Море, которое помнит

Если море зовет, оно всё равно заберет

Пролог. Место, где заканчивается дорога

Август в Тугуре начинался с тумана и оленьих следов у воды. Мы с Виктором жили в стойбище оленеводов уже несколько дней. Я еще не успела привыкнуть, как просыпалась от тихого шороха копыт за стенкой чума, от кашля старого оленя где-то рядом и от запаха сырого мха, который сушили у очага.

Утром, когда мы собирались уезжать, стадо стояло плотной живой стеной на краю площадки. Олени лениво перебирали ногами по камням и лишайникам. Металлические части упряжи звенели коротко и глухо. Пахло шерстью, дымом и мокрым деревом.

Старший в общине, Николай, протянул мне маленький мешочек из оленьей кожи. В мешочке лежал плоский оберег, вырезанный из кости. На одной стороне были простые линии, напоминавшие четыре стороны света, на другой – углубление под палец.

– Пусть будет при тебе, – сказал он. – Дороги разные. Иногда они дольше, чем обещают.

Я не стала спрашивать, что он имел в виду. Просто сжала талисман в ладони и кивнула.

Виктор в это время снимал на камеру последние кадры стада. Он всегда успевал еще что-нибудь снять, пока остальные уже прощались. Дети оленеводов кружили вокруг, пытались заглянуть в экран. Женщины складывали в сани вещи, которые мы везли в село вместе с ними.

Дорога до Тугура заняла почти весь день. Сначала мы ехали на упряжке, потом пересели в старый уазик, который ждал у условной «дороги». Колеса все время прыгали по кочкам. Тайга сдвигалась к горизонту, низкое небо то открывало синюю глубину, то снова тянуло над собой серую ткань облаков.

Я сидела рядом с водителем и чувствовала, как под лопаткой упирается ремешок талисмана. Оленеводческое стойбище уходило в прошлое вместе с выцветшими флажками, привязанными к палкам у чума. Впереди нас ждал Тугур, вертолет и привычная жизнь в Хабаровске. Так мы думали.

Село показалось неожиданно. Сначала – одинокие столбы линии электропередачи, потом – ржавая бочка посреди поля, потом – крыши и трубы. Тугур стоял на берегу залива, тихий и немного настороженный. Деревянные дома, собаки у крылечек, запах рыбы и солёной воды.

Мы остановились у дома Екатерины, нашей давней знакомой. Она помогала организовывать поездку, договаривалась с оленеводами. Вышла на крыльцо, вытерла руки о фартук, улыбнулась, но в улыбке было больше усталости, чем радости.

– Ну что, приехали, путешественники, – сказала она. – Вертолет вам не светит.

Мы еще не успели снять рюкзаки.

– Как это – не светит? – спросил Виктор.

Екатерина махнула рукой в сторону неба:

– Погода. Уже третий день вертолет не летает. По прогнозу – еще дней десять такое.

Слово «десять» прозвучало тяжело.

Мы прошли в дом. Кухня была натоплена, на плите кипел чайник. На стенах висели фотографии, вырезки из газет, детские рисунки. На столе лежала открытая радиостанция, из которой доносился тихий треск.

Петр, муж Екатерины, слушал сводку. Он кивнул нам и не отвлёкся, пока голос в динамике не затих. Потом снял наушники и только тогда повернулся.

– Всё, – сказал он. – По воздуху пока никак.

Мы сели за стол. Чай был крепкий, с дымком.

– А по морю? – осторожно спросила я.

– По морю – только грузовые суда, – ответил Петр. – Они ходят, но не по расписанию, а как получится. И пассажиров почти не берут. Это не теплоход.

Виктор посмотрел на меня. Взгляд был простой: «Ну вот». У нас дома в Хабаровске были дела, которые нельзя было отложить на десять дней. Работа, встречи, сроки. Мы заранее подгоняли поездку под график. Море о наших планах ничего не знало.

Вечером мы вышли к воде. Тугурский залив лежал неподвижно. Волны двигались медленно, как будто им некуда спешить. Далеко слышался крик какой-то птицы. Воздух был влажный, прохладный, но я ощущала от него не холод, а знакомое детское чувство – когда стоишь у реки и понимаешь, что за поворотом начинается территория неизвестного.

– Не переживай, – сказал Виктор. – Найдем выход.

Я кивнула. Но внутри было тревожно.

Мы прожили в Тугуре еще один день, потом ещё. Вертолет всё так же «не шел». Сводки по рации были одинаковыми: облачность, ветер, дождь. Небо будто забыло про нас.

Чтобы не думать о сроках, мы помогали по хозяйству. Я чистила рыбу вместе с женщинами, слушала их разговоры о лососе, который должны были ставить вялить, о детях, которые учатся в городе, о зиме, которая уже виднелась где-то за июлем.

Ночью я не могла уснуть. Лежала на узкой кровати, прислушивалась к дому. Треск досок, дыхание спящих, редкий лай собаки на улице. За стеной шелестела вода. Мне казалось, что залив подходит ближе к селу, чем днем. Я чувствовала легкое дрожание в воздухе, будто где-то глубже, за тонкой пленкой привычных звуков, дыхание другого мира.

Я достала из-под подушки талисман, подаренный Николаем. Кость нагрелась в ладони быстрее, чем обычно. В голове всплыла фраза: дороги дольше, чем обещают. Я подумала о своих предках-эвенках, которые ходили вдоль этого берега задолго до нас, без вертолётов и судов. Они знали другое время, другое терпение.

– Если море зовет, оно всё равно заберет, – как-то сказала мне бабушка. Тогда это казалось красивой фразой. Здесь она звучала по-другому.

На третий или четвертый день ожидания мы уже перестали спрашивать про вертолет. Село жило своим ходом, а наши планы повисли в воздухе.

Утром Петр вошел в дом быстрее обычного. Скинул куртку прямо в прихожей, разулся на ходу.

– Идет судно, – сказал он с порога. – Плашкоут из района. Зайдет за грузом.

У меня дернулся живот.

– А пассажиры? – спросила Екатерина.

– Пассажиры – сложно, – ответил Петр. – Но попробуем договориться.

Мы вышли к пристани еще до того, как судно показалось. На берег уже собрались жители: кто-то принес мешки с картошкой, кто-то – ящики, кто-то – связки досок. Собака крутилась между ног, дети бегали по песку.

Тугурский залив был почти тихий, только у самых свай вода неторопливо плескалась о берег. В воздухе висело ожидание.

Сначала мы услышали низкий гул двигателя. Потом из-за изгиба берега показался «Родонит» – грузовое судно типа «река-море». Корпус казался тяжелым, уставшим, краска местами облезла. Но в этом корабле было что-то спокойное. Он шел уверенно, как человек, который знает дорогу.

Я смотрела и понимала, что никогда не была в открытом море. Ни на теплоходах, ни на паромах, только на небольших речных судах. Охотское море жило для меня пока только в рассказах, на картах и в собственных мечтах.

«Родонит» подошел к пристани, моряки сбросили канат. Мужчины на берегу ловко закрепили его. Груз начали подавать быстро, будто боялись, что корабль передумает.

Петр поднялся на борт вместе с несколькими сельчанами. Мы с Виктором остались внизу. Я вглядывалась в лица команды. Небольшой рост, широкие плечи, загорелые лица. У каждого своя усталость и свой взгляд.

Через какое-то время Петр поманил нас рукой.

– Капитан согласен поговорить, – сказал он.

Капитан оказался невысоким, сухим мужчиной с внимательными серыми глазами. На нем была обычная рабочая одежда, без лишних знаков. Но в осанке было ощущение привычки к решению.

– До Николаевска? – уточнил он.

– Да, – ответил Виктор. – Нам нужно домой, в Хабаровск.

Капитан посмотрел на небо, потом на воду, потом снова на нас.

– По расписанию – два дня, – сказал он. – Но море здесь любит свои сроки.

Он предупредил, что судно – грузовое, не пассажирское. Что удобств мало, каюта будет матросская, в носу. Что правила на борту простые: не мешать работе команды, слушать, что скажут.

– Если не боитесь качки и задержек, – добавил он, – берём.

Виктор сразу кивнул.

– Мы согласны, – сказал он.

Я почувствовала, как талисман потеплел в кармане. Ответа у меня внутри было два. Один – спокойный, городской, который шептал о сроках, о графике, о комфортном возвращении самолетом. Другой – старый, тихий, родом оттуда, где шаманы говорят с ветром. Этот голос говорил, что дорога выбрала нас сама.

– Я тоже согласна, – сказала я вслух.

Капитан коротко кивнул.

– Тогда собирайтесь. Отходим по приливу.

Мы вернулись к дому Екатерины. Собрали рюкзаки удивительно быстро, как будто все уже лежало готовым. Екатерина помогала молча. На прощание она крепко обняла меня.

– Ты первая из наших, кто пойдет так, – сказала она. – Или вторая… Один знакомый не выдержал качки, его высадили на берег по пути.

Я улыбнулась, хотя внутри холод усилился.

– Я постараюсь дойти, – ответила я.

У пристани нас провожала почти вся семья. Петр, Ольга, Василий, Павел. Кто-то помогал нести сумки, кто-то просто стоял и махал.

Вода у свай поднялась выше, чем утром. Залив вдохнул глубже и придвинулся к суше. Плашкоут слегка напрягся всем корпусом, готовясь к пути.

Мы поднялись на трап. Доски пружинили под ногами. В какой-то момент я остановилась и обернулась.

Село стояло на берегу, маленькое, упрямое. Дальше тянулись сопки, тайга, незаметные тропы. Мне вдруг послышался далёкий звон оленьих колокольчиков, хотя стадо давно ушло в глубь тундры. Звук был короткий, но ясный, как знак.

Я приложила руку к карману, где лежал оберег, и мысленно поблагодарила и тех, кто остался на берегу, и тех, кто когда-то ходил по этим местам до нас.

Капитан дал команду, моряки зашевелились. Трап слегка вздрогнул.

Я сделала последний шаг и оказалась на палубе «Родонита».

В этот момент мне казалось, что мы просто нашли способ добраться домой. Я ещё не знала, что обычные два дня пути по расписанию растянутся в маленькую отдельную жизнь, и что впереди нас ждет не только дорога, но и само Охотское море, которое решило поговорить с нами.

И первая глава этой беседы начиналась с прилива в Тугурском заливе.

Глава 1. Прилив в Тугурском заливе

Я проснулась от тихого глухого удара, будто большой металлический предмет коснулся другого железа. Судно шевельнулось, и сразу стало ясно: я больше не в доме Екатерины, не в стойбище оленеводов, а на борту «Родонита».

В носовой каюте было полутемно. Сквозь маленький иллюминатор просачивался белесый свет. Металл стен чуть звенел от едва заметной вибрации. Воздух пах соляркой, рыбой и влажным железом. Где-то наверху хлопнула дверь, прошли быстрые шаги.

Виктор уже не спал. Сидел на нижней койке, застегивал куртку, осторожно, чтобы не задеть мою сумку.

– Проснулась? – спросил он. – Похоже, скоро отходим.

Я села, прислушалась. За тонкой стенкой тянулся приглушенный гул. Он шел не только от двигателя – в этом гуле было дыхание воды. Волна тихо билась о борт.

Под матрасом нащупала ремешок кожаного оберега, который дал Николай-оленевод. Кость легко легла в ладонь. На миг показалось, что она отозвалась мягким теплом.

– Пойдем на палубу, – сказала я. – Не хочу пропустить начало.

Мы вышли в узкий коридор. Носовая часть «Родонита» просыпалась медленно. Скрипели двери, в стальной коробке эхом отдавались шаги. Коридор вел к трапу вверх. На лестнице было прохладно, запах соли смешивался с утренней сыростью.

На палубе свет уже стал ясным, но солнце еще не выкатилось полностью из-за сопок. Небо было почти чистым, лишь у горизонта висела тонкая полоса облаков. Ветер шел со стороны залива, спокойный, но упрямый.

У причала вода поднялась высоко. Вчера вечером между сваями и поверхностью оставался заметный просвет, сегодня море дотягивалось до самых подгнивших досок. Старые покрышки, привязанные к ним, наполовину скрылись. Прилив дышал размеренно и уверенно.

На берегу оживление напоминало маленький сельский праздник. Пришли все, кто провожал нас вчера. Екатерина стояла чуть в стороне, обняв себя за плечи. Рядом – Петр, Василий и Павел, они помогали грузить мешки и ящики. Ольга держала за руку мальчишку, тот тянулся поближе к кораблю и хмурился от ветра.

Капитан был уже на мостике. С этого ракурса он казался частью судна. Вчера мы говорили с ним вблизи, и он показался мне человеком без лишних слов. Сегодня он стоял, опершись ладонями о поручень, и смотрел не на берег, а на воду. Я заметила, как он оценивал высоту прилива, направление маленьких струек у свай, цвет пены у кромки.

– Хороший прилив, – сказал подошедший к нам мужчина в замасленной робе. – Самое время уходить.

Это был старший механик. Вчера вечером капитан представил его как Александра Михайловича. Вблизи он производил двойное впечатление: спокойные глаза и руки с вечно въевшейся сажей и металлом под ногтями.

– Как вы спали? – спросил он.

– Лучше, чем ожидала, – ответила я. – Судно почти не качало.

– Это пока, – вмешался Виктор. – Ты сама хотела настоящего моря.

Механик усмехнулся, но без насмешки.

– Море даст столько, сколько сочтет нужным, – сказал он. – Ваша задача – слушать.

С другой стороны палубы к нам подошел мужчина в синей куртке. Лицо у него было широкое, с мягкими чертами и внимательным взглядом. Он протянул мне руку.

– Сергей Петрович, старший помощник, – представился он. – Можете говорить просто Сергей.

Рукопожатие было сухим и точным.

– Я прослежу, чтобы вы не потерялись на этом железном домике, – продолжил он. – Если что-то нужно – спрашивайте.

Сергей Петрович говорил неторопливо, но в его голосе чувствовалась привычка отдавать распоряжения.

Чуть поодаль у борта возился молодой парень в вязаной шапке. Он проверял крепления троса, перекидывал его, поправлял узел. Светлые волосы торчали из-под шапки, а на щеках оставались следы недавнего сна.

– Матрос Андрей, – пояснил Сергей Петрович, проследив мой взгляд. – Сегодня у него вахта на носу.

Андрей поднял голову, заметил, что мы смотрим. Улыбнулся коротко и снова занялся тросом.

К камбузу вела узкая дверь с круглым иллюминатором. Она распахнулась, и на палубу вышла женщина в темном свитере и фартуке. Из-за фартука было трудно понять, полная она или просто закутана. Лицо было открытое, чуть покрасневшее от жара плиты и морского ветра.

– Пассажиры, доброе, – сказала она. – Я Светлана, повар. Если вас укачает, сначала приходите ко мне, потом уже к кому-то еще.

От нее пахло свежим хлебом и жареным луком. На фоне солярки и металлического запаха это было неожиданно уютно.

– Не пугайте их, – заметил подошедший мужчина с рацией на поясе. – Укачает – не укачает, море решит.

Это был радист Николай. В руках у него была папка с записями, на шее висели наушники. Он взглянул в сторону мачты, где висела антенна, и чуть нахмурился.

– Связь пока чистая, – сказал он больше самому себе. – Посмотрим, что принесет открытое море.

С другой стороны, у сходни, переговаривались двое. Один – невысокий, крепкий, с аккуратно подстриженной бородкой. Другой – повыше, сухоплечий, с темными кругами под глазами.

– Это моторист Антон и еще один матрос, Николай Иваныч, – перечислил тихо Виктор. – Вчера вечером в камбузе слышал, как они между собой шутили.

Я кивнула. Команда была небольшой, всего семь человек, но каждый уже занимал свое место в картине этого утра у причала.

Капитан спустился с мостика на палубу.

– Готовы? – спросил он у нас.

– Да, – ответили мы почти одновременно.

Он посмотрел на меня чуть пристальнее.

– Если станет не по себе, не стесняйтесь говорить. Море в первый раз – как первый полет. Найдете свой способ с ним договариваться.

Я спрятала ладонь в карман, почувствовала гладкий край костяного круга.

– Я постараюсь слушать, – сказала я.

На берегу Петр махнул рукой.

– Юрий Иванович, – крикнул он, – берегите нам гостей.

Капитан поднял руку в ответ, не крича.

– Берегите нам берег, – спокойно ответил он.

Последние мешки уже погрузили. Трап еще стоял, но люди постепенно отходили. Кто-то крестился, кто-то просто смотрел.

Вода у борта поднялась еще выше. Маленькие пузырьки цеплялись за шершавые доски причала. Я заметила, что линия прилива будто чуть переливается светом. Не блеском солнца – оно еще пряталось за сопками, – а мягким внутренним сиянием, которое то появлялось, то исчезало.

Я моргнула. Вода снова стала обычной.

– Видела? – шепнул Виктор.

– Что именно?

– Как будто кромка светилась.

Я посмотрела на него.

– Может, просто угол солнца, – предположила я.

Но внутри кольнуло знакомое ощущение, которое иногда приходит во сне перед дальними поездками. Вроде все объяснимо, а всё же что-то под кожей отвечает особым напряжением.

Капитан дал команду. Голоса на палубе стали собраннее. Андрей снял швартовый конец с кнехта, Антон освободил другой трос. Металл тихо застонал, судно чуть дрогнуло.

– Отходим по приливу, – сказал капитан. – В десять пятнадцать будем в створе устья Кутима.

Нас попросили перейти к носу, чтобы не мешать на корме. Мы с Виктором устроились на форд-биче. Я присела на широкий кнехт, ладонью коснулась холодного железа. От корпуса шла легкая вибрация, будто в его глубине уже просыпался большой живой мотор.

«Родонит» медленно оторвался от причала. Берег сначала еще оставался рядом, слышались отдельные слова, детский смех, лай собак. Потом голоса растворились в общем шорохе.

Село Тугур постепенно откатывалось назад. Деревянные дома становились маленькими, трубы – тонкими линиями. Екатерина стояла на пригорке и все еще махала нам платком. Я могла различить лишь движение руки, но знала, что это она.

Я подняла ладонь в ответ.

Прилив уверенно подхватывал судно. Мы шли по реке Кутим, которая несла свои воды в Тугурский залив. Сопки по обе стороны поднимались плавно, на них лежали темные пятна леса. В отдельных местах тайга подходила прямо к воде, корни деревьев упирались в влажный песок.

– Как ты? – спросил Виктор. – Голова не кружится?

– Пока нет, – ответила я. – Немного странно, что земля больше не под ногами.

– Потом почувствуешь, что у моря другая опора, – сказал подошедший Сергей Петрович. – Не хуже, просто иначе.

Он оперся ладонью о леер, посматривал вперед, туда, где узкий рукав реки открывался в широкую воду залива.

– Вы часто ходите этим маршрутом? – спросила я.

– Несколько раз за сезон точно, – сказал он. – В Тугуро-Чумиканский район, в Аяно-Майский, иногда выше. Все зависит от заказов на груз.

Он перечислял это так, будто говорил о привычном дворе, а не о суровом северном море.

Ветер усилился, но оставался мягким. Судно шло уверенно. Морской болезни я пока не чувствовала, и это немного удивляло. Я ожидала, что начнет мутить сразу, как только корабль отойдет от берега.

– Похоже, нас пока щадят, – усмехнулся Виктор. – Видимо, проверяют, стоим ли мы внимания.

– Не провоцируй, – вмешалась Светлана, выглянув из дверей камбуза. – Море слышит такие слова.

Она сказала это вроде шутки, но глаза у нее были серьезные.

– Вы тоже так думаете? – спросила я.

– Когда столько лет живешь на этих ходках, начинаешь замечать, – ответила Светлана. – Одним море подпевает, другим отвечает молчанием.

Она оглядела нас.

– А вам, кажется, оно сегодня подыгрывает.

Мы вышли из устья Кутима в залив. Вода стала просторнее, глубже. Линия берега отодвинулась. На поверхности что-то менялось: исчезла рывистая речная структура, появилось равномерное дыхание.

По радиостанции передали сообщение. Николай поднялся на мостик, вернулся с хмурым лицом.

– В открытом море шторм, – сказал он, проходя мимо нас. – Пока держимся в заливе.

Капитан отдал распоряжения, судно слегка изменило курс.

– Значит, дальше пока нельзя? – уточнил Виктор.

– Не сегодня, – ответил Сергей Петрович. – Встанем на якорь ближе к вечеру, держаться будем к берегу, чтобы сильно не раскачивало.

Я посмотрела на линию горизонта. Там, где должно было начинаться большое море, по небу тянулись более тяжелые облака. Они еще не закрывали солнце, но движение в них было напряженным.

«Родонит» шел вдоль берега почти весь день. Солнце поднялось выше, воздух стал теплее. Мы то заходили в каюту, то снова поднимались на палубу. Я старалась запомнить каждый изгиб берега, каждую скалу, каждую тонкую полоску пляжа.

Вода была удивительно прозрачной. У самого борта плавали медузы: прозрачные, розоватые, коричневые, большие и совсем маленькие. Они двигались плавно, иногда собирались в небольшие группы, расходились, снова сходились.

Иногда мне казалось, что в их движении есть какой-то рисунок, будто они проверяют нас, но это ощущение сразу пряталось, если всматриваться слишком пристально. Стоило отвлечься, и край глаза снова ловил странный ритм.

Однажды совсем рядом с бортом мелькнула маленькая темная морда. Небольшой морской зверь выплыл, посмотрел в нашу сторону, фыркнул, погрузился и всплыл уже в другом месте.

– Нерпа, – пояснил Андрей. – Любопытные они.

Я смотрела, как она исчезает и появляется. И каждый раз ее движение странным образом совпадало с легким толчком судна, будто кто-то снизу слегка подталкивал «Родонит».

К вечеру мы подошли к берегу ближе. Капитан выбрал место, где глубина позволяла встать на якорь примерно в трехстах метрах от суши.

– Здесь постоим до утра, – сказал он на общем собрании на палубе. – В открытом море сейчас делать нечего.

Александр Михайлович пошел в машинное отделение, готовиться к режиму стоянки. Антон с Николаем Иванычем возились у носа с якорной цепью.

Когда массивный якорь ушел в воду, я почувствовала, как корабль на мгновение напрягся, потом расслабился, нашел новую точку опоры.

Волны были мягкими. Судно слегка покачивало, но не так, чтобы это мешало.

Мы с Виктором вышли на форд-бич после ужина. Светлана накормила нас горячим супом, тушеной рыбой и простыми, но удивительно вкусными пирожками с творогом.

Солнце садилось за сопки, небо постепенно темнело. Вода вокруг «Родонита» становилась насыщенно синей, местами почти черной. Медузы исчезли, их место заняли редкие блики.

– Странно, что в море шторм, – сказал Виктор. – Здесь всё будто отдыхает.

– Здесь – да, – ответил подошедший Николай. – А там, за поворотом, может быть совсем другая песня.

Он поднял глаза на небо.

– Иногда шторм идет рядом, а до нас доходит только эхо. Но это не значит, что нас не касается.

Я прислушалась. Ветер был почти тихим. Но если задержать дыхание и вслушаться глубже, можно было уловить далекое низкое гудение, которое не совпадало с работой двигателя. Оно приходило с той стороны, где заканчивался залив и начиналось большое море.

Оберег в кармане снова отозвался теплом. В этот момент мне отчетливо пришла мысль: не мы выбрали этот путь. Нас вписали в чужую историю, и только впереди станет ясно, какую роль нам отвели.

Я вспомнила бабушкины слова про море, которое забирает тех, кого зовет. Тогда они казались образной фразой. Сейчас в них появлялся иной смысл.

– Может, вернемся в каюту? – спросил Виктор. – Завтра будет долгий день.

– Еще немного, – попросила я.

Я стояла у носа и смотрела на темнеющий берег. Там, на песке, никто уже не ждал нас. Село осталось за изгибом, только линия тайги напоминала, что где-то там живут люди.

И вдруг у самой ватерлинии, на границе воды и воздуха, что-то мелькнуло. Нечто светлое, вытянутое, как рыба, но слишком гладкое. Оно не прыгнуло, не всплеснуло, а просто обозначило себя и тут же ушло в глубину.

– Видел? – спросила я тихо.

– Кажется, да, – ответил Виктор так же тихо. – Но не уверен, что это не просто отблеск.

Николай, который стоял чуть поодаль, повернулся к нам.

– В Тугурском заливе много всего, – сказал он. – Иногда лучше не пытаться сразу разобраться, что именно попалось на глаза.

Он говорил спокойно, без мистического нажима. Но в его словах чувствовался опыт человека, который привык принимать странности моря как часть обычной жизни.

Когда стемнело, мы вернулись в носовую каюту. Судно покачивалось мягко, как в колыбели, если позволить себе расслабиться.

Лежа на узкой койке, я снова достала оберег.

– Первый день прошел, – прошептала я шепотом, которого никто не слышал. – Ты обещал длинную дорогу. Посмотрим, что будет дальше.

В ответ кость чуть согрелась, или мне так показалось. Где-то в глубине корабля глухо скрипнула цепь, море вздохнуло.

Так закончился наш первый день в пути и первая встреча с Приливом в Тугурском заливе. Настоящее Охотское море ждало нас за границей залива. И на рассвете следующего дня мы должны были выйти навстречу его голосу.

Глава 2. Первые мили пути

Свет за иллюминатором стал другим, чем накануне. В каюте еще держалась мягкая полутьма, но металл стен уже слегка поблескивал. Судно покачивало чуть сильнее, чем вечером, когда мы легли спать на якоре в Тугурском заливе.