- -
- 100%
- +
– Тогда почему же все-таки затмение происходит, раз, по-вашему, его быть не должно? – шутливо допытывался Мишель.
– Только потому, что эти солнечные лучи оказываются ослабленными преломлением и большая их часть поглощается атмосферой, через которую они проходят.
– Такое объяснение меня вполне удовлетворяет, – заявил Мишель. – К тому же мы все это проверим, когда окажемся на Луне. А теперь, Барбикен, скажи мне, веришь ли ты, что Луна – древняя планета?
– Что за идея?
– Представь, – сказал Мишель с забавной важностью, – мне тоже иногда приходят в голову разные идеи.
– Эта идея принадлежит не Мишелю, – сказал Николь.
– Ну и слава богу, значит, я плагиатор.
– Ну конечно, – ответил Николь. – Если верить преданиям древних, жители Аркадии, например, считали, что их предки жили в те времена, когда Луна еще не была спутником Земли. На основании этого некоторые ученые считали Луну кометой, чья орбита однажды приблизилась к Земле настолько, что оказалась в сфере притяжения Земли.
– Ну а что же в этой гипотезе соответствует истине? – спросил Мишель.
– Да ничего, – ответил Барбикен, – и доказательством тому служит тот факт, что на Луне не осталось и следа той газообразной оболочки, которая всегда окружает кометы.
– А разве Луна, – предположил Николь, – прежде чем она стала спутником Земли, не могла, находясь в перигелии, настолько близко подойти к Солнцу, чтобы все ее газообразные вещества испарились?
– Могло быть и так, друг Николь, но это маловероятно.
– Почему?
– Потому что… Впрочем, не знаю почему.
– Ага! – торжествовал Мишель. – О том, чего мы не знаем, можно написать сотни томов.
– А скажите, пожалуйста, который теперь час? – спросил Барбикен.
– Три часа, – ответил Николь.
– Как незаметно проходит время в беседах таких ученых, как мы, – сказал Мишель. – Я чувствую, как с каждым часом я становлюсь умнее и образованнее.
С этими словами он залез под свод снаряда, «чтобы лучше наблюдать Луну», как он выразился. Товарищи его в это время смотрели в нижнюю раму, где не видно было ничего нового.
Через несколько минут Ардан снова спустился вниз и, подойдя к боковому иллюминатору, вскрикнул от изумления.
– Что случилось? – спросил Барбикен.
Председатель «Пушечного клуба» поспешно подошел к окну и увидел нечто вроде сплющенного мешка, который летел в нескольких метрах от снаряда. Мешок, казалось, висел неподвижно. Следовательно, он летел с тою же скоростью, что и ядро.
– Это еще что за штука? – спросил Ардан. – Может быть, это какая-нибудь межпланетная частица, которую наш снаряд захватил в сферу своего притяжения, и этот «спутник» будет сопровождать нас до самой Луны?
– Меня вот что удивляет, – заметил Николь. – Каким образом это тело, удельный вес которого, несомненно, намного меньше удельного веса нашего снаряда, может так стойко держаться на одном уровне с нами.
– Николь, – сказал Барбикен после нескольких минут размышления, – я не знаю, что это за тело, но могу вам объяснить, почему оно держится на одном уровне с нашим снарядом.
– Почему же?
– Потому что мы теперь летим в пустоте, мой дорогой капитан, а в пустоте все тела падают или движутся (что одно и то же) с одинаковой скоростью, независимо ни от формы тела, ни от его веса. Это воздух своим сопротивлением создает различия в весе. Если из длинной трубы выкачать насосом весь воздух, то всякий предмет, который вы введете в эту трубу, будь то пылинки или кусочки свинца, станет двигаться в ней с одинаковой скоростью. И здесь, в межпланетном пространстве, мы имеем ту же причину и те же следствия.
– Совершенно верно, – подтвердил Николь. – Значит, все, что бы мы ни выкинули из снаряда, будет лететь вместе с нами вплоть до самой Луны.
– Какие же мы дураки! – воскликнул Мишель.
– Чем же мы заслужили такую лестную характеристику? – спросил Барбикен.
– А тем, что мы не догадались наполнить наш вагон всякими полезными предметами: книгами, инструментами, орудиями и так далее. Мы теперь могли бы их выбросить, и все это следовало бы за нами к месту назначения. Вот это мысль! Почему бы нам самим не прогуляться, как этот болид? Почему бы не выпрыгнуть в пространство через одно из окон? Какое должно быть наслаждение парить в эфире! И притом в более выгодном положении, чем птица, которая должна работать крыльями, чтобы не упасть.
– Прекрасно, – сказал Барбикен. – А чем бы ты стал дышать?
– Проклятый воздух, его всегда не хватает там, где он нужен!
– Зато если бы воздуха хватило, Мишель, ты очень скоро отстал бы от нас, так как твой удельный вес меньше веса снаряда.
– Выходит, что это заколдованный круг?
– Самый что ни на есть заколдованный!
– Значит, придется еще посидеть взаперти в этом вагоне?
– Придется.
– Черт побери! – неистово закричал Мишель.
– Что с тобой? – спросил Николь.
– Я угадал, что это за мнимый болид. Никакой это не астероид и не осколок планеты!
– Что же это, по-твоему? – спросил председатель «Пушечного клуба».
– Это наш несчастный пес! Это супруг Дианы.
Действительно, этот предмет, сплющенный, неузнаваемый, плоский, как волынка, из которой выпустили воздух, был труп Сателлита, летевший вслед за снарядом к Луне.
Глава 7
Минута опьянения
Это любопытное, но вполне логичное, странное, но объяснимое явление могло произойти только при данных необычайных условиях. Всякий предмет, выброшенный из вагона наружу, должен был следовать по той же траектории и мог остановиться только вместе со снарядом. Эта тема дала повод к беседам, которые затянулись до самой ночи. Волнение путешественников увеличивалось по мере их приближения к цели. Они готовились к неожиданностям, ждали новых «чудес» и находились в таком состоянии, что ничто не могло бы их удивить. Их воображение намного опережало снаряд, скорость которого, незаметно для пассажиров, уже значительно снизилась, и Луна с каждой минутой увеличивалась на их глазах. Казалось, им достаточно протянуть руку, чтобы дотянуться до нее…
На другой день, 5 декабря, все трое были уже на ногах с пяти часов утра. Если верить вычислениям, то этот день должен быть последним днем их странствия. Именно в этот день, ровно в полночь, в самый момент полнолуния, они должны были достигнуть блестящего диска Луны. В ближайшую же полночь должно было завершиться самое необычайное из всех путешествий, какие только предпринимались в древние или в новые времена. Поэтому уже ранним утром сквозь окна, посеребренные лучами Луны, они приветствовали ночное светило радостными и дружескими возгласами: «Ура!»
Луна величественно плыла по звездному небу; еще несколько градусов – и она очутится именно в той точке пространства, где должна произойти ее встреча со снарядом. Барбикен на основе собственных расчетов установил, что снаряд упадет в северном полушарии, где тянутся обширные равнины и лишь кое-где попадаются редкие горы – обстоятельство благоприятное, если лунная атмосфера, как полагали, действительно сохранилась только в лунных низинах.
– Равнина к тому же гораздо удобнее для нашей посадки, чем горы, – заметил Ардан. – Житель Луны, которого высадили бы в Европе на Монблане или в Азии на вершине Гималаев, еще не вправе был бы сказать, что находится на Земле.
– Есть и еще одно удобство, – добавил капитан Николь, – если снаряд упадет на плоскую поверхность, он остановится тотчас же, как только прикоснется к ней. С горы же, наоборот, он покатится как колесо, а так как мы не белки, то нам уже не выйти живыми из ядра. Стало быть, все к лучшему.
Успех дерзкого предприятия и в самом деле казался уже несомненным. Но Барбикен был все же чем-то озабочен, хотя и хранил молчание, не желая волновать своих спутников.
Дело в том, что движение снаряда по направлению к северному полушарию Луны доказывало, что его траектория несколько отклонилась. По математическим выкладкам, выстрел должен был нацелить снаряд в самый центр лунного диска. Отклонение было очевидным, но что же могло его вызвать?
Барбикен, не имея каких-либо исходных данных, не мог понять, ни даже определить степень такого отклонения. Однако он надеялся, что это отклонение не будет иметь иных последствий, кроме их посадки в северных областях Луны, как раз наиболее для этого благоприятных.
Поэтому Барбикен, не делясь ни с кем своими опасениями, довольствовался тем, что внимательно наблюдал Луну, стараясь по возможности уловить степень отклонения снаряда.
Что могло быть ужаснее предположения, что снаряд, не достигнув цели, начнет удаляться от Луны и унесется в межпланетное пространство!
Теперь Луна уже не казалась плоским диском, уже все яснее вырисовывались ее выпуклости и горы. Если бы солнечные лучи падали сейчас на Луну косо, а не отвесно, то благодаря отбрасываемой ими тени можно было бы ясно различить высокие кольцеобразные лунные горы, увидеть зияющие кратеры и причудливые трещины, бороздящие необозримые лунные равнины. Но сейчас весь этот рельеф стушевывался из-за яркого солнечного освещения. Можно было лишь с трудом разглядеть крупные темные пятна, которые придают Луне сходство с человеческим лицом.
– Лицо, да и только, – сказал Ардан. – Но я обижен за прекрасную сестру Аполлона – оказывается, она рябая!
Путешественники на таком близком расстоянии от цели не отрываясь вглядывались в этот неведомый мир. В своем воображении они уже странствовали по новой стране. Они взбирались на высокие пики, спускались на дно широких кратеров. То тут, то там им чудились обширные моря, едва сдерживаемые в берегах давлением разреженной атмосферы, горные потоки, несущие свои воды в эти моря. Склонясь над бездной, они надеялись услышать хоть какой-нибудь звук с этого вечно безмолвного светила.
Этот день ярче всего запечатлелся в памяти друзей. Ни одна подробность не изгладилась из их воспоминаний. Безотчетная тревога овладевала ими по мере приближения к цели. Эта тревога, конечно, усилилась бы, если бы они только знали, насколько уменьшилась скорость снаряда: она показалась бы им явно недостаточной, чтобы долететь до цели.
В это время снаряд уже почти ничего не весил. Вес его уменьшался непрерывно и должен был полностью исчезнуть; такое поразительное явление возможно лишь в точке, где лунное притяжение уравновешивается земным.
Однако, несмотря на все волнения, Ардан с привычной ему аккуратностью не забыл приготовить завтрак. Друзья закусили с большим аппетитом. Что может быть вкуснее бульона, сваренного на газе? Что может быть лучше консервированного мяса? В довершение пиршества было выпито несколько стаканов отменного французского вина, причем Ардан не упустил случая заметить, что лунные виноградники – если они существуют – должны под палящими лучами Солнца давать самые прекрасные сорта вин. Предусмотрительный француз захватил с собою на всякий случай несколько драгоценных лоз Медока и Кот д'Ора, на которые он возлагал большие надежды.
Кислородный аппарат Рейзе и Реньо действовал с необычайной точностью. Воздух в снаряде был совершенно чистым. Ни одна молекула углекислоты не могла устоять против едкого натра, а кислород, по словам капитана Николя, был «самого первого сорта». Небольшое количество водяных паров, заключавшихся в снаряде, смешиваясь с воздухом, умеряло его сухость; немногие дома Парижа, Лондона, Нью-Йорка, немногие театральные залы находились в столь идеальных гигиенических условиях.
Но для правильного действия аппарата за ним требовался тщательный уход. Поэтому Мишель каждое утро осматривал регуляторы утечки, проверял краны и устанавливал температуру газа. До сих пор все шло как нельзя лучше, путешественники, подражая почтенному Дж. Т. Мастону, начинали заметно полнеть, и, доведись им провести в своей «тюрьме» еще несколько месяцев, они вышли бы из нее совершенно неузнаваемыми. Одним словом, с ними происходило то же, что и с цыплятами в клетке, – они жирели с каждым днем.
Глядя в окно, Барбикен видел труп пса и прочие предметы, выкинутые из снаряда, которые неотступно следовали за ними. Диана грустно подвывала при виде останков Сателлита. Но весь этот хлам казался неподвижным, словно он лежал на земле.
– Знаете ли, друзья, – сказал Ардан, – если бы один из нас не перенес первого толчка при вылете, было бы очень трудно «предать земле» его останки, то есть я хочу сказать «предать эфиру», так как здесь эфир заменяет землю. Посмотрите на труп Сателлита, он преследует нас как угрызения совести!
– Да, это было бы невесело, – ответил Николь.
– Ах, – воскликнул Мишель. – Я жалею только о том, что здесь нельзя погулять! Какое было бы наслаждение парить в этом лучезарном эфире, купаться и кувыркаться в живительных солнечных лучах! Если бы Барбикен догадался запастись скафандром и воздушным насосом, я бы рискнул вылезти из снаряда и умостился бы на нем в позе какой-нибудь «химеры» или «гиппогрифа».
– Неисправимый мечтатель, – рассмеялся Барбикен, – поверь, что ты недолго бы красовался в виде своего гиппогрифа, потому что, несмотря на скафандр, тебя раздуло бы от содержащегося в тебе самом воздуха, ты лопнул бы, как граната или как воздушный шар, залетевший слишком высоко в небо. Брось свои сожаления и запомни: пока мы парим в пустоте, всякие сентиментальные прогулки за пределами снаряда запрещаются.
Мишель Ардан нехотя поддался убеждениям товарища. Он согласился, что его мечты трудновыполнимы, но все же не невозможны, так как слова «невозможно» в его словаре не существовало.
Беседа переходила с одной темы на другую и не прерывалась ни на минуту.
Трем друзьям казалось, что в их головах родятся самые разнообразные идеи с тою же быстротой, как распускаются молодые побеги под первыми лучами весеннего солнца. Они чувствовали себя просто переполненными «идеями».
Среди множества вопросов и ответов, обсуждавшихся в это утро, Николь затронул вопрос, который озадачил друзей.
– Вот что, – сказал капитан, – лететь на Луну, конечно, очень интересно, а как-то мы вернемся назад?
Собеседники с изумлением переглянулись. Можно было подумать, что этот вопрос встал перед ними впервые.
– Что ты хочешь сказать? – серьезно спросил Барбикен.
– Мне кажется неуместным толковать о возвращении из страны, в которую мы даже еще и не прибыли, – добавил Мишель.
– Я же не говорю об отступлении, – возразил Николь, – но я повторяю свой вопрос: каким способом мы вернемся?
– Этого я не знаю, – ответил Барбикен.
– А я и знал бы, все равно не вернулся бы, – ответил Мишель.
– Вот так ответ! – воскликнул Николь.
– Я его одобряю, – заявил Барбикен. – И прибавлю со своей стороны, что ваш вопрос в настоящую минуту не имеет никакого существенного значения. Впоследствии, если мы найдем нужным вернуться на Землю, мы и подумаем об этом. Если колумбиады на Луне и не будет, то снаряд-то ведь всегда останется с нами.
– Хорошо утешение! Пуля без ружья!
– Ружье всегда можно сделать, – возразил Барбикен, – порох тоже: ни в металлах, ни в селитре, ни в угле не может быть недостатка в недрах Луны. К тому же, чтобы возвратиться на Землю, нужно преодолеть лишь лунное притяжение; достаточно будет подняться над Луной на восемь тысяч лье, чтобы потом, в силу закона тяготения, снаряд сам собой упал на Землю.
– Довольно, – перебил Мишель, воодушевляясь. – И слышать не хочу о возвращении! Поговорили, и будет. А вот что касается сообщения с нашими старыми земляками – по-моему, наладить его будет нетрудно.
– Каким же это образом?
– Посредством болидов, извергаемых лунными вулканами.
– Весьма остроумная идея, Мишель, – серьезно сказал Барбикен. – Лаплас высчитал, что для отправления болида с Луны на Землю совершенно достаточно силы, в несколько раз превышающей метательную силу наших пушек. А ведь вулканы обладают гораздо большей силой извержения.
– Ура! – закричал Мишель. – Болиды – прекрасные почтальоны и при этом еще даровые! Ну и посмеемся же мы над нашим почтовым ведомством! Но я думаю…
– О чем ты думаешь?
– Прекрасная идея! Как нам не пришло в голову прицепить к снаряду проволоку! Мы могли бы обмениваться с Землей телеграммами!
– Черт возьми! – ответил Николь. – А вес проволоки длиной в восемьдесят шесть тысяч лье тебе нипочем?
– Конечно, нипочем! Можно было только удвоить заряд колумбиады! Его можно было бы утроить, учетверить, упятерить! – кричал Мишель, все больше разгорячаясь.
– Против этого проекта, – сказал Барбикен, – я выскажу только одно возражение. А именно: проволока при вращательном движении Земли наматывалась бы на снаряд, как цепь на вал, и, стало быть, неизбежно притянула бы нас обратно на Землю.
– Что за дьявольщина! – вскричал Мишель. – Значит, все мои нынешние идеи невыполнимы. Идеи, достойные Мастона! Кстати, я уверен, что если мы не вернемся на Землю, то Мастон непременно навестит нас на Луне!
– Не сомневаюсь в этом, – горячо подтвердил Барбикен. – Он верный и смелый товарищ. Да к тому же это и не так уж трудно! Колумбиада прочно врыта в землю Флориды! Хлопка и азотной кислоты для пироксилина хватит! Луна снова пересечет зенит Флориды! Через восемнадцать лет она будет в точности в той же самой точке, что и сейчас.
– Ну еще бы, – вторил Мишель, – Мастон, конечно, навестит нас, а с ним и наши друзья: Эльфистон, Бломсбери, все члены «Пушечного клуба»… Ну и устроим же мы им прием! А там, глядишь, между Луной и Землей установятся уже регулярные рейсы поездов и снарядов! Ура Мастону!
Если уважаемый Мастон и не был в состоянии расслышать эти «ура», выкрикиваемые в его честь, то в ушах у него звенело наверняка. Что-то поделывал он в это время? Стоял, бедняга, на своем наблюдательном посту в Скалистых горах, на астрономической станции Лонгспика, и старался разыскать в беспредельном пространстве снаряд колумбиады. Если он думал в эту минуту о своих дорогих друзьях, то надо сказать, что и они не оставались в долгу, и под влиянием какого-то странного возбуждения все их лучшие мысли и чувства были связаны с ним.
Чем же, однако, объяснялось это усиливавшееся с каждой минутой возбуждение пассажиров снаряда? Лица их раскраснелись, точно они сидели перед раскаленной печью: дыхание сделалось бурным: легкие работали, как кузнечные мехи; глаза горели, голоса звучали оглушительно громко; каждое слово вылетало из их уст, как пробка из бутылки шампанского. Их жесты стали беспокойными, им не хватало места, чтобы развернуться, и, что всего удивительнее, они даже не замечали своего странного нервного возбуждения. Однако они были трезвы, это не подлежало никакому сомнению. Следовало ли приписать это странное мозговое возбуждение необычайной обстановке, близости ночного светила, от которого их отделяло всего несколько часов пути, или таинственному влиянию Луны на их нервную систему?
– А теперь, – резко произнес Николь, – раз не известно, возвратимся ли мы с Луны, я хочу знать, что мы станем на ней делать.
– Что мы станем делать? – воскликнул Барбикен, грозно топая ногой, словно он находился в фехтовальном зале. – Я этого и знать не хочу!
– Ах, ты не знаешь? – взревел Мишель, и его крик вызвал громкое эхо в снаряде.
– Нисколько об этом не забочусь! – в унисон ему кричал Барбикен.
– А я знаю! – воскликнул Мишель.
– Ну и скажи! – завопил Николь, который тоже не в состоянии был сдерживать раскаты своего голоса.
– Захочу – скажу! – ответил Мишель, резко хватая товарища за руку.
– Говори сию минуту, – гремел Барбикен, сверкая глазами и грозя кулаком. – Ты увлек нас в это безумное путешествие, и мы желаем, наконец, знать зачем!
– Да, – заорал Николь, – если я не знаю, куда иду, то хочу знать, зачем я иду!
– Зачем! – вскричал Мишель, подпрыгивая на целый метр. – Ты хочешь знать зачем? Затем, чтобы именем Соединенных Штатов завладеть Луной! Чтобы присоединить к Союзу сороковой штат! Чтобы колонизовать Луну, обработать ее, заселить, насадить там все чудеса науки, искусства и техники! Чтобы цивилизовать селенитов, если они только уже не цивилизованнее нас, и, наконец, провозгласить у них республику, если они еще не догадались сделать это сами!
– Да существуют ли еще на Луне эти селениты? – зарычал Николь, которым под влиянием непонятного опьянения словно овладел дух противоречия.
– Кто говорит, что селенитов нет? – угрожающе завопил Мишель.
– Я! – проревел в ответ Николь.
– Капитан! Посмей только повторить эту дерзость, и я заткну тебе глотку!
Противники готовы были кинуться с кулаками друг на друга, и нелепый спор грозил превратиться в побоище, если бы Барбикен, подскочив, не бросился их разнимать.
– Стойте, безумные! – крикнул он, разводя Николя и Мишеля. – Если селенитов нет, мы обойдемся и без них.
– Ну конечно! – орал Мишель, уже позабыв все свои предшествующие утверждения. – Мы можем обойтись и без них!
– На черта нам селениты!.. Долой селенитов!
– Луна будет наша! – кричал Николь.
– Мы втроем провозгласим республику!
– Я буду конгрессом! – вопил Мишель.
– А я сенатом! – орал Николь.
– А Барбикен президентом! – рычал Мишель.
– Президент должен быть избран народом! – крикнул Барбикен.
– Президент будет избираться конгрессом, – завопил Мишель. – А так как я и есть конгресс, то я единогласно избираю тебя президентом!
– Ура! Ура! Да здравствует президент Барбикен! – кричал Николь.
– Гип-гип, ура! – подхватил Мишель Ардан. Затем «президент» вместе с «сенатом» громовыми голосами затянули популярную песенку «Янки дудл», а «конгресс» вторил им, распевая в басовом регистре «Марсельезу».
Тут началась такая безудержная пляска с исступленными жестами, дикими конвульсиями и клоунскими кульбитами, что Диана, присоединившись к этой вакханалии, неистово завыла и подпрыгнула к самому своду снаряда. Оттуда послышалось непонятное хлопанье крыльев и необычайно звонкий петушиный крик.
Пять или шесть кур, как обезумевшие летучие мыши, взлетели под потолок, ударяясь с размаху о стенки снаряда.
Тут путешественники пришли в состояние полного опьянения. Непонятно почему, воздух обжигал им легкие и дыхательное горло. Наконец в беспамятстве они замертво упали на дно снаряда.
Глава 8
На расстоянии 78 114 лье от Земли
Что же случилось? Что было причиной такого странного опьянения, грозившего, может быть, гибельными последствиями?
Причиной была ошибка забывчивого Мишеля, которую Николь, к счастью, вовремя заметил и успел исправить.
После полного изнеможения, продолжавшегося несколько минут, капитан очнулся раньше других и постарался привести в порядок свои мысли.
Несмотря на то что он позавтракал всего лишь два часа тому назад, он чувствовал такой мучительный голод, точно не ел несколько дней. Весь его организм, от желудка до мозга, находился в высшей степени возбуждения.
Он поднялся на ноги и потребовал у Мишеля дополнительного завтрака, но обессиленный Мишель ничего не мог ответить. Тогда Николь решил сам заварить побольше чаю, чтобы запить дюжину сандвичей. Прежде всего, разумеется, потребовался огонь, и Николь чиркнул спичкой.
Каково же было его изумление, когда серная спичка вспыхнула таким ярким огнем, что глазам стало больно. Из газового рожка, к которому Николь поднес спичку, вырвалось пламя яркое и ослепительное, как поток электрического света.
Тут-то Николь понял все. И яркое пламя газовой горелки, и странные физиологические явления, происходившие в его организме, и неимоверное возбуждение всех душевных и физических способностей – все стало ему ясно.
– Кислород! – воскликнул он.
И, наклонясь к кислородному аппарату, он убедился, что из крана бьет струя этого бесцветного газа, не имеющего ни вкуса, ни запаха. Без него немыслима жизнь, но избыток его в чистом виде может привести в полное расстройство человеческий организм. Беспечный Мишель по рассеянности оставил кран аппарата открытым!
Николь поспешил прекратить истечение кислорода, которым был настолько насыщен воздух в снаряде, что пассажиры могли в конце концов умереть, если не задохнувшись, то заживо сгорев.
Через час воздух очистился и вернул легким способность работать нормально. Мало-помалу три друга очнулись от опьянения. Но еще долго, как пьяницы после выпивки, они не могли стряхнуть с себя похмелье.
Мишель ничуть не смутился, узнав, что он один повинен во всем случившемся. Что за беда? Эта неожиданная оргия нарушила однообразие путешествия: под ее влиянием друзья наговорили кучу глупостей, но все это было забыто так же быстро, как и высказано.
– Ну что ж, – весело сказал француз, – право, я нисколько не раскаиваюсь, что отведал этого хмельного газа. По-моему, друзья мои, очень забавно было бы открыть заведение с кислородными кабинами, где люди с ослабевшим организмом могли бы хоть несколько часов пожить более активной жизнью. Представьте себе, например, какое-нибудь собрание, где воздух был бы насыщен этим возбуждающим газом, или, положим, театр, куда администрация впускала бы его в увеличенных дозах: какой темперамент обнаружили бы актеры и зрители, сколько было бы огня, сколько восторгов! А если бы можно было подпоить кислородом не собрание, а целую нацию! Как закипела бы ее жизнь! Нацию истощенную можно было бы превратить в великую и могучую! Я думаю, что для поправления здоровья многие государства нашей старушки Европы не мешало бы подвергнуть подобному кислородному лечению!