Лунная кровь. Том I

Глава 3.1. Пророчество дальних холмов

«Когда Луна тянет кровь к себе, лес тянет кровь назад.

Между ними – те, кто горит.

Их зовут проклятыми. Или избранными.

Но они всегда – связка.»

– из устной хроники Дальних холмов, бабка Рианнэль

Дэйр (Дальние холмы, много лет назад)

– Повтори, – бабка щурится, словно солнце бьёт в глаза, хотя солнца уже нет, только Луна над зубчатыми гребнями холмов. – Как ты чувствуешь её?

Мальчишка Дэйр морщит нос, глядя на небо. Луна висит низко, цепляется за вершины, отбрасывает бледный свет на камни. Лес вокруг шуршит, живой.

– Как… как занозу, – наконец выдаёт он. – Она… мешает. Жжёт. Но если не чесать, привыкаешь.

Бабка Рианнэль тихо смеётся. У неё голос, как у сухих веток – шершавый, но тёплый.

– Хорошо сказал, принц, – она легко, почти небрежно называет его так, как будто это просто домашняя кличка, а не титул. – Лунная заноза в крови холмов. Вот за этим они к нам и тянутся.

Он хмурится.

– Кто «они»?

– Те, кто наверху, – бабка кивает куда‑то за линию холмов. – Лунный город. Храм. Все эти гладкие камни и ровные линии. Им всегда мало своей крови, им нужна чужая. Чистая. Дикая.

Она выпрямляется, опираясь на посох. На кончике посоха загорается бледно‑зелёный огонёк, и она чертит им в воздухе знак – дуга, три точки, изломанная линия. Знак вспыхивает и растворяется.

– “Élthar i lúmë, sír aen lúnar,

dhaer eneth, ael i thar.”

Слова на эльфийском текут, как вода по камням. Магия чуть касается кожи – не так, как лунные руны, мягче, глубже.

– Что это? – шепчет Дэйр.

– Слово‑щит, – отвечает она. – Отзывается только на свою кровь. Запомни, маленький принц: твоя кровь – не их. Даже если они когда‑нибудь придут за тобой с красивыми словами.

Он тогда смеётся, потому что идея о том, что кто‑то придёт за ним с красивыми словами, кажется смешной. Он – мальчишка в рваной рубахе, который знает, как лезть на самые высокие скалы и как падать, не ломая шеи.

– А пророчество? – вспоминает он. – Ты говорила, есть слова про Луну и… кого‑то ещё.

Бабка долго молчит. Ветер шевелит её серебряные волосы, делает их похожими на тонкие нити лунного света.

– Есть, – наконец говорит она. – Старое. Мне его пела ещё моя бабка.

Она смотрит на него пристально.

– Такие пророчества не любят в Лунном городе. Поэтому их помнят у нас. В тебе, Дэйр, кровь холмов. В ком‑то другом – будет Лунная кровь. И если вас столкнут…

– Что будет? – спрашивает он, замирая.

Бабка усмехается уголком губ.

– Либо вы сломаетесь. Либо сломаете их, – отвечает она. – Третьего не бывает.

Она поднимает посох, и в воздухе рождается ещё один знак – более сложный, переплетённый, как ветви.

– “Lúnar cael, dhaer eneth,

mín eneth, naer i cheth.”

Знак плавится, будто впитывается в воздух, а слова тонкой иглой врезаются в память.

– Это – связка, – говорит бабка. – Заклинание узла. Эльфийское. Наше. Не их круг. Если когда‑нибудь почувствуешь чужую нитку в своей крови – вспомни. Связка может быть цепью. А может быть верёвкой, чтобы вытащить себя обоим.

Тогда он не понимает. Просто кивает, повторяя слова шёпотом, пока язык не начинает сам вспоминать ритм: Lúnar cael, dhaer eneth…

Он ещё не знает, что когда‑нибудь произнесёт их почти на выдохе, глядя в глаза девчонке, отмеченной Лунной кровью, посреди белого камня Лунного Храма.....

.....Его ведут из лабораторного зала по коридору, но часть его – всё ещё там, где камень был не гладким, а диким, где Луна сияла над холмами, а не над шпилями.

Лунная кровь коснётся крови холмов…

Бабкин голос не даёт заткнуться.

– Эй, – Эллен, куратор, идёт рядом и косо на него смотрит. – Ты побледнел. Тебе нужен отдых или ты собираешься вырубиться посреди коридора?

– Я собираюсь уйти отсюда на своих ногах, – бурчит Дэйр. – Всё остальное – как пойдёт.

Уголок её губ дёргается. Кажется, ей по‑своему нравится его дерзость, но это не отменяет факта: она – часть Храма Лунного города. А Храм никогда не бывает на твоей стороне, даже если улыбается.

– То, что произошло в зале, – начинает она осторожно, – не совсем укладывается в стандартные протоколы.

Вот ещё одно красивое слово для бабкиной коллекции, думает он. Протоколы. Аномалии. Дар.

– Я заметил, – отвечает Дэйр. – Каждый раз, как мне кажется, что я просто деревенский парень, кто‑нибудь включает руны, и оказывается, что нет.

– Ты чувствуешь её? – Эллен неожиданно задаёт вопрос, от которого у него под кожей снова начинает зудеть магия. – Эту девчонку. Найту.

Он на секунду задумывается, прежде чем отвечать. Потому что правда – да. Чувствует. Как чужую ноту в песне, которая вдруг становится нужной.

– Она… громкая, – наконец говорит он. – Даже когда молчит.

Эллен вскидывает бровь.

– Интересное описание.

– Вы же не за ним меня сюда тащили, – отмахивается Дэйр. – У вас там, наверху, свои слова есть, умные.

Она не спорит.

Глава 3.2.Заклинание связки

«Сначала нить просто дёргается.

Потом дёргается сердце.

Потом ты уже не понимаешь, что болит,

если один из вас уходит слишком далеко.»

– из «Записок неудачного связующего»

Я нахожу его не потому, что знаю, куда он пошёл. А потому, что нить внутри вдруг дёргается так, будто кто‑то взял её пальцами.

До этого связь была… фоном. Лёгкое ощущение чужого присутствия на краю сознания: где‑то в Храме Лунного города ходит мальчишка с лесом в глазах, и моя магия это помнит.

Сейчас – не фон. Сейчас – почти удар.

Здесь.

Я сворачиваю не в тот коридор, что положено, пропускаю мимо ушей возмущённое «куда вы, жреца Летанэ нужно…». Плевать на Летанэ. Нить тянет вниз, к тренировочным залам.

Он сидит на краю круга для боевых упражнений, свесив ноги на гладкий камень. Рубаха на груди расстёгнута, рука перевязана – свежие ожоги от какой‑то идиотской попытки «посмотреть, сколько выдержит сосуд». Локти на коленях, голова опущена.

Я собиралась зайти тихо. Выйдет – как всегда.

– Красиво обошлись, – говорю с порога. – Впечатляет забота Храма о дарах.

Он дёргается, поднимает голову. В глазах – раздражение, тут же сменяющееся чем‑то мягче.

– А я думал, ты только в лабораториях тусуешься, – огрызается он по привычке. Но голос не злой. Усталый. – Эталонная нитка, всё такое.

– Эталонная нитка умеет ходить, – я подхожу ближе. – Иногда даже туда, куда не просят.

Серебристая жилка на моём запястье вспыхивает чуть сильнее, как будто радуется встрече. Я чувствую ответ – под его кожей что‑то тоже отзывается. Не как у нас, лунных. Иное.

– Больно? – киваю на его руку.

– Терпимо, – фыркает он. – Видел бы ты, как у нас в холмах пацаны с обрыва падают. Там не бинтуют.

– В холмах, – повторяю я. – Ты всё время говоришь «у нас», но нигде здесь нет ни холмов, ни леса. Только камень.

Он смотрит на меня чуть дольше, чем нужно.

– Здесь – нет, – подтверждает. – Но в моей крови – есть.

Магия реагирует на эти слова сильнее, чем я ожидала. Между нами воздух чуть гудит. Я машинально сжимаю пальцы, стараясь прижать поток. Он, похоже, делает то же самое.

– Сегодня, – говорю я, садясь рядом, – когда наши… ну, эти… – я кладу ладонь на запястье, не желая вслух произносить «нити», «потоки», всё это храмовое, – соприкоснулись. Я видела место, где никогда не была.

Он тихо хмыкает.

– Серебряные деревья, чёрные скалы, Луна не над шпилями, а над хребтами? – уточняет спокойно.

Я поворачиваюсь к нему.

– Откуда ты…

– Потому что это мои холмы, – отвечает он. – Дальние. Дом тех, кто меня породил по крови, а не по документам.

– И да, – добавляет, увидев, как я пытаюсь подобрать слова, – я не просто деревенский парень. Раз уж тебе всё равно это покажут в протоколах рано или поздно: по эльфийским меркам, я – принц. По меркам Лунного Храма – удобный сосуд с интересным происхождением.

Слово «принц» плохо вяжется с его растрёпанными волосами и синяками, но магия внутри меня при этих словах дергается, как будто кто‑то подтвердил старую догадку.

– Принц? – не удерживаюсь. – У вас там, в холмах, короны раздают тем, кто лучше всех падает с обрыва?

Он усмехается.

– Принцам раздают пророчества, – отвечает. – Мне досталось одно.

Я молчу. Жду.

– Про девчонку Луны, – наконец говорит он. – И кровь холмов. И связку, от которой треснет либо круг, либо мир.

– Хочешь угадаю, кто у нас девчонка Луны? – прищуривается.

– Нет, – отрезаю. – Не хочу.

Он смеётся – тихо, хрипло. И в этом смехе нет ни насмешки, ни злобы. Только странная, тёплая усталость.

– Поздно, – шепчет. – Нить уже есть.

Внутри что‑то срывается с тормозов. Я чувствую, как магия сама тянется к нему – не по приказу, а потому что так легче дышать. Он делает то же самое, неосознанно.

Между нами – ни рун, ни кругов. Только гладкий камень и пара ладоней, лежащих рядом.

Он медленно разворачивает ладонь, так, чтобы кончики пальцев почти коснулись моих. Не прикасаются. Ещё нет. Но воздух между нами вспыхивает лёгкими искрами. Не лунными. Лесными, зелёно‑золотыми, вплетёнными в мой холодный свет.

– “Lúnar cael, dhaer eneth,

mín eneth, naer i cheth,” – шепчет он так тихо, что я едва разбираю слоги. Эльфийский. Старый, вязкий, как мёд.

– Что это? – перехватывает дыхание.

– Заклинание связки, – отвечает. – Наше, холмовое. Не храмовый круг.

– Я не активирую его, – спешит добавить, глядя прямо в глаза. – Просто… слова легче держат магию, чем тишина.

Я вдруг понимаю, что если наши пальцы сомкнутся сейчас по‑настоящему, нить между нами перестанет быть просто странным послевкусием после ритуала. Она станет чем‑то… гораздо жёстче. Постояннее.

Храм Лунного города этого не пережуёт спокойно.

– Если это «просто слова», – говорю я, – почему воздух дрожит?

Он улыбается уже открыто.

– Потому что ты мне нравишься, Найта, – произносит он просто. – А моя магия плохо умеет делать вид, что ей всё равно.

Вот это – опаснее любого ритуала. Никаких кругов, никаких жрецов. Только он, я и странное чувство, от которого нить внутри становится толще, прочнее.

Я могла бы отодвинуться. Сделать вид, что не поняла. Сказать что‑нибудь ядовитое и спрятаться за иронией.

Вместо этого я разворачиваю ладонь так, чтобы наши пальцы всё‑таки коснулись.

Контакт – как щелчок.

Свет, тьма, лес, Луна над шпилями и холмами одновременно, бабкин шёпот, слова Настоятельницы, мои собственные «я тебе ничего не должна» – всё это на секунду сливается в одно.

И нить – не серебряная уже. Серебряно‑зелёная. Лунная кровь, впитавшая в себя искру дальних холмов.

Я дергаюсь, но уже поздно. Связь есть. И с каждой эмоцией – страхом, злостью, нежностью, яростью – она будет только крепнуть.

Он тоже чувствует. Выдыхает сквозь зубы:

– Ну всё, – усмехается. – Кажется, мы вляпались.

– Ещё как, – соглашаюсь.

И, что самое страшное, где‑то очень глубоко внутри мне это нравится.

Глава 4. Цепи и нити

«Лунный Храм любит думать, что связь – это цепь, прикованная к алтарю.

Но истинная связка – это нить, брошенная в бездну.

Вопрос только в том, кто кого по ней вытянет.»

– из записей жрицы‑отступницы М.

Найта

Утром мир делает вид, что ничего не случилось.

Руны под плитами коридора мерцают в привычном ритме, служители спешат по делам, в нижних залах поют ровные голоса: утренняя служба, благодарение Луне за ещё один цикл. Лунный Храм живёт по расписанию, и плевать, что у меня внутри кто‑то дёрнул все нити разом.

Я встаю по звонку колокола, как примерная отмеченная. Умываюсь ледяной водой, натягиваю свежую серую хламиду. Заплетаю волосы, чтобы Настоятельница не могла придраться к распущенным. Всё, как надо.

Кроме одного.

Серебристая жилка на запястье больше не серебристая. Не совсем. Если приглядеться (а я приглядываюсь), в ней пробегают тонкие зелёные искры. Совсем как вчера в тренировочном зале, когда я коснулась ладонью пальцев Дэйра.

Кажется, мы вляпались.

Да, мать его, вляпались.

– Найта, – Лиан перехватывает меня у лестницы, ведущей к залу кругов. – Ты где была вчера вечером? Жрец Летанэ весь Храм на уши поднял, искал тебя.

– Представляешь, – говорю, не замедляя шаг, – нашлась в совершенно удивительном месте. В Храме Лунного города. Где же ещё.

Он закатывает глаза.

– Перестань, – шепчет. – Я серьёзно. Говорят, после лабораторных испытаний случился какой‑то… сбой. Потоки лунных рун вокруг зала дёрнулись.

– Бывает, – отвечаю. Внутри всё сжимается. – Может, у кого‑то руки кривые.

– Они говорят, что дело в «низовой аномалии», – тихо продолжает Лиан. – В том парне. Ты его видела?

Я представляю: лесной свет в глазах, ободранные костяшки пальцев, упрямый изгиб рта.

– Немного, – признаюсь. – Так, в рамках эксперимента.

Лиан слушает внимательнее, чем обычно. В нём, при всём его почтительном «служении», живёт любопытство. Опасная штука в стенах Лунного Храма.

– Говорят, он… иной, – подбирает он слово. – Будто не совсем наш. Не совсем лунный.

– Угу, – я чуть приподнимаю рукав так, чтобы он мельком увидел жилку. Зелёные искры исчезают, как будто знают, что на них смотрят. Засранки. – Всё «наше».

Мы проходим мимо окна‑щели, откуда виден кусочек Лунного города внизу. Над крышами – та же Луна, что и вчера. Я ощущаю лёгкое дрожание внутри – совсем не от неё.

Он где‑то здесь. В пределах Храма. Нить тянется не так, чтобы можно было указать пальцем, но… я знаю, что если он уйдёт далеко, станет пусто.

На первое «занятие» меня отправляют, как ни странно, не в зал кругов, а в часовню для служителей. Настоятельница сидит в глубине, у алтаря, словно выросла там.

– Садись, – говорит, даже не повернувшись.

Я сажусь на край скамьи, как школьница, ожидающая выговора.

– Вчера, – произносит она, – во время калибровки, произошёл крайняя отклонение от нормы. Резонанс, который не был предусмотрен протоколом.

Спасибо, что напомнили, я как‑то заметила, – думаю я.

– Твои ощущения? – неожиданно спрашивает она.

Так. Вот этого я не ждала. Обычно им важны цифры.

– Сильный удар, – отвечаю осторожно. – Видения. Чужие места. Дальние холмы, возможно.

Настоятельница шевелится. Серебряные волосы чуть колышутся.

– Холмы, – повторяет она. – Ты умеешь различать топографию видений?

– Я не идиотка, госпожа, – говорю, чуть позволив себе укол. – Внизу нет таких скал и деревьев. И акцент в голосе был не здешний.

Она оборачивается. Взгляд – как клинок, как всегда, только сегодня в нём ещё и интерес. Настоящий. Неприятно быть объектом его.

– Голос? – уточняет она.

– Женский. Старый. Говорила о Лунной крови и… крови холмов. О связке.

Настоятельница молчит чуть дольше, чем обычно. Это значит, что внутри неё лихорадочно перебираются папки с древними запретными текстами.

– Тебе известны эльфийские заклинания? – внезапно, резко.

Я чуть дёргаюсь. В голове всплывает шёпот Дэйра: «Lúnar cael, dhaer eneth…»

– Нет, – вру без запинки. – Только то, что нам читали на истории: что магия эльфов несовместима с лунной сетью города.

– Неверное утверждение, – спокойно парирует она. – Она совместима. Но опасна. Потому что не подчиняется тем же правилам.

Она поднимается, подходит ближе. В её движениях – что‑то от хищной птицы.

– Ты чувствуешь связь с этим мальчиком? – задаёт вопрос в лоб.

Нить внутри отзывается сразу, как будто её ткнули палкой. Я делаю вид, что просто задумалась.

– На уровне потока – да, – признаю. – Мы оба… аномальны. Резонанс был закономерен.

– На уровне чувств? – её голос становится тоньше. Я впервые слышу, чтобы Настоятельница так выделяла это слово.

Вот тут опаснее.

– Пока что мне больше нравятся мои чувства к самому Храму Лунного города, – сухо отвечаю. – Они, по крайней мере, стабильны.

Уголок её губ чуть дёргается. То ли от злости, то ли от невольного удовольствия от ответа.

– Следи за этой связью, – говорит она наконец. – Но не давай ей расти.

Поздно, – почти вырывается вслух. Я прикусываю язык.

– Как скажете, госпожа, – кланяюсь.

Она смотрит ещё пару ударов сердца, словно пытается разглядеть те самые зелёные искры под кожей. Не видит. Или делает вид, что не видит.

– Можешь идти, – отпускает она. – Сегодня тебе дадут свободное время. Храм Лунного города заботится о тех, кто несёт его кровь.

Свободное время. От Лунного Храма. Это примерно как кнут, завёрнутый в мягкую ткань.

Я ухожу, чувствуя на затылке её взгляд. Внутри – странное ощущение: будто где‑то параллельно ей кто‑то ещё слушал этот разговор. Чуть в стороне. Через нить.

Ты слышал? – думаю я, не ожидая ответа.

Нить чуть дрогнула. Совсем легко. Но достаточно.

Нахожу его на крыше.

Не той, где мы с Лианом обычно прячемся, а другой – ниже, на одном из внутренних уровней. Отсюда видно не весь Лунный город, а только ближайшие кварталы: тесные дома у подножия Храма, тонкие нити рун над улицами, где шныряют люди.

Он сидит на краю, свесив ноги. Снова. Кажется, это у нас общее.

– Если упадёшь, – говорю, прислоняясь к стене у выхода, – они скажут, что сосуд был бракованный с самого начала.

Он не оборачивается сразу.

– А если упаду красиво, – отвечает, – может, хоть рунам понравится.

Ветер треплет его волосы. Под рубахой двигаются мышцы – я стараюсь не пялиться, но тело само отмечает детали. Человек, которого били, но он всё ещё сидит прямо. Человек, который может упасть, но упрямо держится за край.

– Тебя отпустили одного? – уточняю. – Без стражи, без жреца с блокирующими рунами?

– Я сказал, что мне нужно подышать, – пожимает плечами. – Кажется, это универсальный храмовый пароль.

Я хмыкаю.

– Ты слышал, что Настоятельница сказала мне про тебя? – спрашиваю, подойдя ближе.

– Что я опасная аномалия и меня нужно держать подальше от твоей чистой Лунной крови? – он криво усмехается. – Примерно представляю.

Я сажусь рядом. Камень под нами тёплый от дневного света. Снизу доносится гул города.

– Она сказала: «Следи за связью, но не давай ей расти», – признаюсь. – Мне кажется, мы уже провалили этот пункт.

Он поворачивается ко мне. В глазах – блики Луны и чего‑то ещё. Леса, наверное. Холмов.

– Связи не любят, когда им указывают, – медленно произносит. – Особенно те, что старше Храма.

– Старше Храма? – переспрашиваю.

– Ты правда думаешь, что Луна родилась в тот день, когда они воткнули первый камень в основание этого города? – ухмыляется. – Моя бабка говорила: прежде чем вырезать свои руны, люди смотрели на Луну из лесов и холмов. И магия уже была. Не такая гладкая. Не такая послушная.

Он замолкает на секунду, потом, словно приняв решение, поворачивает ладонь ко мне.

– Хочешь, покажу не храмовую связку? Без активации, – добавляет быстро. – Просто… ритм. Слова.

Нить внутри дергается нетерпеливо, как ребёнок, увидевший запрещённое.

– Покажи, – говорю. – Только так, чтобы Храм не взорвался, ладно?

Он усмехается.

– “Dhaer i thar, lúnar mír,

nael eneth, naer i dhír,” – шепчет он.

Слова мягкие, тягучие. Я не понимаю смысла, но чувствую, как они ложатся на магию, как руки на плечи. Успокаивают. Раскачивают.

– Это что? – почти шёпотом.

– Полуспящая связка, – отвечает. – Она просто… синхронизирует. Не тянет. Не привязывает.

– Можешь ответить. Только если хочешь.

Я чувствую, как внутри поднимается волна. Моя магия редко просит слова. Ей хватает злости. Но сейчас… хочется.

Слова сами находят меня, как будто всплывают откуда‑то из глубины, где я их раньше не трогала:

– “Lúnar thar, dhaer eneth,

mín eneth… ael i cheth,” – выдыхаю.

Я не знаю, правильно ли выговорила. Не знаю, что именно сказала. Но как только последний звук срывается с губ, нить между нами толстеет. Не рвётся, не стягивается удавкой – становится… устойчивее. Как если бы кто‑то завязал не узел, а петлю для спасательной верёвки.