- -
- 100%
- +
"Что они хотят?"
"Компенсацию," – ответила мать. "Они хотят, чтобы земля была восстановлена. Чтобы баланс был возвращён. И единственный способ сделать это—"
Она не закончила предложение, но Лизе не нужно было объяснений. Она понимала.
Они хотели жизнь за жизнь. Кровь за кровь. Душу за душу.
Внезапно шёпот-песня прекратился. Наступила такая полная тишина, что Лиза слышала биение собственного сердца, дыхание матери, тиканье часов на стене.
А потом раздался стук в дверь.
Не в заднюю дверь, как прошлой ночью. В главную входную дверь.
Три чётких удара. Уверенных. Требовательных.
Мать побледнела.
"Они никогда не стучали в переднюю дверь," – прошептала она. "Никогда."
Стук повторился. Три удара. Пауза. Три удара.
И потом раздался голос. Человеческий голос, говорящий по-английски с лёгким шотландским акцентом.
"Миссис Грэм? Это констебль Маклауд. Я пришёл проверить, как вы. Можете открыть дверь?"
Мать схватила Лизу за руку так сильно, что было больно.
"Это не он," – прошептала она. "Констебль Маклауд приходил два дня назад, днём. Он никогда не приходит ночью."
"Миссис Грэм?" – голос стал более настойчивым. "Пожалуйста, откройте. Мне нужно убедиться, что с вами всё в порядке. В деревне были сообщения о странных событиях."
Лиза встала и медленно пошла к коридору. Мать последовала за ней, держась за стену.
Входная дверь была массивной, дубовой, с витражным окном в верхней части. Но витраж был покрыт непрозрачной плёнкой, которую отец установил несколько недель назад.
"Не открывай," – умоляла мать. "Что бы ни случилось, не открывай."
Лиза подошла к двери. Стояла в нескольких сантиметрах от неё, чувствуя холод, исходящий от дерева.
"Если вы констебль Маклауд," – сказала она громко, – "то скажите мне что-то, что только настоящий констебль знает. Когда вы в последний раз были здесь и о чём говорили с моей матерью?"
Пауза. Долгая пауза.
Потом голос ответил, и на этот раз он был другим. Не совсем человеческим. Слова были правильными, но интонация была неправильной, как если бы кто-то слушал человеческую речь и пытался повторить её, не понимая эмоций.
"Я был здесь в понедельник. Мы говорили о вашем муже. О его исчезновении. Ваша мать была очень расстроена."
Технически правильно. Но что-то было не так. Что-то в том, как голос сказал "ваша мать", а не "миссис Грэм". Что-то в том, как он произнёс "расстроена" – слишком механически, без сочувствия.
"Уходите," – сказала Лиза твёрдо. "Я знаю, кто вы. И вы не можете войти без приглашения."
Тишина снаружи стала плотной, почти физической.
Потом голос изменился полностью. Стал множественным, как если бы говорили несколько существ одновременно, их голоса наслаивались друг на друга.
"Ты права. Мы не можем войти. Не можем, пока ты не впустишь нас. Но мы можем ждать. Мы ждали тысячи лет. Мы можем подождать ещё."
"Чего вы хотите?" – спросила Лиза.
"Ты знаешь, чего мы хотим. Твой отец знал. Он отдал себя добровольно, пытаясь спасти вас. Но одной жизни недостаточно. Земля требует больше. Земля требует всё."
Мать зарыдала, прижав руки ко рту, чтобы заглушить звук.
"А если мы уйдём?" – спросила Лиза. "Если мы покинем дом, покинем Гленморган, никогда не вернёмся?"
Смех. Множественный, искажённый смех, который звучал как ветер сквозь полые деревья.
"Уйти? Ты думаешь, ты можешь просто уйти? Ты родилась в этом доме, Элизабет Грэм. Твоя кровь впиталась в эту землю в день твоего рождения, когда твоя мать лежала здесь, рожая тебя. Ты часть этой земли. Ты принадлежишь ей. И она никогда не отпустит тебя."
Холод пробежал по спине Лизы. Она родилась здесь. Двадцать семь лет назад, в этом доме, потому что мать не успела добраться до больницы. Она никогда не думала об этом как о чём-то значимом. Но теперь.
"Есть только один выбор," – продолжил множественный голос. "Ты можешь остаться и служить земле. Стать её голосом, её памятью, её рассказчицей. Или ты можешь присоединиться к своему отцу в месте между мирами, где время не движется, где боль не существует."
"А моя мать?"
"Твоя мать" – голос стал мягче, почти нежным. "Твоя мать может уйти. Она не родилась здесь. Её связь с землёй слабее. Мы отпустим её, если ты останешься."
Лиза повернулась к матери. В тусклом свете коридора мать выглядела старой, сломленной, но в её глазах горел огонь отчаяния и любви.
"Нет," – сказала мать твёрдо. "Я не оставлю тебя. Мы остаёмся вместе или уходим вместе."
"Маргарет—" – начал голос снаружи.
"Моё имя миссис Грэм для вас," – прервала его мать, подходя к двери. "И моя дочь не делает никаких сделок с существами, которые украли моего мужа. Вы слышите меня? Никаких сделок!"
Её голос эхом отдавался в доме, сильный, яростный, полный силы, о которой Лиза не подозревала.
Снаружи наступила тишина.
Потом дверь задрожала. Один раз. Дважды. Как будто что-то очень большое и очень сильное давило на неё снаружи, проверяя её прочность.
Дерево скрипело, но держалось.
И потом давление исчезло.
Шаги отступили от двери. Множество шагов, удаляющихся в ночь.
Но они не ушли. Лиза знала это. Они просто отступили, чтобы подождать. Чтобы попробовать другой способ.
Мать и дочь стояли в коридоре, держась друг за друга, слушая ночь.
Наверху начались шаги. Туда. Обратно. Туда. Обратно.
Отец ходил снова, в своей пустой комнате, в своём безвременье, в своей бесконечной тюрьме.
"Мы должны найти способ," – прошептала Лиза. "Должен быть способ остановить это. Способ закрыть дверь, которую они открыли."
"Твой отец искал," – ответила мать устало. "Три недели он искал. И всё, что он нашёл, привело его к ним."
"Тогда я буду искать иначе," – сказала Лиза. "Я писатель. Я работаю с историями, с легендами, с мифами. Где-то должна быть история о том, как закрыть это. Как запечатать древних обратно в землю."
Она вернулась на кухню и взяла дневник отца. Листала страницы, ища зацепки, ища любой намёк на решение.
И нашла. В самом конце, записка, сделанная отцом за день до исчезновения:
Историк упомянул старую легенду. Кайрн нан Сиде можно было запечатать только одним способом – добровольной жертвой того, кто родился на этой земле. Кровью, данной свободно, не взятой силой. Но это звучит как сказка. Как миф. Неужели это может быть правдой?
Лиза смотрела на слова, и её руки дрожали.
Добровольная жертва.
Кровь, данная свободно.
Она родилась здесь.
Это был ответ. Ужасающий, невозможный ответ.
Но она не собиралась его принимать. Не сейчас. Не без борьбы.
Снаружи шёпот начался снова, и на этот раз она различила слова:
"Один из вас останется. Один из вас выберет. Один из вас закроет круг."
Глава 6. Дневной свет.
Рассвет третьего дня пришёл с дождём.
Лиза проснулась на диване в гостиной, не помня, как заснула. Последнее, что она помнила – это было около четырёх утра, она сидела с дневником отца, перечитывая его записи снова и снова, пытаясь найти что-то, что они могли упустить. Мать дремала в кресле напротив, обёрнутая в одеяло, её дыхание было неровным даже во сне.
Теперь было светло – серый, унылый свет шотландского утра, пробивающийся сквозь задёрнутые шторы. Дождь барабанил по крыше, стекал по окнам, создавал лужи во дворе. Обычный осенний дождь, но для Лизы он был благословением. Он смывал следы ночи, очищал воздух, возвращал миру подобие нормальности.
Мать всё ещё спала. Лиза тихо встала, накрыла её вторым одеялом и прошла на кухню. Ей нужен был кофе. Сильный, горячий кофе, чтобы прогнать остатки ночных кошмаров и заставить мозг работать.
Пока вода закипала, она стояла у окна, глядя на сад. Дождь превратил его в размытое пятно зелёного и серого. Деревья качались на ветру, их ветви хлестали воздух, как руки, пытающиеся что-то схватить. Но днём они были просто деревьями. Днём всё было просто тем, чем казалось.
Почти всё.
На траве, там, где прошлой ночью стояли существа, были те же чёрные следы. Круглые вмятины, словно от очень тяжёлых шестов. Но на этот раз их было больше. Намного больше. Они образовывали почти полный круг вокруг дома, прерываясь только там, где была подъездная дорога.
Они окружали их. Методично, терпеливо окружали.
Лиза отвернулась от окна, когда чайник засвистел. Налила кофе в две кружки, добавила сахар и молоко. Мать не любила крепкий кофе, но сегодня ей понадобится вся бодрость, которую они могли получить.
Когда она вернулась в гостиную, мать уже не спала. Она сидела в кресле, глядя в пустоту, руки сжимали одеяло так крепко, что костяшки пальцев побелели.
"Мама?" – Лиза протянула ей кружку. "Ты в порядке?"
Мать взяла кофе, но не пила. Просто держала, словно грелась от его тепла.
"Мне снился сон," – сказала она тихо. "Твой отец был в нём. Не голос, не призрак. Настоящий Томас, каким он был. Мы были молодыми, только что переехали в этот дом. Он показывал мне сад, рассказывал о своих планах – розы здесь, овощная грядка там, может быть, маленький пруд в углу. Он был таким счастливым."
Слёзы потекли по её щекам.
"А потом я посмотрела на землю, и увидела, что она дышит. Поднимается и опускается, как грудь спящего великана. И я поняла, что мы стоим не на земле. Мы стоим на чём-то живом. На чём-то, что терпит нас только потому, что ещё не решило, что с нами делать."
Лиза села рядом с ней, обняла за плечи.
"Это был просто сон, мама."
"Нет," – мать покачала головой. "Это была память. Я чувствовала это тогда, в первый день. Что-то неправильное в этом месте. Но я проигнорировала это. Я хотела, чтобы твой отец был счастлив. И теперь"
Она не закончила, но не нужно было. Теперь отец был где-то между мирами, а они были в ловушке в доме, окружённом древними существами, требующими невозможного выбора.
Они пили кофе в молчании, слушая дождь.
"Мама," – сказала наконец Лиза. "Отец писал в дневнике о психиатре. Что он приезжал осматривать тебя. Расскажи мне об этом."
Мать вздохнула.
"Это было на второй неделе. После того, как твой отец исчез. Я позвонила своему врачу, доктору Фрейзеру, и сказала, что что у меня галлюцинации. Что я слышу шаги мёртвого мужа, вижу фигуры в саду. Я думала, может быть, это моё горе. Может быть, я действительно схожу с ума."
"И что он сказал?"
"Он приехал на следующий день. Привёз с собой психиатра из Питлохри, доктора Кэмерона. Молодого человека, лет тридцати пяти, очень профессионального, очень рационального. Он задавал вопросы, делал записи, кивал в нужных местах."
Мать отпила кофе, её руки уже не дрожали так сильно.
"Потом он попросил осмотреть дом. Мы прошлись по комнатам, и я рассказывала ему обо всём – о шагах наверху, о звуках снаружи, о чувстве, что за нами наблюдают. Он был очень терпелив, очень понимающ. 'Посттравматическое стрессовое расстройство,' – говорил он. 'Совершенно нормальная реакция на потерю.'"
"Что изменилось?"
"Когда наступил вечер. Было около шести, начинало темнеть. Доктор Кэмерон собирался уезжать, но я попросила его остаться ещё немного. 'Подождите до темноты,' – сказала я. 'Подождите, и вы увидите, что я не сумасшедшая.' Он согласился. Доктор Фрейзер тоже остался."
Мать встала и подошла к окну, хотя не открыла штору.
"Солнце село. Я включила все огни, как делаю каждый вечер. Доктор Кэмерон сидел в гостиной, попивал чай, который я заварила. Он всё ещё был спокоен, всё ещё профессионален. И потом они пришли."
"Существа?"
"Да. Я услышала их сначала – шаги вокруг дома. Доктор Кэмерон тоже услышал. Он выпрямился в кресле, нахмурился. 'Что это?' – спросил он. 'Кто-то ходит там?' Я сказала: 'Посмотрите сами.'"
Мать повернулась к Лизе, и в её глазах была странная смесь торжества и ужаса.
"Он подошёл к окну. Я предупредила его не открывать штору полностью, только немного приоткрыть. Он приоткрыл. И увидел их."
"Что он сделал?"
"Сначала ничего. Просто стоял там, глядя. Минуту, может быть, две. Потом он очень медленно закрыл штору, отошёл от окна и сел обратно в кресло. Его лицо было белым. Руки тряслись. 'Я видел' – начал он, но не смог закончить."
Мать вернулась к креслу и села.
"Доктор Фрейзер спросил его, что случилось. Доктор Кэмерон несколько раз открывал рот, пытаясь говорить, но слова не шли. Наконец он сказал: 'Там что-то есть. Что-то очень высокое. Несколько вещей. Они стоят неподвижно, но я чувствую, что они смотрят на дом. На меня.' Его голос дрожал."
"Доктор Фрейзер тоже посмотрел?"
"Нет. Он отказался. Сказал, что это, должно быть, тень деревьев, игра света. Что мы все устали и видим то, чего нет. Но доктор Кэмерон покачал головой. 'Это не деревья,' – сказал он. 'Деревья не двигаются так. Не смотрят так.'"
Мать допила кофе и поставила пустую кружку на стол.
"Они уехали вскоре после этого. Доктор Кэмерон был бледен, молчалив. На следующий день доктор Фрейзер позвонил мне. Сказал, что доктор Кэмерон взял отпуск на неделю. Что он испытывает некоторые личные трудности. С тех пор я его не видела."
Лиза подумала об этом. Профессиональный психиатр, рациональный человек науки, увидевший то, что не вписывалось в его картину мира. И не смогший это принять.
"Но хотя бы он поверил тебе," – сказала Лиза. "Хотя бы ты знаешь, что не сумасшедшая."
"Иногда," – ответила мать тихо, – "я думаю, сумасшествие было бы легче. Если бы всё это было в моей голове, можно было бы принять таблетки, пройти терапию, выздороветь. Но это реально. И от реальности не выздоравливают."
Они сидели в тишине, каждая погружённая в свои мысли.
Снаружи дождь усилился, превратившись в ливень. Вода барабанила по крыше, хлестала по окнам, создавала потоки, стекающие по подъездной дороге. Мир снаружи превращался в размытое пятно серого и зелёного.
"Мне нужно съездить в деревню," – сказала внезапно Лиза. "Поговорить с людьми. Отец писал, что старожилы отказывались говорить, но, может быть, они поговорят со мной. Может быть, если они знают, что мы в опасности—"
"Они не помогут," – прервала её мать. "Я пробовала. После того, как твой отец исчез, я ходила в деревню, пыталась говорить с людьми. Но все они смотрели мимо меня, меняли тему, находили срочные дела. Как будто существует какой-то заговор молчания."
"Но почему? Если это происходит, если люди знают—"
"Потому что это происходило раньше," – сказала мать. "Я уверена в этом. Наш дом не первый. Это место оно забирает людей. Уже долгое время. И деревня научилась не вмешиваться. Не говорить. Притворяться, что ничего не происходит."
Лиза встала и начала ходить по комнате.
"Тогда я поеду в Питлохри. Или в Эдинбург. Найду того историка, с которым говорил отец. Или специалиста по фольклору. Кого-то, кто знает о древних легендах, о духах земли—"
"И что ты скажешь им?" – спросила мать устало. "Что наш дом окружён призраками? Что мой муж исчез в вспышке света и теперь его голос звучит из пустой комнаты? Кто поверит?"
"Доктор Кэмерон видел. Значит, другие могут увидеть. Значит, есть доказательства—"
"Доказательства, которые существуют только ночью," – мать покачала головой. "Днём всё нормально. Днём мы просто две женщины в старом доме, говорящие странные вещи. А ночью ночью никто не захочет быть здесь, чтобы увидеть доказательства."
Лиза остановилась перед матерью.
"Тогда что нам делать? Просто ждать? Ждать, пока они не потеряют терпение и не возьмут то, что хотят?"
Мать долго смотрела на неё. В её глазах была глубокая усталость, но также и что-то другое. Решимость. Сила, которую Лиза не видела раньше.
"Нет," – сказала мать тихо, но твёрдо. "Мы не будем ждать. Твой отец пытался бороться один. И проиграл. Но нас двое. И у нас есть то, чего у него не было."
"Что?"
"Ты," – мать взяла её за руки. "Ты писатель. Ты работаешь со словами, с историями, с легендами. Твой отец был инженером – он думал логически, рационально. Но это не рациональная ситуация. Это история. Древняя, тёмная история. И истории имеют структуру. Имеют правила. Имеют концовки."
Лиза почувствовала, как что-то щёлкнуло в её сознании. Мать была права. Это была история. У каждой истории есть структура – начало, середина, конец. У каждой истории есть поворотные точки, моменты выбора.
"Они хотят, чтобы я стала их рассказчицей," – сказала Лиза медленно. "Голос предложил мне это прошлой ночью. Служить земле, быть её памятью, её голосом."
"И что это значит, по-твоему?"
Лиза подумала. Рассказчица земли. Голос древних. Та, кто записывает истории, передаёт их.
"Они хотят, чтобы я написала их историю," – сказала она. "Настоящую историю. Не просто страшную сказку, а правду о земле, о них, о том, что происходит здесь."
"А если ты напишешь её?"
"Может быть" – Лиза посмотрела на дневник отца на столе. "Может быть, письмо – это и есть жертва, которую они хотят. Не кровь. Не жизнь. А историю. Память. Свидетельство."
Снаружи гром прокатился по небу, и дождь стал ещё сильнее.
Мать улыбнулась – первая настоящая улыбка за много дней.
"Тогда пиши," – сказала она. "Пиши, как будто от этого зависит наша жизнь. Потому что, возможно, так оно и есть."
Лиза поднялась в свою комнату, открыла ноутбук и начала писать. Не художественную прозу, не выдуманную историю, а правду. Всё, что она знала. Всё, что видела. Всё, что чувствовала.
Она писала о поезде и загадочной женщине. О дороге через лес и коридоре из существ. О пустой комнате и голосе отца. О шёпоте древних и их требованиях.
Глава 7. Глубина.
Лиза писала шесть часов без перерыва.
Слова лились из неё, как будто дамбу прорвало. Всё, что она видела, чувствовала, переживала за последние два дня, выливалось на страницы. Она писала о темноте между деревьями, о шёпоте, складывающемся в песню, о пустой комнате с шагами мёртвого человека. Она писала быстро, почти лихорадочно, боясь, что если остановится, то потеряет нить, потеряет связь с тем, что пыталась выразить.
И по мере того, как она писала, что-то странное начало происходить.
Слова начали писаться сами.
Сначала это были просто небольшие детали – описание, которое было чуть более точным, чем она помнила, диалог, который звучал чуть более реальным, чем она слышала. Потом появились целые предложения, которые она не планировала. Абзацы, содержащие информацию, которую она не могла знать.
Например, она написала о древних камнях, которые когда-то стояли на этом месте. И внезапно на экране появилось их описание – тринадцать камней, расположенных в два концентрических круга, с центральным камнем, который был выше остальных. На центральном камне были высечены символы – спирали, круги, линии, которые старые кельты использовали для обозначения границ между мирами.
Лиза остановилась, глядя на экран. Она не писала этого. Её пальцы не нажимали эти клавиши. Но текст был там, чёрным по белому, часть её документа.
Она выделила абзац, собираясь удалить его, но пальцы замерли над клавишей Delete.
Потому что информация была слишком конкретной. Слишком детальной. Это не было продуктом её воображения. Это было знание.
Она оставила текст и продолжила писать.
И это повторилось снова. И снова.
Каждый раз, когда она описывала существ, её текст дополнялся деталями, которые она не могла знать. Она писала о них как о высоких тенях, и текст добавлял: "Их высота варьируется от трёх до пяти метров, в зависимости от того, сколько времени они провели вне земли. Чем дольше они материализованы, тем более плотными становятся их формы."
Она писала о шёпоте, и текст дополнял: "Язык, на котором они говорят, старше гэльского, старше кельтского, старше любого человеческого языка. Это язык земли, воды и камня. Слова, которые были первыми словами, произнесёнными в этом мире."
Лиза откинулась в кресле, сердце колотилось.
Они помогали ей писать. Существа. Древние. Они вливали информацию в её текст, направляли её руку, формировали историю.
Она должна была испугаться. Должна была захлопнуть ноутбук и убежать из комнаты.
Но вместо этого она продолжила писать. Потому что в этом был смысл. Они хотели, чтобы их история была рассказана правильно. Полностью. Без пробелов и догадок. И они были готовы помочь ей это сделать.
Вопрос был – какую цену они потребуют за эту помощь?
К обеду Лиза написала двадцать пять страниц.
Она спустилась на кухню, где мать готовила простой обед – суп из вчерашних остатков, хлеб, чай. Обе женщины ели молча, каждая погружённая в свои мысли.
"Как продвигается письмо?" – спросила наконец мать.
Лиза подумала, как ответить.
"Они помогают мне," – сказала она. "Существа. Они добавляют информацию в текст. Вещи, которые я не могла знать."
Мать положила ложку.
"Это опасно, Лиза. Если они влияют на то, что ты пишешь—"
"Они не меняют мои слова," – прервала её Лиза. "Они дополняют. Расширяют. Как будто как будто я пишу в соавторстве с ними."
"А что если это ловушка? Что если, позволяя им помогать тебе, ты даёшь им власть над собой?"
Лиза не знала ответа на этот вопрос. Но она знала, что должна продолжать. История хотела быть рассказанной, и она была единственной, кто мог её рассказать.
"Я должна рискнуть," – сказала она. "Это наш единственный шанс."
После обеда Лиза решила исследовать дом более тщательно. Отец упоминал в дневнике, что искал информацию, но не указал, где именно. Возможно, он оставил заметки, книги, какие-то документы.
Она начала с его кабинета.
Комната была небольшой, но заполненной. Книжные полки от пола до потолка, старый письменный стол, покрытый бумагами, карты на стенах. Отец был методичным человеком – всё было аккуратно разложено по папкам и коробкам.
Лиза начала просматривать папки. Счета. Налоговые документы. Письма от друзей. Обычные вещи обычной жизни. Но в нижнем ящике стола она нашла папку с надписью "Гленморган – История".
Внутри были распечатки статей из интернета, ксерокопии страниц из старых книг, рукописные заметки отца. Лиза разложила их на столе и начала читать.
Первый документ был статьёй из местной газеты, датированной 1952 годом. Заголовок гласил: "Трагедия в Гленморгане – семья исчезла без следа."
Лиза читала, и холод пробегал по её спине.
Полиция продолжает поиски семьи Маккензи, которая исчезла из своего дома в понедельник вечером. Джеймс Маккензи, 45 лет, его жена Мойра, 42 года, и их сын Иэн, 17 лет, были в последний раз замечены соседями в воскресенье днём. Когда в среду почтальон обнаружил, что почта не собрана, а дом заперт изнутри, была вызвана полиция.*.
*Офицеры обнаружили дом пустым. Все вещи на месте, еда на столе, но ни следа жильцов. Особенно тревожит тот факт, что все двери и окна были заперты изнутри, как будто семья просто исчезла из запертого дома.*.
*Сосед, мистер Дуглас Фрейзер, сообщил, что слышал странные звуки в ночь на понедельник – 'шёпот и шелест', как он описал. Но не придал этому значения, решив, что это ветер.*.
*Дом Маккензи расположен на месте старого каирна, который был разобран в 1890-х годах при строительстве викторианского особняка.
Лиза опустила бумагу. Дом Маккензи. Это был их дом. Тот самый викторианский особняк, в котором она сейчас сидела.
Семья исчезла в 1952 году. Семьдесят три года назад.
Она продолжила читать другие документы.
Вырезка из газеты 1923 года: "Смерть при загадочных обстоятельствах – владелец поместья найден мёртвым в саду."
Заметка из местных архивов, 1898 год: "Странные события в новом доме мистера Элдриджа. Слуги отказываются оставаться после захода солнца."
Рукописная запись из дневника кого-то, датированная 1890-м годом:
Сегодня завершено строительство особняка. Прекрасное здание, достойное нашей семьи. Но рабочие говорили странные вещи. Что камни, которые мы использовали для фундамента, были 'защитой'. Что их нельзя было трогать. Суеверная чушь, конечно. Это всего лишь камни.
Отец собрал историю этого места. Неполную, фрагментарную, но достаточно ясную. Дом был проклят с момента своего строительства. Каждая семья, которая жила здесь, страдала. Некоторые исчезали. Некоторые сходили с ума. Некоторые умирали.
И все они нарушили одно и то же правило – разрушили древние камни.
Лиза нашла карту, нарисованную рукой отца. На ней был отмечен их дом и места вокруг него. Красными точками отец отметил, где когда-то стояли камни – по информации из старых документов и опросов местных жителей.
Тринадцать точек, образующих два круга с центральным камнем посередине.
Центральный камень стоял бы точно там, где сейчас была комната отца.
Пустая комната. Комната с шагами.
Лиза вдруг поняла.
Отец не просто исчез. Он был втянут в центр. В то место, где когда-то стоял главный камень – камень, который разделял миры, держал границу. И когда камень был разрушен, граница исчезла. Осталась только дыра. Портал между мирами.





