Глава 1. Первый урок.
Сентябрьское солнце пробивалось сквозь тюлевые занавески в комнате, которую Лилия гордо называла своим кабинетом. На самом деле это была просто спальня, переделанная под учебный класс: письменный стол у окна, две стула, доска на подставке и книжные полки, заставленные учебниками английского языка разных лет издания. На стене висела карта мира с яркими флажками, воткнутыми в англоговорящие страны – мечта о путешествиях, которая так и осталась мечтой.
– Mrs. Lily, а зачем вообще нужен этот английский? – проворчал двенадцатилетний Артем, с тоской листая новенький учебник. – Мы же не в Америке живем.
Лилия улыбнулась. За пятнадцать лет репетиторства она слышала этот вопрос сотни раз. Каждый новый ученик считал своим долгом его задать – одни прямо, другие глазами, третьи просто нежеланием учиться.
– А ты в компьютерные игры играешь? – спросила она, присаживаясь рядом.
– Ну да, – глаза мальчика немного оживились.
– Знаешь, большинство крутых игр сначала выходят на английском. А многие вообще не переводят. Представляешь, сколько интересного проходит мимо тебя?
Артем задумался. Лилия знала – попала в точку. За годы работы она научилась находить ключик к каждому ребенку. Кому-то нужны были игры, кому-то – музыка, а кому-то – просто понимание, что его слышат.
– А еще, – продолжила она, доставая с полки потрепанную книгу в красной обложке, – вот первое издание "Гарри Поттера" на английском. Я читала его за два года до того, как появился русский перевод.
– И что, вы все понимали?
– Не сразу, – честно призналась Лилия. – Сначала со словарем читала, каждое второе слово переводила. Но знаешь, как это здорово – быть первым, кто узнает продолжение истории?
Из окна донеслись детские голоса – это Марат с друзьями играл во дворе. Лилии захотелось выглянуть, проверить, все ли в порядке с сыном, но она удержалась. Сейчас ее внимание принадлежало Артему.
– Ладно, – вздохнул мальчик. – С чего начнем?
– С тебя, – сказала Лилия, отодвигая учебник в сторону и доставая чистый лист бумаги. – Расскажи мне о себе. По-русски. А потом попробуем то же самое сказать по-английски.
– Меня зовут Артем, мне двенадцать лет, я учусь в седьмом классе.
– Отлично. А теперь: "My name is Artem, I am twelve years old, I study in the seventh grade"
Час пролетел незаметно. Артем оказался смышленым мальчиком – схватывал на лету, задавал умные вопросы. Когда он собирал портфель, вдруг спросил:
– А вы всегда хотели быть учителем?
Лилия на секунду растерялась. Она посмотрела на карту мира, на флажки в далеких странах, на полки с книгами.
– Знаешь, Артем, я мечтала быть переводчиком. Хотела работать в больших компаниях, переводить для важных людей, ездить по всему миру.
– И что случилось?
– Жизнь случилась, – улыбнулась она. – Семья, ребенок, необходимость зарабатывать Но знаешь что? Я поняла, что не так важно, для кого ты переводишь – для президентов или для двенадцатилетнего мальчика, который хочет понять, о чем поют в его любимой игре. Важно делать это с душой.
– И вы не жалеете?
– Нет, – сказала Лилия и поняла, что говорит правду. – Потому что каждый раз, когда в ваших глазах загорается понимание, когда вы говорите "А, теперь ясно!" – это дороже любых аплодисментов.
После ухода Артема Лилия осталась в своем кабинете. Взяла в руки "Гарри Поттера", полистала знакомые страницы. Сколько лет прошло с тех пор, как она мечтала о карьере переводчика? Тогда ей казалось, что она точно знает, какой будет ее жизнь.
Из кухни послышался звон посуды – муж готовил ужин. Скоро вернется Марат, голодный и веселый, будет рассказывать школьные новости. А она расскажет об Артеме, о том, как его глаза загорелись, когда он понял, что английский – это не просто школьный предмет, а окно в целый мир.
Лилия улыбнулась и убрала книгу на полку. Иногда самое важное в жизни прячется не в больших планах и амбициях, а между строк обычных дней, в простых разговорах с детьми, которые доверяют тебе свои вопросы и сомнения.
Глава 2. Новый ученик.
На следующий день в половине четвертого в дверь позвонили. Лилия знала – это новый ученик. Елена Викторовна предупредила по телефону: мальчик сложный, застенчивый, предыдущая репетитор через месяц отказалась с ним заниматься.
За дверью стояла элегантная женщина в строгом деловом костюме и мальчик, прятавшийся за ее спиной. Рыжие непослушные волосы торчали во все стороны, веснушчатое лицо было серьезным не по годам.
– Здравствуйте, я Елена Викторовна, мы договаривались о занятиях для Тимура, – сказала женщина, слегка подталкивая сына вперед.
– Очень приятно, проходите, – улыбнулась Лилия. – Тимур, привет! Мне так хочется с тобой познакомиться.
Мальчик пробормотал что-то неразборчивое, уставившись в пол.
– Видите, – вздохнула мама, проходя в кабинет, – он у нас очень стеснительный. В школе вообще рта не раскрывает на английском. Марина Петровна – это его учительница – говорит, что случай безнадежный.
Лилия внутренне сжалась. Как можно называть восьмилетнего ребенка безнадежным? Особенно при нем самом.
– Елена Викторовна, – мягко сказала она, – может быть, вы прогуляетесь минут сорок? Мне кажется, Тимуру будет легче, если мы сначала познакомимся наедине.
Когда мама ушла, в комнате повисла тишина. Тимур сидел на краешке стула, сжавшись в комочек, и разглядывал свои кроссовки.
Лилия присела на корточки рядом с ним.
– Знаешь, Тимур, я думаю, твоя учительница ошибается. Безнадежных детей не существует. Есть только неподходящие способы учить.
Мальчик осторожно поднял глаза – карие, умные, но полные недоверия и боли.
– А еще, – продолжила Лилия, – у тебя потрясающие веснушки. Знаешь, как это будет по-английски?
Тимур покачал головой.
– Freckles. Попробуй повторить.
– Фрэклс, – неуверенно прошептал мальчик.
– Почти идеально! А теперь скажи: "I have freckles" – это значит "У меня есть веснушки".
– Ай хэв фрэклс?
– Замечательно! Видишь, ты уже говоришь по-английски!
На лице Тимура появилась робкая, едва заметная улыбка.
– А теперь давай поиграем, – сказала Лилия, убирая учебники в сторону и доставая чистый лист бумаги. – Нарисуй мне свою семью.
– Зачем? – удивился мальчик. – Это же не английский.
– Увидишь. Просто доверься мне, хорошо?
Тимур взял карандаш и начал рисовать. Сначала неуверенно, потом все смелее. На листе появились три фигурки: высокий мужчина в галстуке, женщина в платье и маленький рыжий человечек между ними. Все трое улыбались.
– Расскажи мне про свой рисунок, – попросила Лилия.
– Это папа, он работает в офисе. Это мама, она красивая. А это я.
– Отлично. А теперь попробуем сказать то же самое по-английски. "This is my father, this is my mother, this is me".
Тимур повторил, запинаясь, но старательно.
– Теперь добавим детали. Твой папа высокий? Скажи: "My father is tall".
– Май фазер из тол.
– А про маму что скажем?
– Она красивая "Май мазер из бьютифул"?
– Точно! А что можно сказать про тебя?
Тимур задумался, глядя на свой рисунок.
– Не знаю.
– Ты же нарисовал себя с улыбкой. Значит, ты какой? Скажи: "I am happy".
– Ай эм хэппи – Тимур вдруг посмотрел на Лилию. – А что это значит?
– "Я счастливый". А ты правда счастливый?
Мальчик долго молчал, потом тихо кивнул.
– Иногда.
– Знаешь что, Тимур? Этого вполне достаточно. На английском есть красивая пословица: "Little steps lead to big journeys" – маленькие шаги ведут к большим путешествиям. Мы будем делать маленькие шаги, согласен?
Когда вернулась Елена Викторовна, Тимур с гордостью показал ей свой рисунок и, не запинаясь, рассказал о семье по-английски. Мама была поражена.
– Как вы это сделали? – спросила она, уже на пороге. – Дома он категорически отказывается даже учебник открыть.
– Мы просто нашли правильную дверцу, – улыбнулась Лилия. – У каждого ребенка есть своя дверца в мир английского языка. Иногда это музыка, иногда игры, а иногда – обычный семейный рисунок.
После их ухода Лилия долго смотрела на детский рисунок, который Тимур забыл на столе. Три улыбающиеся фигурки, нарисованные с трогательной серьезностью. "I am happy", – сказал мальчик. Иногда.
Она аккуратно положила рисунок в папку. Завтра обязательно вернет Тимуру. А пока пусть полежит здесь – как напоминание о том, что у каждого ребенка есть свой ключик. Нужно только терпение, чтобы его найти.
За окном смеркалось. Скоро придет Марат, и она расскажет мужу за ужином о новом ученике, о том, как важно верить в детей, даже когда все вокруг говорят, что случай безнадежный. Особенно тогда.
Глава 3. Вечерние разговоры.
– Как дела на фронте английского образования? – спросил Андрей, помешивая в кастрюле что-то ароматно пахнущее укропом и лавровым листом.
Лилия сидела за кухонным столом, проверяя тетради. Красная ручка в её руке двигалась быстро – то исправляя ошибки, то подписывая ободряющие комментарии. «Excellent work, Katya!» – писала она в тетради одной из любимых учениц. «Try again, you can do better» – в тетради мальчика, который явно не выучил новые слова.
– Сегодня познакомилась с новым учеником, – ответила она, откладывая ручку. – Тимур, восемь лет. Мама предупредила, что он «безнадежный случай».
– И каков твой диагноз, доктор Лилия?
– Что его школьная учительница – полная дура, – резко сказала Лилия, потом спохватилась. – Прости. Меня просто бесит, когда взрослые навешивают ярлыки на детей.
Андрей усмехнулся. За пятнадцать лет брака он привык к вспышкам гнева жены, когда речь заходила о несправедливости по отношению к детям. Это было одним из качеств, за которые он её полюбил – неравнодушие и готовность защищать слабых.
– А каков мальчик на самом деле?
– Умный, просто запуганный. Застенчивый. Ему нужен особый подход, а не тупое натаскивание на грамматику.
В прихожей раздался топот – это вернулся Марат. Восьмилетний сын ворвался на кухню, раскрасневшийся от игр во дворе, волосы растрёпаны, на коленке свежая ссадина.
– Мам, а правда, что английский очень сложный? – спросил он, плюхаясь на стул рядом с матерью. – Серёжка из нашего класса говорит, что он его никогда не выучит, потому что там всё не как у нас.
– А ты сам как думаешь? – ответила Лилия вопросом на вопрос, автоматически поправляя сыну взъерошенные волосы.
– Не знаю, – Марат пожал плечами. – Ты же говоришь по-английски, значит, не такой уж он трудный.
Лилия рассмеялась. Детская логика – самая честная в мире.
– Знаешь, сынок, любой язык трудный, если его не любить. И любой становится лёгким, если найти к нему правильный подход.
– А как ты его полюбила?
Лилия задумалась. Когда это началось? В школе? В институте? А может, ещё раньше, когда бабушка читала ей английские сказки, коверкая произношение, но с таким выражением, что казалось – это самые прекрасные звуки в мире?
– Наверное, с песен, – сказала она наконец. – Мне хотелось понимать, о чём поют в красивых мелодиях. А потом – с книг. Помнишь, я рассказывала тебе про "Гарри Поттера"?
– Помню! Ты читала его раньше всех в России!
– Не совсем раньше всех, – улыбнулась Лилия. – Но раньше, чем появился перевод. И знаешь, это было похоже на разгадывание тайны. Каждая новая страница – новое открытие.
Андрей поставил на стол тарелку с борщом, присел рядом.
– А помнишь, как ты меня английскому учила? – спросил он жену. – В первый год нашего брака?
– О боже, – Лилия закрыла лицо руками. – Ты был ужасным учеником!
– Эй! – возмутился Андрей. – Я старался!
– Старался отвлечь меня поцелуями каждые пять минут, – засмеялась Лилия. – Хотя, признаюсь, это было приятно.
– Фу, родители! – скривился Марат, но в его глазах плясали весёлые огоньки.
– А что сегодня с твоим новым учеником произошло? – спросил Андрей, наливая себе чай.
Лилия рассказала про Тимура, про его рисунок, про то, как осторожно мальчик произносил первые английские слова, и про его тихое «I am happy. Иногда».
– Знаешь, что меня больше всего злит? – сказала она, допивая чай. – Что этого мальчика уже пытались сломать. В восемь лет! Говорили, что он безнадежен, что у него нет способностей. А он просто другой. Ему нужно время, нужна поддержка.
– Как хорошо, что он попал к тебе, – тихо сказал Андрей.
– Да, мам, – поддержал Марат. – Ты самая лучшая учительница! Когда я вырасту, ты и меня английскому научишь?
– Обязательно, солнышко. Но сначала давай русский выучим как следует, – рассмеялась Лилия, указывая на дневник сына, где красовалась тройка по диктанту.
Вечер тёк неспешно и уютно. Марат делал уроки, время от времени прибегая к родителям за помощью. Андрей читал новости в телефоне, изредка зачитывая вслух что-то особенно интересное. А Лилия планировала завтрашние уроки, думая о том, как лучше построить занятие с Тимуром, чтобы закрепить его маленькую победу.
– Мам, – вдруг сказал Марат, поднимая голову от тетради с математикой, – а ты жалеешь, что не стала переводчиком? Не ездишь по разным странам?
Вопрос застал Лилию врасплох. Она посмотрела вокруг – на уютную кухню, на мужа с газетой, на сына со взъерошенными волосами, склонённого над учебником. За окном горели огни в соседних окнах – такие же семьи проводили такие же тихие вечера.
– Знаешь, Марат, – сказала она, подходя к сыну и обнимая его за плечи, – я поняла одну вещь. Самые важные путешествия происходят не в пространстве, а во времени. Каждый день я путешествую в будущее своих учеников, помогаю им строить мостики к их мечтам. И это гораздо интереснее любого самолёта.
– А ещё, – добавил Андрей, не отрываясь от газеты, – твоя мама каждый день путешествует в наши сердца и делает их теплее.
– Ох уж эти взрослые и их красивые слова, – проворчал Марат, но улыбался.
Лилия посмотрела на семейный рисунок Тимура, который лежал на столе рядом с тетрадями. Три фигурки, три улыбки. «I am happy», – сказал мальчик. Иногда.
А она была счастлива каждый день. Здесь, за этим столом, между строк обычной жизни, которая оказалась гораздо прекраснее любых планов.
Глава 4. Марат идет в третий класс.
Утро первого сентября началось с того, что Марат категорически отказался надевать новую белую рубашку.
– Она колется! – кричал он, размахивая руками. – И вообще, зачем мне эта школа? Лучше бы остался с тобой дома, помогал учить детей английскому!
Лилия сидела на краю кровати сына, держа в руках злополучную рубашку, и пыталась сохранить спокойствие. За окном слышались голоса других родителей, которые тоже собирали своих детей в школу. Первое сентября – всегда стресс, но в этом году он казался особенно острым.
– Сынок, – мягко сказала она, – помнишь, как ты вчера радовался, что увидишь Диму и Сашу? А новую учительницу Елену Владимировну?
– Не хочу новую учительницу, – пробурчал Марат, утыкаясь лицом в подушку. – Анна Сергеевна была лучше.
Лилия вздохнула. Анна Сергеевна действительно была замечательной – первая учительница, которая сумела найти подход к каждому ребенку в классе. Но в конце прошлого года она переехала в другой город, и теперь третьеклассникам предстояло привыкать к новому педагогу.
– А знаешь что, – сказала Лилия, внезапно вспомнив вчерашний разговор с Тимуром, – давай сделаем так. Ты идешь в школу, знакомишься с новой учительницей, а вечером рассказываешь мне о ней. По-английски.
Марат поднял голову:
– По-английски?
– Ага. Я научу тебя нескольким простым фразам. "My teacher is kind" – моя учительница добрая. "My teacher is funny" – моя учительница веселая. А если она окажется строгой, скажешь "My teacher is strict, but fair" – строгая, но справедливая.
– А если она злая?
– Тогда – Лилия задумалась. – Тогда скажешь "My teacher needs a cup of tea" – моей учительнице нужна чашка чая. Все злые люди становятся добрее после чая.
Марат засмеялся, и напряжение спало. Через полчаса он уже стоял перед зеркалом в новой рубашке, старательно приглаживая волосы.
– Мам, а ты правда в мою школу никогда не хотела работать? – спросил он, завязывая шнурки.
– А что, предлагают? – улыбнулась Лилия.
– Ну Елена Владимировна вчера на собрании говорила, что ищут преподавателя английского для младших классов. Папа сказал, что ты бы справилась лучше всех.
Лилия замерла с расческой в руках. Работать в школе Она об этом никогда серьезно не думала. Репетиторство было удобнее – гибкий график, возможность подстраиваться под семью, индивидуальный подход к каждому ребенку.
– Мам? – Марат смотрел на нее выжидающе.
– Посмотрим, солнышко. Сначала ты познакомься с Еленой Владимировной, а потом будем решать.
Проводив сына в школу, Лилия вернулась домой и обнаружила, что не может сосредоточиться на подготовке к урокам. Мысли возвращались к словам Марата. Работа в школе Это означало стабильную зарплату, официальное трудоустройство, коллектив. Но это также означало программы, планы, отчеты, родительские собрания и необходимость учить всех одинаково, независимо от индивидуальных особенностей.
В два часа пришла Настя – одна из ее любимых учениц, четырнадкатилетняя девочка с горящими глазами и невероятной тягой к знаниям.
– Mrs. Lily, – сказала она, едва переступив порог, – я вчера посмотрела фильм "Гордость и предубеждение" в оригинале! Поняла процентов семьдесят!
– Это замечательно! – обрадовалась Лилия. – А что было сложнее всего?
– Акцент. И еще некоторые устаревшие выражения. Но общий смысл понятен! Можно, мы сегодня разберем несколько сцен?
Час пролетел незаметно. Они читали диалоги Элизабет и мистера Дарси, обсуждали тонкости английского языка начала XIX века, смеялись над забавными переводческими находками. Настя была из тех учеников, ради которых стоило заниматься преподаванием.
– Mrs. Lily, – сказала девочка, собираясь уходить, – а вы никогда не думали о работе в школе? У нас новая английская пришла, молодая, но она ну, вы понимаете. Читает только по учебнику.
– А ты как думаешь, стоит ли? – спросила Лилия.
Настя серьезно задумалась.
– Знаете, наверное, нет. В школе вам придется работать со всеми одинаково. А здесь вы можете каждому дать именно то, что ему нужно. Мне – "Гордость и предубеждение", кому-то – компьютерные игры, кому-то – просто веру в себя.
После ухода Насти Лилия долго сидела в своем кабинете, глядя на карту мира с флажками. Может быть, четырнадцатилетняя девочка права? Может быть, ее призвание – именно здесь, в этой маленькой комнате, где каждый ученик получает то, что ему действительно нужно?
Вечером Марат ворвался домой, переполненный впечатлениями.
– Мам! – кричал он, сбрасывая портфель. – Елена Владимировна super nice! Она разрешила нам сидеть парами, как мы хотим, и сказала, что мы будем изучать планеты! А еще она принесла своего хомяка в класс!
– Хомяка? – удивилась Лилия.
– Да! Его зовут Шекспир, и он живет в клетке рядом с доской. Елена Владимировна сказала, что он будет нашим талисманом на этот год.
Лилия рассмеялась. Учительница с хомяком по имени Шекспир – это многообещающее начало.
– Ну что, выполняешь обещание? – спросила она. – Рассказываешь про учительницу по-английски?
Марат важно выпрямился:
– My teacher is very kind and funny. She has a hamster. His name is Shakespeare!
– Отлично! А теперь скажи: "I like my new teacher".
– Ай лайк май нью тичер, – старательно повторил Марат. – Мам, а это правда значит "Мне нравится моя новая учительница"?
– Именно так, умница.
За ужином Лилия рассказала мужу о предложении работать в школе.
– И что думаешь? – спросил Андрей.
– Что пока рано, – ответила она. – У меня есть ученики, которым я действительно нужна. Тот же Тимур – в школе его бы просто записали в отстающие и забыли. А здесь у него есть шанс.
– Мудрое решение, – кивнул муж. – Хотя официальная работа тоже имеет свои плюсы.
– Знаю. Но пока я чувствую, что мое место здесь, дома. Между строк государственной программы есть живые дети, которым нужен индивидуальный подход.
Укладывая Марата спать, Лилия спросила:
– Не расстроился, что мама не будет работать в твоей школе?
– Нет, – сонно ответил сын. – Елена Владимировна хорошая, но ты лучше. Ты же умеешь делать так, чтобы даже английский казался интересным.
Лилия поцеловала сына в лоб и выключила свет. Завтра будет новый день, новые уроки, новые маленькие победы ее учеников. И она будет здесь, в своем маленьком кабинете, помогая детям находить ключи к большому миру.
Глава 5. Прорыв Тимура.
Прошло две недели с начала занятий с Тимуром, и Лилия начала волноваться. Мальчик приходил исправно, вежливо здоровался, послушно выполнял задания, но в его глазах не было того огонька, который она привыкла видеть у своих учеников. Он оставался закрытым, настороженным, словно ждал подвоха.
– Today we will learn colors, – сказала Лилия, раскладывая на столе яркие карточки. – Сегодня изучаем цвета.
Тимур кивнул и машинально повторил за ней: "Red, blue, green, yellow". Но делал это без энтузиазма, как заученную молитву.
Лилия остановилась. Что-то шло не так. Она внимательно посмотрела на мальчика – он сидел прямо, руки сложены на столе, взгляд направлен в одну точку. Поза примерного ученика, но глаза пустые.
– Тимур, – мягко сказала она, – а давай отложим карточки. Расскажи мне, как дела в школе.
Мальчик вздрогнул, словно проснулся.
– Нормально, – тихо ответил он.
– А на английском как? С Мариной Петровной?
Тимур потупился. Несколько секунд молчания растянулись в вечность.
– Она вчера сказала, что я безнадежный, – наконец прошептал он. – При всем классе. Ребята смеялись.
Лилия почувствовала знакомый гнев, поднимающийся откуда-то из живота. Как можно? Как можно говорить такое ребенку?
– А ты что ответил? – спросила она, стараясь говорить спокойно.
– Ничего. А что я мог сказать? Она же права. Я действительно не могу.
– Тимур, посмотри на меня, – Лилия присела рядом с мальчиком. – Две недели назад ты не знал ни одного английского слова. А сейчас ты можешь рассказать о своей семье, знаешь цвета, дни недели, умеешь здороваться и прощаться. Это огромный прогресс!
– Но в школе я все равно молчу, – грустно сказал Тимур. – Когда она спрашивает, я забываю все слова.
Лилия задумалась. Она знала эту проблему – многие дети, которые прекрасно занимались дома, теряли все навыки в стрессовой школьной обстановке.
– А хочешь, я расскажу тебе секрет? – сказала она. – У меня есть волшебное слово, которое помогает не бояться.
Глаза Тимура заблестели интересом:
– Какое?
– "Brave". Это значит "смелый". Когда мне страшно или трудно, я про себя говорю: "I am brave" – я смелая. И мне становится легче.
– А правда помогает?
– Попробуй сам. Скажи: "I am brave, I can do it" – я смелый, я могу это сделать.
– Ай эм брейв, ай кэн ду ит, – неуверенно повторил Тимур.
– А теперь громче. Как будто ты не боишься Марину Петровну.
– I am brave, I can do it! – выкрикнул мальчик, и в его голосе впервые за две недели послышались живые нотки.
– Отлично! А теперь давай потренируемся отвечать на вопросы, как в школе. Только здесь тебе ничего не грозит, согласен?
Следующие полчаса они играли в школу. Лилия задавала простые вопросы: "What is your name?", "How old are you?", "What color is this?" – а Тимур отвечал, сначала тихо, потом все увереннее.
– А если Марина Петровна спросит что-то сложное, что ты не знаешь? – спросила Лилия.
– Не знаю Буду молчать?
– Нет. Скажешь: "I don't know, but I want to learn" – я не знаю, но хочу научиться. Это честный и достойный ответ.
– Ай донт ноу, бат ай вонт ту лён, – повторил Тимур.
Когда занятие подходило к концу, мальчик вдруг спросил:
– Mrs. Lily, а вы никогда не боялись говорить по-английски?
– Конечно, боялась, – честно ответила Лилия. – Когда первый раз поехала в Англию по обмену, я неделю почти не разговаривала. Боялась сделать ошибку.
– И что помогло?
– Понимание того, что ошибки – это нормально. Даже англичане делают ошибки в своем родном языке. А еще мне помогло то, что люди хотели меня понять. Они не смеялись над акцентом, а старались помочь.
– Жаль, что Марина Петровна не англичанка, – вздохнул Тимур.
Лилия рассмеялась:
– Знаешь что? Есть еще один секрет. Представляй, что ты говоришь не для Марины Петровны, а для меня. Или для мамы с папой. Для тех, кто тебя любит и гордится тобой.
На следующий день в половине шестого вечера Лилии позвонила Елена Викторовна, мама Тимура. Голос ее дрожал от волнения:
– Лилия Анатольевна! Вы не поверите, что сегодня произошло!
– Что случилось? – встревожилась Лилия.
– Тимур отвечал на уроке английского! Сам поднял руку! Марина Петровна была в шоке. Он рассказал о себе по-английски – как зовут, сколько лет, что любит рисовать. А когда она спросила что-то сложное, он сказал: "I don't know, but I want to learn".
Лилия улыбнулась, слушая восхищенный рассказ.
– И знаете, что самое удивительное? – продолжала Елена Викторовна. – Дома он весь вечер ходил и повторял: "I am brave, I can do it". Что это значит?
– Это значит, что ваш сын нашел в себе смелость, – ответила Лилия. – И это только начало.
После разговора она долго сидела в своем кабинете, глядя на карту мира. Где-то в Лондоне или Нью-Йорке жили люди, которые говорили на английском языке с рождения. Но сегодня восьмилетний мальчик из российского города совершил для себя не менее важное путешествие – он преодолел страх и поверил в себя.
А это, пожалуй, было важнее любой грамматики.