На гребнях волн
- -
- 100%
- +
– Я сделала кое-что ужасное, – говорю я.
– Ну да, все поняли, что это твои валентинки, – отвечает Мария Фабиола. – Не так уж много у нас таких, что вроде умные, но при этом дуры дурами. А когда сегодня ты не появилась в школе, всем стало ясно, что это ты.
– Я не поэтому не появилась, – говорю я. – Я не пошла в школу, потому что разбила голову о камни, когда пыталась спасти Кита.
– Спасти Кита? – повторяет Мария Фабиола. – А от чего его спасать?
– Вчера мы были на Бейкер-Бич. Был высокий прилив. Он хотел перебежать на Чайна-Бич, и…
– И что? – Она смотрит на меня, открыв рот.
– И, кажется, не успел, – драматически выдыхаю я.
– Кажется, не успел? – повторяет Мария Фабиола и выпрямляется. – Юлаби! – говорит она и начинает смеяться. – Да я же только что его видела! Когда шла сюда! Двадцать минут назад!
– Что? Где?
– В парке с его дружками, Лэнсом и Белым Чарли.
– О боже! – говорю я. – О боже!
Мне хочется рухнуть на диван с ней рядом, но Мария Фабиола не двигается, чтобы дать мне место рядом с собой. Так что я падаю на пол, на пушистый ковер.
– И поэтому ты здесь? – говорит она. – Решила, что Кит умер? А если решишь, что я умерла, надеюсь, не побежишь прятаться? Я-то думала, это все из-за валентинок! Знаешь, учителя просто озверели! Все говорят, теперь тебя выгонят. За один только «sexo». А «мне не хватает твоих сисек»? Ну ты даешь!
Я даже думать ни о чем не могу. Хочу спросить о Джулии, но решаю: какая разница?
– Но слушай, – продолжает Мария Фабиола, – я знаю, что делать. Ты ведь знаешь, я обещала эксклюзивное интервью Эй-Би-Си. Мы уже и закадровый план сняли!
Опять этот чертов закадровый план.
– Но они меня забросали вопросами, а у меня в истории кое-что не сходилось, – продолжает она. – Или им что-то там не понравилось. Они сказали, что «сами проведут расследование» и потом со мной свяжутся. И мистер Мейкпис теперь как-то странно на меня поглядывает. Так что у меня есть идея.
– Погоди. Для начала, может, признаешь, что ты все это выдумала?
– Ничего я не выдумывала! – отвечает она.
Твердо отвечает, убежденно – пожалуй, провела бы любого, кроме меня. У нее и правда талант.
– Ты взяла эту историю из книги, – говорю я.
Она явно взвешивает варианты. Снимает половину браслетов с одной руки, надевает на другую.
– Ну, общая идея из «Острова сокровищ» – это правда. Но я туда кое-что добавила от себя. Много интересных деталей!
– Из «Похищенного», – поправляю я. – Не из «Острова сокровищ».
– Ладно, ладно, молодец, литературу ты знаешь, – отмахивается она.
Я и вправду чувствую себя молодцом. Потому что догадалась, что у нее на уме.
– Ты хочешь, чтобы я сказала, что меня тоже похитили?
– Это поможет нам обеим. – Теперь она говорит тоном школьного консультанта. – Нас обеихспасет.
– Что, нас похитили одни и те же люди? – спрашиваю я. – И кто же? Пираты? Настоящие живые пираты?
– Это все можно поменять, – отвечает она. – Главное, чтобы истории были похожи. Я скажу, что ничего не запомнила, потому что у меня был стокгольмский синдром. А у тебя – ты же шведка, так что у тебя стокгольмский синдром вообще врожденный!
Я даже не знаю, что сказать. Ясно же, что она не вытянет!
– Иначе, Юлаби, ты вылетишь из школы пулей, – зловеще заключает она.
«Или ты», – мысленно отвечаю я.
– Вылетишь – и никакой старшей школы тебе не видать. Но совсем другое дело, если тебя похитили! Тогда сможешь поступить куда угодно!
Это верно. Я встаю, и Мария Фабиола двигается, уступая мне место на диване.
– Так что об этом думаешь? – спрашивает она.
– Мне казалось, это у тебя был план, – говорю я.
– Да, но сперва хочу послушать твой.
Разумеется, нет у нее никакого плана.
– Вот что я думаю, – говорит она. – Может быть, на этот раз нам нужны… ну, знаешь, более логичные похитители?
Нет, не выйдет. Дело безнадежное: она просто не потянет! Худшего партнера для такой аферы не найти.
– Я вот подумала, – продолжает она, – может, это мафия?
– Нет-нет, – говорю я. – Подожди секунду.
– Или Мелвин Белли, адвокат?
Понятия не имею, кто такой Мелвин Белли.
– Послушай, – говорю я. – Ты же сама сказала: надо быть реалистичными. Придумать что-то такое, что могло случиться на самом деле.
– Тот парень в белой машине! – просияв, предлагает она.
Идея и вправду относительно блестящая. Но это будет означать, что тогда, в первый раз я о нем солгала. Нет, я не буду отрекаться оттого, что тогда говорила правду.
– Не пойдет, слишком сложно, – говорю я, и улыбка Марии Фабиолы гаснет. – Нам нужно имя, – говорю я. – Что-то звучное, чем можно заслонить все остальное. Имя, которое попадет в заголовки.
– Может, Нил Кэссиди? – предлагает она. – Украл нас, накачал наркотиками и заставлял выйти за него замуж. Он же многоженец.
– Он, кажется, умер, – отвечаю я. – Тогда уж Джерри Гарсия.
Эта идея ей по душе.
– Точно, и заставлял нас протирать его гитары!
– И красить вручную рубашки!
– А мы накопали на него компромат – например, узнали, что он тайно обожает футбол!
Я уже готова остановиться на Джерри Гарсии, но тут соображаю, что во время нашего «похищения» он вполне мог играть шестичасовой концерт где-нибудь в Огайо.
– Нужен кто-то, кого трудно проверить, что он делает изо дня в день, – говорю я.
– Убийцу-Зодиака так и не нашли, – задумчиво откликается она. – Может, это он нас похитил и заставил изучать астрологию?
Вдруг как-то внезапно осознав, что ждет меня впереди, я чувствую страшное изнеможение и снова соскальзываю на ковер.
– Не бойся, – говорит она и садится рядом. – Я все продумала. Ты возвращаешься домой. Мы обе рассказываем свои истории. Все видят, что они очень похожи, к тому же похититель – знаменитость. И мы обе идем на Эй-Би-Си! Для тебя тоже снимут закадровый материал. Знаешь, как это круто? Просто ходишь туда-сюда по улице, открываешь двери, притворяешься, что делаешь домашку – а тебя снимают! Наденешь то симпатичное платье в горошек.
– Не знаю, – отвечаю я.
– Ты устала, – говорит она ласково, словно нянька малышу. – Давай я отведу тебя к родителям и прослежу, чтобы все нормально прошло. А нашу историю обдумаем попозже.
Она встает и протягивает мне руку.
– Не бойся, – повторяет она. – Я с тебя теперь глаз не спущу!
Вместе мы выходим из флигеля и отправляемся назад, в Си-Клифф. Проходя мимо парка, замечаем Кита на новом скейте. Увидев меня, он опускает глаза в землю.
– Теперь он меня не замечает, – говорю я.
– А по-моему, – отвечает Мария Фабиола, – у него вид человека, которому очень стыдно.
Я снова смотрю на него: пожалуй, она права.
К моему дому мы подходим сзади, старательно избегая новостников. Задняя дверь всегда заперта, даже когда родители дома, так что я достаю из известного мне тайника запасной ключ.
– Подожди, – говорит Мария Фабиола, когда мы входим на кухню. – Давай-ка устроим им сюрприз!
– Кто там? – кричит из другой комнаты Свея.
– Это я, Мария Фабиола, – громко отвечает она. – Позови-ка родителей!
Минуту спустя дверь распахивается, на кухню входят папа и мама.
– Сюрприз! – вопит Мария Фабиола.
Начинаются объятия и рыдания – рыдает в основном Мария Фабиола. Я очень крепко обнимаю Свею. Родители интересуются, где я была, и я рассказываю сокращенную версию: упала и разбила голову, а потом была у бабушки.
– Да, эту часть мы знаем, – говорит папа. – Ласло позвонил несколько часов назад и сказал, что ты уже едешь домой.
Я удивлена и тронута, что Ласло им позвонил. И благодарна: он избавил родителей от нескольких лишних часов тревоги. Вообще они не так расстроены, как я боялась. Или, может быть, просто так рады, что я дома и в безопасности, что и сердиться не могут. Впрочем, им еще неизвестно, что меня вот-вот выгонят из школы.
Мама осматривает мою голову и гордо объявляет:
– Ничего страшного, рана поверхностная!
Свея делает всем чай и кладет на блюдца салфетки. Папа спрашивает, не случилось ли со мной чего-то серьезного.
– Нет, – отвечаю я.
Мама спрашивает, как наши родственники.
– Как всегда, – отвечаю я.
– Что нам для тебя сделать? – спрашивает папа. – Чего ты хочешь?
– Хочу поскорее вернуться к нормальной жизни, – отвечаю я. – Просто хочу, чтобы снова все стало нормально.
– О, разумеется. Я так тебя понимаю! – театрально сообщает Мария Фабиола. Наклоняется ко мне, чтобы обнять, и при этом шепчет на ухо: – Молодчина!
Все трое смотрят на меня и на Марию Фабиолу так, словно не могут поверить, что мы здесь.
– Есть хотите? – спрашивает папа и встает.
– Мы простоизголодались! – сообщает Мария Фабиола. Никогда раньше не слышала, чтобы она так выражалась.
Я есть совсем не хочу, но меня радует возвращение к повседневности, так что отвечаю: да, я тоже голодна. Мария Фабиола звонит своей маме и просит разрешения остаться у меня на ночь. «Помочь Юлаби прийти в себя», – добавляет она.
Оказавшись в своей комнате, я оглядываюсь. Меня не было здесь всего день, но все выглядит как-то по-новому. Смотрю на кукол, которых я собирала, когда была помоложе. Одна в красном платье для фламенко, другая в кимоно. Я привыкла думать о них как о «своей коллекции», но теперь вижу, что куклы выглядят дешево. Вульгарно. Платья из дешевой материи, на фарфоровых личиках смесь удивления и скуки.
– Мария Фабиола, ты ведь завтра идешь в школу? – спрашивает мама. – Постирать твою форму?
– Разумеется, иду! – отвечает Мария Фабиола. – Думаю, нам обеим стоит пойти. Ведь Юлаби говорит: она хочет побыстрее вернуться к нормальной жизни. И, наверное, надо поскорее сказать всем в школе, что с ней все в порядке, чтобы они не беспокоились. Я слышала, о ней даже собирались отслужить молебен!
Мама смотрит на меня.
– Да, я хочу пойти, – говорю я.
– Ну, в полицию твой отец уже позвонил, – говорит мама. – А мистеру Мейкпису позвоню я завтра утром.
За ужином все молчат. Мария Фабиола часто, демонстративно и притворно зевает – готовится сразу после еды отойти ко сну.
– Как же мы устали! – восклицает она и сжимает мою коленку под столом. – Не возражаете, если мы не будем убирать со стола?
– Что ты, совсем не нужно, – отвечает мама.
Я понимаю, что Мария Фабиола уже очаровала моих родителей так же, как очаровывает всех своих подруг. Возможно, и мне не досталось только потому, что она рядом.
Евы сейчас нет, она гостит у какой-то подруги, так что Марию Фабиолу устраивают на ночь у нее в комнате, рядом с моей. Я заползаю в кровать, и глаза немедленно закрываются, словно веки налились свинцом. Между мною и лестницей комната Марии Фабиолы. Она стоит в дверях, словно тюремщик в ночнушке.
– Ладно, спи, – говорит она, – а завтра по дороге в школу согласуем наши версии. Потом в обеденный перерыв позвоню на Эй-Би-Си и скажу, что мы готовы прийти к ним вместе. Юлаби!
Но я уже отрубаюсь.
– Что? – с трудом спрашиваю я.
– Я так рада, что ты жива! – говорит она.
Не знаю, что сказать на это. Я уже почти сплю.
– Так и скажу на Эй-Би-Си, – говорит она, стоя надо мной во тьме. – «Я так рада, что ты жива!» Как тебе? По-моему, неплохо!
29
Проснувшись, обнаруживаю перед собой живот Марии Фабиолы. Она стоит надо мной и трясет за плечо.
– Наконец-то проснулась! Твои родители хотели дать тебе поспать, но нам пора в школу. Выходим через пятнадцать минут.
Я закрываю глаза.
– Нет, нет, не засыпай! Твоя мама поговорила с мистером Мейкписом. На утреннем собрании он всем объявит, что ты вернулась. А потом, на первой перемене, хочет поговорить с нами обеими. А потом приедет корреспондент из «Кроникл» и возьмет у нас интервью. Вставай, дорогая, нас ждут великие дела!
Я не верю своим ушам. И это – все та же Мария Фабиола?
– И что мы скажем? – спрашиваю я.
– Придумаем по дороге в школу, – отвечает она. – На «Кроникл» потренируемся, а окончательную версию изложим Эй-Би-Си. Надо будет позвонить продюсеру и сказать: они не поторопились, так пусть теперь не удивляются, что «Кроникл» перехватила у них сюжет! И пусть понервничают! Давай-ка одевайся быстрее! – и кладет на кровать мою форму.
Сев на кровати, я замечаю, что мама не только постирала форму Марии Фабиолы, но и погладила: от ее матроски и синей юбочки идет запах горячего утюга. Форменные гольфы мы обычно носим приспущенными, как носки, но теперь Мария Фабиола натянула их почти до колен и надела мои лоферы, которые я почти не ношу.
Повернувшись ко мне спиной, она открывает мой ящичек для мелочи и начинает там рыться.
– Только не говори, что хочешь в лоферы положить монетки! – говорю я.
– Одевайся давай, – откликается она. – Уже опаздываем.
Мы уже идем к дверям, когда нас окликает папа.
– Нет-нет, девочки, – говорит он, – я вас подвезу!
– Джо, с нами все будет хорошо! – говорит Мария Фабиола.
Она называет моих родителей по именам, Джо и Грета. И они почему-то с этим мирятся.
– Сами дойдем, – поддерживаю я.
– Ни в коем случае, – отвечает он. – Я вас отвезу. Садитесь.
Согласовывать версии в машине – не вариант. За рулем папа, на пассажирском сиденье мама, позади между нами Свея, да и дорога длится от силы минуты две. Мария Фабиола пытается написать мне записку, но почерк у нее кошмарный, а от тряски и вовсе ничего не разберешь. А выйдя из машины, мы немедленно оказываемся в гуще людей.
На утреннем собрании папа и мама сидят справа от меня, Мария Фабиола слева и держит меня за руку. На мистере Мейкписе сегодня красная «бабочка». Он объявляет, что все счастливы моему возвращению, и зал взрывается аплодисментами.
После собрания родители идут в кабинет директора поговорить с мистером Мейкписом и мисс Кейтениз. А мы гордо шествуем по школе: Мария Фабиола с одной стороны от меня, Джулия с другой, а сзади, словно фрейлина за королевой, вышагивает Фейт. Я потрясена тем, как радостно встречают меня бывшие подруги и одноклассницы: нескончаемые объятия, радостные записки и даже несколько помятых цветов, просунутых через решетку в мой шкафчик.
Первый урок после собрания – литература. Мистер Лондон объявляет, что сегодня мы начнем изучать «Одиссею» Гомера. Еще одна уловка, чтобы впечатлить родителей и директоров старших школ. Кто в нашем возрасте читает «Одиссею»? Но это изюминка школы «Спрэгг».
Мистер Лондон достает из коробки новый мелок и пишет на доске: «РОДНОЙ ДОМ» – крупным, размашистым почерком. Нас учат писать аккуратно, по линеечкам; но еще учат, что неразборчивый размашистый почерк – признак настоящего мужчины.
– Что такое для вас «родной дом»? – спрашивает он, сложив руки за спиной.
И смотрит на первый ряд.
– Еда? – первой откликается Туа, девочка, известная своей анорексией.
– Хорошо, – говорит мистер Лондон и записывает на доске «еда», а пониже добавляет «питание». – Что еще?
– Бесячие сестры! – хихикнув, отзывается Кей Ти.
Она считает себя ужас какой остроумной; увы, окружающие этого мнения не разделяют. И теперь она пожимает плечами и оглядывается вокруг, словно говоря: «А что, нет?» Остальные мрачно утыкаются взглядами в парты.
Мистер Лондон покорно записывает своим размашистым почерком и это. Потом дует на мелок.
– Мария Фабиола? – спрашивает он.
– Дом – это пристанище после долгого путешествия, – отвечает она.
Он сочувственно кивает, повторяет: «Пристанище» – и записывает это слово на доске, подчеркнув тремя линиями.
Я понимаю: скоро он спросит и меня. Сделает вид, что вспомнил обо мне в последнюю минуту, но на самом деле весь урок только этого и ждал, думал только о Марии Фабиоле и обо мне. О девочках, которые пропадали и нашлись.
– Юлаби?
– Салфетки, – отвечаю я.
– Ладно, – говорит он. – Тоже хорошо. – Но слово «салфетки» на доске не пишет.
* * *Следующий урок нас разделяет: это математика, а математикой мы занимаемся в разных группах. Мы с Марией Фабиолой договариваемся после урока встретиться в холле, вместе пойти к мистеру Мейкпису и по дороге разработать план. Я долго ее жду, удивляясь: может быть, я что-то перепутала? Наконец, видя, что уже опаздываю, бегу в кабинет директора, здороваюсь с мисс Патель, секретаршей, и сажусь. Пока жду, беру со стола брошюрку под названием «Льготное обучение в школе «Спрэгг»». На обложке фото девочки-мулатки из седьмого класса. Все у нас знают, что ее семья одна из самых богатых в школе: отец у нее известный музыкант. Ее родители выплачивают полную стоимость обучения и каждый год вкладывают кучу денег в школьную лотерею.
Входит Мария Фабиола, и я сразу понимаю, почему она опоздала: за это время она заплела волосы в две французские косы и переплела на затылке. С такой прической вид у нее сразу и более хрупкий, и более внушительный. Она садится рядом со мной и шепчет:
– Подражатель Убийцы-Зодиака. Говорим, что это он.
Из кабинета выходят мистер Мейкпис и мисс Кейтениз, а с ними худощавая женщина в розовом кардигане и черных брюках в обтяжку. У нее тонкая кожа, и вокруг рта и глаз уже заметны морщинки – и все же она ослепительно красива; ее легко себе представить на Ноб-Хилл с любовником и сиамскими котами.
– Девочки, – говорит мистер Мейкпис, – мы решили немного изменить последовательность мероприятий. Я надеялся встретиться с вами до интервью с «Кроникл» и узнать побольше о тех ужасных, ужасных испытаниях, что вам пришлось перенести. Но вышло так, что журналистка из «Кроникл» приехала раньше времени – даже раньше полицейских! Итак, познакомьтесь с моей дорогой Шелли Шайн…
– Стайн, – поправляет его журналистка. – Шелли Стайн.
Мистер Мейкпис багрово краснеет.
– Да, с моей дорогой Шелли Стайн. Она позаботится о… – он запинается; похоже, ошибка в фамилии его сбила и лишила уверенности, – о вас, юные леди, – договаривает он наконец.
Мы представляемся и по очереди пожимаем Шелли руку, неожиданно мозолистую. Потом нас ведут в маленький зал для совещаний, и мы с Марией Фабиолой устраиваемся бок о бок на вертящихся стульях. Красота Шелли Стайн, как видно, произвела на мистера Мейкписа и мисс Кейтениз гипнотическое действие: едва она просит их уйти, чтобы иметь возможность поговорить с нами наедине, они исчезают, пятясь, словно крабы.
– Не стоит и упоминать, – добавляет с порога мистер Мейкпис, – что вы можете расспрашивать девочек и о школе, и об учебе. Пожалуйста, чувствуйте себя совершенно свободно! Обе посещают «Спрэгг» с детского сада, обе – примерные ученицы.
– Чудесно! – отвечает Шелли Стайн и одаряет мистера Мейкписа улыбкой, призванной сразу и очаровать, и поторопить его уход.
К нам она поворачивается уже с другой улыбкой – сочувственной, приглашающей к откровенности.
– Девочки, я хочу, чтобы вы были со мной откровенны, так что буду откровенна сама. Уже много лет я пишу в нашей газете о садоводстве. И еще о проблемах женщин. Но ваша история… в общем, вышло так, что никто не был расположен за нее взяться. К тому же сейчас зима, о садоводстве много не напишешь. Так что я вызвалась взяться за этот сюжет.
– Никто не был расположен, потому что этим уже занимается Эй-Би-Си? – уточняет Мария Фабиола.
– Разумеется, – отвечает Шелли Стайн. – Можно объяснить и так.
– Эксклюзива у них теперь не будет, но мне все равно придется позвонить в Эй-Би-Си и сказать, что я разговаривала с вами, – говорит Мария Фабиола. – А наша история будет на первой странице?
– Честно говоря, не могу обещать, где ее поместят, – отвечает Шелли Стайн. – Что ж, давайте начнем? – Открывает блокнот и извлекает оттуда первый вопрос: – Девочки, вам нравится ваша школа?
– Нравится, – отвечаю я. – Хорошая школа.
Мария Фабиола смотрит на меня с удивлением.
– У этой школы особая репутация, – говорит Шелли Стайн. – В шестом классе Шекспир, в седьмом Гете. А сейчас, как я понимаю, вы читаете Гомера?
Поразительно, думаю я. Когда это мистер Лондон успел до нее добраться?
– Итак, мой вопрос, – продолжает она. – Бывает ли, что такая напряженная учеба кажется вам тяжеловатой?
– Да нет, – отвечаю я.
Шелли Стайн не трудится это записывать.
– А ты, Мария Фабиола? – поворачивается она к ней. – Что ты думаешь о здешней академической нагрузке?
– Ну, я сюда хожу с детского сада. И все равно здесь критикуют наши валентинки!
Теперь я смотрю на нее с удивлением: с чего это Мария Фабиола заговорила о валентинках?
– О, – говорит Шелли Стайн и ждет продолжения, но мы молчим. – Итак, – продолжает она, – у этой школы репутация серьезного учебного заведения с большой нагрузкой на учениц. А какие-то передышки у вас бывают?
– Конечно, – отвечает Мария Фабиола. – В конце учебного года бывает неделя, когда вместо обычных уроков у нас идет какой-нибудь необычный курс по выбору.
– Какой же? – спрашивает Шелли Стайн.
– Ну, например, шитье, – отвечает Мария Фабиола.
– Шитье, – повторяет Шелли Стайн. – Любопытно. – Она садится прямее. – А еще?
Вот мой шанс, думаю я. Мне понятно, на что клюнет Шелли Стайн – и на этот раз я не собираюсь уступать первый голос Марии Фабиоле.
– Еще у нас есть курс о том, как хорошо выглядеть в купальниках!
Теперь Шелли Стайн не просто разворачивается на своем вертящемся стуле в мою сторону, но и придвигается поближе.
– А можешь поподробнее? – спрашивает она, и ручка ее замирает над блокнотом, словно марафонец на старте, ждущий сигнального выстрела.
– Я могу, – громко говорит Мария Фабиола, переключая внимание на себя, и Шелли разворачивается к ней. – Это курс под названием «Атлетичное тело». Нас всех взвешивают в классе в начале недели, а потом в конце. В самом деле, это для того, чтобы хорошо выглядеть в купальниках.
– В слитных купальниках или раздельных? – интересуется Шелли Стайн.
– Ну, это они не уточняют, – пожимает плечами Мария Фабиола и на секунду останавливается; кажется, ее саму занимает эта новая мысль. – В общем, смысл в том, чтобы в конце недели выглядеть лучше, чем в начале. В начале недели мы все взвесились, и тренер записал наш вес на доске в столбик, против каждой фамилии. А потом мы целыми днями бегали по пляжу, прыгали с поднятыми руками, и еще ездили на велосипедах в Марин-Хедлендс и ночевали там в хостеле. И там все вокруг ели гамбургеры, а нам разрешали только салат!
– Только салат, и все?
– Еду для нас привезли тренеры, понимаете? И они взяли только салат. А сами, между прочим, ели стейки!
– Наверное, вам тоже хотелось чего-то посытнее? – спрашивает Шелли Стайн.
– Ужасно хотелось! – драматически восклицает Мария Фабиола. – А они говорили: смотрите, чтобы под вами велосипеды не погнулись и шины не лопнули, ну и все такое. Чтобы нам было стыдно есть, понимаете?
– И кто были эти учителя?
– Так вышло, что все мужчины, – отвечает Мария Фабиола. – Только мистера Мейкписа там не было. А все остальные мужчины-учителя были.
– Поверить не могу! – восклицает Шелли Стайн с таким видом, словно и вправду отчаянно старается этому поверить. – А где же были учительницы?
– Наверное, все остались дома, с семьями, – отвечает Мария Фабиола.
Это неправда. С нами ездила мисс Ливси.
– И что было в конце недели? – спрашивает Шелли Стайн. Она едва успевает записывать.
– Ну, я упоминала, что в начале недели нас всех взвесили и составили список, верно?
Шелли Стайн кивает.
– Да, только хочу прояснить: взвешивали вас тоже мужчины?
– Да, – отвечает Мария Фабиола. – А потом нас взвесили в конце недели, проверили, кто сколько скинул, и записали в табели.
– Как оценки? – уточняет Шелли Стайн.
– Точно, – отвечает Мария Фабиола.
– Скажи это сама, – просит Шелли Стайн.
– Как оценки, – повторяет Мария Фабиола, и Шелли Стайн это записывает.
Я слушаю Марию Фабиолу и думаю: все почти так и было, как она рассказывает, – но как непохож ее рассказ на то, что происходило на самом деле! Правда в том, что мы с Марией Фабиолой выбрали «Атлетичное тело» по собственному желанию. Сами захотели сбросить несколько фунтов, чтобы произвести впечатление на мадам Соню. И быть в хорошей форме, чтобы легче было лазить по скалам на Чайна-Бич. Хотели отправиться в поездку с мисс Ливси, потому что она рисует по вечерам, и сын у нее красавчик… С кристальной ясностью я понимаю: Мария Фабиола обладает талантом, которого мне не достичь никогда.
– Просто хочу убедиться, что у вас тут все в порядке, – говорит, просунув голову в дверь, мистер Мейкпис.
– Все замечательно! – ослепительно улыбается ему Шелли Стайн.
– Счастлив это слышать, – отвечает он.
«Когда прочтешь интервью, счастлив не будешь», – думаю я.
Мистер Мейкпис поднимает вверх оба больших пальца и закрывает дверь. Улыбка Шелли Стайн тут же гаснет.