Море, которое помнит

Глава 6. Время, остановившееся

После Шантарских островов море словно стало прислушиваться к нам внимательнее.

Во всяком случае, так я это чувствовала.

«Родонит» шел вдоль берега, и день тянулся неспешно. Команда работала по привычному расписанию, двигатели гудели в глубине корпуса, где-то наверху хлопали флаги и веревки, но все это переставало быть шумом.

Звуки складывались в ровную линию, на которую ложились только волна и ветер.

Я вышла на палубу сразу после завтрака.

Светлана накормила нас так, будто впереди был не спокойный переход, а тяжелая разгрузка в шторм. Сегодня были котлеты, мягкая рыба, горячее пюре, чай с ягодами.

Команда оживилась, но этот обычный для них разговор о рейсах, ремонтах и портах странно гас внутри простором вокруг.

Слова быстро оседали, как будто не могли подняться выше борта.

Я поднялась на форд-бич.

Там уже был Андрей. Он опирался спиной о леер и молча смотрел в сторону берега.

– Как себя чувствуете, путешественница? – спросил он, когда заметил меня.

– Ощущаю себя маленькой точкой на краю большой карты, – ответила я.

Ему этого хватило.

Он улыбнулся и перевел взгляд обратно на линию сопок.

Берег шел почти параллельно нашему курсу.

То приближался, открывая скалы и зеленые склоны, то отступал, и тогда мы видели протяжные участки сплошной тайги.

Лес спускался к самой воде, только кое-где уступая место каменистым пляжам и низким скалам.

Солнце стояло невысоко, но уже не пряталось за облаками.

Его свет делал воду светлее. В одних местах поверхность отдавалась сталью, в других проявлялась мягкая бирюза.

Иногда волна подсвечивалась снизу, и тогда казалось, что море глубоко и прозрачно до самого дна.

Я присела на знакомый кнехт. Металл под одеждой был прохладным, но терпимым.

Судно мягко поднималось и опускалось на длинной волне.

После Шантарских туманов и камней это казалось подарком.

– Сегодня хорошее окно, – заметил Андрей. – Ни тумана, ни сильного ветра. Для ваших размышлений – самое то.

– А я прямо так и выгляжу? – спросила я. – Как человек, который собирается думать?

– Тут все иногда выглядят так, – ответил он. – Даже капитан. Просто у него это называется «оценка обстановки».

Он ушел проверять что-то у носовой мачты, а я осталась одна.

Виктор собирался прийти позже – хотел поснимать море и природу для будущего рассказа.

Я смотрела на берег и постепенно перестала замечать движение судна.

Качка стала фоном, шум воды – тоже.

В какой-то момент я поймала себя на том, что не могу определить, сколько времени прошло с тех пор, как я села на кнехт.

Пять минут? Полчаса?

Я достала часы.

Стрелки показывали десять двадцать.

Я запомнила цифры, убрала часы в карман и снова посмотрела на воду.

Волна продолжала перекатываться.

Иногда на поверхности появлялись темные полосы – то ли от скал под водой, то ли от игры течений.

Чайки, которые весь предыдущий день сопровождали нас шумной стаей, теперь держались дальше.

Они летели высоко и тихо, почти не кричали.

В этом молчании было что-то странное.

Не тревожное, а непривычное.

Я снова взяла часы.

Стрелки по-прежнему показывали десять двадцать.

– Интересно, – сказала я вслух.

Как назло, в этот момент на палубу вышел Виктор.

– С кем ты там разговариваешь? – спросил он, подходя ближе. – Уже с духами местности?

– Пока только с часами, – ответила я. – Посмотри.

Я вложила ему часы в ладонь.

– Сколько времени?

– Десять двадцать, – сказал он. – А что?

– Я уже давно здесь сижу, – пояснила я. – А стрелки не двигаются.

Он поднял бровь и прислушался.

– Они вообще идут?

Мы замолчали.

Тихое «тик-тик» было слышно между отдаленными ударами волны о борт.

– Идут, – заключил Виктор. – Просто ты попала в морскую ловушку времени.

– Очень смешно, – сказала я, забирая часы. – Может, батарейка садится.

Я не стала объяснять, что тишина внутри меня и отсутствие ощущения времени начались раньше, чем я достала часы.

– Хочешь, сделаем эксперимент? – предложил Виктор. – Я пойду пофотографирую с другого борта. Когда вернусь, посмотрим, сколько показывает.

– Давай, – согласилась я.

Он ушел, а я снова спрятала часы и попыталась просто присутствовать.

Берег становился красивее с каждой минутой.

Сопки медленно меняли форму, обнажая новые изгибы.

Где-то над лесом кружили птицы, иногда мелькали светлые участки – наверное, отмели или каменные осыпи.

Воздух был чистым, прохладным.

Он входил в легкие глубоко, без усилия.

Каждый вдох становился отдельным событием.

В голове вдруг сами собой всплыли имена, которые я слышала с детства.

Беринг.

Шпанберг.

Русские промышленники.

Купцы, шедшие сюда за пушниной и рыбой.

И те, кто был здесь задолго до них.

Эвенки.

Они сопровождали первых приходящих людей по берегам, по рекам и перевалам.

Показывали тропы, объясняли, как вести себя в тайге, как читать небо, как понимать замыслы ветра и воды.

Я знала это не только из книг.

Бабушка рассказывала так, будто сама ходила с ними.

«Наши вели их по этим местам, – говорила она. – Они привыкли видеть землю по линиям, а мы видели по знакам. Без нас они бы здесь долго мучились».

Когда я смотрела на тайгу вдоль берега, эти слова оживали.

Я почти видела в глубине леса узкие тропы, по которым шли люди в одежде из меха и кожи.

В руках – копья, охотничьи сумки, бубны.

Никаких судов, никаких двигателей, только слой снега или мягкая летняя хвоя под ногами, да реки, где приходилось перебираться вплавь.

– Ты опять улетела, – сказал Виктор, возвращаясь.

Он сел рядом на кнехт, протянул мне камеру.

– На, посмотри. Я снял один кекур, он похож на профиль какого-то старика.

Я улыбнулась.

– Значит, это еще один хранитель, – сказала я. – У нас теперь целая галерея.

Я полистала отснятые кадры.

На экране были скалы, полосы леса, линия берега, тянущаяся до горизонта.

И действительно – один из каменных столбов с определенного ракурса напоминал лицо.

Не фантазия художника, а просто игра света и тени.

– Сколько времени прошло, как ты ушел? – спросила я.

– Минут двадцать, – ответил Виктор. – Я еще с Андреем пару слов перекинулся.

Я снова достала часы.

Стрелки показывали десять тридцать.

Всего десять минут разницы.

– Вот и разоблачилась твоя магия времени, – сказал Виктор. – Ты просто слишком глубоко ушла в свои мысли.

– Возможно, – согласилась я.

И все равно внутри оставалась легкая уверенность, что наш разговор с часами был не совсем простым.

Судно продолжало идти вдоль берега.

Команда иногда проходила мимо, кто-то проверял швартовые, кто-то смотрел на навигационные огни, кто-то спускался в машинное отделение.

Все делали привычную работу.

Но даже их движения казались замедленными, как в дни, когда человеку наконец дали отдохнуть, и он перестает дергаться на каждое мелкое событие.

Солнце поднялось выше.

Вода стала светлее, ближе к зелени.

На отдельных участках она почти светилась, и казалось, что под поверхностью идут какие-то тихие процессы, которые не видны глазу, но ощущаются кожей.

Я оперлась локтями о леер и прикрыла глаза, прислушиваясь к звукам.

Сначала – только привычный шум волны.

Она подходила к борту, ударялась мягко, откатывалась, вздыхала, снова заходила.

Потом к этому шуму добавился гул двигателя.

Он шел постоянной полосой, без рывков, уверенно.

А потом мне показалось, что из глубины этого гула отделился другой звук.

Ровный, мерный.

Не ударный, но и не пульс.

Мне очень трудно его описать.

Что-то среднее между низким стуком и мягким шорохом.

Если бы я не знала, как звучит бубен шамана, я бы, наверное, даже не подумала о нем.

Но я знала.

Бабушка несколько раз водила меня на праздники, где старики исполняли древние песни.

Там я впервые услышала этот ритм, от которого у одних людей начинали дрожать руки, а у других – закрываться глаза.

Теперь этот ритм как будто шел изнутри моря и корпуса «Родонита» одновременно.

Я открыла глаза.

Берег был там же.

Тайга тянулась длинной полосой, местами подступая к самому краю воды, местами отступая чуть выше.

Никаких костров, никаких людей, никаких видимых сигнальных огней.

Только лес, камень и вода.

Я снова прикрыла глаза.

Звук никуда не исчез.

Я не стала спрашивать Виктора, слышит ли он то же самое.

Интуиция подсказала: это не для всех.

В груди стало как-то спокойно и тесно одновременно.

Всплыли лица, которых я никогда не видела.

Мужчины в меховых торбасах, в парках, подшитых мехом, с длинными волосами, заплетенными в косы.

Женщины с тяжелыми серьгами, с яркими орнаментами на одежде.

Дети, бегущие по снегу вдоль берега, где вместо плашкоута стояли легкие лодки.

Иногда к ним подходили люди в другой одежде.

Лодыри, как называла их бабушка, а потом, усмехнувшись, поправляла это слово на «русские промышленники».

Они приносили железо и ткань.

Забирали шкуры и рыбу.

Смотрели на эти береговые линии глазами людей, которые привыкли мерить расстояние в верстах и рублях.

Но без проводников им было трудно.

Эвенки сопровождали их по тайге, по перевалам.

Показывали, где можно разбить лагерь, где есть сухой мох для разведения костра, где можно встретить медведя.

«Мы были их глазами, – говорила бабушка. – А они были нашими дверями в другой мир. Не всегда хорошими, но дверями».

Я сидела на палубе и вдруг очень отчетливо почувствовала, что все эти люди никуда не исчезли.

Не в прямом смысле – их тела давно лежат в земле.

Но их опыт, их шаги по этим тропам, их страхи и радости словно остались в слое воздуха, которым я сейчас дышала.

Я была внучкой, правнучкой тех, кто когда-то сопровождал по этим берегам чужие экспедиции.

А теперь сама шла мимо этих мест – правда, не пешком, а на грузовом судне.

– Нашла кого-то в тайге? – спросил Виктор.

Я вздрогнула.

– Наверное, – ответила я. – Просто не знаю, как их теперь назвать.

– Свои или чужие?

– Скорее, свои, – сказала я. – Те, кто идет рядом, но не вмешивается.

Он кивнул, не требуя подробностей.

Иногда рядом с нами течение меняло рисунок воды.

На поверхности возникали светлые полосы, словно кто-то перевел кисть по морской глади.

Судно входило в эти участки без рывков, но тон звука в глубине чуть-чуть менялся.

Я прислушивалась к этим переходам и снова возвращалась к себе.

В городе я привыкла жить в постоянном ощущении обязанностей.

Звонки, письма, проекты, встречи.

Даже отдых там превращался в соревнование – успеть посмотреть, успеть прочитать, успеть выложить фото.

Здесь все это отвалилось за ненадобностью.

Время растянулось.

Сначала это пугало.

Потом стало свободой.

Когда ты сидишь на борту судна посреди Охотского моря и смотришь на тайгу вдоль берега, постепенно исчезает привычное разделение «я – мир».

Ты перестаешь быть центром истории.

Это даже немного обидно для городского человека, который привык, что вокруг него все крутится.

Но одновременно открывается странное облегчение.

– Как думаешь, – тихо спросила я у Виктора, – наши предки были здесь счастливее нас?

– Смотря что считать счастьем, – так же тихо ответил он. – У них были свои беды. Мороз, голод, болезни, чужие люди, которые приходили за рыбой и шкурами.

– Но у них была такая природа. И такое небо. И такое море.

– У нас оно тоже есть, – напомнил он. – Мы ведь сейчас здесь.

Я немного смутилась.

– Я больше о том, что они не были так плотно привязаны к городским правилам, – пояснила я. – Хотя, может, я идеализирую.

– Иногда полезно и идеализировать, – сказал Виктор. – Особенно тут. Но с одной поправкой: не забывать, что мы все равно из своей эпохи.

Он помолчал и добавил:

– Может, мы здесь не только за тем, чтобы посмотреть на море, но и за тем, чтобы вспомнить, что у нас есть такая часть корней.

С этим я согласилась сразу.

Оберег в кармане чуть сильнее прижался к ладони, будто подтверждая его слова.

Судно не спешило.

Солнце уже поднялось высоко, но до вечера было далеко.

Команда жила своим расписанием, а я жила этим странным, распущенным временем, в котором минуты иногда переставали быть минутами.

В какой-то момент мне захотелось просто пройтись по палубе.

Я встала, немного размялась и пошла от носа к корме.

Мимо небольшой мачты, вдоль лестницы на верхнюю палубу, мимо люка в машинное отделение.

Из машинного отделения тянуло теплом и запахом масла.

Гул двигателей был здесь сильнее, но и спокойнее.

В этом звуке не было нервозности, только работа.

Светлана вынырнула из камбуза с очередной кастрюлей.

– Судя по твоему виду, – сказала она, – ты уже поговорила с местными духами, поплакала о судьбе человечества и снова вернулась на судно.

– Примерно так, – улыбнулась я.

– Тогда тебе положен чай, – решила Светлана. – После любой духовной работы надо пить горячее. Это тебе любой шаман скажет.

Она налила в кружку крепкий чай, добавила туда немного варенья из черной смородины и протянула мне.

– Слышала сегодня бубен? – спросила она вдруг.

Я поперхнулась.

– Что?

– Бубен. Ну, этот… – Светлана неопределенно махнула рукой в сторону моря. – Иногда тут машина гудит так, что кажется, будто кто-то внизу стучит в круглый барабан.

Я смотрела на нее, не в силах сразу ответить.

– Слышала, – наконец сказала я. – Но решила, что со мной что-то не так.

– С тобой как раз все так, – хмыкнула Светлана. – Вот если бы ты сказала, что тебе этот звук хочется записать и поставить на звонок телефона, тогда можно было бы переживать.

Мы рассмеялись.

Ее легкий юмор снял напряжение.

Сила мест, в которых мы шли, была ощутимой, но не давящей.

Скорее, она раскрывала человека, а не давила сверху.

Когда чай был допит, я вернулась на форд-бич.

Берег немного изменился.

Сопки стали ниже, лес – плотнее.

Иногда в глубине виднелись участки, где деревья ложились полосами – возможно, следы ветровалов или старых сходов снега.

Виктор снова настраивал фотоаппарат.

Андрей в очередной раз обходил носовую часть судна, проверяя детали.

– Долго еще будем идти вдоль Шантар? – спросила я у него, когда он оказался рядом.

– Еще немного, – ответил он. – Потом начнутся другие забавы.

– Это ты про сулои?

– И про них тоже, – кивнул Андрей.

Он посмотрел вперед, прищурившись.

– Пока штиль для этих мест почти идеальный, – сказал он. – Но на Охотском море тишина редко длится долго.

Я снова перевела взгляд на воду.

Сейчас она действительно была почти ласковой.

Длинная волна шла издалека, не ударяла, а плавно поднимала корпус «Родонита» и так же плавно отпускала.

– Пользуйтесь этим временем, Виктория, – добавил Андрей уже на ходу. – Скоро оно вам будет казаться редкой роскошью.

Я не знала, шутит он или говорит серьезно.

Но его слова неожиданно хорошо легли на мое внутреннее состояние.

Время действительно ощущалось роскошью.

Не календарь, не часы, не расписание.

А именно время, когда можно просто быть, смотреть на берег и воды и слышать в шуме моря отзвуки своих предков.

Мне казалось, что где-то между сопками и нашими мыслями висит тонкая невидимая нить.

По ней можно пройти – но только если перестать суетиться.

Я тихо поблагодарила это странное состояние.

И за то, что оно позволило хоть немного услышать свой собственный голос в тишине, и за то, что впереди нас ждали другие испытания.

Потому что без них это путешествие так и осталось бы красивой прогулкой.

А мне уже хотелось понять, зачем море на самом деле пустило нас в свои владения.

На горизонте едва заметно сгущалась полоса.

Пока она ничем не отличалась от обычной игры света, но Сергей Петрович, мелькнувший на форд-биче, взглянул в ту сторону внимательнее, чем обычно.

Я не знала тогда, что в этой сгущающейся полосе уже зарождается другая часть нашего пути – там, где время перестанет только растягиваться и начнет подбрасывать нас на гребнях сулоев.

Глава 7. Опасные сулои

К полудню та серая полоса, которую мы накануне видели у горизонта, больше не казалась невинной игрой света.

Она висела сбоку нашего курса плотной стеной.

Сначала я думала, что это далекий дождь.

Обычная полоса осадков над морем, какие я видела на Амуре.

Но чем дальше шел Родонит, тем яснее становилось: здесь готовилось что-то другое.

Ветра почти не было, волна оставалась длинной и мягкой.

Берег Шантарских островов тянулся на прежнем расстоянии.

Сопки, лес, каменные зубцы.

Все выглядело спокойно, даже слишком.

– До Заячьего еще немного, – заметил Андрей, когда мы с Виктором поднялись на форд-бич. – Дальше море покажет одно из своих любимых развлечений.

– Это ты сейчас про сулои? – уточнил Виктор.

Андрей коротко кивнул.

– Будет немного трясти. Но в пределах приличия, – добавил он, посмотрев на меня.

– А в неприличных пределах вы тоже ходили? – спросила я.

– Ходили, – усмехнулся Андрей. – Просто в те моменты было не до разговоров.

Он оглядел палубу, проверил, не болтается ли что-то лишнее, и направился к носовой мачте.

Я подошла к лееру.

Вода поменяла цвет.

Еще утром она казалась светлой, глубокой, с мягкими зелеными полосами.

Теперь в той стороне, куда мы шли, появлялись темные участки.

Не просто тень от облака – плотные пятна, где морская поверхность выглядела тяжелее.

С берега дул слабый встречный ветерок.

Он был холоднее, чем вчера.

По коже прошел знакомый озноб, в котором уже было не только восхищение, но и ожидание.

– Не замерзла? – тихо спросил Виктор, подходя ближе.

– Еще нет, – ответила я. – Это, кажется, не только от холода.

С мостика раздался голос капитана.

Команды были такими же короткими, как всегда, но интонация стала жестче.

Сергей Петрович поднялся к нам, посмотрел на воду впереди, потом на берег.

– Будете наверху – за поручни держитесь, – сказал он, словно между делом. – А лучше встаньте так, чтобы было за что ухватиться в любой момент.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.