Цена тихой жизни

– Нет! – успела крикнуть Лара.

Выстрел хлопнул коротко и сухо. Не громоподобный, а приглушенный, словно лопнул воздушный шарик. Сергей ахнул, выпустил арматуру из рук и схватился за плечо. Из-под его пальцев тут же проступила алая, быстро растекающаяся по рубашке лужа. Жан, уже сидевший в машине, медленно вышел обратно. Он посмотрел на Сергея, корчащегося от боли на асфальте, потом на Малыша, невозмутимо убирающего оружие. На его лице не было ни гнева, ни раздражения. Лишь легкая, брезгливая укоризна, словно он увидел, как его пес испачкал дорогой ковер.

– Малыш, – произнес Жан с театральным вздохом. – И зачем ты это сделал? Как же наш друг Сергей теперь отдаст нам деньги? Непродуманно. Очень непродуманно.

Он неспешной, размеренной походкой подошел к Сергею, склонился над ним, внимательно рассмотрел рану. Потом поднял взгляд на Лару, стоящую в ступоре, с лицом, залитым слезами.

– Ну, -констатировал он с ледяным спокойствием. – Рана не смертельная. Жить будет. Кости, ясное дело, раздроблены, но это уже детали.

Он подошел к Ларе вплотную. От него пахло дорогим парфюмом, дорогой кожей салона и железом крови.

– Только теперь, милейшая, – его голос стал тише, но от этого еще страшнее, – Кажется, что долг целиком и полностью висит на вас. На вас одних. Учтите это. И постарайтесь не подводить. Мой сотрудник иногда бывает излишне ретив.

Он кивнул Малышу, и они оба, не оглядываясь, сели в машину. Внедорожник плавно тронулся и скрылся за поворотом. Лара бросилась на колени рядом с Сергеем. Его лицо побелело, губы посинели. Глаза были закачены от боли, но в них читался и дикий, животный страх.

– Лара… прости… – прохрипел он, и из уголка его рта потекла струйка слюны, смешанная с кровью от прикушенной губы.

– Молчи! Не говори ничего! – ее голос дрожал, но руки действовали четко и быстро.

Она сорвала с себя легкий шарф, свернула его в тугой ком и с силой прижала к кровавому пятну на его плече. Он застонал, пытаясь вырваться.

– Держись! Держись, черт тебя дери!

Одной рукой она продолжала давить на рану, другой с трудом достала из кармана телефон. Пальцы скользили по экрану, залитому слезами. Три цифры. Вызов.

– Скорая, скорее! – почти крикнула она в трубку, как только услышала голос диспетчера. – Стреляли! Мужчина, рана в плечо, пулевое, кровотечение!

Она прокричала адрес, ее голос срывался на истерику.

– Быстрее, умоляю вас!

Она бросила телефон на асфальт и снова обеими руками прижала уже промокший насквозь шарф к ране. Кровь сочилась сквозь ткань, окрашивая ее пальцы в липкий, теплый красный цвет.

– Ой, Серёжа… – вырвалось у нее сквозь сжатые зубы, и в этом возгласе была не злость, а бесконечная, вселенская жалость и усталость. – Ты дурак… Ну что ты сделал… Что ты наделал.

Он не отвечал, его дыхание стало прерывистым и хриплым. Он смотрел на нее, и в его глазах, помимо боли, читалось что-то еще. Осознание. Жалость к ней. И страшное, непоправимое понимание того, во что он втянул их обоих. Вдали послышался сиренный вой. Лара сидела на холодном асфальте, прижимая к себе окровавленного мужа, и смотрела на красные следы на своих руках. Эти пять миллионов только что обрели новый, ужасающий смысл. Это была уже не просто сумма долга. Это была цена за его жизнь. И, возможно, за ее рассудок.

Глава шестая

Больничный коридор пахнет хлоркой и страхом. Лара сидела на жестком пластиковом стуле у палаты реанимации, не в силах согнать с лица окаменелое выражение шока. За дверью ее муж, под капельницами и датчиками, боролся за жизнь. А она боролась с осознанием того, что будет дальше. Жан сказал: «Долг на вас». И эти слова звенели в ушах громче биения ее собственного сердца. Он не шутил. Он уже начал взыскивать. Шаги, быстрые и нервные, заставили ее поднять голову. По коридору бежала Ира, с широко раскрытыми от ужаса глазами.

– Лара! Боже мой, что случилось?! Мне соседка сказала, что скорая забирала Сергея, что он… – она замолчала, увидев лицо сестры. – Он жив?

– Жив, – коротко кивнула Лара. Голос ее был глухим и безжизненным. – Пуля раздробила кость, но не задела артерию. Прооперировали. Врачи говорят, повезло.

Ира рухнула на стул рядом, схватившись за голову.

– Как это произошло? Несчастный случай?

Лара медленно повернула к ней голову. В ее глазах не было слез, только ледяная, кристальная ясность отчаяния.

– Нет, Ира. Это не случайность. Это было предупреждение.

Она глубоко вздохнула, собираясь с силами, чтобы произнести самое тяжелое.

– Слушай, сестренка. Сейчас же поедешь домой, соберешь вещи. Заберешь Аврору из школы и уедешь с ней к родителям. В деревню.

Ира смотрела на нее, не понимая.

– Что? В деревню? Зачем? Ларис, ты в шоке, тебе надо отдохнуть…

– НЕТ! – Лара резко встала, ее тихий, но резкий крик эхом отозвался в пустом коридоре. Она схватила сестру за плечи. – Ты меня слушай и не вздумай упрямиться! Проблема очень серьезная. Настолько серьезная, что я не могу тебе все объяснить. Но эти люди они стреляют, Ира. Они сегодня стреляли в Сергея. А завтра. они могут прийти за мной. Или за тобой. Или за Авророй.

Ира замерла, в ее глазах медленно укладывался ужас. Она видела кровь на одежде сестры. Видела ее лицо. И понимала – это не шутки.

– Какие люди? Лара, что происходит? – спросила она.

– Долг, – одно это слово прозвучало как приговор. – Огромный. И его требуют назад. Любой ценой. И пока вы здесь, вы – эта цена. Ты поняла меня? Вы мои слабые места. И я не могу думать, как их защитить, если я буду знать, что вы здесь.

Она смотрела на сестру, умоляя, приказывая, вкладывая в этот взгляд всю свою боль и страх.

– Пожалуйста, Ира. Сделай это для меня. Собери вещи, не бери ничего лишнего. Скажи родителям, что у нас ремонт. Что угодно. Но уезжайте. Сегодня же.

Ира, бледная, с дрожащими губами, молча кивнула. Она все еще не понимала всего, но доверяла сестре безоговорочно. Доверяла тому животному страху, что читался в ее глазах.

– Хорошо, – тихо сказала она. – Я поеду. А ты?

– Я останусь с Сергеем. И буду решать эту проблему, – Лара произнесла это с такой ледяной уверенностью, что Ира вздрогнула. В ее сестре не осталось и следа от той Лары, что варила соус и смеялась неделю назад. Это был кто-то другой. Кто-то, кто смотрел в бездну и готов был шагнуть в нее.

Ира обняла ее, быстрый, испуганный объятие, и почти побежала по коридору, чтобы забрать племянницу и навсегда покинуть этот город, ставший ловушкой. Лара снова осталась одна. Теперь она была совершенно одна. И это было страшно. Но в этом одиночестве рождалась странная, пугающая сила. Сила, у которой не осталось ничего, кроме нее самой. И это было единственное, что у нее еще было. Лара сидела, уставившись в белую стену напротив, пытаясь мысленно составить план, но в голове был лишь хаос. Щелчок открывающейся двери палаты заставил ее вздрогнуть. Из палаты вышел хирург, молодой мужчина с усталым, но спокойным лицом. Он снял маску. Лара вскочила, сердце замерло в груди.

– Доктор, ну что с ним? Как он?

Врач позволил себе легкую, обнадеживающую улыбку.

– Успокойтесь. Повезло, что ли. Жизненно важные органы не задеты. Пуля прошла навылет, раздробив ключицу и повредив часть лопатки. Кость собрали, сейчас все зафиксировано. Потеря крови значительная, но не критическая. Восстановление будет долгим и болезненным, но жить будет. Опасности для жизни сейчас нет.

От этих слов у Лары подкосились ноги, и она снова опустилась на стул, схватившись за его холодный пластик. Волна облегчения была такой мощной, что на секунду затопила собой весь ужас. Он жив. Он будет жить.

– Спасибо вам, – прошептала она, чувствуя, как по щекам текут соленые слезы. – Огромное спасибо.

– Его переведут в обычную палату через несколько часов, когда отойдет от наркоза, – сказал врач и, помедлив, добавил, глядя на ее окровавленную кофту: – Полиция будет задавать вопросы. По поводу огнестрельного…

– Да, я понимаю, – быстро перебила его Лара. Мысль о полиции вызывала у нее новый виток паники. Что она скажет? Правду? И тогда Жан узнает, и это станет новым предлогом. Ложь? Это только все усложнит. – Я буду здесь.

Врач кивнул и ушел. Облегчение, пришедшее с новостью о жизни Сергея, было недолгим. Оно сменилось новой, еще более гнетущей тяжестью. Он жив. Но он раненый, беспомощный и больше не может быть ни щитом, ни опорой. Теперь она была обязана держать удар за двоих. Нет, уже за троих, за него, за Аврору, за Иру. Она посмотрела на дверь палаты. За ней лежал человек, чья безрассудность привела их к краю пропасти. И теперь ей предстояло решать, как их от этого края оттащить. Слова Жана «долг на вас» теперь звучали не как угроза, а как констатация нового положения вещей. Она осталась одна на линии огня. И пятимиллионная стена перед ней от этого ничуть не уменьшилась.

Она постояла в коридоре еще несколько минут, пока дрожь в коленях не утихла, и зашла в палату. Воздух был наполнен ровным гудением аппаратуры и запахом антисептика. Сергей лежал на койке, бледный, как простыня, с закрытыми глазами. Рука и плечо были замотаны в толстые белые бинты, фиксирующие гипс. Капельница медленно капала в его вену. Он спал, и в его чертах читалось полное, беспомощное измождение. Лара подошла не к кровати, а к окну. За стеклом был обычный город – люди, машины, жизнь. Их с Сергеем жизнь осталась по ту сторону, в луже крови у подъезда. Она не смотрела на него. Гораздо легче было говорить в спину, в этот безликий пейзаж.

– Ты понимаешь, что ты натворил? – ее голос прозвучал тихо, но в тишине палаты каждое слово было отчетливым, как удар молотка. – Пять миллионов. Ты думал о нас хоть секунду? Об Авроре? О том, что будет с нами?

Она сжала кулаки, чувствуя, как старая ярость и обида поднимаются комом в горле.

– Как ты в глаза-то мне будешь смотреть? – это прозвучало уже не как вопрос, а как горькое риторическое восклицание. – Ты всех подставил. Меня, дочь, Иру… Ты знаешь, что я только что сделала? Я отправила их к родителям, как беженцев, потому что здесь, рядом с тобой, им может прийти конец. Потому что в тебя СТРЕЛЯЛИ, Сергей!

Она наконец обернулась. Он не спал. Его глаза были открыты, и он смотрел на нее. Но не с вызовом, не с раскаянием. С пустотой. С безысходной, всепоглощающей пустотой человека, который достиг дна и не видит из него выхода.

– Идиот, – тихо сказала она, и в этом слове не было уже ни злости, ни оскорбления. Только усталая, безмерная горечь и констатация факта.

Он молчал. Он не пытался оправдываться. Не просил прощения. Он просто лежал и смотрел в потолок, и в его молчании было больше отчаяния, чем в любых ее словах. Лара поняла, что разговаривать больше не о чем. Диалог окончен. Мост между ними рухнул. Теперь она была одна по эту сторону пропасти. А он по ту, в своем мире боли, страха и беспомощности. Она повернулась и вышла из палаты, не оглядываясь. Ей нужно было действовать. Думать. Искать выход. Тот, кто лежал в больничной койке, больше не был ее союзником. Он был ее самой большой ошибкой и ее самой тяжелой обузой. И теперь ей предстояло тащить и его, и себя, и долг, и страх, все это к какому-то призрачному спасению.

Лара вышла из больницы, и влажный вечерний воздух обжег ее легкие после стерильной больничной атмосферы. В голове стучало: «Что делать? С чего начать?» Она полезла в карман за телефоном, чтобы позвонить Ире, убедиться, что они уехали. И замерла. В нескольких метрах от входа, прислонившись к темному, дорогому седану, стоял Жан. Он был один. Его руки были в карманах пальто, поза – расслабленной, будто он ждал кого-то в театре. И он смотрел прямо на нее. Ледяная волна прокатилась по ее спине. Какое-то мгновение она просто не могла пошевелиться, парализованная этим внезапным, кошмарным явлением. Он не стал дожидаться, пока она опомнится. Легко оттолкнувшись от машины, он неспешной, уверенной походкой направился к ней. Его лицо было бесстрастным.

– Ну как, ваше семейное положение? – спросил он, остановившись в шаге. Его голос был ровным, тихим, почти задушевным. И от этого спокойствия, этой обыденности у Лары заходиться ум. Ее муж истекал кровью всего в ста метрах отсюда, а этот человек вел светскую беседу.

Она не нашлась, что ответить. Просто смотрела на него, чувствуя, как по ее ладоням бегут мурашки.

– Надеюсь, ничего критичного? – продолжил Жан, слегка склонив голову. – Было бы крайне нерационально терять такого перспективного должника. Особенно сейчас, когда бразды правления, я смотрю, перешли в более адекватные руки.

Он позволил этим словам повиснуть в воздухе, давая ей понять, что знает абсолютно все. Знает, что Сергей в больнице, что она теперь одна, и что она отправила семью.

– Я… -голос Лары предательски дрогнул. Она сглотнула, пытаясь вернуть себе самообладание. – Я все сделаю. Я найду деньги.

– Я в этом не сомневаюсь, – он улыбнулся, и в его улыбке не было ни капли тепла. – Именно поэтому я и позволил себе вас побеспокоить. Чтобы напомнить: время, к сожалению, не стоит на месте. И чтобы добавить мотивации.

Он сделал крошечную паузу, глядя ей прямо в глаза.

– Проценты. За просрочку. Допустим еще один миллион. Итого шесть. У вас осталось давайте посчитаем двое суток. Послезавтра, в это же время, я позвоню узнать о ваших успехах.

Шесть миллионов. У нее не было и полутора. И двое суток. Лара стояла, не в силах вымолвить ни слова. Ее мир сузился до этого спокойного лица, до этого тихого голоса, объявляющего ей новый, еще более нереальный приговор. Жан вежливо кивнул, повернулся и пошел к своей машине. Он даже не оглянулся. А Лара осталась стоять на больничном крыльце, сжимая в кармане телефон, по которому так и не позвонила. И впервые за этот кошмарный день она почувствовала не ярость, не страх, а нечто иное. Холодную, безразличную пустоту. Он доводил ее до сумасшествия. Но чтобы выжить, ей предстояло научиться мыслить так же холодно. Так же расчетливо. Как он.

Глава седьмая

Он сделал всего несколько шагов по направлению к своей машине, и Лара уже мысленно пыталась сообразить, куда бежать, у кого просить в долг сумму, которой не существует в природе. Но тут его походка замедлилась. Он остановился, будто что-то вспомнив, и с театральным вздохом развернулся и снова направился к ней. Каждый его шаг отдавался в ее висках глухим стуком. Он подошел вплотную, и на его лице играла маска почти что искреннего сожаления.

– Да простите меня, пожалуйста, великодушно, – произнес он, и в его бархатном голосе звенела ледяная насмешка. – Честное слово, не хотел, чтобы так получилось. Все эти эксцессы. Они так портят деловую атмосферу.

Он смотрел на нее, наслаждаясь ее немой, парализованной ужасом реакцией. Потом кивнул, как бы прощаясь, и снова повернулся, чтобы уйти. И тут же обернулся снова, щелкнув пальцами, будто действительно только что вспомнил о пустяке.

– Ах, да. Чуть не забыл сказать, – его голос стал тише, но каждое слово врезалось в сознание, как раскаленная игла. Он говорил спокойно, с убийственным сарказмом. – Чтобы вы ничего неблагоразумного не предприняли. Не побежали, к примеру, к нашим доблестным правоохранителям. Или еще куда. Ваша дочь и сестра пока побудут у меня. В качестве гарантии вашей благонадежности.

Мир перед Ларой поплыл. Сердце замерло, а потом забилось с такой бешеной силой, что ей стало нечем дышать. Она попыталась что-то сказать, но из горла вырвался лишь хриплый, беззвучный стон.

– Не волнуйтесь, – продолжил он, с наслаждением наблюдая, как рушится последняя опора в ее глазах. – С ними будут обращаться корректно. Пока вы выполняете свои обязательства. Время, как я уже сказал, идет. Шесть миллионов. Сорок восемь часов.

На этот раз он ушел по-настоящему. Седан плавно тронулся и растворился в вечернем потоке машин. Лара не помнила, как очнулась. Она стояла на коленях на холодном асфальте, вцепившись пальцами в грудь, пытаясь протолкнуть в легкие воздух. В ушах стоял оглушительный звон, сквозь который ясно звучали его слова: «…дочь и сестра… побудут у меня». Она судорожно достала телефон, пальцы не слушались, она тыкала в экран, пока он не позвонил. Ира. Гудок. Другой. Третий. «Абонент временно недоступен». Она набрала номер матери в деревне.

– Мам, Ира с Авророй у тебя? – ее голос был чужим, срывающимся.

– Нет, дочка, я жду их. А что случилось? Лара?

Она не стала ничего объяснять. Просто бросила трубку. Они были у него. Жан взял их. Ее ребенок. Ее сестра. Поднявшись на ноги, Лара смотрела в точку, где скрылась машина. Теперь в ее глазах не было ни страха, ни отчаяния. Была лишь пустота, настолько глубокая и черная, что в ней тонуло все. Ее прежняя жизнь, ее страхи, ее мораль. Теперь долг был не просто деньгами. Теперь это был выкуп. И у нее было двое суток, чтобы найти шесть миллионов и спасти тех, кто был дороже всего. Или… найти другой способ забрать их назад. Она медленно пошла по улице, не видя ничего вокруг. Внутри нее что-то сломалось, сгорело и умерло. А на пепле рождалось нечто новое. Холодное. Решительное. Опасно спокойное.

Она не помнила, как добралась до дома. Дверь захлопнулась за ней с глухим стуком, и в квартире воцарилась звенящая, гнетущая тишина. Пустота была физически ощутимой. Ни смеха Авроры, ни голоса Иры, даже запаха еды не было – только пыль и страх. Лара прошла в гостиную и опустилась на первый попавшийся стул. Ее тело больше не слушалось, будто все мышцы разом отказали. Она сидела, уставившись в стену, не видя ничего. В голове была одна лишь пустота, белый шум, заглушающий любую мысль. Ступор был спасением – единственным способом не сойти с ума от осознания произошедшего. Они у него. У того человека. Мой ребенок. Эти мысли были слишком чудовищны, чтобы их обдумывать. Она просто существовала, превратившись в статую отчаяния. И вдруг тишину разорвал пронзительный, настойчивый звонок ее телефона. Она вздрогнула, но не двинулась с места. Телефон вибрировал, прыгая по стеклу журнального столика, освещая мрак комнаты зловещим синим светом. Незнакомый номер.

Сердце заколотилось, сжимаясь в ледяной ком. Инстинкт кричал: «Не бери!» Но она знала – должна. Медленным, деревянным движением она протянула руку и поднесла трубку к уху. Не сказала ни слова. Только слушала, затаив дыхание. Сначала была тишина, а потом маленький, такой знакомый и такой испуганный голосок:

– Мама, у нас все хорошо.

Это был голос Авроры. Но не ее обычный, звонкий и полный жизни. Он был плоским, выученным, как на уроке в школе. В нем не было ни радости, ни страха. Только пустота. И тут же, не дав Ларе вставить и слова, связь прервалась. В трубке зазвучали короткие гудки. Телефон выскользнул из ее ослабевших пальцев и с глухим стуком упал на пол. Фраза «у нас все хорошо», произнесенная таким мертвенным голосом, была страшнее любых криков и угроз. Это было доказательством. Доказательством того, что их держат под контролем. Что ее дочь учат, что говорить.

Лара медленно подняла голову. Ступор отступал, сменяясь чем-то иным. Чем-то острым и холодным. Она смотрела на свою трясущуюся руку, а потом сжала ее в кулак. Так сильно, что ногти впились в ладонь, оставляя красные полумесяцы. Страх никуда не делся. Но теперь у него появилась цель. Острая, как лезвие бритвы. Забрать своих. А для этого нужно было найти шесть миллионов. Или найти Жана. Она поднялась со стула. Ноги были ватными, но держали. Она прошла в ванную, не включая свет, и уперлась руками в раковину. В полумраке ее отражение в зеркале было бледным призраком с огромными темными глазами. Этот голос звучал в ней снова и снова, как заевшая пластинка. Каждый раз, когда она его слышала, по спине бежали мурашки. Это была не просто фраза. Это был код. Послание, которое она должна была расшифровать. Или принять как данность?

Нет. Она покачала головой, сжимая фарфор раковины так, что пальцы забелели. Она не может позволить себе роскошь паники. Каждая слеза, каждая потраченная на отчаяние секунда – это предательство по отношению к Авроре и Ире. Она резко повернула кран и с силой плеснула ледяной воды в лицо. Вода стекала по шее за воротник, заставляя ее вздрогнуть, но проясняя сознание. Шесть миллионов. Сорок восемь часов. Она подняла глаза и снова встретилась со своим отражением. И увидела в нем не жертву, не испуганную женщину. Она увидела единственного взрослого. Единственного воина, оставшегося на поле боя. Она медленно вытерла лицо полотенцем. Движения стали точными, почти механическими. Она вернулась в гостиную, подняла телефон с пола. Экран был цел. Она открыла приложение с банковским счетом. Скромные остатки их общих сбережений, плюс то, что ей удалось собрать. Пыль.

Затем она открыла браузер. Ее пальцы замерли над клавиатурой. Она не знала, что искать. «Как найти шесть миллионов за два дня?» «Как спасти заложников?» Звучало как безумие. Но потом ее взгляд упал на экран телевизора, на темный, пыльный корпус. И в голове что-то щелкнуло. Не «как найти деньги». Деньги – это следствие. Причина Жан. И долг лишь его оружие. Чтобы разоружить его, нужно ударить в причину. В него самого. Она отложила телефон. План еще не родился. Было только направление. Острое, как игла, намерение. Она подошла к окну и смотрела на ночной город, сверкающий холодными огнями. Где-то там были ее девочки. Где-то там был он. Страх никуда не делся. Он сжимал горло холодным пальцем. Но теперь у него был противовес – стальная, безжалостная решимость, рожденная из самой глубины материнского инстинкта.

– Держитесь, – мысленно сказала она сама себе – Я иду.