Бородинское поле:молчание земли. Исторический роман

Вступление:

Они не проснулись в тот день.

Они поднялись. Из сырой земли окопов, с соломенных наметов походных биваков, от догорающих костров, в которых шипела последняя картофелина. Они поднялись в предрассветной мгле, застегивая мундиры на окоченевшие пальцы, поправляя кивера, крестяясь на тусклеющие звезды.

Армии? Нет. Армия – это абстракция, чернильная клякса на карте генерального штаба. Здесь же, на Бородинском поле, сошлись не армии.

Сошлись люди.

Петр, мечтающий уйти в отставку и выращивать яблони в Крыму. Жан, вчерашний парижский школяр, бьющий в барабан, чтобы заглушить собственный страх. Анна, впервые видящая, как пуля вырывает из человека не абстрактную «жизнь», а теплую, бьющуюся плоть. Филипп, для которого война стала единственной профессией, и он уже забыл, пахнет ли мир чем-то иным, кроме пороха и пота.

Один день. С пяти утра до десяти вечера. Несколько тысяч минут. Не хронология сражения, где «в 11:00 началась кавалерийская атака», а живой, дышащий, стонущий организм. Где выстрел, прозвучавший на левом фланге, через тридцать секунд отзывается паникой на правом. Где дым от сгоревшей деревни застилает глаза императору. Где шутка, брошенная генералом, снимает напряжение у сотни солдат. Где один крик – «Ура!» или «Vive l'Empereur!» – на секунду сливает тысячи голосов в единый рык, от которого содрогается земля.

Эта книга – не история о битве. Это попытка оживить один день. Увидеть его не с высоты командного пункта, а из глазной щели солдата, целящегося в другого солдата. Услышать его не как грохот канонады, а как стук собственного сердца, хриплый шепот молитвы, лязг штыка о кость.

Они сошлись. Не армии – люди. Каждый со своей тоской, храбростью, трусостью, любовью к чужому, давно забытому яблоку в чужом саду.

И земля содрогнулась от их шагов.

Прислушайтесь. Они идут.

Глава 1: Разминка

05:00 – 05:20

Русские окопы у Шевардинского редута

Туман лежал пластами, белым и сырым саваном, выедающим краски мира. Он пожирал расстояние, звук, время. Из него, как призраки, проступали бледные лица, спина соседа, дуло воткнутого в землю штыка. Воздух был густым и холодным, им было трудно дышать, он обжигал легкие колкой изморозью.

Семен «Сибиряк» сидел на корточках, водя по точильному камню лезвие своего штыка. Ш-ш-ш-ш-шк. Ритмичный, почти медитативный звук, нарушавший гнетущую тишину ожидания. Каждый провод – твердый, с упором на основание, будто он сдирал с металла не ржавчину, а плоть. Он не точил острие, он снимал утреннюю ржавчину страха.

Рядом, прислонившись к брустверу, трясся рядовой, мальчишка с прозрачными глазами и пушком на щеках вместо бороды. Зубы его выбивали дробь по прикладу его же ружья. Он сжимал и разжимал пальцы на холодном дереве, пытаясь поймать ритм, который ускользал вместе с теплом его тела.

– Что, родимый, холодно? – сказал Семен, не отрывая взгляда от лезвия. Голос у него был низкий, густой, как смола, и он не дрожал.

Мальчишка попытался что-то ответить, но лишь беспомощно щелкнул зубами. Его взгляд был прикован к серой стене тумана, за которой скрывалось Нечто.

– Дрожь согревает, – продолжил Сибиряк, перевернув штык. Ш-ш-ш-ш-шк. Звук был настолько громким в этой тишине, что казалось, его слышно по всей линии. – Это кровь бежит быстрее. Гонит жар. А вот когда перестанешь – тогда плохо. Замерзнешь намертво. Снаружи и внутри.

Он сплюнул в мокрый песок у своих ног, оставив темное пятно, которое тут же впитала влажная земля. Поднял штык на уровень глаз, проверил фаску по тусклому свету, что едва пробивался сквозь пелену. Удовлетворенно хмыкнул.

–Готов, – бросил он в пространство, и это слово прозвучало как приговор.

Французская велитная батарея

Полковник Филипп де Монфор шел вдоль линии орудий, и его сапоги с глухим чмоканьем вязли в размокшей от росы земле. Он не смотрел на пушки – эти бронзовые чудовища, готовые изрыгнуть огонь. Он смотрел на канониров. На их руки, нервно проверяющие запалы. На спины, сгорбленные у лафетов. На сжатые челюсти. Он видел эту дрожь перед боем тысячи раз на десятках полей. Она была частью пейзажа, как и этот проклятый, всепоглощающий туман. Усталость была тяжелым свинцом в его костях. Ему хотелось спать. Всегда хотелось спать.

Молодой лейтенант, его новый адъютант, подскочил к нему, вынырнув из белесой мглы. Его лицо, слишком румяное, слишком живое, резало глаз. Глаза горели лихорадочным блеском.

–Полковник! Сегодня мы их раздавим! Развеем этот русский туман одним громом наших пушек! Они побегут, как кролики!

Де Монфор остановился, медленно, будто с огромным усилием, повернул к нему голову. Лицо полковника было серым, как его мундир, и таким же пропыленным. Мешки под глазами казались вечными спутниками.

–Лейтенант, – его голос был тихим и хриплым после бессонной ночи, проведенной над картами, которые сейчас были бесполезны. – Пощадите мои уши. Ваш энтузиазм оглушителен. Грохот скоро начнется. И он будет куда выразительней и честнее любых ваших слов.

Он потянул за пальцы свою правую перчатку, выправляя ее, чувствуя, как влажная кожа липнет к руке. Прозвучал сухой, неприятный скрип. Этот маленький бытовой звук в преддверии ада был громче любого крика. Лейтенант замер, его улыбка сползла с лица, как маска.

– Проверьте еще раз заряды, – безразличным тоном приказал де Монфор. – И скажите людям 3-й батареи – они стоят слишком кучно. Русские егеря любят такие мишени.

Цепь русских егерей. Передовые позиции.

Капитан Арсений Кремень стоял, прислонившись к стволу полузасохшей березы, и вглядывался в молочно-белую стену. Его пальцы в тонкой кожаной перчатке механически перебирали складки походного мундира. Он не видел ничего. Но он слушал. И нюхал.

Стояла не просто тишина. Стояла тишь, полная угрозы. Природа затаила дыхание. Пахло сырой землей, гнилой листвой и далеким, едва уловимым дымком тысяч неприкрытых костров. Пахло чужой землей.

– Капитан? – тихо окликнул его фельдфебель, старый служака с шершавым, как кора, лицом. – Ничего не слышно.

–Слишком тихо, Кузьмич, – так же тихо ответил Арсений. – Мышь за версту пробежит – услышишь. А тут… ни мышей.

Он оттолкнулся от дерева, сделал несколько шагов вперед, за линию стрелков, присевших в высокую, мокрую от росы траву. Колкость стеблей он чувствовал даже через сапог. Арсений наклонился и приложил ладонь к земле. Земля была холодной, живой, она слегка вибрировала, передавая отголоски далекого движения. Тысяч ног. Тысяч лошадиных копыт. Грома затаенных батарей.

Он выпрямился, смахнул с ладони прилипшие травинки. Его лицо оставалось спокойным, почти бесстрастным. Он повернулся к своим егерям, к этим невидимым в тумане силуэтам.

–В укрытие. Глубоко. – Его голос был ровным, без тени пафоса или страха. Он звучал как констатация факта. – Сейчас будет дождь. Из чугуна.

Его спокойствие было лучшей командой. Тишина в цепи сменилась коротким, деловым шорохом – десятки тел поползли назад, к заранее вырытым ячейкам и складкам местности.

Свист пришел сверху. Сначала его не было. Потом он родился где-то в вышине, тонкий, пронзительный, как комариный писк. И рос. Набухал. Превращался в визг, в вопль, рвущий ткань мира.

Он разрезал туман и мысли, заставив всех – и Семена, замершего с поднятым штыком, и мальчишку-рядового, вжавшегося в бруствер, и де Монфора, прекратившего поправлять перчатку, и восторженного лейтенанта, открывшего рот, и Арсения Кременя, уже успевшего сделать шаг к укрытию, и старика-фельдфебеля, крестящегося под дыхание, – на мгновение замереть. Стать частью этого звука.

Шрапнель рванулась где-то позади русских окопов, в глухом поле. Единичный, пробный, почти небрежный выстрел. Разведка боем. Звук разрыва был коротким, сухим, как удар бича. Где-то с треском ломались ветки, и слышался отдаленный, приглушенный крик.

Ответная тишина, наступившая после, была гуще, тяжелее и страшнее любого тумана. Она была полна понимания. Диалог начался. Первое слово было произнесено. И все поняли, что это слово – «смерть».

Глава 2: Первый удар

Время: 05:45 – 06:00

Начало артиллерийской канонады.

Штаб Наполеона. Холм у Шевардино.

Туман съедал расстояние, превращая тысячи людей в серую, дышащую массу. Он цеплялся за шероховатую ткань шинелей, оседал каплями на медных орлах на киверах, скрывал батареи на противоположном берегу. Воздух был влажным и густым, им было трудно дышать.

Наполеон стоял на краю склона, подняв воротник серого сюртука. Его пальцы, белые и холеные, сжимали складки ткани. Он не двигался, став частью пейзажа, его неподвижность была грозной в любой суете.

– Ну? – его голос, резкий и отрывистый, разрезал сырую тишину. – Где мое солнце? Этот туман съедает мой театр войны. Он пожирает декорации.

Маршал Ней, его «храбрейший из храбрых», стоял в двух шагах, ноги широко расставлены, будто в седле. Запах конского пота и дорогой кожи от него смешивался с запахом сырой земли.

–Ваше величество, артиллерия на позициях. Батареи генерала Сорбье готовы открыть ад.

Наполеон медленно повернул голову. Его взгляд, плоский и тяжелый, скользнул по лицу Нея, по мокрым от росы эполетам штабных офицеров, замерших позади.

–Ад? – Он почти улыбнулся, уголок рта дернулся. – Ад они принесли с собой. В своих душах. Мы лишь предоставим инвентарь.

Он сделал шаг вперед, его сапог с хрустом вдавил в грязь полевой цветок. Он вытянул руку, указательным пальцем прочертил в тумане невидимую линию – от себя, через лощину, к тому месту, где должны были быть русские укрепления.

–Начинайте. – Палец сжался в кулак. – Разбудите этих русских медведей. Пусть проснутся. В последний раз.

Приказ, отточенный и безличный, полетел с губ адъютанта, превратился в тихие, повторяющиеся шепотки, которые понеслись вниз по склону, к ждущим курьерам. Наполеон поднес к глазам подзорную трубу. Стекла были затуманены. Он с досадой щелкнул затвором.

Резкий, горьковатый запах тлеющего фитиля, принесенный внезапным порывом ветра с батареи у подножия холма.

Цепь егерей. Перед Семеновскими флешами

Капитан Арсений Кремень не видел солнца, но чувствовал его приближение. Светлело не на востоке, а в самом воздухе, серый цвет мира становился жиже, прозрачнее. Он стоял, прислонившись к брустверу сырой земли, и жевал пустую трубку. Вкус старого дерева и сажи был единственным завтраком.

Его егеря, рассыпанные впереди по кустам, были серыми тенями. Кто-то копошился, проверяя замок ружья, кто-то неподвижно сидел, уставившись в землю между сапог. Тишина была не природной, мирной, а натянутой, как струна. Ее вот-вот должны были лопнуть.

Арсений вынул трубку изо рта, сунул в карман и медленно, почти нерешительно, присел на корточки. Он расстегнул перчатку, снял ее и прижал ладонь к земле. Земля была холодной, влажной, живой. И она дрожала. Сначала еле заметно, тонкой, отдаленной вибрацией, будто где-то далеко проехал тяжелый воз. Потом сильнее. Теперь это был уже не гул, а биение – глухое, мерзостное сердцебиение гигантского зверя.

Он поднял голову. Его взгляд, обычно внимательный и аналитичный, сейчас был пуст. Он видел не туман, а то, что за ним. Сотни орудийных стволов, наведенных на этот клочок земли.

Он встал, не торопясь надевая перчатку. Пуговица на манжете застегнулась с тихим щелчком. Он повернулся к своим солдатам. Десятки глаз, выхваченных из полумрака, уставились на него. Молодой прапорщик, Ларцев, с лицом, побелевшим от бессонницы, сжал эфес шпаги так, что костяшки побелели.

– В укрытие, – сказал Арсений. Его голос был низким, ровным, без единой ноты приказа или паники. Он был констатацией. Фактом. – Сейчас будет дождь из чугуна.

Он не ждал ответа. Развернулся и сам шагнул к ближайшему стрелковому рову, спускаясь в него с привычной, почти бытовой аккуратностью, словно входил в свою квартиру. Его спокойствие было приказом лучше любого крика. Оно не требовало подчинения – оно заражало. Солдаты, еще секунду назад застывшие, вдруг ожили, зашевелились, как муравьи, почуявшие бурю, и начали быстро, без суеты, занимать позиции в траншее.

Звук точильного камня о штык, который не умолкал все это время, внезапно прекратился. Его сменило щелканье курков, взводимых десятками рук.

Французская батарея. Позиция «генерала Сорбье».

Полковник Филипп де Монфор стоял в полушаге от линии орудий. Его ноги, закованные в высокие ботфорты, утопали в грязи по щиколотку. Он смотрел на канониров – закопченных, полуголых демонов, копошащихся вокруг своих медных божеств. Они закладывали заряды, вставляли фитили. Движения были отточены годами войны. Ничего лишнего.

К нему подбежал тот самый молодой лейтенант, что утром говорил о разгроме. Его щеки горели румянцем возбуждения.

–Полковник! Получен приказ! Мы начинаем! Слава Империи!

Де Монфор медленно повернул к нему голову. Его лицо, испещренное сетью морщин у глаз, было бесстрастно.

–Лейтенант, – его голос был хриплым от утреннего холода и табака. – Пощадите мои уши. Грохот скоро начнется. Ваш энтузиазм мне понадобится через час. Сохраните его.

Он поправил перчатку. Кожа скрипела. Потом его взгляд упал на мальчика, стоявшего чуть поодаль с барабанными палочками в окоченевших пальцах. Жан. «Маленький Тамбур». Его глаза были круглыми от ужаса, он смотрел не на орудия, а на огромный, в рост человека, зарядный ящик, стоявший рядом.

– Барабанщик, – позвал де Монфор. Жан вздрогнул и уставился на него. – Закрой уши. И рот. И дыши. Ртом. Понимаешь?

Жан ничего не ответил, лишь кивнул, судорожно сглотнув. Де Монфор отвернулся. Он видел, как старший сержант у первого орудия поднял руку, глядя на него. Полковник кивнул. Один раз. Коротко.

– Первый залп.

Это был не звук. Звук можно описать. Это был удар. Физический удар по воздуху, по земле, по внутренним органам. Грохот разорвал туман, как ткань, он пришел не извне, а родился сразу везде – в ушах, в груди, в висках. Воздух сгустился, ударил в лицо горячей волной. Следом пришла тишина – на секунду, оглушительная, звенящая, страшнее самого грохота. А потом гром покатился по полю, эхом отражаясь от леса, и его подхватили десятки, сотни других орудий. Началось.

· На холме у Шевардино: Наполеон, все так же стоявший с подзорной трубой, не дрогнул. Только его пальцы, сжимавшие трубку, побелели еще сильнее. «Театр войны» начался.

· В траншее егерей: Земля с сырых стенок осыпалась на плечи и кивера Арсения и его солдат. Молодой прапорщик Ларцев непроизвольно пригнулся, широко открыв глаза. Арсений, не меняя позы, лишь прищурился, глядя в невидимую даль, откуда должен был прилететь ответ.

· На французской батарее: Де Монфор, привычный к канонаде, все же на мгновение зажмурился. Дым, едкий и удушливый, застлал все вокруг. Когда он открыл глаза, он увидел Жана. Мальчик стоял на том же месте, рот и правда был открыт, но не для дыхания, а в беззвучном крике. Барабанные палочки валялись в грязи у его ног. Первый залп французской батареи прозвучал не для русских. Он прозвучал для него.

Глава 3: Первая кровь на флешах

Время: 06:30 – 07:00

Общий крик «Ура!», который поднимается с русского центра и доносится даже до Наполеона.

Воздух более не был воздухом. Он стал густой субстанцией, взвесью из порохового дыма, пыли, поднятой тысячью сапог, и пара, выдыхаемого людьми и лошадьми. Солнце, наконец прорвавшееся сквозь утренний туман, не приносило света – оно лишь подсвечивало этот желто-серый ад багровым отсветом, будто смотрело на землю через залитое кровью стекло. Грохот, который полчаса назад был оглушительным, теперь врос в самое нутро, стал фоном, физиологическим шумом бытия. Его уже не слышали – его чувствовали костями.

Багратион на флешах.

Земля под ногами Петра Багратиона дышала короткими, частыми вздохами. Каждое попадание ядра в бруствер отдавалось в его ступнях сквозь тонкие подошвы ботфорт. Он не стоял на месте – он перемещался вдоль линии окопов короткими, энергичными перебежками, его темный, смуглый профиль с горбатым носом мелькал то тут, то там, как знамя.

– Ваше сиятельство! Ради Бога, назад! Здесь слишком жарко! – голос адъютанта, молоденького поручика с безусым, перекошенным страхом лицом, был тонок, как писк, и терялся в общем гуле.

Багратион остановился, повернулся. Его глаза, узкие и черные, блестели из-под нахмуренных бровей. Он не кричал. Он смотрел на поручика так, будто видел его впервые. Потом его взгляд скользнул к стоявшему рядом, прислонившемуся к брустверу солдату-пехотинцу. Солдат, седой, с обветренным лицом, смотрел на своего главнокомандующего с тупым, животным любопытством. На поясе у него болталась деревянная фляга.

Багратион шагнул, одним движением выхватил флягу. Солдат даже не дрогнул. Князь открутил пробку, залпом выпил. Вода стекала по его подбородку, смешиваясь с пылью и потом. Он шумно выдохнул, вытер рот рукавом мундира и швырнул флягу обратно солдату.

– Жарко? – его голос был хрипл, но отчеканивал каждое слово. – Вот теперь прохладно. А ты, – он ткнул пальцем в сторону поручика, – стой там, где стоишь! Пока я здесь, это – моя квартира. В гостях не рассиживаются!

Солдаты в окопе, прижавшиеся к земле, услышали это. Сначала один, потом другой, третий. Кто-то хрипло крякнул. Кто-то прошипел: «Слышь, квартира!». И пошло – короткий, нервный, надсадный хохот, не столько от шутки, сколько от дикого облегчения, что командир здесь, с ними, пьет их воду и шутит, пока вокруг свищет смерть. Этот смех был крепче любой молитвы.

В этот момент сзади, со стороны Утицкого кургана, донесся первый, еще робкий, но уже мощный, набирающий силу гул. Он рос, как приливная волна, катясь через все поле. «У-р-а-а-а!».

Багратион резко обернулся на звук. Уголки его губ дрогнули, подернулись вверх, но улыбкой это назвать было нельзя. Скорее, оскалом.

– Слышишь? – крикнул он поручику, но смотрел куда-то вдаль, сквозь дым. – Это наши гости зовут. Пора и нам ответить!

Он сорвал с головы кивер, махнул им по воздуху, как саблей.

–Артиллерия! Картечь! По наступающей пехоте! – его команда пробила грохот, как клинок пробивает броню.

Атака кирасиров.

Полковник Филипп де Монфор сидел в седле с прямой, почти церемониальной выправкой, будто выезжал не на окровавленное поле, а на плац перед Тюильрийским дворцом. Его мундир, темно-синий с алыми отворотами, был застегнут на все пуговицы. Лишь правая перчатка из тончайшей лайки была снята – он проверял чувствительность пальцев, сжимая и разжимая кулак. Пальцы должны чувствовать эфес.

Перед ним, пока еще за гребнем холма, выстраивалась стальная лавина. Кирасиры. Люди и лошади, закованные в железо. Солнце, пробиваясь сквозь дым, играло на их нагрудных латах, слепило глаза. Лязг стремян, фырканье коней, приглушенные команды офицеров – этот звуковой кокон был последним прибежищем порядка перед погружением в хаос.

К нему подскакал молодой капитан, его лицо было бледно от возбуждения.

–Полковник! Пора? Мы их смнем одним ударом!

Де Монфор медленно повернул к нему голову.Его лицо, испещренное сеткой морщин у глаз, было неподвижно.

–Капитан, – его голос был ровен и сух, – ваша задача – не сминать. Ваша задача – идти вперед и не отставать. Сомкнутый строй. Все остальное – иллюзия.

Он надел перчатку, кожа мягко обтянула суставы. Потом вынул из кобуры у седла тяжелый кавалерийский пистолет, проверил затравку.

–En avant! – его команда не была криком. Это был приговор.

Лавина пришла в движение. Сначала шагом, потом рысью. Де Монфор чувствовал, как под ним вздрагивает могучий круп его гнедого жеребца. Земля уходила из-под копыт, поле превращалось в кашу из дыма и грязи. Ветер, создаваемый движением, бил ему в лицо, но не мог сдуть запах гари и крови.

И вот они вынеслись из дымовой завесы. Прямо перед ними, в ста ярдах, – русские укрепления. Ров, частокол, и за ним – серо-зеленая стена мундиров. И лица. Бледные, сосредоточенные, с горящими глазами.

В этот момент де Монфор увидел Его. Не солдата – явление. Высокий, плечистый, в серой шинели русского пехотинца, он стоял у самого края бруствера, не пригибаясь. В его позе не было бравады – лишь спокойная, почти профессиональная оценка. Он не суетился, не кричал. Он просто смотрел на несущуюся на него стальную стену, и его взгляд был лишен страха. Взгляд охотника, видящего зверя.

Их глаза встретились. Всего на секунду. Сквозь щели в стальных забралах, сквозь пыль и копоть. Два профессионала, два винтика в гигантской мясорубке, узнали друг в друге того, кто не убежит. Де Монфор почувствовал странный укол – не страха, а уважения. Железный человек без лошади… Мысль мелькнула и умерла, не успев оформиться.

– Sabres en main! – проревел он, и лес клинков взметнулся в задымленное небо.

Встреча атаки.

Семен «Сибиряк» стоял, прислонившись плечом к туровой связи бруствера. Он не видел лица французского офицера. Он видел латы, сверкающие на солнце. Дорогие, красивые. И уязвимые.

Рядом с ним, припав к бойнице, трясся тот самый молодой солдатик, что дрожал от утреннего холода. Теперь он дрожал от страха, его пальцы белели, сжимая ружье.

– Без толку, – сипло проговорил Семен, не поворачивая головы.

–Ч-что? – солдатик не понял.

–В латы, – уточнил Семен. – Железо толстое. Пуля отскочит.

Он плавно поднял свое ружье. Движение было выверенным, до мелочей знакомым. Ложе мягко легло в плечо. Он прищурил левый глаз, целясь не в всадника, а в могучую шею его лошади.

– Бей в коня, – бросил он своему соседу голосом, в котором не было ни страсти, ни ненависти, лишь холодная инструкция. – Железный человек без лошади – как рак без клешни. Суетись будет, а хватать – нечем.

Грохот приближающейся кавалерии стал физическим давлением. Семен чувствовал, как вибрирует земля. Он видел раздувшиеся ноздри лошадей, оскаленные зубы, сверкающие клинки. Он ждал. Вычислял дистанцию. Двести шагов. Сто пятьдесят. Сто…

– Пли! – донеслась откуда-то команда капитана Кременя.

Выстрел Семена был частью общего залпа. Грянувший гром, от которого на мгновение заложило уши. Его пуля, как и десятки других, нашла свою цель. Впереди несущейся лавины несколько лошадей рухнули, как подкошенные, увлекая за собой всадников. Строй дрогнул, замешкался. Стальная стена дала первую трещину.

Но лавина была слишком мощной. Она накатила на ров, на частокол. Кирасиры, как демоны, вырывались из дыма прямо на окопы.

– Штыки! Встречай, мать твою! – заревел кто-то.

Семен отшвырнул ружье – стрелять было уже некогда – и рванул со дна окопа свое, длинное, с отполированной до блеска рукоятью тесало. Не штык, а настоящий короткий меч, привезенный им из Сибири. Его лицо оставалось невозмутимым. Ад сгущался, превращаясь в кромешный, рукопашный кошмар. А он лишь сделал то, что должен был сделать. Подпустил поближе. И выбрал цель.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.