Море, которое помнит

- -
- 100%
- +
Я лежала, слушала гул в глубине корпуса и пыталась понять, что изменилось. Вчера «Родонит» стоял почти неподвижно, только легкая зыбь проходила сквозь него, как дыхание. Сейчас в этом гуле появилось движение.
– Проснулась? – спросил Виктор.
Он сидел на своей нижней койке, шнуровал ботинки и то и дело бросал взгляд на иллюминатор.
– Проснулась, – ответила я и присела, осторожно, чтобы не удариться головой о верхнюю полку.
Тело вело себя удивительно спокойно. Я ждала тяжести в голове, странной пустоты под ногами, дурноты. Ничего этого не было. Качка ощущалась, но организм принял ее без протеста.
Я нащупала под подушкой кожаный ремешок талисмана. Кость легла в ладонь, как вчера, только теперь в этом прикосновении было меньше тревоги.
– Кажется, меня не качает, – сказала я вслух, больше для самой себя.
– И меня, – Виктор улыбнулся. – Это хороший знак.
Из коридора донеслись шаги, чей-то голос, смех Светланы. Пахнуло жареным луком и свежим хлебом. Новая жизнь на железном доме по имени «Родонит» начиналась.
Мы быстро оделись и выбрались из каюты. В узком коридоре металл звенел тихо, но настойчиво. Лестница наверх была еще влажная от ночной сырости.
На палубе в лицо сразу ударил воздух – холодный, соленый, ясный. Небо было светлым и чистым. Сопки вдоль берега уже хорошо освещены, их контуры были простыми и строгими. Ветер шел со стороны залива, не злой, но бодрый.
«Родонит» стоял уже не на якоре. Мы шли вдоль берега, постепенно набирая ход. Тугурский залив раскрывался во всю ширину. С одной стороны тянулись темные полосы тайги, с другой горизонт поднимался мягкой дугой и уходил в бледную дымку.
Капитан стоял на мостике. Я видела его профиль в стекле: сосредоточенный, спокойный. Рядом двигалась знакомая фигура Сергея Петровича – старшего помощника. Они переговаривались коротко, по делу.
На форд-биче уже устроился Андрей. Он прислонился к лееру и вглядывался в воду, в которой отражались куски неба и тени рыб.
– Ну что, первые мили? – кивнул он, когда мы подошли. – Сейчас посмотрим, как вас море примет.
– Вчера оно нас уже немного проверило, – заметил Виктор. – Ночью я слушал, как оно шепчет под бортом.
– Вчера вы еще стояли на пороге, – ответил Андрей. – Сегодня вышли в прихожую. До самого дома еще далеко.
Его слова прозвучали просто, но я отозвалась на эту образную бытовую мысль глубже, чем ожидала.
Я присела на знакомый кнехт, ладонью коснулась холодного железа. Вибрация шла от корпуса, но была мягкой и ритмичной. Никакой резкой тряски, ни намека на тяжелую качку.
– И правда, – сказала я. – Пока все легко.
– Так и должно быть, – к нам подошел Александр Михайлович, старший механик. – На первых милях море присматривается.
Он посмотрел на меня внимательным взглядом человека, который привык наблюдать за техникой и людьми одинаково пристально.
– Если к обеду вас не перекосит, – добавил он, – считайте, что морская болезнь обошла стороной.
– Объявите это официально, пожалуйста, – не удержался Виктор.
Механик улыбнулся уголком губ.
– Официально тут только журнал и рапорт, – сказал он. – Все остальное за вас решает вода.
Светлана выглянула из двери камбуза, вытерла руки о фартук.
– Пассажиры, завтракать, – сказала она. – Море морем, а желудки сами себя не накормят.
В камбузе было тепло и уютно. Пахло хлебом, кашей, жареной рыбой. На столе уже стояли кружки с чаем и тарелки с яичницей.
– Ешьте плотнее, – сказала Светлана. – Вам пригодится энергия. Море любит, когда человек сытый и спокойный.
Я посмотрела на нее: говорила с улыбкой, но в голосе было что-то от хозяйки, которая давно живет рядом с этой стихией и знает ее привычки.
– А вы давно ходите на «Родоните»? – спросила я.
– С этим капитаном уже несколько лет, – ответила она. – До этого были другие суда. Но Охотское море одно.
– Оно разное везде, – вмешался Николай, радист, который ел быстрее всех и уже собирался бежать к своей аппаратуре. – Но голос у него один.
Он поднял голову, прислушался, как будто и правда мог сейчас различить этот голос среди гулов машин и звяканья посуды.
После завтрака Виктор потянул меня снова на форд-бич.
– Пока погода такая, надо смотреть, – сказал он. – Потом может стать не до видов.
Мы поднялись на нос. Вода в Тугурском заливе казалась очень прозрачной. У самого борта она была зеленоватой, дальше переходила в густой синий цвет, а у горизонта светлела.
Я наклонилась, всматриваясь в глубину. Медузы уже были здесь. Они шли ниже поверхности, иногда поднимались, иногда опускались. Волны слегка переворачивали их, и под солнцем они вдруг вспыхивали внутренним светом. Без всяких «как будто» – они и были светящимися живыми шарами, которые сами регулируют свой огонь.
Некоторые были почти прозрачные, едва заметные в толще воды. Другие – розоватые, коричневатые. Крупные медузы плыли спокойно и уверенно, маленькие то удалялись, то снова возвращались к борту.
– Видишь, как они идут полосой? – Андрей подошел ближе и указал вперед.
Я прищурилась. Действительно, в нескольких метрах от носа медузы образовали дугу, которая тянулась вдоль курса судна. Едва заметная, но все же определенная линия живых тел.
– Это течение, – сказал Андрей. – Но бывает, что они странно собираются, даже когда течение другое.
Он замолчал на секунду.
– Капитан говорит, что это они по-своему читают дорогу.
Я почувствовала, как внутри что-то откликнулось.
– Ты веришь в это? – спросила я.
– Когда много лет смотришь на море, – ответил Андрей, – начинаешь верить в то, что видишь. Остальное уже не так важно.
Где-то у борта мелькнула знакомая темная точка. Мы одновременно повернули головы. Небольшая нерпа высунулась из воды, посмотрела чуть снизу вверх, презрительно фыркнула и ушла в сторону.
Через несколько минут появилась снова, уже дальше. Потом чуть ближе. Она двигалась так, что ее траектория время от времени пересекалась с нашим курсом.
– Это она вчера вечером приплывала? – спросила я.
– Та же, – уверенно сказал Андрей. – У них здесь свои участки. Эта, похоже, решила проверить, кто к ней в гости пришел.
Я смотрела в глаза этому зверю. В них было больше ума и интереса, чем я ожидала. В какой-то момент нерпа всплыла почти вплотную, задержалась, и мне показалось, что движение ее головы чуть совпало с мягким толчком под днищем.
Оберег в кармане реагировал так же, как в прошлый раз, – легким теплом.
– Ну вот, – тихо сказал Виктор. – Первая местная жительница приняла нас в расчет.
К полудню «Родонит» шел уже увереннее. Капитан вывел судно на более глубокую часть залива, но берег все еще был хорошо виден. Лес казался плотным и непрерывным. Иногда из него выступали каменные стены, иногда открывались небольшие песчаные полосы.
Сергей Петрович спустился с мостика на палубу. В руках у него была карта в пластиковом футляре.
– Мы сейчас идем по краю залива, – сказал он, показывая. – Вот здесь – вход, где вы вчера стояли на якоре. Здесь – фарватер. Это наши первые мили.
Он провел пальцем по линии на карте.
– Если бы была плохая погода, – продолжил он, – мы бы не вышли дальше. А сейчас окно. Пока шторм гуляет глубже в море, нам дали день спокойствия.
– День на знакомство? – спросила я.
– Можно и так сказать, – Сергей Петрович впервые посмотрел на меня чуть внимательнее. – Место вы выбрали для первого путешествия серьезное. Здесь редко бывают простые рейсы.
Я кивнула. Слова о «серьезном месте» прозвучали просто, но легли в память.
Ближе к середине дня Виктор подошел ко мне с заговорщицким видом.
– Мне Андрей кое-что пообещал, – сказал он. – Пойдем.
Мы спустились по узкой лесенке к трапу, что вел на нижнюю палубу. Там Андрей уже возился с чем-то металлическим.
– Вот, – сказал он, – раз вы хотите настоящего моря, получите.
У его ног стояла катушка с леской и блесной. Простая, грубоватая снасть, от которой веяло будничным морским ремеслом.
– Попробуем поймать терпуга, – объяснил он. – Или морского окуня. Здесь они хорошо идут.
– А капитан не против? – осторожно спросила я.
– Он сам велел показать вам, – ответил Андрей. – Море надо не только смотреть, но и пробовать.
Мы по очереди опустили снасть за борт. Андрей показал, как слегка подергивать леску, как ждать. Ветер выдувал изо рта соленость, лицо немного стягивало от холодного воздуха.
Прошло несколько минут.
– Ничего, – сказала я. – Может, рыба решила сегодня отдыхать.
– Подожди, – остановил меня Андрей. – Она смотрит, кто к ней пришел.
Почти в ту же секунду я почувствовала легкий рывок. Леска ожила, пошла вниз, потом в сторону.
– Тяни потихоньку, без резких движений, – сказал Андрей.
Я послушалась. В руках отозвалось тугим, но послушным сопротивлением. Сердце стукнуло чаще, будто это не рыба, а сам Тугурский залив наконец решил со мной познакомиться.
Мы вытянули терпуга – плотного, холодного, с блестящей шкурой. Вода стекала с него обратно в море. Глаза у рыбы были спокойные, почти прозрачные.
– Поздравляю, – сказал Андрей. – Первый улов.
– Это точно наш? – Виктор с улыбкой дотронулся до рыбы пальцем. – Не подставной?
– Тут некому устраивать фокусы, – хмыкнул Андрей. – Море не любит театр.
В этот момент откуда-то сбоку всплыла та самая нерпа. Она задержалась поодаль, но явно смотрела на нас.
– Смотри, – шепнула я. – Пришла проверить, честно ли поймали.
Нерпа еще немного поплавала и ушла, оставив на поверхности лишь зыбкую дорожку пузырьков.
Мы поймали еще пару рыб. Одну Андрей забрал в ящик, другую отпустили по моей просьбе.
– Не надо забирать все, – сказала я. – Пусть будет знак, что мы пришли без жадности.
– Это правильная мысль, – заметил Александр Михайлович, который, оказывается, стоял на трапе и некоторое время наблюдал. – Море помнит такие вещи.
К обеду Светлана превратила наш улов в уху. Прозрачный бульон, плотные куски терпуга, запах лаврового листа и перца.
– Это вам от моря, – сказала она, ставя кастрюлю на стол. – Ешьте медленнее, слушайте, что оно говорит.
Мы ели, молча прислушиваясь к вкусу. В рыбе ощущалась прохлада глубины, в бульоне – мягкая соль, которая не требовала ничего сверху.
– Это и правда подарок, – сказала я тихо.
– Такой дар не отказывают, – отозвался Виктор.
После обеда судно шло все так же мягко. Ветер чуть усилился, но ноги крепко стояли на палубе. Я несколько раз специально закрывала глаза, проверяя, не закружится ли голова. Все было спокойно.
– Ну что, – сказал Сергей Петрович, – поздравляю, вы, похоже, не из тех, кого укачивает.
– Вы теперь официально можете записать нас в свои, – добавил Виктор.
– До «своих» вам еще далеко, – усмехнулся Сергей Петрович. – Но первые мили прошли достойно.
Ближе к вечеру солнце стало ниже, свет сделался мягче. Берег уходил в голубую дымку, линии сопок стали менее резкими. Медузы по-прежнему сопровождали нас, но их стало меньше, они разбросались шире.
Нерпа всплывала все реже. В последний раз она появилась уже в стороне от курса, посмотрела на нас почти равнодушно и исчезла.
Где-то далеко, за линией залива, в небе стояли более тяжелые облака. Они пока не шли к нам, просто висели, напоминая, что наше окно спокойствия временное.
Николай, радист, несколько раз поднимался на палубу, перекладывал наушники с шеи на голову, затем снова уходил вниз.
– Что там с погодой? – спросила я, когда он в очередной раз остановился рядом.
– Шторм пока на удалении, – ответил он. – Его край касается Шантарского района, дальше еще держится. Нам дали день. Может быть, два.
– И этого достаточно? – уточнила я.
– Для начала пути – более чем, – сказал Николай. – Главное, что море вас приняло без качки. Остальное будем решать по обстановке.
Я стояла у носа и смотрела, как «Родонит» режет воду. От форштевня уходили две аккуратные полосы, раздвигая залив в стороны.
В какой-то момент между этими расходящимися линиями я заметила тонкую светлую дорожку, которая сначала казалась обычным бликованием. Но она не исчезала, даже когда солнце уходило за облако.
Эта линия тянулась впереди судна на несколько метров, иногда растворялась, потом возникала снова.
– Видишь? – тихо спросил Виктор.
– Вижу, – так же тихо ответила я.
Андрей подошел, посмотрел, пожал плечами.
– Может, игра течений, – сказал он. – Здесь много подводных.
Но я знала, что подводные течения не всегда оставляют свет. Иногда – только холод.
Оберег в кармане стал теплее, чем днем.
Вечер накрыл Тугурский залив постепенно. Небо долго держало свет, вода темнела быстрее. Берег еще был виден, но уже не так ясно, как утром.
Команда расходилась по своим местам. Кто-то готовился к ночной вахте, кто-то собирался отдохнуть.
Мы с Виктором задержались на форд-биче до тех пор, пока линия света впереди носа не растворилась окончательно.
– Первый день в пути прожит, – сказал Виктор. – Первые мили пройдены.
– И мы все еще здесь, – добавила я. – На воде, без морской болезни, с ухой из собственного терпуга.
Я посмотрела в темнеющий залив.
– Кажется, море не выгнало нас с порога, – тихо сказала я. – Оно пока позволило пройти немного дальше.
Где-то далеко, за линией нашего взгляда, вел свой разговор шторм. Ветер доносил до нас только самое незначительное эхо. Но оно было.
Я почувствовала, как в груди поднимается странная радость, смешанная с внимательной настороженностью.
Так завершились наши первые мили пути. Дальше начиналось то, ради чего, возможно, нас и позвали сюда – в дом, который называется Охотское море.
Глава 3. Тихая северная ночь
К вечеру вода вокруг «Родонита» стала тяжелее и темнее. День вытянулся длинной синей полосой, и я уже привыкла к мягкой качке, к голосам команды, к тихому гулу в глубине корпуса. Первые мили пути остались за кормой, и море пока принимало нас без капризов.
Ближе к закату капитан приказал подойти к берегу.
С мостика спустился Сергей Петрович, старший помощник. На этот раз он был особенно собранным.
– Сейчас подойдем к утесу, – сказал он. – Встанем на якорь поближе к берегу. В море штормит сильней, чем утром. Ночью туда лучше не соваться.
– Насколько сильный шторм? – спросил Виктор.
Сергей Петрович взглянул в сторону дальнего горизонта.
– Для новичков – слишком, – ответил он. – Для нас терпимо. Но толку идти в темноту, когда есть спокойный Тугурский залив.
Мне понравилось, как он произнес «спокойный Тугурский залив». В этих словах чувствовалась не только география, но и давно выстроенная дружба с этим местом.
Мы стояли на форд-биче, когда берег начал приближаться. Сначала виднелась только темная полоска тайги, потом из нее вышел утес. Он не был высоким, но поднимался из воды резко и прямо. Склон уходил вглубь леса, а нижняя часть почти отвесно опускалась в воду.
Солнечный свет еще цеплялся за верхнюю кромку, там задерживался последний теплый тон. Низ уже утонул в синеве.
– Хорошее место, – сказал подошедший Александр Михайлович. – Здесь мы не раз ночевали. От шторма прикрывает, глубины хватает.
Я смотрела на скалу и чувствовала странное узнавание. Как будто этот каменный уступ уже видел тысячи ночей и десятки таких судов. Линии трещин на нем сходились в замысловатый рисунок. В одном из выступов угадывались нос и лоб.
– Видишь лицо? – вполголоса спросил Виктор.
– Вижу, – отвечала я так же тихо.
Сергей Петрович услышал и усмехнулся.
– Мы его «Стариком» зовем, – сказал он. – Стоит тут долго. Если к рассвету он все еще глядит на нас спокойно, значит, ночь прошла как надо.
Эта простая фраза легла в меня глубже всяких прогнозов.
Капитан вывел «Родонит» так, что до утеса оставалось несколько сотен метров. Команда занялась якорем. Металлическая цепь пошла в воду с тяжелым звоном. Корпус слегка дрогнул, нашел новую точку равновесия. Качка стала короче, но чуть ощутимей.
Берег оказался ближе, чем днем. Тайга поднималась стеной. От нее шёл прохладный запах смолы и сырой земли. Иногда ветер приносил тонкий аромат прошлогодней хвои.
Вода между нами и утесом была почти черной. На ее поверхности еще оставались редкие розоватые медузы, но их уже было мало. Они плавали глубже, свет от заходящего солнца едва касался их тел.
– Все, на якорной стоянке, – сказал Сергей Петрович. – Ночь проведем здесь.
Солнце быстро ушло за горизонт. Небо не потемнело сразу, а застыло в прозрачной голубой полосе. Первыми зажглись крупные звезды над тайгой. Их отражения дрогнули в воде.
– Красота, – тихо сказал Виктор. – И при этом в море сейчас бьет волной.
– Пусть там разбираются, – ответил Андрей. – У нас сегодня тихий рейд.
Светлана позвала на ужин.
В камбузе было уютно. Стены поблескивали от лампы, чашки на столе звенели негромко, когда их передвигали. На ужин была рыба, картошка и горячий чай. Запах лаврушки и перца смешивался с морским воздухом, который все равно пробирался внутрь.
– Сегодня нам повезло, – сказала Светлана, разливая чай. – В такую ночь лучше стоять под берегом, чем болтаться на волне.
– А много там, за заливом, – спросила я, – волн сейчас?
– Хватает, – ответил Николай, радист. – По сводке ветер крепкий, порывистый. Волна высокая. Для грузового судна не критично, но трясло бы прилично.
– Море злится? – с попыткой шутки спросил Виктор.
Николай посмотрел на него спокойно.
– Море не злится, – сказал он. – Оно живет по своим законам. Сегодня оно просто громче, чем нам нужно.
Я вспомнила, как бабушка говорила о духах моря и гор. Для них сильный ветер и шторм – не злость, а речь. Просто человеку не всегда нужен полный голос. Иногда достаточно шепота.
После ужина команда разошлась по делам. Кто-то готовился к ночной вахте, кто-то уходил в каюту. Капитан поднялся на мостик.
Мы с Виктором вернулись на палубу. Небо окончательно потемнело. Тугурский залив стал глубоким и спокойным.
Над нами раскрылась северная ночь.
Звезды висели низко и ясно. Крупные и мелкие, они заполнили все пространство над тайгой и над водой. Свет от них был чистым и сухим.
У горизонта, там, где открытое море, висела странная полоса. Она была чуть светлее остального неба, с лёгким зеленым оттенком. Иногда по ней пробегали едва заметные движения. В отдельных местах вспыхивал холодный белый огонек и сразу гас.
– Это гроза? – спросил Виктор, щурясь.
– Не похоже, – сказала я. – Молнии иначе ведут себя.
Сергей Петрович, который тихо прошел мимо, остановился, посмотрел.
– Там и гроза, и свое, – сказал он. – Бывает, что северное сияние берет кусок неба прямо над штормом.
– А разве здесь бывает сияние? – удивился Виктор.
– Еще как, – ответил Сергей Петрович. – Не каждый день, но в такие ночи, как сегодня, может заглянуть и сюда.
Он отвернулся к своей работе, а полоска на горизонте тем временем стала чуть ярче. Зеленоватый отблеск вытянулся длинной дугой. Тонкая дымка поднялась над водой и соединилась с небом.
Я смотрела на эту дугу и чувствовала, как во мне поднимается тихое волнение. Не страх и не восторг, а спокойное, глубокое чувство: нам показали знак.
Ветер был почти не слышен. Судно легонько покачивало, вода у борта шуршала мягко и равномерно.
– Я пойду лягу, – сказал Виктор. – Если что-то совсем необычное увидишь – разбуди.
Мне не хотелось уходить с палубы.
– Хорошо, – ответила я.
Он коснулся моей руки, будто проверяя, не холодно ли, и ушёл вниз по трапу.
Я осталась одна.
Точнее, не одна – на вахте был Андрей, где-то на мостике находился капитан, в машинном отделении работал Александр Михайлович. Но на носовой части палубы в этот момент никого больше не было.
Я подошла к лееру и оперлась о него.
Внизу плескалась вода. Ее поверхность была почти гладкой, только у самого борта возникали небольшие разводы. В отражении звезд было ощущение глубины, которая не пугала, а наоборот, тянула взгляд внутрь.
Я достала из кармана оберег, подаренный Николаем-оленеводом. Положила его на раскрытую ладонь, посмотрела в ту самую сторону, откуда в детстве, по словам бабушки, приходят духи моря и гор.
Кость была теплой, хотя ветер прохладил пальцы.
Я не просила ничего определенного. Просто стояла и тихо благодарила.
За то, что нас пустили в этот путь. За то, что море до сих пор было мягким. За то, что сегодня мы спали под защитой утеса и тайги, а не под криком открытых волн.
Гул прибоя доносился с другой стороны скалы. Он был далек, но отчетлив. В этом гуле действительно слышались обрывки речи. Не слова человеческого языка, а ритм, паузы, длинные дыхания.
Я закрыла глаза и попыталась вспомнить эвенкийские песни, которые пела бабушка. Мелодии приходили обрывками. Несколько слогов, мотив, потом тишина.
На какой-то момент мне показалось, что гул прибоя подхватил один из этих мотивов. Почти незаметно. В одной волне, в следующей, в промежутке. Я стояла, не двигаясь, пока это чувство не стало слишком явным.
В ту же секунду в небе над тайгой вспыхнул тонкий зеленый огонек. На миг он растянулся в дугу, прошел над краем леса и медленно растворился.
Я открыла глаза.
– Видела? – рядом оказался Андрей. Я не заметила, как он подошел.
– Видела, – ответила я.
– Сияние, – сказал он. – Значит, шторм там, дальше, трусит небо так, что свет выходит на нас.
Он говорил просто, без пафоса. Для него это, похоже, было очередным рабочим знаком.
– Ты не боишься шторма? – спросила я.
– Боюсь глупых решений, – ответил Андрей. – Шторма бояться бесполезно. Его надо учитывать.
Он посмотрел на утес.
– Здесь нам ничего не грозит, если якорь держится.
Я почувствовала, как внутри этой спокойной фразы есть еще одно слово: «если мы уважаем место, где стоим».
Потом он ушел к носовому огню, проверить что-то по списку.
Я осталась опять одна.
Тайга за нашими спинами была темной стеной, но мертвой она не казалась. Скорее, наоборот. В этой темноте чувствовалось множество глаз. Не угрожающих, а просто смотрящих.
Я вспомнила рассказы о том, что у каждого крупного камня, у каждой скалы есть свой дух-хозяин. У этого утеса, который команда называла Стариком, тоже был такой хозяин. Я не видела его и не пыталась представить его образ. Мне было достаточно ощущения, что над нашим ночлегом стоит еще одна невидимая вахта.
Я тихо произнесла несколько слов благодарности. Не вслух, а почти беззвучно, так, чтобы они остались между мной, этой водой и этим берегом.
В это время где-то в лесу коротко крикнула птица. Ей ответил другой крик. Потом все стихло.
Судно слегка качнулось – плавно, без резкости. Я почувствовала, как это движение совпало с ритмом моего дыхания.
С полоски на горизонте снова пришел мягкий зеленый отблеск. Он прошел по нижней кромке неба, задержался у края утеса и будто вошел в камень. Верхняя часть скалы на миг стала чуть светлее, чем остальной берег.
Я моргнула, и все исчезло. Утес снова был просто темным силуэтом.
– Мне пора вниз, – сказала я себе.
Ночь была для моря рабочим временем. Для меня же эта ночь стала чем-то вроде принятия в гостях. Я чувствовала усталость, но она была хорошей.
В каюте Виктор уже спал. Его дыхание было ровным и спокойным. Судно покачивалось мягко.
Я легла на свою узкую койку, натянула одеяло до подбородка. Под матрасом едва ощутимо вибрировали металлоконструкции.
Перед тем как закрыть глаза, я еще раз коснулась оберега.
– Спасибо, – мысленно сказала я и морю, и тайге, и этому утесу, и тем, кто был здесь задолго до нас.
Ответ пришел не словами и не видением. Просто в один момент гул в глубине корпуса чуть изменился. Стал спокойнее, ровнее. Вода у борта зашептала тише.
В ту ночь я спала глубоко и без снов.
Утро принесло другой звук морю, и я поняла это задолго до того, как проснулась окончательно. Но это уже была история следующего дня и следующей главы нашего пути по Охотскому морю.
Глава 4. Навстречу Охотскому морю
Когда я открыла глаза, сразу поняла: море звучало иначе, чем ночью.
Вибрация корпуса стала собранной, цепкая. Не просто легкая качка на якоре, а движение, в котором было намерение.
В каюте было прохладно. Воздух впитал в себя остаток ночной сырости, запах солярки и тонкий привкус соли. Со стены лился бледный сумеречный свет – значит, еще не рассвело, но темнота уже отступала.
Где-то впереди громко прошла цепь. Металл ударился о металл, звук пошел по всему корпусу судна длинной полосой.
– Снимаемся, – сонно сказал Виктор.
Он перевернулся на бок, прислушался, сел на койке.





