Долгий брод через Слепянский ручей. Ироническая философия в прозе

Двор, которого больше нет

Я и мой велосипед. Примерно 1961г. На заднем плане угол барака, в котором мы жили

Из всех старых семейных фотографий, хранящихся в моем архиве, наибольшее умиление у меня всегда вызывают те, на которых изображен мой самый старый двор на ул. Ботанической. Воспоминаний у меня сохранилось мало с тех пор, поскольку я прожил там всего пять лет с небольшим. Я там родился. Позже родители получили квартиру на Долгобродской, недалеко от поселка, благодаря чему, я ещё очень долго прибегал туда в гости.

Мы жили в восьмиквартирном заводском бараке. Отапливался он печками в каждой квартире. На кухне, естественно, тоже была печь. Квартиры были коммунальными, в каждой комнате семья. В нашей трёхкомнатной жили три сестры с семьями. Моя мама была средней из сестер. У меня еще был брат, старше на шесть лет. Родители работали на Минском Гипсовом заводе (сейчас Минский завод гипса и гипсовых строительных деталей). Это был небольшой рабочий поселок с частными домами. Бывшее село. Напротив нашего барака был заводской забор, полуобваленный в одном месте. Там перекинули трап, по которому местные жители ходили на работу.

Одно из самых запомнившихся воспоминаний: я там впервые начал кататься на коньках. Мне было года четыре. Отец купил «снегурки». Их надо было привязывать к валенкам. Неудобно, зато сколько было радости!

Там же я впервые оседлал трёхколесный велосипед и уже не слезал с него лет до десяти, пока не вырос из него. Отец сделал его двухколесным, когда я научился кататься.

Я часто бывал с родителями на заводе. Иногда один приходил. До сих пор помню газировку в цеху. Баллон, труба, краник и железная кружка. Открыл, налил сколько надо. Никакой, тебе, кнопки. Эта конструкция сохранялась много лет. Я уже давно был взрослым, а этот аппарат еще функционировал.

Барак сзади окружал забор с огородами, за забором стояли сараи, а ещё дальше был луг и что-то вроде болота на нем. Протекающий мимо ручей, задерживался у нас, разливаясь вширь. Болото болотом, но мы всё же ухитрялись там купаться. Детям можно.

Сейчас эти фотографии выглядят очень древними по сравнению с нашими днями. Всё-таки около шестидесяти лет прошло. Какая огромная перемена произошла за это время. Когда-то бывшая окраина Минска стала чуть ли не центром.

Всё еще послевоенное время…

Первые друзья. Знакомство

Мы переехали в новый дом, на Долгобродскую-37 (ныне д.3), в 1962-м году, когда мне было пять лет. Еще через год я уже неплохо катался на своем двухколёсном «Аистёнке», думаю, самом популярном детском велосипеде тех лет. Отец переделал его из трёхколёсного – там была предусмотрена такая возможность.

Однажды я выехал на очередной «пробег». Направился вверх по двору с намерением хорошо разогнаться, потом убрать с педалей ноги и скатиться в самый низ двора. Но неожиданно навстречу мне попался какой-то мальчик на точно таком же велике, только другого цвета. Мы обрадовались друг другу. Тут же познакомились. Моего нового знакомого звали Саша. Через несколько минут мы уже рассекали просторы нашего квартала, как самые закадычные друзья. А вообще, почему «как». Он оставался и, думаю, остаётся моим другом по сей день. Не только он. Буквально через несколько дней мы с Сашкой наткнулись на третьего «велогонщика» и опять на таком же велосипеде. Выяснилось, что и его зовут Сашкой. Два Сашки – это, конечно, хорошо, когда нет кого-то третьего. А мне ведь иногда надо было обращаться к кому-то из них конкретно. Так, постепенно Сашка-1 превратился в Шангина (по фамилии), а Сашка-2 в Гошу (тоже почти по фамилии). Втроём мы почти не расставались до старших классов. К сожалению, наши пути по мере взросления стали немного расходиться, что, впрочем, не мешало нам дружить всю жизнь, не смотря на некоторые различия в образе жизни.

Был у нас и четвертый друг, Сергей, с интересной фамилией – Богомяко. Та же история – одинокий гонщик на таком же велосипеде. И даже жил он в одном с Шангиным подъезде. Богомяко продружил с нами год, после чего его отца, военного, перевели на новое место службы в другой город. Даже в школу не успел пойти. А жаль. Хорошая была компания.

Это были мои самые первые настоящие друзья в жизни. Они ими и остались. Наши судьбы оказались совершенно разными. Одного уже нет много лет, другой пошёл по «местам, не столь отдалённым», а я, с головой окунувшись в ностальгию, посвящаю теперь им эти маленькие миниатюры. Я не хочу, чтобы мои друзья уходили бесследно. Что-то должно оставаться. Хотя бы штрих…

Мне не запомнились дни, в которые я их повстречал, но почему-то места, где я их повстречал впервые, я могу показать с точностью, наверное, до одного метра. Странная у меня память…

Здравствуй школа – первый класс. 1964г

1 сентября 1964г. Слева Гоша. Я в центре.

Первый класс… Кто не помнит волнующего ожидания встречи со школой. Первая ответственность, уроки, дисциплина…

Я хотел пойти в школу. Я ждал этого и… боялся. Почему-то не был уверен в себе, в том, что буду учиться, как все. А вдруг не смогу. В последствии я убедился, что мой страх был далеко не беспочвенным. А пока я был счастлив, как и все мои сверстники, ничего не подозревающие, что же принесет им новая жизнь. Да и разве кто-нибудь думал об этом. Ощущение праздника и восторга, переполняющего грудь, чувство, что всё это будет всегда – так же празднично и весело, как сегодня. Учителя такие добрые и приветливые, ну, прямо, вторые мамы.

Мы с Гошей и Шангиным задолго до первого сентября обсуждали будущую школьную жизнь. Хвастались новыми костюмами, портфелями, тетрадями. Очень жалели, что не попали все трое в один класс. К сожалению, Сашку Шангина направили в другой. Правда, общего приподнятого настроения это нам, в общем-то, не портило. Другой класс – это всё-таки не другая школа. Будем на переменках встречаться.

Итак, вот он и наступил, долгожданный день. Я одел новый костюм, взял в одну руку новенький портфель, в другую букет цветов и мы пошли с моим старшим братом на двор. Нас там уже ждал Гоша тоже со старшим братом Колькой. Наши братья уже перешли в «шестой». Почти взрослые! Трудно описать, что творилось на школьном дворе в тот день. Кутерьма, шум, немного нервные родители. На крыльце и рядом с ним стояли учителя. В руках у них были таблички с названиями классов. Наконец, все первые классы собрались, построились и первая торжественная линейка в нашей жизни началась. С длинным напутствием в новую жизнь выступила директор школы, незабываемая Клара Львовна, потом еще несколько учителей, и нас стали разводить по классам, где уже более подробно о будущей учёбе нам рассказала наша учительница. Звали её Елена Владимировна – моя первая и самая любимая учительница, запомнившаяся мне на всю жизнь.

А на следующий день начались занятия. Там со мной произошел первый курьёз, связанный с моей природной рассеянностью. После первого урока я потерял свой класс, перепутал его с другим и целый урок провёл в чужом классе. Впрочем, никто этого не заметил. На переменке я нашел Гошу и мы уже вместе пошли в свой класс. Потеряться было не мудрено. Школа была большая. А первых классов у нас было семь, если не больше (извините, память подводит). В каждом классе в среднем по 45 человек. Можно представить каково было нашим учителям. Когда мы уже учились в третьем, в Слепянке, по ул. Уральской, рядом с нами, построили новую школу (№108) и половина детей перешла учиться туда. Помню, как многие не хотели уходить. Один мальчик даже разревелся. Но ничего не поделаешь. Поговорка «в тесноте, да не в обиде» здесь не работала. Зато первых классов осталось всего четыре по 35—36 человек в каждом.

Так состоялось первое «учебное крещение» у меня и моих друзей. После окончания школы прошло уже почти 46 лет, но у нас не было ни одной встречи с одноклассниками. Через год-два школу закрыли и преобразовали в профцентр для школьников. Сейчас там располагается торговый колледж. Новая 62-я школа на ул. Асаналиева не посчитала себя преемником старой школы. На её сайте только новая история школы, а про старую, кажется, окончательно забыли…

Фото на скорую руку

Сфоткал сегодня наспех небольшой участок возле моего старого двора, пока ждал автобус. Ничего необычного. Автостоянка в низине. Дома сбросил на комп и детально рассмотрел. Ярко пронеслись некоторые мгновения детства.

На месте этой автостоянки когда-то протекал небольшой ручей, обозначенный на картах Минска тех времен, как Слепянский. Много воды утекло с тех пор (и из этого ручья тоже), а точнее, без малого шестьдесят лет, когда мы, пяти-шестилетними и постарше мальчишками, плескались в этом ручье. На фото, чуть дальше за деревом слева до сих пор еще видны трубы, по которым наше болото, как мы его называли, перетекало на другую сторону Долгобродской. Мы любили кататься зимой внутри этих труб. Когда вода замерзала, мы на коньках или на санках отправлялись осваивать новую дорогу.

Перед трубами была небольшая заводь и мы, довольные, не вылазили из нее часами, чему не очень-то радовались наши мамы. Вода была откровенно грязной. Зато не меньше удовольствия после грязевой ванны доставляла ванна настоящая. Я не могу сказать за других, но я не вылазил из домашней ванны, наверное, по пол дня. Если бы я в ней мылся. Для меня это был настоящий бассейн. Я переехал с родителями в новый дом на Долгобродской, когда мне было всего пять лет. До сих пор помню, как на старой квартире меня купали до этого в тазу. Мы жили на Ботанической в восьмиквартирном бараке с печкой, заменяющей центральное отопление. В каждой квартире-коммуналке была такая печь. Кроме нее была еще печь на общей кухне для готовки пищи. Этот барак снесли только в девяностых годах. Сейчас рядом с этим местом находится МЧС.

За автостоянкой был огороженный участок с частными домами и каким-то управлением с хитрым названием «Лесхоз». Почему лесхоз, мы не знали, ведь леса рядом не было, не считая ботанического сада за трамвайным парком. Здесь на фото его не видно за деревьями. В лесхозе мы, через несколько лет, уже немного подросшие, лазили в чужие дворы за яблоками. Нас гоняли, но больше для вида. Яблок хватало. Необязательно было даже лезть на яблони. В центре лесхоза была колонка для воды. После набегов мы тянулись к ней на водопой. Колонка нам не нравилась, потому что воду надо было качать вручную. Правда, очень часто мы туда не ходили. У нас была другая колонка, пользовавшаяся у нас неимоверной популярностью. Она находилась на пути к слепянскому озеру. Идти мимо неё и не остановиться, было чуть ли не дурным тоном. А после озера, проделав путь в пару километров по жаре, мы долго не могли отойти от неё. Приняв душ под колонкой и напившись воды за несколько присестов, мы с переполненными животами тянулись к себе во двор или на луг перед болотом, где падали в траву и блаженно подставляли солнцу свои, уже и так черные, тела.

На сегодня все. Надо будет потом сфотографировать трамвайный парк. Может, вспомню, как мы с друзьями тянули оттуда шпалы на наше болото. Сбивали ж/д костылями и делали из них плоты. Трамвайный парк тоже строился при нас…

Все на «Маяк»!

В семидесятые годы стадион «Маяк», расположенный недалеко от нашего дома, был одним из самых популярных мест в нашем районе. Собственно, как стадион, он был никакой, но числился таковым где-то в документах домоуправления. Огороженный железной сеткой, относительно небольшой участок, на котором, кроме хоккейных ворот, больше ничего не было. В углу были сложены фрагменты забора для хоккейной площадки. Никаких трибун. Осенью стадион готовился к зимнему сезону. Собиралась хоккейная коробка, потом после устоявшихся морозов заливался горячей водой каток. Горячей – чтобы вода на морозе застывала ровным слоем, а не волнами (к счастью, тогда еще не было счетчиков воды). Это обычно происходило в конце ноября. Молодёжь, наверное, не поверит, что так рано начиналась зима. Тем не менее, выпавший в ноябре снег, держался уже до весны, а точнее, до конца марта и исчезал полностью только в апреле. Хорошие были зимы…

На Маяке регулярно проводились соревнования по хоккею между мальчишескими командами домоуправлений нашего района. Тогда только эта площадка становилась похожей на стадион. У ребят была настоящая хоккейная форма, что давало повод для зависти всем мальчишкам. Вокруг собирались болельщики из числа родственников и друзей хоккеистов. Приходили люди из соседних домов. Кто-то болел за свою команду, а кто-то ждал, когда освободится площадка, чтобы покататься на коньках. Мой старший брат участвовал в этих соревнованиях, а я был совершенно равнодушен к хоккею. Мы с друзьями любили просто гонять на коньках. Особенно нравилось это делать на только что замёрзшей Слепне. Расстояние от железнодорожной насыпи до Долгобродской было приличным. Отличную ледяную дорожку мы пробегали за несколько минут. Но это удовольствие длилось недолго – только в декабре, пока не навалит снега. После этого мы окончательно перебирались на Маяк.

Катались мы до изнеможения. Хорошо, что наш дом был недалеко. Набегавшись, мы брели на водопой к дому, обычно ко мне, где мама выносила нам литровую кружку воды похолоднее, потом еще, пока не напьемся. Утолив жажду, мы снова возвращались на каток. На Маяке было освещение, поэтому катались до позднего вечера. А домой мы уже почти приползали. Практически, всё «зимнее» детство и подростковый период прошли на катке. В новогодние дни было особенно весело. Над стадионом натягивались провода с цветными лампочками-гирляндами, вешались украшения, а в центре всегда была огромная елка. Не обходилось, конечно, и без Деда Мороза со Снегурочкой. Веселые были дни…

Наши не очень детские игры

Детство, анализируемое в зрелом возрасте, иногда может представать в не очень розовом цвете. Что я имею ввиду. Очень много вещей, казавшихся нам веселыми в это беспечное время, на самом деле были иногда опасными даже для жизни, а не только для здоровья.

Часто вспоминаю свой дом с покатой двускатной крышей. По этой крыше мы с гиканьем носились друг за другом, играя в «квача». Не каждый день, нет. Всего несколько раз – этого хватило, чтобы сейчас покрываться холодным потом, вспоминая те поистине дурацкие игры.

Одним из самых «безопасных» опасных развлечений было взрывание шифера, который мы добывали на той же родной крыше. Мы уже разобрали значительную часть прежде, чем бросили это увлекательное занятие. Носили целыми листами. На слепянском болоте (р. Слепня) за нашим домом жгли костры и подкладывали добытую «взрывчатку». Как он красиво взрывался! Мы разбегались за ближайшие кусты и кочки, представляя себе взрывы бомб и гранат. Осколки все-равно доставали до наших убежищ и пару раз кого-то задевали, но ничего, выжили, ребята. Горячие осколки, подумаешь. Жильцам, которые нас хорошо знали, было, наверное, наплевать, откуда и что мы таскаем. Ну, играют детишки. Не дерутся же. Тревогу забили обитатели верхних квартир, когда их стало заливать после дождей. Хорошо, что мы разобрали крышу только над одним подъездом…

Самым интересным было увлечение «стрелковым» оружием. Но простые рогатки нас не устраивали. Вот ружье с натянутой модельной резинкой на проволочном пробое, с курком – это да! Лучше всех их делал мой старший брат. От него научился я и научил друзей. На чердаке родного дома проходили настоящие сражения. Нас было много, включая и старших ребят. У некоторых моих друзей были тоже старшие братья. Собиралась компания человек десять. Старшие – одна команда, мы – другая. Расходились в стороны, прятались, потом самые смелые осторожно выбирались из укрытий и пробирались вперед, выслеживая «врага». В пятиподъездном доме чердак большой просторный и длинный – мест, где можно было спрятаться, хватало. Не один год мы так воевали, но… Как всегда, очередное увлечение закончилось печально: после того, как мой брат чуть не выбил глаз товарищу. Ему повезло – глаз остался целым, а мы все на следующий день дружно переломали и выкинули наше оружие.

Конец 60-х – начало 70-х… Это только часть наших беспечных, опасных, но веселых игр в те времена. Да, было весело, но это веселье вполне могло закончиться кладбищем или пожизненной инвалидной коляской, или серьезной травмой.

Взрослые, берегите своих детей!

Дети, будьте осторожны! (Хотя, какой, там, риск в компьютерных играх…)

О «битвах престолов»

Долгобродская, 37. Сейчас дом 3

Когда я начал подрастать и уже принимал участие в общих играх с более старшими ребятами, я узнал, что пропустил несколько лет событий, повлиявших на некоторую популярность нашего дома. В те годы в Минске, как и в любом другом городе, процветали «битвы» между районами и кварталами. Жестокие драки, часто на кольях, сопровождались травмами, вызовом милиции, скандалами в школах. Наш дом стоял как бы особняком в этой «войне королей районов». Если обычно в таких драках участвовали районы с громким название «Слепянка» или «Абиссиния», то наш дом заменял целый район. «Тридцать седьмого» боялись и уважали все располагавшиеся рядом районы. Здесь собиралась огромная внушительная компания не только из самого дома, но и со всех соседних дворов. Я и не подозревал, например, что в мирном, с виду, Валерке Крайко (Края), таился большой охотник до разборок с «чужими». Он и еще один мой сосед Пчела (Сергей Пчелинцев) были инициаторами многих драк «район на район». Края, как только услышит о новой заварухе, тут же хватался за кол и вперед, за правое дело «Тридцать седьмого». Таким же был и Пчела. Он так и не выбрался из воинственного детства. Остался бандитом на всю жизнь. По слухам, так и погиб потом где-то на зоне.

Мне об этом рассказывал Шангин, тоже любивший иногда покрутиться в «высшем обществе» старших пацанов. Там он и наслушался всяких историй из «боевого» прошлого нашего дома. К слову, Шангин и сам иногда любил подраться. Он любил драки, фильмы с драками и рассказывал о них с каким-то упоением, но интересно. И если Гоша был признанным рассказчиком анекдотов, то Шангин не хуже обрисовывал всевозможные потасовки. Он делал это красочно и театрально. Жаль, погиб талант и лавры высохли… Нет, погиб только талант, а не Шангин. Слышал, живет где-то с кем-то на районе. Давно не виделись…

Минское детство в «морских» сражениях

Рядом с нашим «болотом», как мы называли Слепню, в конце шестидесятых строился новый трамвайный парк. Это на пересечении улиц Долгобродской и Ботанической. Он уже немного функционировал, но до завершения стройки было далеко. Забора ещё не было, на всей территории царил маленький хаос. Кругом были какие-то ямы, рытвины, валялись шпалы и мусор, соответствующий характеру стройки. Но то, что для обычного человека бардак, для детей – огромный источник для исследований и игр.

Когда около твоего дома протекает какая-никакая речка, а недалеко от неё имеется всё для постройки плота, как же можно не использовать такую возможность.

У рабочих депо была своя работа, у нас своя. Работники парка привыкли, что на краю парка копошатся дети. Практически, мы делали что хотели. Выбирали понравившуюся шпалу полегче и стаскивали её вниз к болоту. Нас было много, детей разных возрастов. Работали мы дружно, увлечённо и без разногласий.

Мы брали только старые шпалы (интересно, откуда они там были). Новые были очень тяжёлые и в воде менее мобильные, так как глубже уходили в воду. Сбивать их тоже было тяжелее. Старшие ребята сбивали шпалы костылями с железными рельсовыми накладками, а мы скрепляли при помощи гвоздей и досок. Иногда связывали проволокой, которой всегда было навалом. Как ни странно, но ни один наш «корабль» не развалился.

Самым популярным был плот из трёх шпал. Устойчивый и скоростной, если управляли два человека. Самым быстрым был, конечно, двушпальный, но при таранах он сбрасывал с себя того, кто им управлял. На таких плотах мы гоняли наперегонки. Самым большим был пятишпальный плот. На нём могла уместиться команда, достаточная для захвата плотов поменьше. Кстати, позже, когда мы научились играть в бумажный Морской бой, мы еще долго называли свои корабли не двух-трёх-палубными, а двух-трёх-шпальными и т. д.

После больших ливневых дождей ямы на территории парка рядом со скопищем шпал наполнялись водой, и мы вели свои сражения в них. Они были попросторнее, чем небольшая заводь нашего болота, но там было довольно глубоко, иногда под два метра, из-за чего большинство из нас возвращались домой мокрыми до нитки. А болото было мелким. В самом глубоком месте могли скрыться, максимум, только ноги и то у самых младших.

Уже и не припомню через 50 с лишним лет, как закончились наши водные приключения. Скорее всего, забор наконец-то возвели, а плоты, остававшиеся на болоте, «ушли» после очередной чистки ручья.

Так закончилась наша «морская» часть детства.

Ужас!

Однажды мы с Сашкой Шангиным (мой самый первый друг, с которым я познакомился в новом доме), как всегда, играли у себя во дворе, когда кто-то из наших, запыхавшись, прибежал с улицы с криком «А там мужик под трамвай попал!». «Где?!». «На остановке!». Мы сорвались с места. Для детей любое происшествие, случившееся где-то рядом – это событие, и, как всякое событие, оно требует подробностей.