Диего Марадона. Легендарный футболист глазами личного тренера

«Мне все равно, как Диего распоряжался своей жизнью, мне важно то, как он изменил мою».

Роберто Фонтанарроса, аргентинский карикатурист

«Фернандо Синьорини – абсолютный мастер своего дела, гений. Он научил меня, как подготовить не только тело, но и разум».

Диего Марадона

«Oh mamma, mamma, mamma,

oh mamma, mamma, mamma,

sai, perché, mi batte il corazon,

ho visto Maradona, ho visto Maradona,

eh, mamma, innamorato son!

«О мама, мама, мама,

О мама, мама, мама,

Ты знаешь, отчего у меня так бьется сердце,

Я видел Марадону, я видел Марадону,

Эх, мама, я влюблен!»

Песня неаполитанских футбольных болельщиков

© 2021 Luciano Wernicke, Fernando Irlando Signorini, Fernando Molina

© Перевод Курицын Е.А., 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Предисловие
AD10s, братишка^[1]

Пойти в этот подкат было ужасным, оскорбительным, злодейским поступком. Звук столкновения, который слышали по всему полю и, как клянутся некоторые свидетели, даже на трибунах, по своей драматичности походил на коду^[2]. Последнюю ноту самого грустного танго. «Жестокий холод разбил тебя вдребезги, лишил тебя всех иллюзий, бросил тебя в глубокую яму, оставив абсурдную рану»^[3]. Медики положили его на носилки и накрыли его покрывалом, задернув занавес у него на сердце. «Барселона» побеждала действующих чемпионов Испании, «Атлетик» из Бильбао, со счетом 2:1, но с трибун веяло странной печалью. Грустью. Без Диего вечер превратился в парад теней. При угасающем свете прожекторов «Барса» забила еще два мяча, но шоу уже подошло к концу.

Доносились тревожные новости, что он больше не сыграет. «Что за неуважение, что за издевательство над смыслом!» – словно хотел он сказать своим криком, испытывая одновременно гнев, боль, надежду и пустоту. У «Пушка» из района Вилья-Фьорито, взращенного на высушенных на солнце травах для мате^[4], нашлось предостаточно смелости, чтобы продолжить двигаться навстречу своей мечте. «Даже если жизнь ломает тебя». Он поклялся, что с его возвращением эти неутешительные прогнозы развеются, как и все вещи, которым не суждено сбыться.

Храбрецы рискуют жизнью ради любви, и Диего не был исключением. Он делал это с особым упрямством, как и в те тысячи раз, когда по вечерам проходил по мосту Алcина, пересекая район Нуэва-Помпея. «Сначала ты должен узнать, каково это – страдать». Он полз через тернии, остававшиеся безучастными к его горю. Полз, затаив в сердце скромную надежду, потому что вместить что-то большее оно не могло.

И вот, он вернулся. «Всегда возвращаешься к первой любви». Под насмешливым взором звезд и на фоне всеобщего равнодушия, он возвратился. Одетый, как на парад, в свои лучшие цвета, а «сердце в его груди просилось на волю». Он гасил грусть и подавлял озлобленность голами, забитыми в великолепном стиле и с впечатляющей точностью. Многие из них красивые, другие – не настолько. «Тот, кто не ворует, – глупец!» Он воспел победу, и ритуал его посвящения в легенды завершился. Сбылась детская мечта: ребятишки из толпы кричали от восторга.

Он наполнял до краев бокал шампанского на протяжении тысячи и одной ночи, проведенной за кутежом и весельем. «Тебе принадлежит твоя жизнь, тебе принадлежит твоя любовь». Затем – в раздоре. «Паук, которого ты пригрел, укусил тебя». Вся карнавальная толпа с криком растоптала руку брата своего, дарованную ему Богом. Из злобы они всадили в него весь гарпун до последнего шипа. Ослабевшее тело больше не могло этого вынести. «Этим серым днем мне хочется плакать».

Диего, жизнь – это вздох. Ты нежно любил, ты все поставил на карту, что ж тут поделаешь? Рано или поздно наш путь обрывается. AD10s, братишка. Ты больше не познаешь ни горя… ни забвения!

Лусиано Вернике

Буэнос-Айрес, июль 2021 года

Глава 1
Зимние признания^[5]

Я помню тот момент, словно он произошел сегодня. Знаю, в это трудно поверить, но уверяю вас, что той суровой зимой 1972 года он навсегда врезался в мою память. В Линкольне, моем родном городе, по воскресеньям почти нечего было делать. Нельзя было даже посмотреть телевизор, потому что передающую антенну, необходимую для того, чтобы провести столичные каналы в городок в 300 км к западу от Буэнос-Айреса, еще не установили, а кабельного телевидения пока не существовало. После неотложной сиесты, хотя правильнее будет назвать ее обязательной, у тех из нас, кто любил футбол, был лишь один способ подключиться к трансляциям игр чемпионата Аргентины, который в те годы назывался Метрополитано^[6]: радио. Мяч проникал в мое сознание через уши силой голосов, раздававшихся из транзисторного устройства. На основе исключительно слов диктора я пытался вообразить в голове состоявшиеся голы, спасения и все волшебство игры. Несколько дней спустя я по традиции шел покупать легендарный журнал El Gráfico и, благодаря красивым фотографиям в нем, узнавал, были ли события матча, которые я себе представлял, хотя бы отдаленно похожи на то, что на самом деле разворачивалось на недосягаемых для меня стадионах в Буэнос-Айресе, Авельянеде или Росарио. Но в тот холодный июньский день мое внимание привлекло не описание забитого мяча или какое-либо конкретное действие, а имя. Я включил станцию Radio Rivadavia послушать отчет о матче между хозяевами из «Архентинос Хуниорс» и лидером чемпионата «Сан-Лоренсо». В конце первого тайма ведущий программы Хосе Мария Муньос передал слово репортерам, задачей которых было рассказать, что происходило на других стадионах. В те времена все матчи игрового дня проходили одновременно. Однако через две или три минуты он прервал корреспондентов, поскольку его привело в восторг то, что происходило в центральном круге арены «Жуков района Патерналь»: болельщиков заворожил одиннадцатилетний мальчик, жонглировавший мячом.

– Саватарелли, кто этот мальчик, который творит такие чудеса? – пожелал узнать Муньос.

– Он из молодежной команды «Архентинос Хуниорс», Хосе Мария, – ответил Данте Саватарелли, журналист, стоявший у бровки.

– Как его зовут? – спросил комментатор.

– Диего Армандо Марадона.

«Диего Армандо Марадона», – повторил я, находясь в гостиной своего дома в Линкольне, возможно, чтобы придать в своем сознании форму тем словам, которые показались приятными на слух. Если Муньоса очаровал талант мальчика, то меня поразило звучание его имени.

Годы спустя, будучи учителем физкультуры в школе Nuestra Señora de Lincoln и тренером старшей футбольной команды клуба «Ривадавия» из того же города, я снова стал слышать то самое гармоничное трио слов, причем так часто, что в конце концов основательно ознакомился с его персоной – как, должно быть, и миллионы других людей. Сначала в качестве новой надежды «Архентинос Хуниорс», пусть он уже и являлся частью профессиональной команды. Затем в статусе лидера молодежной сборной Аргентины, под руководством тренера Сесара Менотти выигравшей в 1979 году в Японии чемпионат мира для футболистов моложе 20 лет. И, наконец, в ранге звезды чемпионской «Боки Хуниорс» 1981 года, уже увидев его по телевизору, потому что один муниципальный чиновник в кои-то веки додумался установить антенну, которая помогла линкольнцам скрасить досуг. Благодаря телекартинке мне удалось соотнести имя и лицо юноши, а также обнаружить, что Муньос недостаточно хвалил мальчика. Тот не просто распоряжался мячом, как ему заблагорассудится, но и являлся экспертом в искусстве обмана. Обладателем невероятной хитрости, тонкого озорства, которое больше не увидишь на футбольных стадионах, или, по крайней мере, не довелось наблюдать лично мне. Сейчас уже никто никого не может оставить в дураках.

В декабре 1982 года, после чемпионата мира в Испании и катастрофической Мальвинской войны^[7], я имел удовольствие вживую увидеть на поле эту копну кудрей и изумительные ноги, которые так восхищали меня на расстоянии через телеэкран. Это произошло одним холодным каталонским вечером на стадионе «Барселоны» «Камп Ноу». Диего забил единственный гол сине-гранатовых^[8], ловким касанием обманув великолепного баскского вратаря Луиса Мигеля Арконаду, стража ворот «Реала Сосьедад» и национальной сборной Испании. Очень похожим касанием, почти идентичным, Диего четыре года спустя переиграл бельгийца Жан-Мари Пфаффа в полуфинале чемпионата мира в Мексике, забив первый гол бело-голубых в матче.

Вскоре после этого первого визуального, удаленного и, разумеется, однонаправленного контакта судьба – которая иногда бывает жестокой, но по отношению ко мне проявила чрезвычайную благосклонность, – свела меня с тем парнем, которого все в Испании называли «Pelusa» («Пушок»), по несчастливой случайности, которая, должен признать, оказалась счастливой. С тех пор мы шли по жизни вместе в течение примерно 14 лет. Мы летели на быстрых «Феррари» по безопасным шоссе и, спотыкаясь, ковыляли по каменистым и опасным тропам. Мы разъезжали на гоночных катерах и барахтались в густой грязи. Мы побеждали и проигрывали. Сейчас, оглядываясь назад с высоты прошедшего времени и приобретенного опыта, а также после стольких поездок, стольких титулов и стольких историй, мне кажется, что мы провели вместе не 14 лет, а все 140.

Очень сложно хронологически рассказать историю одного из самых знаменитых людей в мире. Миллионы видели его игру, слушали его слова, читали о нем, смотрели один или несколько документальных фильмов, посвященных его удивительной жизни. Но все видели Марадону, читали о Марадоне, слушали Марадону, смотрели документальные фильмы о Марадоне. Я собираюсь рассказать вам о Диего, амбициозном и упорно тренировавшемся юноше, человеке, который появлялся, когда выключались камеры и гасли вспышки фотоаппаратов, парне, закаленном детством в очень бедном районе Вилья-Фьорито, который взобрался на вершину Эвереста без теплой одежды и помощи проводников. Марадона… Марадона был другим человеком, с которым Диего объединяла лишь фамилия.

Когда в 1987 году «Наполи» выиграл первое скудетто^[9] в своей истории, болельщик клуба написал замечательную фразу на одной из стен кладбища «Поджореале» – главного в городе: «Вы не представляете, что вы пропустили». Но не я. Я стал свидетелем этих событий и теперь собираюсь поведать о них, чтобы они не прошли мимо кого-либо другого.

Эта книга написана из чувства любви, пусть и с щепетильностью настоящего друга: того, кто сопровождал и поддерживал своего товарища и в горе, и в радости. Того, кто говорил «да», но и того, кто также говорил «нет».

Глава 2
Что с тобой станется?^[10]

Жизнь – это череда проб и ошибок, рисков, падений и взлетов. Ты учишься на жизненном опыте. Несколько лет назад мудрый каталонский певец Жоан Мануэль Серрат заявил, что «инструкции не существует: мир чувств и отношений полон непредвиденных событий». И в жизни Диего их было ох как много. Его пребывание в Барселоне сопровождалось неожиданными трудностями. В начале декабря 1982 года радость от победы над мадридским «Реалом» на их домашнем стадионе «Сантьяго Бернабеу» – Диего отметился двумя голевыми передачами на Эстебана Виго Бенитеса и Энрике «Кини» Кастро Гонсалеса – и кратковременного пребывания на вершине турнирной таблицы. Эта радость рассеялась уже через неделю на газоне «Камп Ноу», когда неистовый защитник из «Реала Сосьедад», Альберто Горрис Эчарте, грубо ударил Диего сзади. Удар беспощадного защитника из Сан-Себастьяна – зловещее предзнаменование того, что случится через девять месяцев в том же месте и с участием другого баскского «палача» – спровоцировал у Диего растяжение правой лодыжки с надрывом связок, две недели не позволявшее ему сыграть за свою команду, возглавляемую суровым немецким наставником Удо Латтеком. Однако, стоило травме начать заживать, он попал из огня да в полымя: анализы показали, что Диего заразился гепатитом. «Гепатит! Марадона выбыл на неопределенный срок», – писала каталонская газета El Mundo Deportivo от 17 декабря, назвав ситуацию «катастрофой». Неплохой подарочек на Рождество для «culés», ярых фантов «Барселоны»^[11], которые просили Санта-Клауса помочь Диего поскорее вернуться на поле! Сине-гранатовые выпустили короткое и расплывчатое заявление, вызвавшее еще больше сомнений и вопросов: «Диего Армандо Марадона заразился гепатитом, возможно, вирусного происхождения, из-за чего был на неопределенный срок освобожден от игр и тренировок». Неоспоримой истиной же было то, что Диего пропустил 13 игр чемпионата, который в его отсутствие превратился в очное сражение между «Атлетиком» из Бильбао и мадридским «Реалом» – гонку, которую баскская команда выиграла на флажке.

Диего вернулся в команду в тот же день, когда «Барселона» представила нового главного тренера – Сесара Луиса Менотти, пришедшего на смену Латтеку. «Десятка» и «El Flaco» («Тощий»)^[12] были старыми знакомыми: вместе они стали победителями чемпионата мира для футболистов моложе 20 лет в Японии в 1979 году и принимали участие в чемпионате мира в Испании в 1982-м. Между прочим, Сесар стал причиной одного из сильнейших огорчений в профессиональной жизни Диего. Это случилось накануне чемпионата мира в Аргентине в 1978 году. Менотти вызвал 25 игроков на продолжительные сборы длиной почти два месяца в загородном доме под названием «Дульсе Рефухьо», который располагался в городке Хосе-Клементе-Пас, приблизительно в 40 км от Буэнос-Айреса. За 12 дней до начала турнира Менотти собрал игроков в центре тренировочного поля, чтобы объявить имена трех футболистов, не вошедших в окончательный список членов сборной: Умберто Браво, Виктор Боттанис и Диего Марадона, которому в тот момент было 17 лет. Через четыре десятилетия после принятия этого болезненного решения бывший тренер признал, что, скорее всего, допустил ошибку. «Наступал момент, когда надо было принимать решение. Я оставил Диего дома в 1978 году. Если сейчас вы спросите меня, ошибся ли я, то, вполне вероятно, вполне вероятно. Очень сложно ответить однозначно», – сказал он и подчеркнул, что на том чемпионате отсутствие Диего затмили голы Марио Кемпеса и триумф Аргентины.

Стараниями Менотти «Пушок» обрел спортивное утешение в финале Кубка Испании, состоявшегося 4 июня 1983 года на стадионе «Ла Ромареда» в Сарагосе. «Барселона» одолела «Реал Мадрид» со счетом 2:1, а победный мяч забил головой Маркос Алонсо Пенья на последней минуте матча. Я помню эту дату, потому что именно в тот день исполнился ровно месяц с того момента, как я прибыл в Испанию, точнее в столицу Каталонии, вместе с моей женой Кармен.

Я родился 7 декабря 1950 года в Линкольне, городе в провинции Буэнос-Айреса. Проработав десять лет тренером по физподготовке в команде «Ривадавия» в Линкольне, я решил оставить семейное дело – предприятие по переработке побочных продуктов скотоводства на основе жира под названием «La Jabonería» («Мыловарня») – и пересечь Атлантику, чтобы поработать в европейском футболе. Единственное, о чем я попросил свою мать, – оплатить наши с Кармен билеты в Испанию в один конец. Сумма, находившаяся у нас в карманах по приезде, едва насчитывала 1100 долларов: из них 800 мы накопили, а остальные 300 мне дали три моих друга, боявшихся, что уже через пару недель меня одолеет голод. Моя супруга, которая тоже была связана со спортом, так как играла в теннис и тренировала других, согласилась сопровождать меня без всяких уговоров. Мы начали наше путешествие с Барселоны, потому что там работал тренер, который произвел на меня глубочайшее впечатление не только своей игровой моделью, но и этическим взглядом на футбол – Сесар Луис Менотти. Этот наставник-чемпион мира очаровал меня двумя своими высказываниями. Первое: «Хотя побеждать важно, потому что ради этого вы и соревнуетесь, гораздо более важны выбранные вами способы достижения этой цели». Второе: «Футбол должен служить отличным поводом порадоваться». Изначально я планировал провести некоторое время в Барселоне, чтобы посмотреть, как Сесар развивает свой метод, а затем поехать в Италию и Германию – страны, национальные чемпионаты которых в те времена характеризовались большой конкуренцией и наличием великолепных команд.

Июнь – не самый подходящий месяц для того, чтобы утром стоять на солнце на берегу Средиземного моря. Особенно возле главного входа в подтрибунное помещение «Камп Ноу», ведь там не было ни одного деревца, под которым можно было бы укрыться от беспощадных лучей, заставлявших каталонскую землю трескаться. Каждый день люди со всего мира, однако преимущественно местные жители, толпились возле ограждения, чтобы увидеть, как их кумиры приезжают на своих машинах, и попытаться войти в дверь, ведущую в зеленый рай, где тренировалась команда. Я знаю это, потому что сам был там и несколько дней подряд просил охранников оказать мне услугу и дать одному из помощников Менотти знать, что недавно из Аргентины приехал некий тренер по физподготовке, который из жажды к знаниям хотел бы понаблюдать за несколькими тренировками. Каждое утро эти ребята выслушивали мои мольбы, кивали головами, не меняя сурового выражения своего лица, и даже пальцем не шевелили, чтобы выполнить мою просьбу. Каждый день я возвращался в скромное общежитие на улице Каррер д’Амилькар, где обосновались мы с Кармен, подпитываемый лишь собственным раздражением. Однако я решил не сдаваться и изо дня в день возвращался туда, пока дорогу в рай не проложило мне чудо. Чудо, воплотившееся в жизнь благодаря моему упорству… а также удаче. Одним прекрасным утром, прижатый к ограждению толпой, с боем пытавшейся пройти сквозь ворота, я заметил какого-то молодого человека. Тот возник из недр стадиона, прошел через парковку и что-то спросил у охранников, которые ревностно защищали проход снаружи. Юноша говорил с ними на испанском языке с иностранным акцентом, моим собственным акцентом. Получив краткий ответ от главы охраны, здоровяка по имени Бенито, он развернулся и пошел обратно в направлении раздевалки. Когда меня осенило, что мне представилась уникальная возможность, я окликнул Бенито, который взглянул на меня и – возможно, пожалев замученную жертву Феба, а возможно, потому что ему надоело видеть меня каждое утро – подозвал того самого молодого человека, который, как я позже узнал, был другом Диего. Его звали Хосе Луис Менендес.

– Эй ты! Тут твой земляк хочет познакомится с Менотти.

Менендес повернулся, посмотрел на меня и рукой показал мне заходить внутрь, в то время как Бенито выписывал мне пропуск, а мои бывшие компаньоны по стоянию у ворот выписывали в мой адрес нежные эпитеты: «Да ты чего, козел! Почему южноамериканцу можно, а нам – нет? У него что, корона на башке, черт побери?»

– Проходи, доходяга, – позвал меня Менендес. – Иди сюда. Сесар только что был здесь.

Мы подошли ко входу, знак у которого указывал путь в раздевалки, и стали спускаться по спиральной лестнице. Через несколько шагов я услышал легко узнаваемый громкий голос Менотти, который обсуждал рабочие вопросы со своим ассистентом – Рохелио Понсини. Менендес представил нас, и я объяснил Сесару, чего хотел.

– Без проблем, – ответил он мне. – Сообщите охране на входе ваше имя, и, когда буду уходить, я поручу им сделать для вас пропуск на завтра. Мы будем тренироваться после полудня.

Я поблагодарил его и вернулся в общежитие полным желания вернуться на стадион на следующий день, чтобы наконец-то вживую увидеть тренировку «Барселоны»… и в нетерпении поделиться с Кармен тем, что случилось. Она тоже привезла домой хорошие новости: после нескольких дней поисков ей все-таки удалось найти работу в школе тенниса Club Tennis de la Salut, которую возглавлял знаменитый испанский теннисист Мануэль Орантес.

На следующее утро я направился к «Камп Ноу» с совершенно другими ожиданиями. Когда я прибыл к воротам, возле которых на протяжении стольких дней страдал от летней жары и холода неопределенности, Бенито поприветствовал меня словами: «Доброе утро, господин Синьорини. Проходите», и гримасой, которая, клянусь, была очень похожа на подмигивание. Я снова вошел в ворота, минуя множество бедолаг, оставшихся по другую их сторону, и двинулся навстречу своей Мекке из бетона. Впечатление было неизгладимым. Кульминация моего непрерывного путешествия с просторов сельских полей до одной их самых громадных и важных арен в мире произвела на меня сильный эффект, а также глубоко тронула. В граните моей памяти высечены два эпизода: первый – это проход по недрам этого восхитительного театра, украшенного фотографиями звезд настоящего и прошлого в полный рост и уставленного витринами, набитыми кубками, футболками, бутсами и прочими футбольными преподношениями; второй – это нахождение среди моря сидений, окружавших зеленый остров, на котором Сесар и его игроки, в том числе лучший футболист мира, передвигались в ритме мяча. Я почувствовал, что мне невероятно повезло получить такую уникальную возможность благодаря радушию Менотти, который, будучи незнакомым со мной, проложил для меня путь к цели, которая казалась едва ли достижимой в Аргентине.

Привилегия собственными глазами наблюдать за тренировкой позволила мне обнаружить, что команда профессионалов высшего уровня готовилась к матчам, используя метод, в чем-то похожий на тот, который мы практиковали в Линкольне с «Ривадавией» – разумеется, при участии гораздо более выдающихся игроков. Менотти предпочитал, чтобы большая часть упражнений выполнялась с мячом с целью воссоздания игровых ситуаций.

Однажды, после 10–12 тренировочных сессий, я прибыл на стадион раньше обычного. Жара была настолько сильной, что мне пришлось искать крышу, чтобы защититься от полуденного солнца, на огромной пустой парковке до приезда Менотти и его игроков, у которых была назначена тренировка перед последней игрой сезона. Я помню ту дату: 28 июня 1983 года. За два дня до этого, 26 числа, «Реал Мадрид» и «Барселона» сыграли вничью 2:2 на стадионе «Сантьяго Бернабеу». А следующий день, 29 июня, им предстояло разыграть титул всего в нескольких метрах от того места, где стоял я. Но я запомнил эту дату не из-за череды класико^[13], а потому, что в тот день я впервые поговорил с лучшим футболистом из всех, что видел – Диего Марадоной. Я просматривал свои записи, когда тишину, обволакивавшую пустую арену, развеял красный Volkswagen Golf. Это был Диего, прибывший под рев своей машины в полной готовности устроить уличные гонки и покрасоваться. Он выпрыгнул из авто и в два шага оказался у той двери, в которую две недели назад с помощью Хосе Луиса Менендеса вошел я для знакомства с Менотти. Диего повернул ручку и потянул дверь на себя, но она осталась накрепко запертой. Резким движением он попытался открыть ее еще три или четыре раза, пока не признал поражение в борьбе с неподвижной и неподдающейся металлической плитой.

«Видишь, Диего? – вмешался в ситуацию я, не отлипая от стены, защищавшей меня от солнца. – А еще говорят: “Кто рано встает, тому Бог подает”». Он повернулся и взглянул мне в глаза. Его раздражение сменилось любопытством. Его челюсти разомкнулись, и губы растянулись в дружелюбной улыбке.

– Ну конечно, – продолжил я, прежде чем он заговорил, – в кои-то веки ты приехал первым, а дверь заперта…

Он приблизился ко мне на несколько шагов. Его улыбка стала еще шире, и он продемонстрировал мне сияющие зубы, которыми больше не хотел никого покусать.

– Ну что за молодо-зелено, – посетовал он с наивностью 22-летнего юнца, коим и являлся. Это был очень умный и наблюдательный парень. Он сразу же доказал мне это, застав меня врасплох. – Так вы и есть «профе»^[14]?

Он сбил меня с толку. Как он узнал? Я заподозрил, что он мог видеть, как я разговариваю с Сесаром до или после какой-то из тренировок, или заметил, как я один сижу на трибуне, что наверняка подстегнуло его любопытство в достаточной степени, чтобы спросить у Менотти, кто этот странный человек, который в одиночестве сидит на стадионе.

Как только я промямлил робкое «да», Диего отправил меня в нокдаун одним сокрушительным предложением:

– Завтра я сыграю в финале против мадридского «Реала», а на следующий день, ночью, лечу в Аргентину. Я вернусь через 12 дней на предсезонку в Андорре. Когда вернусь, я хочу пригласить вас к себе домой на барбекю. Вместе с Хорхе^[15] мы думаем открыть футбольную школу в Барселоне, и нам понадобятся тренеры.

У меня закружилась голова. Парень, с которым я никогда до этого не разговаривал, которого я изредка видел издали во время тренировки, который был лучшим футболистом в мире, предлагал мне отобедать у него дома и поработать с ним… через минуту после знакомства! Если бы в тот волшебный момент на парковке был еще кто-нибудь, я попросил бы его ущипнуть меня. Это был удивительный сон, который не мог случиться наяву!

Оправившись от удивления, я объяснил ему, что уже попросил у Сесара разрешения понаблюдать за предсезонной подготовкой одной высококлассной футбольной команды с первого же дня работы и что он согласился, поэтому я тоже отправлюсь в княжество, уютно расположенное посреди Пиреней между Испанией и Францией.

– Что ж, шикарно. Увидимся там! – надув губы, он попрощался со мной и снова направился в раздевалку через дверь, которую, в конце концов, отворил работник клуба.

На следующий день, не имея возможности пойти на «Камп Ноу» и посмотреть игру (этого не позволял мой скудный бюджет), я отправился поужинать с другом в пиццерию, носившую название «Corrientes 348» в честь адреса в Буэнос-Айресе, упомянутого в танго «A media luz» («При тусклом свете»). Тогда я этого не знал, но ресторан – им владели Хорхе Буссо и Хорхе Вальехос, два бывших аргентинских футболиста, живших в Барселоне, – был любимым заведением Диего. Прошло достаточно времени после завершения матча, в котором «Десятка» из Вилья-Фьорито отметился голом, и победы сине-гранатовых со счетом 2:1, когда мы услышали крики, доносившиеся с улицы. Через несколько секунд в пиццерию зашла большая компания во главе с… Диего! Я не мог поверить своим глазам. «Пушок» расположился во главе длинного стола, по бокам от него устроились его подруга Клаудия и его мама донья Тота, севшая спиной к двери в туалет. В какой-то момент я встал с места и пошел в уборную и, когда проходил мимо компании, праздновавшей победу «Барсы», Диего узнал и поприветствовал меня:

– Профе, что вы здесь делаете?

– Как ты, Диегучо! Я принес тебе удачу, – ответил я, словно чтобы сказать хоть что-то.

По возвращении в обеденный зал я заметил, что стул доньи Тоты пустовал – возможно, она тоже отошла по естественной надобности, – и на несколько секунд присел рядом с Диего, который рассказал мне немного об игре. После этого я сразу встал и попрощался с участниками застолья. Он проводил меня фразой «Увидимся в Андорре!».

Мне было непросто отправиться в поездку в Пиренеи. Она потребовала от меня больших жертв, потому что нам с Кармен едва хватало денег. Пока я пытался юридически оформить свой статус учителя физкультуры, я устроился на внештатную работу на ярмарке в Барселоне, где устанавливал и разбирал прилавки, благодаря чему мне удалось накопить немного песет – испанских монет, являвшихся местной валютой до появления евро. Я решил вложить все деньги в это приключение, которое, хоть и представляло собой уникальную возможность, не давало каких-либо гарантий, кроме важных обещаний. Моя жена проявила понимание. Я остановился в общежитии Del Sol в Андорра-ла-Велья («Старой Андорре» – столице княжества) и в первый же день посетил стадион «Комуналь» – скромную арену, трибуны которой насчитывали 400 сидячих мест. У ворот на территорию стадиона, в окружении сотни болельщиков и любопытствующих зевак, я столкнулся с двумя крупными телохранителями, которые обычно охраняли игроков «Барселоны» во время выездов и с которыми я не был знаком. «Ну вот опять», – подумал я. Я подошел к одному из них и с невозмутимым видом заявил, что я – тренер по физподготовке из Аргентины, а также друг Сесара и Диего, которого они пригласили понаблюдать за тренировками. Не все из этого являлось наглой ложью: я действительно был тренером по физподготовке…

– Подождите здесь, – сказал мне охранник недоверчивым голосом. – Команда еще не приехала.

Через две минуты подъехал автобус, в котором Менотти сидел за водителем у прохода, по правую сторону которого расположился Диего. Люди закричали от радости, что им удалось увидеть своих героев вблизи. Пока один из охранников открывал ворота и автобус заезжал на территорию, уже знакомый мне смотритель подозвал меня.

– Идите сюда, – рукой он показал мне пройти через вход и, уставив на меня указательный палец, предупредил, – когда «Малыш» и Мистер придут, мы посмотрим, говорите ли вы правду.

Мне совершенно не понравилась его угрожающая манера, но я сохранял спокойствие. Более того, страх полностью испарился, когда несколькими минутами спустя Сесар и Рохелио Понсини проходили мимо по пути на поле и очень тепло поздоровались со мной. Избавившись от нападок охранника, я присоединился к ним, и мы вместе направились к игровому полю, окруженному беговыми дорожками.

– Профе, какая длина у легкоатлетической дорожки? – спросил меня Менотти. – Мне хотелось бы на ней поработать.

– Если она соответствует требованиям, то 400 метров по внутреннему краю, – уверенно ответил я.

В то время, как Сесар и Рохелио намечали упражнения на текущий день, появился Диего, одетый в тренировочный костюм и ботинки с развязанными шнурками.

– Эй, Профе, – радостно приветствовал он меня. – Здорово вас здесь увидеть!

Я пожал ему руку, и он продолжил свой путь, но, сделав два шага, остановился и повернулся ко мне:

– На трибуне Клаудия с друзьями мате пьют. Присоединитесь к ним?

Я пошел на трибуну, но мне было неудобно тревожить Клаудию, которая весело общалась с двумя людьми. Я поприветствовал ее издалека, помахав рукой, и прошел вверх по лестнице на последний ряд, откуда, как я думал, мне будет лучше видно тренировку. Я сел, достал из рюкзака блокнот и начал делать заметки. Я так сосредоточился на своих записях, что не заметил приближения Клаудии вплоть до того, когда она уже стояла в паре метров от меня.

– Профе, а что вы пишете?

Я снова был поражен фамильярностью и теплотой, с которой они ко мне относились.

– Слежу вот за тем пареньком, – показал я на Диего. – Думаю, он не пропадет!

Она засмеялась и предложила мне выпить мате вместе с ней и ее друзьями.

– Я принесла пастафролу^[16], – радостно заметила она.

Пастафрола, мой любимый пирог! А я был голоден. Я не мог сопротивляться. До этого момента моя строгая андоррская диета состояла из чашки капучино и круассана на завтрак, двух упаковок печенья с шоколадом по 10 штук каждая – одна на обед, одна на полдник – и куриной ножки с листом салата на ужин. Все эти деликатесы прекрасно сочетались с очень вкусной… водой из-под крана.