Глава 1. Рождение звезды.
Два года спустя после вступления Земли в Галактический Совет.
Женевский центр паранормальных исследований погрузился в предрассветную тишину. В медицинском блоке на седьмом этаже Эмма МакДональд лежала в специально оборудованной палате, стены которой были покрыты защитными рунами всех известных магических традиций. Беременность длилась уже девять месяцев, но ребёнок явно не спешил появляться на свет обычным способом.
– Энергетические показатели зашкаливают, – тихо сообщила доктор Анна Волкова, ведущий специалист по паранормальному акушерству. – Эмма, ты уверена, что не хочешь эпидуральную анестезию?
– Нет, – ответила Эмма, сжимая руку Джеймса. – Я должна чувствовать всё. Если что-то пойдёт не так с энергетическими потоками.
Она не договорила, но все в палате понимали. Этот ребёнок был особенным ещё до рождения. За последние месяцы беременности произошло семнадцать случаев спонтанного пробуждения паранормальных способностей у людей в радиусе ста километров от Женевы. Электронные приборы в присутствии Эммы начинали показывать невозможные значения. А вчера ночью все телепаты в городе одновременно услышали детский смех.
– Роуз, что видишь? – спросила Эмма, глядя на подругу, которая стояла у окна с закрытыми глазами.
– Свет, – прошептала Роуз О'Мэлли, её рыжие волосы развевались от невидимого ветра. – Очень яркий свет. И музыку? Как будто вся Вселенная поёт.
Джеймс коснулся металлической рамы кровати, активируя свой дар психометрии. Его серебристая аура вспыхнула.
– Я вижу прошлое этого места, – сказал он удивлённо. – Но не обычное прошлое. Там есть события, которые ещё не произошли. Как будто время здесь течёт по-другому.
В этот момент в палату вошли Кай Чен с портативным сканером аур и Элиас Моррисон, которая теперь координировала все особые случаи в паранормальном сообществе.
– Состояние стабильное? – спросила Элиас.
– Настолько, насколько может быть стабильным состояние женщины, которая вынашивает потенциального бога, – усмехнулась доктор Волкова.
– Не говорите так, – нахмурилась Эмма. – Она обычный ребёнок. Просто с необычными способностями.
Кай проверил показания сканера и побледнел.
– Эмма, энергетическая подпись плода соответствует уровню планетарного масштаба.
– Что это означает?
– Это означает, что когда она родится, всплеск энергии будет виден из космоса.
Внезапно все защитные руны на стенах засветились одновременно. Воздух в палате задрожал, и у всех присутствующих перед глазами возникли видения – звёздные туманности, неизвестные планеты, существа из света.
– Началось, – прошептала Эмма, чувствуя первую схватку.
Но это была не обычная схватка. Вместе с болью пришло ощущение, что её сознание расширяется, достигая краёв Солнечной системы. Она видела Марс, Юпитер, кольца Сатурна и патрульные корабли Галактического Совета, которые заняли позиции вокруг Земли.
– Они знают, – поняла она. – Весь Совет знает, что происходит.
– Конечно знают, – сказала Элиас. – Рождение ребёнка с такой силой – событие галактического масштаба. Последний раз подобное происходило три тысячи лет назад в системе Альфы Центавра.
– И что случилось тогда?
– Тогда родился основатель Галактического Совета.
Следующая схватка была сильнее. Эмма почувствовала, как энергия ребёнка начинает вырываться наружу, создавая рябь в пространстве-времени. За окном загорелось северное сияние, хотя был яркий день.
– Джеймс, – прошептала она, – если что-то случится со мной.
– Ничего не случится, – твёрдо ответил он. – Мы прошли через слишком многое, чтобы сдаться сейчас.
Роуз резко открыла глаза.
– Она идёт! И она не одна!
– Что ты имеешь в виду?
– С ней приходят духи? Нет, не духи. Что-то другое. Очень древнее и очень мудрое.
В палате внезапно стало холодно. Из воздуха начали материализовываться полупрозрачные фигуры – не призраки умерших, а нечто совершенно иное. Существа из чистого света, с глазами как у звёзд.
– Посланники, – прошептала Элиас с благоговением. – Это Посланники Первого Света.
Одно из существ приблизилось к Эмме. Когда оно заговорило, его голос прозвучал одновременно в воздухе и прямо в сознании всех присутствующих:
– Эмма МакДональд, мост между мирами, пришло время. Та, которую ты носишь, станет мостом между звёздами. Через неё ваша раса сделает следующий шаг в эволюции.
– Кто вы? – спросила Эмма между схватками.
– Мы – те, кто наблюдает за рождением новых форм сознания во Вселенной. Каждая цивилизация проходит этот путь. Некоторые становятся мудрее, некоторые уничтожают себя. Ваша раса стоит на пороге выбора.
– И от моей дочери зависит, какой выбор мы сделаем?
– Не зависит. Она и есть этот выбор.
Схватки стали почти непрерывными. Эмма чувствовала, как реальность вокруг неё начинает трещать по швам. Пространство палаты расширилось до размеров собора, а потом и до размеров целого мира. Она видела галактику сверху – спиральную структуру из миллиардов звёзд, соединённых нитями сознания.
– Видишь? – спросило существо света. – Это то, чем станет ваша раса. Не отдельными планетами, а единой сетью разума, охватывающей звёзды.
– А моя дочь?
– Твоя дочь будет архитектором этой сети.
И тогда Эмма почувствовала финальную волну. Ребёнок рождался не просто в мир, а в саму ткань реальности. Свет заполнил всё – не слепящий, а исцеляющий, теплый свет, который касался души каждого живого существа на планете.
В следующее мгновение в палате стало тихо. Посланники света исчезли. Защитные руны погасли. И в руках Эммы лежала крошечная девочка с золотистыми волосами и глазами цвета жидкого золота, в которых уже светился разум взрослого существа.
– Привет, мама, – сказала девочка, и её голос прозвучал одновременно как детский лепет и как музыка сфер. – Меня зовут Лила.
Доктор Волкова выронила медицинские инструменты.
– Она она говорит?
– Не только говорит, – прошептал Кай, глядя на показания сканера. – Её аура это не аура человека. Это что-то совершенно новое.
Лила повернула голову и посмотрела на каждого присутствующего своими невозможными глазами. Когда её взгляд упал на Джеймса, она улыбнулась.
– Привет, папа. Спасибо, что позаботился о маме.
Джеймс осторожно коснулся крошечной ручки дочери. Его дар психометрии активировался мгновенно, и он увидел всё. Прошлое Земли, настоящее галактики, бесконечные варианты будущего.
– Боже мой, – прошептал он. – Она видит время как единое целое.
– Конечно вижу, – сказала Лила, её голос становился всё более похожим на обычный детский. – А разве не все так видят?
Эмма прижала дочь к груди, чувствуя, как её собственная аура резонирует с аурой ребёнка, создавая совершенно новый тип энергии.
– Добро пожаловать в мир, малышка, – прошептала она. – Надеюсь, мы сможем сделать его достойным тебя.
За окном над Женевой висело радужное сияние – видимый всему миру знак того, что человечество вступило в новую эру. А где-то в глубинах космоса древние цивилизации отмечали рождение нового звёздного архитектора.
Эра Лилы началась.
Глава 2. Эхо первого крика.
Международный прес-центр Женевы был заполнен до отказа. Для журналистов, научных корреспондентов и представителей десятков инопланетных делегаций приготовили отдельные сектора, но и этого едва хватало. Людей с даром и без него объединило одно-единственное ожидание – увидеть ребёнка, о котором за четырнадцать дней успели слагать легенды.
На временной сцене, отделённой от зала мерцающим куполом энергетической защиты, стояли трое: Эмма, Джеймс и доктор Анна Волкова. Младенца никто не видел: Лила находилась в герметичном инкубаторе-колыбели, сплетённом из биокристалла и обвитом рунами – его встроили в пол за сценой, под самой точкой фокусировки световых прожекторов. Публике требовалось официальное подтверждение: «золотой ребёнок» жив, здоров и, главное, безопасен.
– Эмма, протокол не меняем, – шепнула Анна. – Демонстрируем безопасный выброс энергии, фиксируем показатели, отвечаем на три вопроса прессы и сразу эвакуируемся.
Ком в горле у Эммы играл на повышенных октавах. Она чувствовала, как Лила просыпается под сценой: тёплое шевеление, всплеск радости – и растущий интерес к тысячам мыслей, звенящих в зале. Защитный купол дрогнул, словно потолок над вулканом.
*Лила, тише. Сейчас не время играть*, – мысленно прошептала Эмма, соединяясь с сознанием дочери.
Ответом стало изображение цветущего луга, настолько реальное, что Эмма на секунду ощутила запах травы; Лила «рисовала» это зрелище для мамы, показывая, что «снаружи тоже красиво».
– Мы начинаем, – объявила Роуз О'Мэлли, вышедшая к пультам управления куполом. В зале утих шёпот.
Плазменные камеры направились в центр сцены. По сигналу Анны на куполе открылась тонкая «окошко» – и из прорези вырвался луч мягкого золотого света. Он поднялся к потолку, рассыпаясь звездопадом над головами зрителей. Спектрометры щёлкнули затворами, а Кай Чен за кулисами вслух озвучивал показатели:
– прирост квантовой когерентности – 280%;
– уровень биофотонной эмиссии – безопасный;
– воздействие на электронику – ноль.
Толпа ахнула; на экранах появились графики, красиво складывающиеся в силуэт новорождённой ладони. Демонстрация шла по плану.
В дальнем углу зала кто-то вскочил. Молодой мужчина с белой повязкой на рукаве – эмблема «Серого фронта». Его голос взрезал тишину:
– Энергетическая аномалия остаётся угрозой! Мы требуем изоляции!
Защитный купол в следующий миг содрогнулся: маленькая ладошка Лилы изнутри «погладила» стенку колыбели и послала волну успокаивающего импульса. По залу прокатилась теплая дрожь, словно все присутствующие на секунду погрузились в объятия безусловной любви. Десятки журналистов опустили камеры. Кто-то заплакал.
Но у мужчины с повязкой лицо исказилось яростью: его собственный дар – телекинетический «шип» – вспыхнул багровым. С его руки сорвался компакт-дрон-нарушитель: цель – пробить защиту.
– Джеймс! – крикнула Эмма. Он уже рванул вперёд.
Дрон врезался в купол, вызвав рябь. Пласт рунической защиты треснул паутиной. Секунда – и трещины поползли дальше: вектор удара был рассчитан на разрушение внутрь.
Эмма ощутила страх Лилы – острый, как режущий лёд. Ребёнок инстинктивно рванул поток энергии наружу. Ещё мгновение – и зал поглотил бы удар планетарного уровня. Эмма опустилась на колени, замкнув ладони в символ кельтского узла.
– Лила, ко мне! – прошептала она.
Луч света, который по плану должен был гаснуть, внезапно втянулся обратно. Золото смыло паутину трещин, вернув куполу целостность. Дрон будто расплавился в воздухе, осыпав пол искрами.
Нападавший рухнул в обморок: в его сознании Лила «потушила» ярость крошечной искоркой безусловной радости.
Зал взорвался овацией и одновременно паникой. Служба безопасности скрутила провокатора, толпу выводили к аварийным выходам. Но главное произошло внутри сцены: Эмма впервые увидела, ЧТО может девятнадцатидневный младенец.
Лила поднялась из колыбели, окружённая сиянием, и с ясным, совершенно детским выражением протянула руки к родителям.
– Мир большой. Пора поговорить с ним, – прозвучал в умах всех присутствующих её мыслеглас.
Доктор Волкова упала на стул:
– Она сказала “поговорить”, вы это слышали?
Роуз, бледная, закрыла горящие глаза:
– И это только начало. Я увидела развилку: либо мы научим её контролю раньше, чем страх охватит мир, либо… города обернутся излучателями силы, которую никто не сдержит.
Эмма прижала дочь к груди. На секунду её охватил знакомый холод ответственности – как тогда, перед Великим Сближением. Но теперь рядом были Джеймс, друзья, целая планета союзников и миллионы звёзд над головой.
– Мы успеем, – сказала она твёрдо. И Лила, словно подтверждая, тихонько засмеялась, а в окне над Женевой зажглось новое полярное сияние – знак, что наследники света сделали первый шаг навстречу миру, который ещё не научился переставать бояться чудес.
Глава 3. Первые контуры шторма.
Через шесть часов после инцидента в пресс-центре Женевы энергокупол над исследовательским комплексом был поднят до максимального уровня – сияющий пузырь в полкилометра радиусом видно даже с городской набережной. Для публики это выглядело как «обычные меры безопасности», но любой чувствительный к ауре ощущал: купол – это не просто щит, а гигантский фильтр, который отсекает внешние эмоциональные потоки, чтобы не нервировать ребёнка-звезду.
Эмма стояла в обзорной галерее и смотрела, как по внешней поверхности купола бежит полярное мерцание. Внизу на специальной площадке делегации Совбеза ООН, Галактического Совета и десятка земных правительств спорили, кому и когда позволят «доступ к девочке». Спорили тихо, но в инфракрасном диапазоне аур их раздражение горело багровыми всполохами.
– Минуты хватает? – спросила Роуз, выходя из лифта. Слабый запах палёного озона возле её плеч – признак недавнего дальнего видения.
– Хуже, – отозвалась Эмма. – До первого ультиматума осталось сорок минут. Представители «серых» пригрозили вывести людей на улицы, если мы «прячем угрозу».
– Схема ясна. Сначала провоцируют страх, потом требуют контроля.
– Страх уже в эфире, – Кай появился с планшетом-голографом. На нём вспыхивали точки дезинформационных постов: *«Ребёнок-оружие», «Золотая чума», «Генная мутация»*.
– Ботовые фермы?
– Часть – люди. Страх продаётся лучше, чем правда.
Эмма прикрыла глаза. Лила спала этажом ниже, в «звёздной колыбели». Во сне девочка беспрерывно посылала в пространство мягкие волны любопытства. Но за внешним спокойствием Эмма чувствовала: если на ребёнка обрушится паника миллионов, подсознательный отклик может быть непредсказуемым.
– Есть новости от Совета? – спросила она.
– Да. – Кай провёл пальцами по голограмме: в воздухе всплыл символ Галактического Совета – семилучевая спираль. – Альтаирцы предлагают немедленно эвакуировать Лилу на орбитальную станцию. Центаврианцы настаивают на полной изоляции в нулевом поле эмоций.
– А мы?
– А мы знаем, что любая изоляция усилит страх и у ребёнка, и у здешних людей, – вмешалась Роуз. – У Лилы дар эмпатического зеркала. Чужие эмоции она отражает многократно. Спрячем – получим вакуум, который взорвётся при первом внешнем резонансе.
В дверь постучали. Вошёл высокий мужчина в дипломатическом плаще цвета угля. На лацкане – герб ООН, но по ауре Эмма сразу почувствовала устройство-глушитель: вокруг него была «тихая зона», приглушающая чувствительные каналы.
– Г-жа МакДональд, я Август Малро, специальный посланник Комитета глобальной безопасности, – представился он. – Не отниму много времени.
Эмма жестом пригласила к столу, но Малро остался стоять.
– Позвольте говорить прямо. Инцидент с дроном показал: ребёнок представляет стратегическую силу планетарного уровня. Без ясного протокола она остаётся фактором непредсказуемости. Совет ООН требует перевести девочку под совместный надзор: базу в Антарктиде уже подготовили.
– Этот «совместный» надзор включает подавляющее поле? – уточнила Роуз.
– Только в пределах разумного. Ради безопасности.
– Безопасности кого? – вмешался Кай. – Вашего рейтинга страхового доверия?
Август Малро непроницательно улыбнулся:
– Безопасности восьми миллиардов человек. Вы привыкли мыслить штучно: одна девочка, узкая элита одарённых. А я – масштабом цивилизации.
Слова зазвенели в ушах Эммы, но она заметила: застрессованная аура Малро дрожит, хоть лицо и спокойное. Человек действительно боится.
– Посол, – мягко сказала она, – вы стояли внизу, когда Лила нейтрализовала агрессию шовиниста без единой жертвы. Это и есть её потенциал – не разрушать, а лечить.
– Или подчинять, – холодно возразил Малро. – Один импульс на несколько герц выше – и толпа вышагивает, куда скажут.
– Знаете, от чего толпа ведётся? От страха, – Эмма не повысила голоса, но сила в каждой фразе звучала металлом. – А страх рождают люди, которые пытаются спрятать то, чего не понимают.
Малро вздохнул:
– Тогда последний, неофициальный вариант. Передайте ребёнка нам – конфиденциально. Мы гарантируем вашей семье безопасность за пределами Земли.
Ответом Эммы стало молчание. Но за спиной у неё вспыхнули символы рунической стены: система безопасности считала угрозу. Малро почувствовал это и коротко поклонился.
– Подумайте, пока не поздно.
Он вышел, оставив в воздухе тяжёлый шлейф тревоги.
Позже, в закрытом атриуме, четверо друзей собрались без свидетелей.
– У «серых» новая стратегия: раскачать страх-контроль-изоляция, – констатировал Кай. – Угрозы будут только расти.
– Не только у них, – добавила Роуз. – Я видела проблески альтернатив: если государство попытается силой забрать Лилу, начнётся раскол с драконьими масштабами. Под угрозой – все реформы последних лет.
Джеймс молчал, глаза его потемнели от пережитого психометрического отклика: он видел все эмоциональные метки Малро и их возможные цепочки.
– Что ты думаешь? – спросила Эмма.
– Думаю, что дипломатия закончилась, – ответил он. – Нам нужен жест, который покажет: лишить Лилу свободы равно взорвать ничью бомбу. Но жест без насилия.
Эмма медленно вдохнула. Внутри неё раскручивалась мысль, настолько опасная, что сама идея выводила сердце из равновесия.
– Есть способ. Мы можем открыть публичный… ментальный эфир. Одну минуту прямой связи «Лила – человечество». Не через камеры, а через сердце.
Кай выронил планшет:
– Ты хочешь, чтобы каждый человек на Земле услышал ребёнка?
– Не «услышал», – уточнила Роуз, – а почувствовал. Без фильтров. Любопытство, радость, открытость. Если после этого кто-то потребует её изоляции, мир сам отвернётся от них.
– И если люди не справятся с таким потоком? – возразил Джеймс. – Массовый эмоциональный шок, панические атаки, кататония….
– Риск, – согласилась Эмма. – Но это наш единственный шанс перехватить повестку, пока её не захватил страх.
Прежде чем принять окончательное решение, они спустились в колыбельную. Хрустальный купол мерцал лёгким янтарём. Внутри на голографическом мобилье крутилась запись звёздного неба – Лила подучивала созвездия.
– Лила, – мысленно обратилась к дочери Эмма. – Нам нужен твой выбор.
Девочка оглянулась, глаза-спирали сверкнули. В сознании Эммы вспыхнул образ: гигантское дерево, корни которого уходят в планету, а ветви касаются других звёзд. По ветвям течёт свет, и каждая искра – это человеческое сердце. Дерево пело.
– Показать песню? – шёпот Лилы звучал сразу у всех в голове, тёплый и чистый.
– Показать, но мягко, – ответила Эмма. – Столько, сколько люди смогут вынести.
Лила кивнула, и в следующий момент колыбель загорелась мягким золотым светом. Ударной волны не было. Энергия струилась ровно – будто сама природа настраивала диммер.
Глобальная ментальная сеть запустили к рассвету. Через спутники, квантовые ретрансляторы и кристаллические маяки сигнал тихо постучал в сознание каждого человека. Сначала – словно лёгкий звон колокольчика, потом – тёплая вибрация за грудиной.
За пятьдесят девять секунд каждый, кто открылся импульсу, увидел фрагмент: детские ладошки, тянущиеся к свету; чувство любопытства, не омрачённого страхом; образ мира, в котором никто не одинок.
На сорок седьмой секунде в Нью-Йорке утихли протесты «серых»: люди опустили плакаты и заплакали без стыда. На пятидесят первой секунде датчики психоакустического фона показали минимальный уровень агрессии на планете за всю историю наблюдений. На последней секунде в женевском брифинг-зале Август Малро снял глушитель ауры и впервые за годы позволил себе улыбку – нелёгкую, но искреннюю.
Сигнал погас. Мир остался прежним и уже другим.
– Она справилась, – прошептала Роуз с облегчением.
Эмма опустилась на колени у колыбели: Лила спала, сияние её ауры едва заметно пульсировало со сном.
– А теперь, – шепнула мать, целуя золотистые волосы, – у нас есть время. Чуть-чуть времени, чтобы научить тебя выбирать свет – и никогда не отвечать на тьму тьмой.
И где-то за пределами купола новые ветви галактического дерева уже проклёвывались сквозь пространство, обещая грядущие испытания, о которых мир пока не догадывался.
Глава 4. Тихие голоса.
Прошло три недели после глобальной трансляции. Мир словно выдохнул и замер в ожидании – что будет дальше? Эмма стояла у панорамного окна детской комнаты, наблюдая, как Лила играет с голографическими бабочками. Каждое движение крошечных ручек оставляло в воздухе светящиеся следы, а бабочки танцевали вокруг неё, словно живые.
– Мама, – впервые произнесла Лила вслух, не телепатически. Голос звучал удивительно чётко для двухмесячного ребёнка. – Почему некоторые люди грустят, когда думают обо мне?
Эмма присела рядом с дочерью. За это время она привыкла к тому, что Лила развивается в десятки раз быстрее обычных детей, но подобные вопросы всё ещё застигали врасплох.
– Потому что они боятся того, чего не понимают, малышка.
– А я могу помочь им понять?
– Можешь. Но не всегда стоит. Иногда людям нужно время, чтобы самим дойти до понимания.
Лила кивнула с серьёзностью маленького философа и вернулась к игре. Но Эмма заметила, как золотистые глаза дочери на мгновение стали отсутствующими – верный признак того, что девочка «прослушивает» ментальные потоки планеты.
В дверь постучали. Джеймс ввёл невысокую женщину лет пятидесяти с проседью в тёмных волосах. Её аура была необычной – спокойной, но с глубокими фиолетовыми оттенками, которые Эмма ассоциировала с людьми, пережившими серьёзные психические травмы.
– Эмма, это доктор Сара Чен, – представил Джеймс. – Детский психолог из Сингапура. Она специализируется на особых случаях.
– Что именно вы имеете в виду под "особыми случаями"? – осторожно спросила Эмма.
Доктор Чен села на край кресла, явно нервничая.
– Детей, которые родились после глобальной трансляции вашей дочери. За три недели было зарегистрировано тысяча двести подобных случаев по всему миру.
Эмма почувствовала, как сердце пропустило удар.
– Подобных в каком смысле?
– Дети с аурами необычной яркости. С ранним проявлением способностей. И главное – все они каким-то образом связаны с Лилой.
Доктор Чен достала планшет и показала видеозаписи: младенцы в разных странах мира одновременно поворачивали головы в сторону Женевы. Малыши, которые ещё не должны были фокусировать взгляд, рисовали пальчиками в воздухе одинаковые световые узоры.
– Мы называем их "детьми эха", – продолжила доктор. – Похоже, ваша трансляция активировала скрытый потенциал в генетике человечества.
Лила отложила игрушки и внимательно посмотрела на гостью.
– Доктор грустная, – сказала она. – У неё болит голова от слишком многих вопросов.
Сара Чен изумлённо уставилась на ребёнка.
– Она она читает мои мысли?
– Не мысли, – пояснила Эмма. – Эмоции. Лила, можешь показать доктору, что ты чувствуешь от других детей?
Девочка закрыла глаза и протянула ручки в стороны. В воздухе засветились тысячи крошечных точек – каждая разного цвета, но все связанные тонкими нитями света с центром, где сидела Лила.
– Это карта всех детей эха? – прошептала доктор Чен.
– Они как маленькие звёздочки, – объяснила Лила. – Иногда им страшно, и я пою им песенки. Хотите послушать?
Не дожидаясь ответа, Лила начала напевать – не голосом, а прямо в сознание присутствующих. Мелодия была простой, как детская колыбельная, но каждая нота резонировала с чем-то глубоким в душе. Эмма почувствовала, как по всему миру тысячи младенцев успокаиваются, засыпают, улыбаются во сне.
– Боже мой, – прошептала доктор Чен. – Она их всех убаюкивает. Одновременно. Через континенты.
– А что в этом плохого? – спросила Лила, открывая глаза. – Разве не хорошо, когда никто не плачет?
Джеймс коснулся стены и активировал психометрию, считывая эмоциональные отпечатки последних недель.
– Я вижу паттерн, – сказал он медленно. – Каждый раз, когда Лила использует способности, где-то в мире рождается ребёнок с дарами. Как будто она пробуждает спящие гены.
– Но это же хорошо? – неуверенно спросила Эмма.
Доктор Чен покачала головой.
– Не все так считают. Есть группы, которые называют это "генетическим заражением". Они требуют изоляции не только Лилы, но и всех детей эха.
В этот момент в комнату ворвалась Роуз, её обычно аккуратная причёска растрепалась, а в зелёных глазах плясали отблески недавних видений.
– У нас проблемы, – выпалила она. – Большие проблемы. Я видела будущее множество вариантов, но все ведут к одному.
– К чему? – напряглась Эмма.
– К войне. Не обычной войне – к конфликту между теми, кто принимает эволюцию человечества, и теми, кто хочет её остановить. И в центре всего – Лила.
Кай вбежал следом, размахивая планшетом.
– Срочные новости из трёх столиц! Сенат США принял резолюцию о "защите генетической чистоты". Китай закрыл границы для всех носителей паранормальных способностей. А в России создают "центры адаптации" для детей эха.
Лила вдруг заплакала – не обычным детским плачем, а звуком, который заставил задрожать стёкла в окнах. По всему зданию замигали аварийные огни: системы безопасности среагировали на резкий всплеск энергии.
– Они хотят разделить маленьких звёздочек, – всхлипнула девочка. – Им будет одиноко!
Эмма взяла дочь на руки, чувствуя, как собственная аура автоматически создаёт защитный кокон вокруг ребёнка.
– Никого не разделят, – твёрдо сказала она. – Мы не позволим.
– Но как? – спросил Джеймс. – Мы не можем воевать с половиной мира.
Лила подняла заплаканные глаза на отца.
– А если попросить красиво? Все люди когда-то были детьми. Они просто забыли, как это – не бояться чудес.
Доктор Чен медленно встала с кресла.
– Возможно, есть способ, – сказала она задумчиво. – Но он потребует от Лилы такого, к чему она может быть не готова.
– Что именно?
– Добровольно показать миру свои воспоминания. Не эмоции, как в прошлый раз, а настоящие образы. Показать, как она видит других детей, как чувствует их потребности. Если люди увидят мир глазами ребёнка.
– Это может сработать, – медленно сказала Роуз. – Но риск огромный. Такой уровень ментальной открытости может повредить психику Лилы.
Эмма посмотрела на дочь. Девочка уже не плакала, а внимательно слушала взрослых, словно понимая каждое слово.
– Лила, – тихо спросила Эмма, – ты готова показать людям, как ты видишь мир? Это может быть больно.
Лила серьёзно кивнула.
– Если это поможет звёздочкам не бояться, то я готова. Но – она посмотрела на каждого взрослого по очереди, – вы будете рядом?
– Всегда, – хором ответили Эмма и Джеймс.
– Тогда завтра, – решила Эмма. – Завтра мы покажем миру, что значит видеть глазами ребёнка, который любит всех без исключения.
За окном опускалась ночь, а где-то в разных уголках мира тысяча двести младенцев одновременно переставали плакать, словно чувствуя, что завтра их старшая сестра по свету сделает что-то очень важное для всех детей Земли.