Блеск на асфальте

Она потянулась к телефону, бесцельно пролистала ленту соцсетей. Яркие картинки чужой, красивой жизни. Путешествия, рестораны, улыбки. Она быстро закрыла приложение. От этих картинок становилось еще горше. Остаток пива допился залпом. Пустая банка полетела в угол балкона, присоединившись к своей предшественнице. На душе осталась та же пустота, что и в банке. Ничего не изменилось. Ничего не произошло. Завтра будет такой же день. И послезавтра. И через месяц. Она закурила вторую сигарету, уже почти не чувствуя ее вкуса. Ветер усиливался, пробираясь под куртку. Пора было заходить в комнату. В ее маленькую, но хоть немного теплую клетку. Последний раз взглянув на ночной город, Женя развернулась и прошла внутрь. Балконная дверь закрылась, оставив снаружи весь этот блестящий, недоступный мир вместе с призрачной мыслью о белом Мерседесе. Она была просто Женя. С долгами. С работой на мойке. И с парой пустых банок на балконе как итог дня. Все как обычно. Но где-то очень глубоко, под грузом усталости и пива, шевельнулось крошечное, настырное чувство. Не надежда. Нет. Скорее, любопытство. Словно она увидела первую серию захватывающего сериала и теперь, против воли, ждала продолжения.

– Не дождешься» – строго сказала она себе вслух и повалилась на диван, накрывшись курткой с запахом мойки. Но мысль уже была посеяна. А семена, как известно, прорастают даже в самой неплодородной почве.

Глава четвёртая

Два дня прошли в привычном, монотонном ритме. Грязь, пена, рев аппаратов, замечания Аркадича. Женя почти забыла о том случае. Почти. Мысль о белом Мерседесе иногда всплывала в памяти, как навязчивая мелодия, но она тут же ее гнала, сосредотачиваясь на колесах и бамперах. Она как раз с яростью оттирала засохшую глину с колесных арок внедорожника, когда краем глаза заметила знакомый силуэт. Сердце неожиданно и глупо екнуло. Нет, не может быть. Может. Белый Mercedes S-класса плавно заруливал на территорию мойки, будто и не уезжал. На этот раз он остановился подальше от брызг, с почтительной дистанции человека, который не хочет пачкаться. Женя выпрямилась, смахивая тыльной стороной ладони капли с подбородка. Из машины вышел он. Владимир. Снова в безупречном пальто, с тем же невозмутимым, холодным выражением лица. Но в его движениях была какая-то нерешительность, которую она уловила сразу, научившись считывать язык тела вечно спешащих и вечно недовольных клиентов. Аркадич, как шакал на запах свежего мяса, уже несся к нему, загодя потирая руки.

– О! Наш меценат! Снова к нам? Машина-то у вас чистая, блестит, как новенькая!

Владимир кивнул, его взгляд скользнул по боксу, явно кого-то выискивая. Он нашел Женю. Его глаза задержались на ней на секунду дольше, чем того требовала вежливость, и он тут же отвел взгляд, обратившись к Аркадычу.

– Да, вроде чистая, – произнес он слегка натянуто. – Но после мойки начал замечать. Стучит что-то в подвеске. Когда моешь, вода могла куда-то попасть? Может, нужно еще раз промыть получше, под давлением?

Аркадич заморгал, пытаясь понять логику: промыть под давлением, чтобы избавиться от стука, который появился после мойки. Но клиент всегда прав, особенно когда он платит тысячами.

– Конечно, конечно! – закивал он. – Вода она такая, знаете ли, коварная! Просочиться может куда угодно! Щас все промоем, просушим! Жень! – он обернулся к ней. – Бросай всё! Займись машиной!

Владимир молча кивнул и отошел в сторону, уставившись на телефон, делая вид, что поглощен важным делом. Но он украдкой наблюдал за ней. Женя медленно приблизилась к Mercedes. Она обошла его кругом, внимательно глядя на колеса, на арки, на чистый кузов. Стучит? После мойки? Это было смешно. Он придумал это. Но зачем? Она посмотрела на него. Он упорно не смотрел в ее сторону, но по напряженной спине было видно – он чувствует ее взгляд.

– Играешь в какие-то игры, мажор? – сказала она с внезапным интересом.

Она взяла шланг с пистолетом. На этот раз она работала не с яростной энергией, а с холодной, выверенной точностью. Хирург, оперирующий пациента. Она тщательно промыла каждую щель в колесных дисках, каждую полость в арках. Она заглядывала туда, куда обычно не заглядывала, делая вид, что ищет источник мифического стука. Владимир смотрел на нее. На ее сосредоточенное лицо, на уверенные движения рук, на то, как она, вся в нелепом фартуке, командует мощной струей воды, подчиняя ее себе. Он и сам не мог объяснить, почему задержался здесь на два дня, почему придумал этот идиотский предлог. Просто образ этой девушки , ее вызывающий взгляд, ее гордая, не сломленная осанка не выходил у него из головы. Ему было интересно. Любопытно разгадать эту загадку. Он поймал себя на том, что ищет в ее чертах не грубость, а характер. Не неряшливость, а следы тяжелого труда. Это было ново и непривычно. Женя закончила мойку. Машина и так была чистой, теперь же она сияла стерильностью.

– Всё промыла, – сказала она, подходя к нему. В ее голосе не было подобострастия, только легкий, едва уловимый вызов. – Если и теперь будет стучать, значит, дело не в мойке.

Он встретился с ней взглядом. И снова тот же острый, прямой взгляд, без тени робости.

– Спасибо, – сказал он, и на этот раз в его голосе прозвучала не формальность, а что-то вроде искренней благодарности. Он снова достал бумажник.

– Не надо, – неожиданно для себя сказала Женя. – За бесплатную диагностику подвески мы денег не берем.

Она повернулась и пошла к своему внедорожнику, оставив его стоять с деньгами в руках и с легким недоумением на лице. Аркадич, наблюдавший за сценой, подскочил.

– Что она вам наговорила? Не слушайте вы ее! Бесплатно это не у нас! Она шутит!

Но Владимир медленно убрал бумажник в карман. Уголки его губ дрогнули в едва заметной улыбке. Она не только упрямая и дерзкая. Она еще и с чувством юмора.

– Все в порядке, – сказал он Аркадичу. – Девушка права.

Он сел в машину и завел двигатель.

Перед тем как тронуться, он еще раз посмотрел на нее. Она уже вовсю работала, не обращая на него внимания, вся во власти брызг и пены. На этот раз, уезжая, Владимир не чувствовал раздражения. Он чувствовал легкое, непонятное оживление. Как будто нашел что-то любопытное. Что-то, во что хочется копнуть глубже. А Женя, оттирая грязь с внедорожника, думала о том, что его предлог был до смешного прозрачным. И от этой мысли на душе стало почему-то немного теплее. И даже как-то победоносно. Аркадич ждал ее, уперев руки в бока. Его лицо, всегда красное, теперь пылало багровым цветом, а сизый нос, казалось, вот-вот задымится от ярости.

– Ты совсем охренела, что ли?! – рявкнул он, едва только Mercedes скрылся за поворотом. Слюна брызнула из-за его желтых зубов. – Бесплатно?! Кто тебе разрешил от моих денег отказываться?! Я тебя на работу взял, кормлю, а ты тут благотворительностью занимаешься?!

Женя, все еще стоя по колено в луже, сжала рукоятки щетки. Усталость мгновенно сменилась адреналином.

– Аркадич, он придумал этот стук! Ему просто… – она запнулась, не в силах объяснить даже себе, что ему было нужно.

– Мне плевать, что он придумал! – перебил он, шагнув к ней так близко, что она почуяла запах перегара и пота. – Он привез тачку, он должен платить! А ты стоишь и корчишь из себя принцессу! «Не надо, мол»! Да я тебя на улицу вышвырну!

– Он и так переплатил в прошлый раз! – огрызнулась Женя, чувствуя, как красные пятна заливают ее шею и щеки. – Ты с него три тысячи содрал за простую мойку! Хватит с него!

– Это я решаю, что с него хватит, а что нет! – просипел Аркадич, тыча толстым пальцем ей в грудь.

– Я тут хозяин! Ты поняла?! Хозяин! А ты никто! Зараза, которую я из жалости держу! Еще раз такое выкинешь, ищешь себе новую конюшню!

Слово «зараза» повисло в воздухе, тяжелое и оскорбительное. Женя замерла. В глазах потемнело. Все обиды, вся усталость, вся беспросветность ее жизни сконцентрировались в этом одном моменте.

– Говори со мной нормально, – тихо, но очень четко сказала она. Голос дрожал от ярости, но не от страха.

– А как еще с тобой говорить?! – продолжал орать Аркадыч, не замечая опасности. – На хорошее ты не понимаешь! Долги у тебя, работать нормально не можешь, еще и клиентов отпугиваешь! Может, ты ему еще и номер свой дала, а? Чтобы бесплатно ему потом мыть?

Это было уже слишком. Женя резко швырнула щетку в ведро. Брызги грязной воды обрызгали засаленные штаны Аркадича.

– Ах ты сволочь! – взревел он.

В этот момент зазвонил ее телефон в кармане фартука. Назойливо, настойчиво. Скорее всего, снова коллекторы. Или банк. Этот звонок, ворвавшийся в самую гущу скандала, словно отрезвил ее. Она посмотрела на Аркадича – красного, захлебывающегося от злости. На его сжатые кулаки. На мойку – грязную, убогую, ее личную тюрьму. На свои руки в царапинах. И внезапно вся злость ушла, сменилась леденящим, абсолютным спокойствием.

– Увольняйся, – хрипло сказал Аркадич. – И чтобы духу твоего тут не было.

– Хорошо, – неожиданно легко согласилась она.

Она сняла фартук, мокрый, пропахший химией, и бросила ему под ноги.

– На, подавись.

Она повернулась и пошла к подсобке, оставив его орать ей вслед что-то невнятное. Телефон звонил и звонил. В подсобке она взяла свою рваную сумку, вытащила из шкафчика куртку. Телефон наконец умолк, а затем запищал о новом СМС. Она машинально глянула на экран. Не коллекторы. Рекламное сообщение от салона красоты. «Подари себе преображение! Скидка 20% новым клиентам!»

Женя фыркнула и сунула телефон в карман. Преображение. Да ей бы на хлеб заработать. Она вышла на улицу, не оглядываясь на орущего Аркадича. Скандал был окончен. Работа потеряна. Денег нет. Перспектив тоже. Но на душе, как ни странно, было легко. Словно гнойник прорвало. Она больше не должна была терпеть его унижения. Она была свободна. Беспросветно, ужасающе свободна. Она засунула руки в карманы и побрела прочь от «Струи». Куда? Не знала. Оставалось только одно , та самая тысяча рублей в кармане. На одно дело хватит. На две банки пива. Сегодня она была нужна ей как никогда.

И мысль о том, что он, Владимир, косвенно стал причиной этого скандала, вызывала не злость, а горькую иронию. Его мир случайным шквалом ворвался в ее мир и разнес его в щепки. Теперь ей нечего было терять. И где-то в глубине души шевельнулся крошечный, безумный вопрос: а приедет ли он завтра? И что он скажет, когда не найдет ее на привычном месте?

Глава пятая

Офис Владимира занимал весь верхний этаж небоскреба из стекла и стали. Отсюда, за панорамными окнами, город лежал как на ладони, игрушечный, упорядоченный, подчиненный. Здесь царила идеальная тишина, нарушаемая лишь тихим гудением системы кондиционирования и шелестом бумаг. Владимир сидел за массивным дубовым столом, слушая отчеты своих менеджеров. Они говорили четко, по делу, подкрепляя каждое слово графиками и цифрами на огромном экране. Миллионы. Проценты. Рынки. Рост. Падение. Он кивал, задавал уточняющие вопросы, делал пометки на планшете. Его лицо было бесстрастной маской профессионала. Он был в своей стихии. Он был богом в этом хрустальном замке.

Но сегодня что-то было не так. Его взгляд то и дело уплывал за стекло, к крошечным машинам, ползущим по ленте проспекта. Он ловил себя на том, что думает не о колебаниях акций, а о том, каково это – стоять там, внизу, в потоках брызг и реве аппаратов. Быть частью этого хаоса, а не наблюдать за ним с высоты. Совещание закончилось. Менеджеры, подобрав бумаги, почти бесшумно вышли. Владимир остался один в огромном, наполненном бездушной роскошью кабинете. Он подошел к окну. Его отражение – успешный мужчина в идеально сидящем костюме, накладывалось на панораму мегаполиса. Иконка стиля и власти. Но за этим фасадом скрывалась усталость. Глубокая, застарелая, как пыль на книгах в его же библиотеке.

Все в его жизни было предсказуемо. Каждое утро тренировка с персональным тренером. Завтрак, приготовленный поваром. Одно и то же смузи, тот же омлет. Дорога в офис в бесшумном салоне Mercedes. Совещания. Переговоры. Обеды в одних и тех же ресторанах с одними и теми же людьми. Вечером либо деловой ужин, либо пустая квартира. В кабинет без стука зашел Эдуард, близкий друг. Владимир молча встал, подошел к бару и достал виски. Двухсотлетний, выдержанный в дубовых бочках, с дымным послевкусием. Он сделал глоток, но не почувствовал ни сложного букета, ни привычного умиротворения. Во рту стояла лишь горечь собственных сомнений. Эдуард, сел напротив в мягкий кожаное кресле, поднял бровь. Он знал Владимира с университета и видел его в разных состояниях. Но таким задумчивым, почти растерянным не видел давно.

– Ты сегодня какой-то не свой, Володя. Сделка сорвалась? Курс доллара опять скачет?

Владимир провел рукой по лицу.

– Нет. Дела в порядке.

– Тогда что? – Эдуард отставил свой бокал – Женщины? Та модель из Милана опять начала звонить? Я же говорил, беги от нее подальше, у нее аппетиты больше, чем у…

– Нет, не она, – перебил Владимир. Он помолчал, выбирая слова. – Ты помнишь, я пару дней назад говорил, что ездил на ту мойку, утром?

– Помню. Нашел там какую-то перламутровую жемчужину в куче навоза? – усмехнулся Эдуард.

Владимир не ответил на шутку. Его лицо оставалось серьезным.

– Там есть одна девушка. Работница.

Эдуард замер с бокалом на полпути ко рту.

– Ты серьезно? Та самая мойщица, которая тебя чуть не облила?

– Она не обливала. Она… качественно работает.

Эдуард громко рассмеялся.

– Качественно работает! Володя, дорогой мой, ты влюбился в автомойку? В прямом и переносном смысле? У тебя что, свой чистильщик сломался?

– Все гораздо сложнее, – мрачно произнес Владимир. – Она не такая.

– О, Боже! – Эдуард откинулся на спинку кресла, смотря на друга с комическим ужасом. – Он произнес это! Знаменитое «она не такая»! Дальше скажешь, что у нее чистая душа и любящее сердце, в отличие от всех этих продажных стерв нашего круга.

Владимир поморщился.

– Прекрати паясничать. Я говорю серьезно. Она смотрела на меня так, будто я не знаю, пустое место. Или надоедливую муху. Без подобострастия. Без интереса к моему кошельку. С вызовом.

– Может, у нее просто плохое зрение? – пошутил Эдуард, но, увидев, что Владимир не смеется, стал серьезнее. – Ладно, прости. И что? Ты нашел ту, что не падает в обморок при виде твоего банковского счета. Редкий экземпляр. И что ты собираешься делать? Привезти ее на следующий благотворительный бал? Представить маме? «Мама, это Женя, она виртуозно оттирает птичий помет с лобового стекла».

Владимир молча смотрел на золотистую жидкость в бокале.

– Я не знаю, что я собираюсь делать. Это идиотизм. Полный.

– Абсолютный, – согласился Эдуард. – Но, черт возьми, забавный!

Его лицо расплылось в широкой улыбке.

– Владимир Нестеров, железный бизнесмен, покоритель сердец и рынков, падает от первой же девчонки, которая послала его подальше! Это же прекрасно! Поэма!

– Она меня не посылала.

– Но хотела, я уверен! По твоим глазам видно, что тебя этим подцепили. Острое ощущение, да? Как экстремальный спорт. Только дешевле и опаснее для репутации.

Эдуард сделал глоток виски, смакуя ситуацию.

– Ну, и как выглядит эта гроза Мерседесов? Настоящая пацанка из 90-х? В спортивном костюме и с золотым зубом?

– Нет, – Владимир покачал головой, и в его глазах мелькнуло что-то теплое, чего Эдуард никогда раньше не видел. – Она худая. Глаза большие. Руки в царапинах. И смотрит прямо в душу, будто видит там все твое нутро и ей это не особо нравится.

Эдуард свистнул.

– Ого. Ты совсем сдурел, дружище. Это не влюбленность. Это нужда в психоаналитике. Или в хорошем отдыхе. Поезжай на Мальдивы, найди себе какую-нибудь безмозглую блондинку, которая будет улыбаться твоим деньгам, и забудь про эту Золушку с мойки.

Владимир отхлебнул виски. Совет был правильным. Рациональным. Таким, каким он всегда руководствовался.

– Возможно, ты прав.

– Конечно, я прав! – хлопнул его по плечу Эдуард. – Мир полон красивых, доступных женщин. Зачем тебе эта проблемная? С долгами, наверняка, с кучей тараканов и с непонятными принципами.

Но чем больше друг отговаривал его, тем упрямее Владимир хотел сделать наоборот. Потому что Эдуард описывал всех женщин, которых он уже знал. А Женя была другой. Настоящей. И в этом был ее главный козырь.

– Ладно, – Владимир поставил бокал. – Забудем. Пустая болтовня.

– Вот и умница! – обрадовался Эдуард. – Обещай, что не поедешь завтра на эту чертову мойку.

Владимир улыбнулся самой невинной улыбкой.

– Обещаю.

Он солгал. И Эдуард, знавший его как облупленного, понял это. Но ничего не сказал, только покачал головой с ухмылкой. «Ну, посмотрим, чем это закончится, – думал он, наблюдая, как Владимир заказывает еще один виски. – Будет по крайней мере весело».

Глава шестая

Вечерний город тек за стеклами Mercedes ровным, блестящим потоком. Владимир медленно ехал по залитым неоном улицам, но не видел ни рекламных щитов, ни огней. Перед ним стояло одно единственное лицо. С темными, непослушными прядями волос, прилипшими ко лбу, и большими, слишком прямыми глазами, полными скрытого вызова. Он поймал себя на том, что специально сбавил ход, оттягивая момент возвращения в свой безупречный, стерильный пентхаус. Там ждала тишина, дорогой виски и кипа неотложных документов. Но мысли его были совершенно не о работе. Он привык к женщинам своего круга. К их отполированному до блеска гламуру, к безупречным манерам, к умению вести светскую беседу и вовремя сделать комплимент. Они были как дорогие аксессуары – красивые, статусные, предсказуемые. С ними было удобно. С ними не было сюрпризов.

А эта Женя. Девушка с автомойки. Грубоватая, колючая, вся в какой-то вечной обороне. Она смотрела на него не с восхищением, а с… что? С раздражением? С презрением? С вызовом? И именно это цепляло его. Эта абсолютная, подлинная не искусственность. Она не пыталась ему понравиться. Не пыталась произвести впечатление. Она была собой – целиком, без прикрас и фильтров. В ее хриплом голосе, в ее неухоженных руках, в ее прямом взгляде была какая-то дикая сила, которой не было в отлакированных светских львицах. Он вспомнил, как она швырнула фартук и ушла, оставив его стоять с деньгами в руках. Уголки его губ снова дрогнули в улыбке. Наглость. Невероятная наглость. Никто и никогда не позволял себе так с ним себя вести.

– Что во мне находит? – размышлял он, ловко перестраиваясь в другой ряд. – Деньги? Статус? Нет». Она, кажется, вообще не понимала, кто он такой. Или понимала, но ее это абсолютно не впечатляло. Для нее он был просто «мажором на Мерсе», который придумывает глупые предлоги, чтобы приехать помыть уже чистую машину.

Это было одновременно забавно и притягательно. Он чувствовал себя не Владимиром, успешным бизнесменом, владельцем холдинга, а просто мужчиной. Которому бросили вызов. Которого задели за живое. Которому стало интересно. Он представил, что скажут его друзья или, что хуже, его мать, если бы узнали, что он увлекся девушкой, которая моет машины на задворках города. Подняли бы на смех. Объявили бы сумасшедшим. Но именно в этом и был кайф. Выйти за рамки. Нарушить правила своей же собственной скучной, предсказуемой жизни. Увидеть что-то настоящее. Настоящие эмоции. Настоящую страсть, не отточенную светскими тренерами. Он вспомнил ее глаза. В тот первый раз, когда их взгляды встретились. В них не было ни капли подобострастия. Только огонь. Огонь борьбы. За что она боролась? Против чего?

Ему захотелось это узнать. Расколоть этот жесткий орешек и увидеть, что скрывается внутри. Не из жалости. Из любопытства. Из того самого влечения, которое он не мог объяснить логически. Он припарковался у своего дома, но не вышел сразу. Сидел в тишине салона, смотря на подъезд, где жили такие же, как он, успешные и пустые люди. Он хотел увидеть ее снова. Не на мойке. Не в ее стихии. Увидеть ее без этой защитной брони из грязи, фартука и колючек. Увидеть просто женщину. И он придумал, как это сделать. Это было рискованно. Глупо. Не по-взрослому. Но тем вечером Владимиру, впервые за долгие годы, захотелось сделать что-то глупое и нерациональное.

Он достал телефон. Не ее номера у него его не было. Он нашел номер самой мойки «Струя». Тот самый, что был на ржавой вывеске. Позвонить? Нет. Слишком прямо. Слишком очевидно. Но он мог приехать завтра. Под другим предлогом. И если ее не будет спросить о ней. Сказать, что она забыла в машине какую-то вещь. Да, это звучало глупо, но сработало бы. Он улыбнулся сам себе в темноте салона. Он, Владимир, строивший многомиллионные сделки, теперь придумывал детские схемы, чтобы увидеть грубоватую девушку с мойки.

Что-то в этой девушке цепляло его за самое дно души, за те струны, которые он давно считал атрофированными. И он был готов идти до конца, чтобы понять что именно.

Его квартира. Пентхаус с видом на всю Москву. Дорогой, выдержанный в стиле хай-тек интерьер. Все на своих местах. Ни пылинки. Ни лишней вещи. Как музей или кадр из глянцевого журнала. Здесь не жили. Здесь существовали. Здесь не было ни души, ни хаоса, ни неожиданностей. Даже цветы, которые раз в неделю привозил флорист, были всегда одинаковыми холодными, идеальными орхидеями. Он прошел по безупречно чистому полу к бару. Налил себе виски, того самого, выдержанного, дорогого. Сделал глоток. Не чувствовал ни вкуса, ни удовольствия. Это был просто ритуал. Он включил огромный плазменный экран. Полистал каналы. Новости, ток-шоу, сериалы с накачанными актерами и пластиковыми актрисами. Все было знакомо до тошноты. Предсказуемо. Он отложил пульт. Тишина снова поглотила его. Он стоял посреди своей безупречной, стоившей целое состояние тюрьмы и чувствовал невыносимую, оглушающую пустоту.

Именно эта пустота и заставила его в тот раз свернуть с привычного маршрута и поехать на первую попавшуюся мойку. Не из-за машины. Из-за жажды хоть какого-то диссонанса. Желания увидеть что-то настоящее, не отполированное, не прилизанное. И он увидел. Увидел ее. Девушку с глазами, полными огня и злости. Девушку, которая не боялась посмотреть на него с вызовом. Которая жила в мире грязи, шума и борьбы, но казалась… живее его. Она была его полной противоположностью. Ее жизнь была непредсказуемой, трудной, возможно, даже отчаянной. Но в ней не было этой мертвящей, тотальной предсказуемости. Он снова подошел к окну, упираясь ладонями в холодное стекло. Где-то там, в этом огромном городе, она была. Возможно, так же смотрела в окно своей «каморки», пила свое дешевое пиво и мечтала о другой жизни.

Он устал от своего идеального, выхолощенного мира. А ее мир, грубый и неидеальный, манил его своей настоящностью. Это было безумием. Авантюрой. Но именно этого азарта, этого риска ему и не хватало. Завтра он снова поедет на мойку. И на этот раз не придумывая глупых предлогов. Он предложит ей… он еще не знал, что. Но что-то, что вырвет его из этой золотой клетки. И, возможно, поможет вырваться ей. Он допил виски. На душе было неспокойно, но впервые за долгое время не скучно.

Глава седьмая

Дни без работы тянулись мучительно долго. Женя металась по квартире, как тигр в клетке. Деньги из спасенной тысячи таяли на глазах. Коллекторы, почуяв слабину, звонили чаще, их голоса становились все наглее и злее. Она уже всерьез подумывала пойти в какой-нибудь круглосуточный супермаркет кассиршей или уборщицей, лишь бы не возвращаться к Аркадичу с повинной головой. Гордость гордостью, но есть хотелось каждый день. Она вышла в магазин за дешевыми макаронами и еще одной банкой того самого пива, без него уже не могла уснуть. Возвращалась, уставшая, с серым лицом, и вдруг услышала сзади знакомый, пропахший сигаретами и безалаберностью голос:

– Женька! Настоящая! Я тебя узнал по походке!

По спине пробежали мурашки. Она обернулась. Из подъезда ее дома выходил Сергей. Ее бывший. Тот самый, с которым она несколько лет назад пила на этой же лавочке, курил на этом же балконе и вместе с которым они благополучно пропили все ее первые, еще не такие большие, долги. Он почти не изменился. Все такая же косуха с выцветшими нашивками, потухшая сигарета за ухом, хищная ухмылка на небритом лице. Только в глазах прибавилось цинизма.

– Серега, – безразлично кивнула она, стараясь обойти его.

– Куда ж это ты так спешишь? – он ловко перегородил ей дорогу, пахну перегаром и дешевым одеколоном. – Старых друзей не узнаешь? Давно не виделись! Как ты? Где пропадаешь?

– Работаю, – буркнула она, глядя куда-то мимо него.

– Где? На той же мойке? – он фыркнул. – Ну и что? Заработалась? Деньги, поди, копишь?

Он оглядел ее с ног до головы, ее поношенную куртку, простой пакет из магазина.

– Видать, не очень получается.

Женя стиснула зубы. Он всегда умел задеть за живое.

– Отстань, Серег. Не до тебя.

– А до кого? До какого-нибудь новенького? – он подмигнул. – может появился кто, может мажор какой-нибудь. Правда, что ли? Подцепила кого-то?