Последняя секунда Вселенной

– Твоя мачеха звонила, – сообщил Эйрик как бы невзначай.

– И что сказала?

– Что нашла тебе подходящую партию. Сказала, что он даже может тебе понравиться. Почти твоего возраста. Симпатичный. А отец его сильно болеет. Так что если ты одумаешься и бросишь свою глупую учебу, то скоро станешь герцогиней какой-то там области Арморики. Я забыл точно какой.

Аннабель хохотнула. Стать герцогиней тонущего полуострова. Именно то, о чем мечтает каждая девушка.

– Скажи, что мое сердце навсегда принадлежит Саншель, и я ни на кого ее не променяю.

– Это я уже говорил. Но она лишь сказала, что браку это не помешает. Ты вполне можешь… совмещать.

– Эвфемизм отличный. Это она придумала или ты?

– Уже и не помню.

С неба начали падать первые капли.

Осень подступала к городу. Море тоже подступало, хотя его не было видно за бесконечными движущимися крышами.

Аннабель не любила ливни. Но сезон дождей и приливов неумолимо приближался.

Она чувствовала это, как чувствуют люди с больными суставами смену погоды.

– Так зачем ты меня позвал? – спросила она.

– Мне нужен консультант. По магии.

– Тебе? – удивилась она. – Ты же можешь нанять кого угодно. Айвин, например, явно разбирается в магии лучше. Да и многие другие тоже.

Эйрик посмотрел на нее серьезно как никогда.

– Я подумал, что тебе может быть интересно. Есть одно безымянное озеро в Рифейских горах. Там нашли кое-что. Странное.

Аннабель почувствовала, как ее руки покрылись мурашками. Даже слова, обычные слова, несли эхо открытия.

– Кто нашел?

– Один потерявшийся альпинист. Но сейчас там уже собралась куча народу. Руководит всем археологический факультет Карнакского университета.

– И что же именно там нашли такого странного?

– В том-то и дело. Они не знают, поэтому я поеду посмотреть. Возможно, выделить им финансирование. Но мне нужен консультант.

– Значит, ты нанимаешь меня? – Аннабель почувствовала, как уголки ее губ против воли лезут вверх.

Эйрик криво улыбнулся.

– Не обольщайся. Айвин едет с нами.

Она вздохнула. Видимо, избегать его вечно не получится.

Море и холмы звали. Влекли к себе.

Осенью становилось тяжелее всего.

Моря не было видно, не из окна его резиденции, но он чувствовал его, как хищник чувствует кровь.

Вдыхая воздух, облизывая губы, он чувствовал соль. Ему снились бесконечные волны, накатывающие друг на друга, перекрывающие друг друга, и не было берега, не было земли, ничего не было, кроме моря.

И не найти покоя. Нигде и никогда.

Сколько он себя помнил, море всегда влекло его к себе. Но никакое море не могло сравниться с Рекой-между-мирами. Конечно, это не была река в полном понимании этого слова, но ему нравилось это название. Он сам же его придумал, когда еще играл со старшей сестрой там, где встречаются три мира, – море, небо и земля. Это название подходило, потому что там, где остальные виделипороги, он видел ледяную звездную бездну. Каждый переход из мира в мир походил на погружение в воду. Айвин не любил эти переходы – они изматывали его гораздо сильнее, чем других. Когда-то давно все происходило проще. Раньше он был молод.

Он сел за стол и принялся печатать.

Что бы ни случилось, он собирался закончить книгу.

Семья была против. Он чувствовал это сквозь миры. Он даже не знал, что такое возможно.

Айвин решил об этом не думать.

И все же тяжело писать учебник, если ты не филолог. Эйрик снабжал его необходимой литературой и выделял преподавателей литературоведения, языкознания и лингвистики, и Айвин учился, учился, учился. Впитывал знания. Но ему всегда казалось, что нечто важное ускользает от него.

Как можно научить языку, который постоянно меняется, даже на бумаге?

Иногда ему казалось, что язык сможет замереть, если больше разных народов, видов и рас выучат его. Из многих вероятностей его язык превратится в реальность. Зафиксируется в мире. Во всех мирах.

Семья не одобряла нынешнее его место жительства. Что уж говорить об учебнике языка, который он писал. Они не хотели, чтобы кто-то его узнавал. Они чахли над своим языком, как драконы чахнут над своим золотом.

А еще он скучал по Аннабель. Они знали друг друга с конца весны, а не виделись после того разговора на площади лишь пару недель, но он уже скучал. Он вспоминал все те пошлые затертые штампы: ее изящный профиль, тонкие белые запястья, не очень мелодичный, но очень милый смех, темные длинные волосы. А еще разговоры о науке и мире, об абстракциях и Вселенной, о свете и магии. И все вот это самое, что обычно вспоминают влюбленные.

Примечания