Летнее убежище

Пролог

Долина Коренгал,

провинция Кунар,

Афганистан

Его завтрак состоял из сушеного, нарезанного длинными узкими, похожими на шнурки для ботинок, полосками вялого и безвкусного жареного картофеля и бледной глазуньи из сублимированных яиц, таращившейся на него из отделения подноса. Кружка была наполнена какой-то серо-коричневой бурдой, изображающей кофе, слегка забеленной порошковым молоком.

Под конец двухлетнего срока Росса Беллами тошнило уже от одного вида столовой. Он достиг своего предела. К счастью, сегодня был последний день его службы, похожий на все остальные – с однообразным до одури распорядком дня и ни на минуту не умолкающим ощущением тревоги. Из прикрепленного к его карману воки-токи доносились жужжание и потрескивание от помех, настолько привычно сливающихся со звоном посуды, что он едва их слышал. Экипажи санитарных вертолетов «дастофф» всегда были начеку в ожидании очередного вызова на эвакуацию раненых.

И долго ждать его не приходилось – они поступали изо дня в день чуть ли не каждый час.

Рация выдала позывной сигнал, и Росс резко отодвинул поднос с едой. По этому сигналу члены дежурного экипажа обязаны были немедленно оставить все свои дела: отложить вилку с насаженным на нее куском мяса сомнительного происхождения; бросить на стол карты, хотя в них оказалось сразу несколько козырных; прервать на середине предложения письмо любимой девушке, которому, возможно, суждено остаться незаконченным; вскочить с койки, когда тебе снился родной дом; оборвать на полуслове молитву; бросить бритву, не успев до конца побриться.

Экипажи скорой медицинской помощи гордились своей реакцией – взлет производился через пять-шесть минут с момента поступления вызова. Мужчины и женщины вскакивали и мчались к вертолетам, на ходу дожевывая пищу или вытираясь после душа, внутренне готовясь исполнить свой трудный и опасный профессиональный долг.

Росс скрипнул зубами, гадая, что приберег ему этот день, и надеясь, что судьба убережет его от вражеской пули. Ему позарез необходимо было дожить до увольнения. Росс знал, что его дед болен, и подозревал, что родители скрывают от него, насколько серьезна его болезнь. Он не мог представить себе деда немощным – это с его-то неуемной страстью к путешествиям, с его знаменитым раскатистым смехом, слыша который все вокруг невольно начинают улыбаться. Для Росса он был не просто дедом, а самым дорогим и близким другом с самого детства.

Он порывисто схватил последнее письмо деда и спрятал его в нагрудный карман летной формы, поближе к сердцу. Внезапное желание взять с собой это письмо пробудило в нем смутную тревогу.

– Идем, Лерой! – окликнул его командир экипажа Немо и, как всегда, пропел первые строки песни Get Up Offa That Thang.

По армейской привычке ребята прозвали Росса Лероем, как только узнали о его благополучной жизни. Привилегированные частные школы, учеба в престижном университете, известная семья сделали его объектом для насмешек.

Немо как-то назвал его Маленький Принц Лерой, затем сократил это до Лероя, и прозвище пристало к Россу.

– Иду-иду! – Росс размашисто шагал к вертолетной площадке. Сегодня вертолет поведут он и Рэнджер.

– Желаю удачи с новичком!

Значит, с ними полетит новобранец, которому предстоит впервые участвовать в операции. Что ж, он будет с ним внимательным и покладистым. Ведь если бы не новички, Росс навечно застрял бы здесь. А согласно полученному приказу, его срок подходил к концу. Через несколько дней он снова станет штатским, если только сегодня не вляпается в какую-нибудь переделку.

Новобранцем оказалась девушка по имени Флоренс Кеннеди, врач из Ньюарка, штат Нью-Джерси, с характерным для новичков решительным выражением лица, за которым скрывался жуткий страх.

– Какого черта вы медлите? – рявкнул Немо, проходя мимо нее. – Тащите поживее свою задницу на площадку!

Она побледнела от возмущения и замерла на месте.

Росс ожег ее сердитым взглядом:

– Ну? В чем дело?!

– Сэр, я… Я не люблю грубых выражений, сэр.

Росс усмехнулся:

– Вам предстоит полет в зону боевых действий, и вы боитесь брани?! Все солдаты ругаются, придется вам к этому привыкнуть. Хуже солдат не ругается никто, зато и молятся они так, как никто другой. Не знаю, как вы, а я не вижу в этом противоречия. Да скоро вы и сами это поймете.

Казалось, она вот-вот расплачется. Росс хотел как-то успокоить ее, но не нашел слов. Черт, когда же это он растерял все нормальные человеческие слова, очерствев до того, что уже ровным счетом ничего не чувствует?

– Ладно, идемте, – коротко бросил он и, не оглядываясь, зашагал к вертолету.

Командир наземной службы крикнул, что машина к полету готова, и экипаж, экономя время, поднялся в кабину со шлемами в руках, чтобы надеть их уже на борту.

Росс слушал через головной телефон координаты и подробности вызова, сверяясь с разложенной на коленях навигационной картой. Таких вызовов они боялись больше всего – среди раненых военные и местные жители, район все еще в руках неприятеля. Их будут сопровождать вертолеты «апачи» с тяжелым вооружением, так как неприятель нагло обстреливал санитарные вертушки, хотя на их носу, фюзеляже и дверцах алеют красные кресты. Но экипаж вынужден был пренебрегать опасностью обстрела – на земле лежит раненый и нетерпеливо ждет самого важного сообщения: «К вам идет «дастофф»». Для тех, кто истекает кровью на поле сражения, летающая скорая помощь – единственная надежда остаться в живых.

Через несколько минут они уже летели на север над покрытыми вечнозеленой растительностью горами провинции Кунар. Росс всегда испытывал сильнейшее нервное напряжение во время полетов на полной скорости над острыми вершинами гор, густыми лесами и серебристыми лентами рек. Непрестанный гул мотора и строгие правила вынуждали экипаж обмениваться лишь необходимыми замечаниями по шлемофонам. Полет навстречу неведомой опасности был ежедневным испытанием, но Росс так и не смог к нему привыкнуть. «Последний вылет, – твердил он себе, – это твой последний вылет, держись, приятель!»

Долина Коренгал была самым прекрасным в мире местом – но и самым коварным. Здесь вертолеты подстерегали ракеты «земля – воздух», артиллерийские обстрелы и даже тросы-ловушки, протянутые от одной вершины скалы к другой. Они летели над ландшафтом изумительной красоты, наблюдая, как то и дело сверкают вспышки пулеметных очередей и поднимаются зловещие клубы дыма. Каждый из них означал смертельное оружие, нацеленное на вертолеты.

Росс запоминал интервал между замеченной вспышкой и ударом – раз, два, три биения сердца, и снаряд достигал какой-то цели.

Сопровождающие вертолеты обрушили мощный огонь на точки, откуда стреляли из пулеметов, обеспечивая возможность снизиться санитарной бригаде.

Росс и его второй пилот Рэнджер сосредоточились на приближении к месту радиовызова. Несмотря на полученную информацию, они никогда не знали, что их ожидает. Половину рейсов они совершали для эвакуации жителей афганских деревень и охраняющих их солдат. В стране практически отсутствовала система здравоохранения, поэтому им приходилось доставлять на военно-воздушную базу в Баграме пациентов, раненных в драках, пострадавших от несчастных случаев и даже от укуса собаки. Экипажу Росса довелось повидать много таких бедолаг. Но, судя по месту назначения, на этот раз на обычного пациента рассчитывать не приходилось. В этом горном районе находились самые опасные убежища талибов с их пешими дозорами, за что ее и прозвали долиной Смерти.

Вертолет приблизился к пункту назначения и стал снижаться. Вершины великолепных сосен раскачивались от стремительного потока воздуха, вызванного вращением вертушки, позволяя на мгновение увидеть территорию. В долине меж склонами гор лежало селение – разбросанные домики с глинобитными крышами. Он видел суетящихся людей в гражданской и военной одежде, одни развернулись цепью в поисках неприятеля, другие охраняли раненых в ожидании помощи.

Склоны в обоих концах долины осветились вспышками выстрелов. Росс сразу понял, что внизу много неприятельских стрелков с ручным огнестрельным оружием и что прикрытия явно недостаточно.

Риск привлечь к себе вражеский огонь был слишком велик, и долг пилота обязывал его принять решение: уйти и спасти экипаж или остаться и попытаться спасти тех, кто на земле. Как всегда, это трудное решение необходимо было принять быстро и выполнять уже без малейших колебаний. Времени на размышления не было.

Он решительно направил машину вниз, лавируя в воздухе как можно ближе к назначенному месту, но приземлиться не смог. Второй пилот энергично затряс головой. Местность была слишком гористая и неровная. Придется спускать носилки.

Командир экипажа распахнул дверцу грузового отсека и, придерживая трос руками в перчатках, следил за тем, как он скользит вниз. Носилки Стоукса коснулись земли, и в корзину поместили первого солдата с самыми тяжелыми ранениями. Услышав в наушниках: «Идем вверх, сэр!», Росс стал поднимать машину, тогда как лебедка начала стремительное вращение в обратную сторону.

Корзина была почти на борту, когда Росс заметил новый столб дыма – выпущенную ракету. Находясь на низкой высоте, всего в пятидесяти футах от земли, он не успевал произвести уклоняющийся маневр. Миниатюрная зенитная управляемая ракета ударила в вертолет.

Машину будто хлестнуло вспышкой ослепительно-яркой молнии. Все дождем посыпалось вниз: шрапнель, снаряжение, краска с обшивки и целый вихрь засохшей крови – след предыдущей транспортировки раненых, засыпая грузовой отсек и разлетаясь вокруг. Затем вертолет затрясся от взрыва, и его корпус прошили осколки. Он встал на дыбы и весь завибрировал, разбрасывая вокруг снаряжение, куски алюминия, разбитое оборудование, в том числе две радиостанции, прервав первый сигнал о помощи, который Росс успел передать на базу. Из пробитого бензопровода на пол выливалось горючее.

Осколки ударили в его кресло, в приборную панель перед его лицом, в выпуклое стекло каплевидного фонаря над головой. Что-то мощно ударило его в спину, выбив воздух из легких. «Не умирай, черт возьми, только не умирай!» Он цеплялся за жизнь, зная, что без него погибнут все, кто находится в вертолете.

Ему уже приходилось сажать обстрелянный вертолет, но не при таких условиях. Вокруг не было никакого водоема. Он крутился, как черт на раскаленной сковороде, чтобы посадить вертолет, не погубив людей. Дьявол, удалось ли ребятам втащить носилки? Он старался не думать о том, что под брюхом вертолета болтается корзина, а в ней раненый.

Рэнджер проверил другую радиостанцию. В воздухе возник красный след дыма гранаты, ветер отнес его в сторону. Росс заметил пятачок земли как раз в ту секунду, когда раздался вой другого выстрела. Днище взорвалось, осыпав осколками его плечи и шлемофон. Вертолет закружился, как будто попал в гигантский блендер, и полностью вышел из-под контроля. Росс не чувствовал своего веса, вообще ничего. Голову наполнил свист и вой устремившегося к гибели вертолета.

Земля неслась навстречу им, и перед глазами Росса одна за другой мелькали картинки: расколотый щит с рекламой детского молока, изуродованные ворота на футбольном поле, покосившийся от взрыва дом. Вертолет взревел и с силой рухнул на землю, осыпая все вокруг осколками днища. От мощного удара у Росса лязгнули челюсти, все тело пронзило болью. Несущий винт вертолета оторвало и швырнуло вниз, закрыв обозрение. Росс задвигался еще до того, как машина замерла. Задыхаясь от вони горючего, он схватил Рэнджера за плечо и, обнаружив, что он жив, возблагодарил Бога.

Немо пытался выбраться из ловушки, в которую превратилась система ремней, удерживающих его на месте во время боя. Ремни перекрутились и спутались, и он никак не мог разжать крепление, привинченное к развороченному полу. Рэнджер помог ему освободиться, и они вдвоем оттащили в сторону носилки с раненым, которые, к счастью, еще до крушения были задвинуты в грузовой отсек.

– Кеннеди! – позвал Росс, опустившись на колени около неподвижно лежащей на боку девушки. – Эй, Кеннеди! Поднимай свою задницу. Давай шевелись, черт тебя возьми! Нужно скорее выбираться!

Господи, пусть она будет жива, пусть она будет жива! Черт, он больше не мог этого выносить! Слишком часто ему приходилось переворачивать солдата и понимать, что он – или она – уже не дышит.

– Кен…

– Черт! – Девушка оттолкнула его руку и встала на ноги, не переставая ругаться. Затем мельком взглянула на Росса, и он поразился ее решительному виду. – Не тратьте время попусту, шеф. Убираемся отсюда ко всем чертям.

Четверо членов экипажа пригнулись под пробитым фюзеляжем. Противник поливал пулями санитарный крест и хвостовую балку. На пол отскакивали гильзы от автоматов АК-47.

Сопровождающий их «апачи» прорвался сквозь заградительный огонь и стал преследовать неприятеля на земле, стреляя по ярким вспышкам на склонах гор и обеспечивая столь необходимую передышку. Второму вертолету удалось спастись, и теперь он наверняка посылал на базу сигналы бедствия. Повсюду поднимались в воздух столбы черного дыма от пушечных выстрелов.

Не имея возможности эвакуироваться, экипаж решил искать какое-нибудь укрытие. Низко пригнувшись, под градом осколков они потащили носилки в ближайший дом. За облаками дыма и пыли Росс заметил неприятельского солдата, который, пригнувшись и сжимая в руках АК-47, настороженно посматривая по сторонам, приближался к этому дому с другой стороны.

– Я займусь им. – Росс локтем толкнул Немо.

Безоружный против огнестрельного оружия, Росс понимал, что у него есть всего несколько секунд, чтобы использовать элемент внезапности. Вот тут и пригодилась армейская выучка. Неслышно приблизившись к парню сзади, он стремительно нагнулся, схватил его за щиколотки и резко рванул на себя, отчего тот рухнул лицом на землю и не успел выдохнуть, как Росс мгновенно отключил его, ударив ребром ладони по глазам, по шее и в живот – именно в такой последовательности. Парень даже не понял, что с ним случилось. За пару секунд Росс связал ему кисти стяжкой для проводов, забрал автомат и втащил пленного в дом.

Там оказались осажденные американские и афганские солдаты.

– «Дастофф-91», – представил свой экипаж Рэйнджер. – К сожалению, вам придется подождать другого рейса.

Захваченный в плен солдат застонал и пошевелился.

– Ну и ну! Где это вы научились этому приему? – спросил один из американцев.

– Медэвакуаторы специально обучаются борьбе без применения оружия, – пояснил Немо, пожимая Россу руку.

В комнате звучали разговоры на английском и на пушту.

– Нам крышка, – уныло заключил один из солдат.

Как и его товарищи, он явно неделями не мылся, и на животе у него был пояс от блох; условия жизни на сторожевом посту были очень тяжелыми. Парень, лицо которого было еще юношески круглым, но глаза уже потухли, глухим усталым голосом рассказал про ожесточенный бой с неприятелем. Не в первый раз, глядя на таких вот измотанных и опустошенных ребят, Росс думал, смогут ли они когда-нибудь по-прежнему радоваться жизни.

– Давайте взглянем на раненого, – предложила Кеннеди.

Видно было, что ей не терпится сделать хоть что-нибудь. Солдат подвел ее к ряду лежащих людей – афганский подросток с айфоном в руках, который тянул какую-то заунывную мелодию, напоминающую мусульманскую молитву; солдат, со стонами сжимающий свою изорванную осколками ногу. Несколько человек были без сознания. Кеннеди проверила у них пульс и растерянно оглянулась.

– Мне нужно что-нибудь, на чем можно писать.

Росс вынул из ее сумки маркер.

– Вот здесь, – сказал он, указав на обнаженную грудь подростка.

Она смущенно помедлила, затем стала писать на коже мальчика. Снаружи снова ударили выстрелы. Минут через двадцать, показавшиеся людям целой вечностью, прибыл еще один санитарный вертолет, спустил на тросе врача и отправился искать площадку для приземления. В доме все помогали врачам осматривать раненых и отбирать из них самых тяжелых.

Росс прошел мимо двух солдат, явно уже мертвых. И ничего не почувствовал, да он и не позволял себе никаких чувств. Кошмар начнется позднее.

– Попробуйте остановить кровотечение, – указал прибывший врач на очередного раненого. – Хотя бы зажмите чем-нибудь рану.

Росс оторвал рукав и, лишь когда прижал ткань к поврежденной руке человека, понял, что это старик, рядом с которым сидел мальчик лет десяти. Он обнимал старика за шею и что-то тихо напевал ему на ухо. Видимо, пение успокаивало раненого.

Росс страдал оттого, что душа его перестала что-либо чувствовать. Глядя, как мальчик нежно поглаживает старика по щеке, он вдруг понял, что ему не хватает именно этого, вот такого участия и заботы. Семья! Она придавала жизни смысл. Когда у человека отнято все, семья остается единственным, что имеет значение, единственным, что привязывает человека к жизни. Помимо своего деда, Росс ни к кому не испытывал горячей и нежной привязанности, и это его пугало.

Огонь со стороны повстанцев стих. Прибыло еще два санитарных вертолета с носилками. Все действовали быстро, пользуясь временным затишьем. Раненых укладывали на носилки, перетаскивали на одеялах, несли на руках. Ходячие раненые сами торопливо забирались в вертолеты. Первый вертолет оторвался от земли, натужно ревя от перегрузки, затем закружился, как карусель на карнавале.

Росс последним забрался во второй вертолет и крепко ухватился за поручень. Их снова стали обстреливать, пули со звоном ударяли в тормозные колодки. Полет сопровождался грохотом и дымом, но наконец – наконец-то! – он увидел, как губы одного из членов экипажа зашевелились, произнося долгожданные слова: «Дастофф» идет на посадку!»

Они дотянули до аэродрома с последним литром горючего, и вокруг них сразу засуетилась наземная команда. Один из медиков промыл ему рану раствором бетадина и наложил повязку. И он пошел в лагерь, чувствуя, как неистовое афганское солнце обжигает ему руку, с которой он сорвал рукав. Голова у него кружилась от осознания того, что он в очередной раз побывал в аду и вышел из него практически целым и невредимым.

Было только около полудня.

Его экипаж «дастоффа», известный быстротой своих действий и профессионализмом, спас жизнь не одному десятку людей. Для ребят стало нормой доставлять раненых с поля боя до хирургического отделения всего за двадцать пять минут. Он всегда этим гордился, но чувствовал, что больше уже не в силах выносить весь этот ужас и напряжение.

Вокруг палатки-столовой было оживленно, к вылету готовились еще два экипажа.

– Эй, Лерой! А рано для тебя в этом году наступило Рождество! – окликнул его Немо и с аппетитом вонзил зубы в сложенную пополам пиццу, которую купил в палатке с надписью «Пицца Хат». – Я слышал, приказ о твоем увольнении уже прибыл.

Росс кивнул, испытав нечто отдаленно похожее на облегчение. Наконец-то это произошло, наконец-то он едет домой.

– И что собираешься делать на родине? – спросил Немо.

Начать все заново, подумал Росс, только на этот раз он уже знает, что в жизни важнее всего.

– О, планы у меня большие, – ответил он.

– И правильно, – усмехнулся Немо, направляясь в душевую палатку. – Не то что у нас.

Когда попадаешь в такое место, ты не строишь никаких планов, только и думаешь, как бы уцелеть. Россу с трудом верилось, что теперь он может думать о завтрашнем дне.

Он заметил в тени палатки Флоренс Кеннеди; присев на корточки, она тихо плакала и время от времени отхлебывала что-то из фляжки.

– Послушайте, вы уж извините за то, что я на вас наорал, – сказал он.

Она подняла на него глаза, полные слез.

– Сегодня вы спасли мою задницу.

– Она у вас чертовски привлекательная.

– Шеф, следите за тем, что говорите! Так вы можете слишком далеко зайти. – Она усмехнулась сквозь слезы. – Я ваша должница.

– Я только делал свою работу, мэм.

– Говорят, вы возвращаетесь домой.

– Ага.

Она сунула руку в карман, вытащила визитную карточку и написала на ней адрес своей электронной почты.

– Может, как-нибудь свяжемся.

– Может быть.

Здесь это не было принято, но она этого еще не знала.

Он перевернул карточку и прочел напечатанный текст:

– «Тирон Кеннеди. Прокуратура Нью-Джерси». А что, у меня какие-то проблемы?

– Нет, но если в Нью-Джерси ваша задница вдруг окажется в затруднительном положении, позвоните моему отцу. У него есть связи.

– И при его-то связях вы оказались здесь! – Он повел рукой на запыленные палатки лагеря.

Впрочем, наверное, она оказалась в таком же положении, как и он два года назад, – не видела в жизни цели и решила заняться чем-то серьезным и нужным.

Она пожала плечами:

– Я говорю это на всякий случай, сэр. Если вам что-нибудь понадобится, в любой момент и в любом месте можете воспользоваться этой карточкой.

Она завинтила крышку на фляжке и направилась в столовую, совершенно не похожая на того новичка, которого он впервые увидел всего несколько часов назад.

Засовывая карточку в карман, он с удивлением заметил, что у него дрожит рука. Он вышел из этой переделки всего с несколькими порезами и синяками, и все равно тело его болело и ныло. Выходит, у его нервов проснулись нервные окончания, с усмешкой подумал он. После того как он двадцать три месяца заглушал в себе способность чувствовать любую боль, он снова начинал ее ощущать.

Глава 1

Округ Ольстер,

штат Нью-Йорк

Для умирающего человека Джордж Беллами показался Клэр довольно бодрым и жизнерадостным стариком. По приемнику в машине шла глупейшая программа «Хут’нэнни», а Джордж покатывался от смеха. С невольной улыбкой она подумала, что его смех на редкость заразителен – он начинался с тихого смешка и переходил в раскатистый, удивительно радостный, по-детски искренний хохот. И не только эта глупая, но смешная передача поднимала ему настроение. Недавно Джордж получил сообщение, что его внук возвращается с войны в Афганистане. Теперь он со дня на день ожидал его приезда.

Ради них обоих она надеялась, что это произойдет как можно скорее.

– Дождаться не могу, когда увижу Росса, – заявил Джордж. – Это мой самый любимый внук. Его уволили из армии, и сейчас он уже, должно быть, на пути домой.

– Уверена, что он сразу примчится повидать вас, – сказала Клэр, не напоминая старику, что всего час назад он уже поделился с ней этой радостной новостью.

Они мчались вперед, и мимо мелькали деревья, опушенные едва распустившейся зеленью, обочины, пестреющие россыпью желтых, розовых и сиреневых цветов.

Интересно, думала она, сознает ли старик, что эта весна будет последней в его жизни. Иногда подобные мысли так сильно угнетали ее пациентов, что с ними приходилось очень трудно. Пока же Джордж, казалось, совершенно не испытывает ни боли, ни стресса. Они познакомились совсем недавно, но Клэр уже поняла, что он станет ее самым приятным пациентом.

В модных брюках и рубашке поло он выглядел обыкновенным богатым джентльменом, решившим провести лето вдали от города. Теперь, когда он прекратил всякое лечение, голова его снова покрылась редким седым ежиком, да и цвет лица был очень хорошим, здоровым.

Как частной медсестре, ухаживающей за неизлечимо больными пациентами, Клэр приходилось встречаться с самыми разными людьми. Предметом ее забот всегда был только сам пациент, но его, как правило, окружала целая куча родственников. В этом же случае она пока еще не видела ни одного члена семьи Джорджа, его сыновья со своими семьями жили далеко. И в настоящее время она была один на один со своим подопечным.

Судя по всему, его голова была занята только мыслями о цели поездки, а значит, боли его действительно не беспокоили.

Она указала на раскрытый блокнот у него на коленях, исписанный старомодным мелким почерком.

– Вы были заняты каким-то делом.

– Да, составлял список необходимых дел. Как вы на это смотрите?

– Думаю, вы отлично придумали, Джордж. У всех есть подобные списки, но чаще всего мы держим их в голове.

– Теперь я не очень-то доверяю своей голове, – признался он, намекая на свою болезнь – глиобластома мультиформа, жестокая раковая опухоль. – Поэтому предпочитаю все записывать. – Он перелистал страницы. – Кажется, список длинноват, – виновато заметил он. – Мы можем не успеть выполнить все его пункты.

– Но мы сделаем все, что сможем, я вам помогу, – сказала она. – Для этого я и приехала. – Она с интересом вглядывалась в разворачивающийся впереди ландшафт. Покрытые лесом пологие холмы и скалистые утесы округа Ольстер для нее, до этого жившей в загазованных городках штата Нью-Джерси и в оживленном Манхэттене, казались совершенно непривычным зрелищем. – Это неплохо, что у вас столько разных идей, они не дадут вам скучать.