудками машин и завыванием ветра, Ронан кивнул.
– Пора.
Он с усилием потянул за кольцо, и люк со скрипом поддался, открывая черную, пахнущую сыростью и холодом пустоту. Вниз уходила каменная винтовая лестница, такая узкая и стертая, что казалось, ей пользовались веками.
– Я пойду первым, – Ронан зажег один из фонарей, и его пламя выхватило из темноты влажные, поросшие мхом стены. – Держись за перила и смотри под ноги. И что бы ни случилось, не отставай и не оборачивайся.
Алайна глубоко вздохнула и шагнула в темноту.
Спуск был долгим и головокружительным. Воздух становился все холоднее и плотнее, запах сырости смешивался с запахом мокрой земли. Звуки города полностью исчезли, сменившись гулкой тишиной, в которой слышны были только их шаги и дыхание. Свет фонаря Ронана выхватывал из мрака короткие участки лестницы, создавая ощущение, будто они спускаются в бесконечную бездну.
Наконец, лестница закончилась, и они оказались в узком, сводчатом туннеле, выложенном грубым, отесанным камнем.
– Старая дренажная система, – пояснил Ронан, освещая стены. – Римляне здесь не бывали, но викинги кое-что построили. А до них… до них здесь были другие ходы. Мы идем по следам истории, Алайна. Каждый слой – это эпоха.
Они шли молча. Туннель то сужался, заставляя их идти боком, то расширялся, переходя в небольшие залы, откуда в разные стороны расходились другие ходы, темные и манящие. Ронан ни разу не заколебался, уверенно выбирая путь, словно шел по знакомой с детства дороге.
В какой-то момент Алайна начала замечать странности. На стенах, под слоями грязи и времени, стали проступать узоры. Не граффити, не современные надписи. Это были те самые спирали и узлы, что она видела в Келлской книге и в дневнике матери. Здесь они были более грубыми, вырезанными прямо в камне, но от них исходила едва уловимая энергия. Проведя рукой по одному из таких узоров, Алайна почувствовала легкую вибрацию, словно камень был живым.
– Он помнит, – прошептала она, сама не ожидая от себя этих слов.
Ронан обернулся, и в свете фонаря его глаза блеснули.
– Ты начинаешь чувствовать, – одобрительно кивнул он. – Это хорошо. Это значит, мы на верном пути.
Они шли еще около часа. Воздух изменился. Запах сырой земли ушел, сменившись ароматом, который Алайна не могла определить. Это был запах озонового воздуха после грозы, влажного мха и чего-то сладкого, цветочного, совершенно неуместного под землей.
И еще она услышала звук. Не музыку, а тихий, едва различимый гул. Он шел не снаружи, он рождался где-то внутри ее головы, резонируя с вибрацией камней под ногами.
– Мы почти у цели, – сказал Ронан, останавливаясь перед глухой стеной, перекрывшей туннель. Стена выглядела монолитной, сложенной из огромных, идеально подогнанных друг к другу валунов.
– Это… тупик? – разочарованно спросила Алайна.
– Это Врата, – ответил Ронан. Он поставил фонарь на пол и подошел к стене. В ее центре был вырезан уже знакомый Алайне символ – тройная спираль.
Ронан приложил ладонь к символу. Ничего не произошло.
– Врата открываются не силой, – сказал он, поворачиваясь к ней. – Они открываются песней. Или кровью. Кровью Народа Ветра.
Он посмотрел на ее руку. Алайна поняла. Страх боролся в ней с решимостью. Она подошла к стене и, помедлив мгновение, приложила свою ладонь к холодному камню, прямо на символ спирали.
В тот момент, когда ее кожа коснулась камня, произошло сразу несколько вещей.
Камень под ее рукой стал теплым, почти горячим. Гул в ее голове усилился, превратившись в чистую, высокую ноту. Резные линии спирали вспыхнули мягким, серебристым светом, который побежал по швам между валунами, очерчивая контуры огромной двери.
Алайна вскрикнула, отдернув руку, но было поздно. Стена, которая казалась монолитной, беззвучно тронулась с места. Огромные валуны стали смещаться, уходя в стороны, словно лепестки гигантского каменного цветка.
В открывшемся проходе не было темноты. Оттуда лился мягкий, рассеянный свет, похожий на свет сумерек в летний день. И с этим светом хлынул воздух – чистый, прохладный, напоенный ароматами цветущего вереска, клевера и ночных фиалок.
Алайна и Ронан стояли на пороге, завороженно глядя в этот невозможный, неземной пейзаж, открывшийся в подземельях Дублина.
– Добро пожаловать домой, Алайна, – тихо сказал Ронан. – Это преддверие Аэридора.
Глава 7. Город Аэридор.
Шагнув за невидимую черту, Алайна почувствовала, как мир перевернулся. Ощущение было похоже на погружение в прохладную воду в жаркий день – тело на мгновение потеряло вес, звуки смазались, а затем все снова обрело четкость, но стало другим. Сырой и холодный воздух подземелий остался позади. Здесь, в преддверии Аэридора, дышалось легко, словно в горах после дождя.
Они стояли на краю огромной, залитой мягким серебристым светом пещеры. Источника света не было видно. Он, казалось, исходил отовсюду: от влажных стен, покрытых светящимся мхом, от причудливых кристаллов, росших из пола, как диковинные деревья, от самого воздуха, в котором плясали крошечные искорки, похожие на светлячков.
– Что это за свет? – прошептала Алайна, завороженно глядя по сторонам.
– Это анима, – ответил Ронан, не понижая голоса. Здесь, в отличие от туннелей, звук не гулял эхом, а был мягким и приглушенным. – Жизненная сила земли. В вашем мире она почти не видна, слишком много «шума». А здесь, в сиде, она концентрируется. Народ Ветра использовал ее как строительный материал, как источник энергии.
Перед ними расстилалась долина, какой не могло быть под землей. Пологие холмы, поросшие низкой, изумрудной травой, спускались к руслу реки, в которой текла не вода, а жидкий, медленно переливающийся свет. По берегам росли тонкие, плакучие деревья с серебристой листвой, похожей на иней. Тишину нарушал лишь тихий звон, похожий на пение ветра в эоловой арфе, исходивший от этих деревьев.
– Это место… оно живое, – выдохнула Алайна. Она чувствовала это каждой клеткой. Вибрация, которую она ощущала в туннелях, здесь стала постоянной, она пронизывала все вокруг, отзываясь в ее крови тихой, знакомой мелодией.
– Это лишь порог, – сказал Ронан, указывая вперед. – Город дальше.
Они пошли по узкой тропе, выложенной плоскими, гладкими камнями, которые мягко светились под ногами. Трава под их ботинками не сминалась, а лишь слегка колыхалась, пропуская их. Алайна протянула руку и коснулась серебристой листвы дерева. Листья были прохладными и шелковистыми на ощупь, и от ее прикосновения дерево ответило тихим мелодичным звоном.
Чем дальше они шли, тем сильнее становилось чувство узнавания. Не памятью, а телом. Ее ноги знали каждый изгиб тропы, ее легкие помнили этот чистый воздух, ее слух узнавал песню деревьев. Это было возвращение домой. В дом, в котором она никогда не была.
Пройдя через рощу светящихся деревьев, они вышли на вершину холма, и перед ними открылся вид на город.
Город Аэридор.
Увиденное превзошло все, что могло нарисовать ее воображение. Это не был город в человеческом понимании. Здесь не было прямых улиц, одинаковых домов, острых углов. Город, казалось, не был построен, а выращен из самой земли.
Изящные башни, похожие на застывшие струи воды или переплетенные стволы деревьев, тянулись к высокому, сводчатому потолку пещеры, который терялся в серебристой дымке. Они были соединены ажурными мостами, тонкими, как паутина, но выглядевшими прочными. Здания имели плавные, органические формы, напоминая то гигантские раковины, то распускающиеся каменные цветы. Они были сделаны из материала, похожего на перламутр или лунный камень, который переливался всеми оттенками белого, голубого и сиреневого, отражая и преумножая внутренний свет.
Через весь город протекала та самая река жидкого света, пересеченная множеством изогнутых мостиков. Вдоль ее берегов располагались открытые павильоны и амфитеатры, словно предназначенные для музыки и бесед.
Это был город, созданный для красоты и гармонии. Город-песня.
Но он был пуст.
Нигде не было видно ни единого живого существа. В окнах-бойницах не горел свет, по мостам не ходили люди, из амфитеатров не доносилась музыка. Город спал. Или умирал.
– Он… прекрасен, – прошептала Алайна, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Это были слезы не только восхищения, но и глубокой, необъяснимой скорби.
– Он был прекрасен, – поправил ее Ронан. Его голос был полон горечи. – Когда-то здесь кипела жизнь. Каждый дом пел свою ноту, каждая башня отвечала ей. Ветер, проходя сквозь город, создавал симфонию, которая менялась каждый час. А теперь… теперь он едва дышит.
И Алайна поняла, что он прав. Присмотревшись, она увидела признаки упадка. Перламутровые стены в некоторых местах потускнели, покрылись сетью тонких трещин, похожих на морщины на лице старика. Светящаяся река текла медленнее, ее сияние стало блеклым. Ажурные мосты провисли. Песня города почти затихла, превратившись в едва слышный, скорбный гул. Этот мир-отражение терял связь с оригиналом, угасал, словно старая фотография.
– Что с ними стало? – спросила она, хотя уже знала ответ. – С его жителями?
– Они спят, – сказал Ронан. – Большинство из них. Они погрузились в ритуальный сон, чтобы сохранить остатки силы, пока не придет время пробуждения. Их сознания – в ветре, в камнях, в этой реке. Они ждут. Ждут голоса, который разбудит их. Твоего голоса.
Они начали спускаться по тропе в мертвый город. Их шаги по светящимся плитам казались единственным звуком в этой оглушающей тишине. Алайна смотрела на изящные, пустые дома, и ее сердце сжималось от боли. Она представляла, как когда-то здесь смеялись дети, как влюбленные гуляли по этим мостам, как барды пели свои бесконечные баллады. Теперь от всего этого осталась лишь прекрасная, но пустая оболочка.
Они прошли через весь город, направляясь к его центру. Там, на острове посреди светоносной реки, возвышалось самое высокое и самое красивое здание. Оно было похоже на гигантский кристалл кварца, чьи грани уходили ввысь, теряясь в туманном своде пещеры.
– Королевский дворец, – сказал Ронан. – Сердце Аэридора. Там тебя ждет Таранис.
Перед дворцом был перекинут мост из чистого, прозрачного кристалла. Когда они ступили на него, мост под их ногами отозвался долгим, мелодичным аккордом.
– Он узнал тебя, – тихо заметил Ронан.
Алайна почувствовала это. Каждый камень, каждая башня этого мертвого города смотрели на нее. С надеждой и отчаянием. Она больше не была чужой. Она была их последним шансом.
Глава 8. Король под холмом.
Внутренние залы дворца были еще более поразительными, чем его внешний облик. Здесь не было комнат в привычном смысле слова. Пространство плавно перетекало из одного в другое, образуя анфиладу залов, каждый из которых имел свою форму и акустику. Стены, казалось, были сотканы из застывшего света, а под ногами пол из полированного оникса отражал призрачное сияние, создавая ощущение, что они идут по поверхности темного, неподвижного озера.
Тишина здесь была иной, чем в городе. Она не была мертвой. Она была тяжелой, наполненной ожиданием. Алайна чувствовала присутствие сотен, если не тысяч, спящих сознаний. Они были повсюду: в мерцании стен, в узорах на полу, в едва уловимой вибрации воздуха. Это был гигантский склеп, где вместо тел покоились души.
Ронан шел впереди, уверенно ориентируясь в этом текучем пространстве. Он привел ее в самый центр дворца, в огромный круглый зал. Его потолок был невидимым, теряясь в серебристой мгле, откуда, словно сталактиты, свисали гигантские, медленно вращающиеся кристаллы. Они ловили и преломляли свет, рассыпая по залу мириады радужных бликов.
В центре зала, на возвышении из трех ступеней, стоял трон.
Он не был сделан из золота или драгоценных камней. Он был вырезан из цельного куска материала, похожего на темный, дымчатый хрусталь, и его форма повторяла изгибы переплетенных корней и ветвей могучего дерева. Он казался живым, древним, полным скрытой силы.
И на этом троне сидел он.
Тот самый человек, которого она видела на мосту и в библиотеке. Король Таранис.
Здесь, в своем чертоге, он не казался призраком. Он выглядел абсолютно реальным, хотя его неподвижность была пугающей. Он сидел прямо, положив руки на подлокотники трона, его длинные темные волосы рассыпались по плечам. Глаза, цвета грозового неба, были открыты и смотрели прямо перед собой, в пустоту. Он не дышал.
На нем было не современное пальто, а одеяние из темно-синей, почти черной ткани, перехваченное на поясе серебряным ремнем. На его челе покоился тонкий обруч из того же серебра, с единственным камнем во лбу – тускло мерцающим опалом. Он был прекрасен той холодной, отстраненной красотой, которой обладают древние статуи, и бесконечно одинок.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.






