Свиток Лазаря

Все персонажи, события и организации, описанные в данном произведении, являются полностью вымышленными и созданы исключительно авторским воображением.

Любое сходство имен, мест, событий или реальных организаций с действительно существующими или существовавшими является абсолютно случайным и не преднамеренным. Данное произведение является художественной литературой и не претендует на историческую или документальную достоверность.

Автор и издательство не несут ответственности за любые ошибочные интерпретации или совпадения, которые могут возникнуть у читателя.

Глава 1. Опасная находка

«И откроется книга запечатанная, и прочтут её те, кто не должен был читать…» – Из Апокалипсиса Фомы (апокриф.)

Конгрегация доктрины веры. Ватикан

– На нас с вами, монсеньоры, возложено тяжелое бремя, – начал госсекретарь Святого престола кардинал Фулканелли, обведя тяжелым взглядом четверых присутствующих. Трое были в красных мантиях, один – в строгой чёрной рясе.

– Неужели опять? – проскрипел сухонький старец, кардинал Зафирелли.

– А в чем, собственно, дело? – спросил кардинал Квон, невозмутимый, словно Будда.

– Мемуар Лазаря, – помедлив, продолжил Фулканелли.

– Лазаря? – рассмеялся Квон. – Того самого Лазаря, которого оживил Иисус? Всегда полагал, что это вымышленный персонаж. Выходит, этот Лазарь писал мемуары?

– Наша официальная доктрина, как вы знаете, состоит в том, что каждое слово Священного Писания достоверно, – ответил Фулканелли. – Но мы намеренно не препятствуем тому, чтобы некоторые персонажи Евангелий считались… всего лишь героями притч. Хотя Лазарь из Вифании действительно существовал. Если бы он оставил записки, они, без сомнения, были бы более авторитетны, чем Евангелия, написанные позже. Но если бы оказалось, что содержание его записей не соответствует Евангелиям, особенно в основных догматических вопросах, – Фулканелли подчеркнул последние слова, – это вызвало бы такой кризис, от которого Церковь не смогла бы оправиться.

– Слава Богу, что этот так называемый Мемуар не существует, – воскликнул кардинал Эстерхази. – Это всего лишь фейк! Даже в Википедии написано, что это выдумка еретиков, что такого документа не существует.

– Про вас, друг мой, – усмехнулся кардинал Квон, – в Википедии тоже ничего нет. Однако вы ведь существуете.

Кардинал Эрнандес, генеральный настоятель Общества Иисуса, похожий на ворона в своей черной рясе, до того хранивший молчание, заметил: – Комиссия профессора Шлёйера пришла к выводу, что нет убедительных свидетельств существования этого документа.

– Вот и я про это! – сказал Эстерхази. – Нет документа – нет проблемы!

– Вывод Шлёйера, – возразил госсекретарь, – сделан на основании изучения, как там написано: «доступных комиссии документов». Однако возникли новые обстоятельства, о которых не было известно комиссии Шлёйера.

При оцифровке фондов нашей библиотеки в архиве Климента III обнаружилось письмо, не отмеченное в каталоге. Это письмо Бернара, патриарха Антиохийского. Бернар сообщает, что нашёл и изъял у еретиков, называющих себя «Эдим», то есть «Свидетелями», подлинную рукопись Лазаря.

– Это не подделка? – спросил Квон.

– Нет, почерк совпадает с другими документами Бернара, аутентичность пергамента и чернил подтвердждена – заверил Фулканелли, и раскрыл бювар: – «Первым моим порывом, – пишет Бернар, – было уничтожить эту кощунственную книгу, но потом обуяло меня сомнение, ибо в ней указано место подлинного Гроба Господня…»

– Значит, из-за нерешительности Бернара Мемуар не был уничтожен? – прошептал Эстерхази.

– Если об этом письме до сих пор никто не знал, – предложил Квон, – может быть, пусть так и останется?

– Письмо-то, конечно, можно постараться… не заметить, – ответил Фулканелли, – но его находка высветила проблему, с которой нам уже приходилось сталкиваться. Думаю, будет лучше, если об этом расскажет кардинал Зафирелли, который в свое время занимался этим вопросом.

Зафирелли, по-старчески пожевав губами, начал трескучим голосом: – Семь лет назад наши братья из Общества Иисуса сообщили, что некий археолог, Николас Холланд, ищет инвесторов для финансирования раскопок места захоронения подлинных останков… самого Иисуса Христа.

– Но это же невозможно! – возмутился кардинал Эстерхази. – Наш Господь вознесся на небеса. Какие останки?

– Минуточку, брат мой! Холланд заявил, что располагает документом, указывающим их расположение.

Мы вышли с ним на контакт, якобы от лица частного инвестора. И что бы вы думали? Холланд прислал фотографию страницы рукописи, в которой упоминается Свиток Лазаря, а почерк совпадает с почерком патриарха! Мы навели справки, и выяснили, что этот Холланд недавно руководил раскопками в Турции, в Антакье, – так турки теперь называют Антиохию. Очевидно, там он и нашел дневник антиохийского патриарха, упоминаемый в литературе как «Антиохийская хроника», которая считается утраченной.

– Так ведь Холланд мог найти и сам Мемуар Лазаря, который находился в распоряжении патриарха! – предположил Эстерхази.

– Такую возможность исключить нельзя. Иными словами, – резюмировал госсекретарь Фулканелли, – помимо письма из нашего архива, существуют и другие документы, которые находятся вне нашего контроля.

– Что-то было сделано, чтобы купировать эту опасность? – поинтересовался Квон.

– Разобраться с эти было поручено братьям из Общества Иисуса, – ответил Зафирелли, – Им были предоставлены для этого… неограниченные полномочия. Насколько мне известно, они направили к Холланду некоего Рюггера, специалиста по урегулированию критических ситуаций. Жуткий тип, между нами говоря, у меня до сих пор мурашки по коже… Он должен был изъять у Холланда имеющиеся у того документы.

– Судя по тому, что мы вновь обсуждаем этот вопрос, он этого не сделал?

– Как вы понимаете, я не был посвящён в детали операции, – развел руками старик Зафирелли, – В газетах писали, что профессор Холланд стал жертвой серийного убийцы. Казалось, само Провидение вмешалось… Во всяком случае, семь лет было тихо.

– Однако дневник Патриарха найти не удалось, – закончил за него Фулканелли.

– Получается, что мы семь лет сидели на пороховой бочке? – растерянно констатировал Эстерхази. – Манускрипт, опровергающий всё учение церкви, сейчас… гуляет где-то по рукам? После того, что мы здесь услышали, полагаю, никто из присутствующих сегодня спокойно спать не будет, – воскликнул Эстерхази. – Я-то уж точно.

– Именно эту озабоченность я и хотел вам передать, – сказал госсекретарь.

– Вам это удалось, монсеньор, – сказал Квон. – Но одной озабоченности недостаточно. Вы не допускаете, что документ сейчас может быть у Рюггера, который, устранив единственного свидетеля, решил им воспользоваться. Или выгодно продать. Покупатели-то наверняка найдутся: эта информация дала бы её обладателю невиданную власть!

– Согласен с монсеньором Квоном, – поддержал его Эстерхази. – Почему бы не допросить исполнителя с применением полиграфа и других средств? А заодно, пусть расскажет, почему он провалил свою миссию.

– К сожалению, это невозможно, – ответил Эрнандес. – Брат Рюггер, который был исполнителем в том деле, уже семь лет находится в турецкой тюрьме.

– Вот как? Не по этой ли причине Свиток до сих пор не обнародован! – воскликнул Эстерхази. – А разве нельзя потребовать его экстрадиции? Обменять на какого-нибудь арестованного турка? Обжаловать приговор через Европейский суд по правам человека? Выкрасть из тюрьмы, в конце концов? Надо действовать, пока джинн не вырвался наружу! Разве у братьев – иезуитов недостаточно влияния, полномочий и средств для этого?

– Хорошо, монсеньоры, – подытожил госсекретарь. – Тогда с вашего позволения я попрошу присутствующего здесь кардинала Эрнандеса, нового генерала Ордена иезуитов, организовать доставку брата Абеля Рюггера к нам для выяснения всех обстоятельств. Полагаю, монсеньоры, о конфиденциальности вас предупреждать не стоит?

Глава 2. Добро пожаловать в Ад

«Оставь надежду, всяк сюда входящий» – надпись на вратах Ада согласно «Божественной комедии» Данте Алигьери.

Семь лет назад. Тюрьма Дёртйол, Турция.

Дёртйолская тюрьма строгого режима в прошлом была приграничной крепостью. От тех времён остались мощные стены и двойные ворота, окованные железом. Поверх стен, правда, теперь вились спирали Бруно, а по углам стояли деревянные будки с часовыми.

Грузовик, в котором везли Абеля и ещё шестерых заключенных, прикованных к бортам наручниками, преодолел первые ворота и остановился перед вторыми, узкими. Водитель, ожидая, пока закроют въездные и откроют внутренние, слишком резко нажал на газ, и кузов ударился краем о каменную стену. Один из арестантов вскрикнул, из-под его наручников брызнула кровь.

Охранники на смотровой площадке громко заржали, показывая пальцем на водителя, который в ответ обрушил на них серию отборных ругательств.

Конвоиры отстегнули наручники и пинками подгоняли узников, заставляя спрыгивать на землю. Прыгать со связанными за спиной руками было неудобно. Подстегиваемые ударами сапог, заключенные с грохотом падали на желтую пыльную землю. С площадки, где стояли охранники, эти барахтающиеся, покрытые пылью фигуры напоминали рыб, выброшенных на берег.

Спустившись, охранники рывками поднимали заключенных. Один, худой старик, застонал, показывая на вывихнутую при падении ногу. На это не обратили внимания. Их выстроили в шеренгу перед невысоким, мордатым человеком в офицерской фуражке, шагавшим навстречу.

«Наверно, это и есть начальник тюрьмы, господин Али», – подумал Рюггер. Этого человека советовал опасаться бесполезный турецкий адвокат.

Господин Али прошел вдоль шеренги в обе стороны, вглядываясь в лица. Страх в глазах раненого парня позабавил его, и он удовлетворенно хмыкнул. Затем остановился напротив Абеля, впившись в него взглядом.

– Аврупали? Нереден? – спросил он, ткнув пальцем в грудь.

– Господин Али спрашивает, откуда ты, – на плохом английском перевел охранник в очках.

– Австрия, – ответил Рюггер.

– Авустральяли, – хмыкнул Али и, поджав руки, несколько раз забавно дёрнул головой.

– У нас нет кенгуру. Не Австралия. Австрия.

Улыбка сошла с лица господина Али. Его лицо сделалось злобным. Сделав жест охранникам, он развернулся и ушел.

Двое охранников, схватив Рюггера, потащили его к воротам. Внутри крепостных стен находился ещё один охраняемый контур – лабиринт из обшарпанных зданий, почти без окон. Когда Рюггера втолкнули под арку, ему показалось, что он внутри Вавилонской башни, как он представлял её, глядя на гравюру в иезуитском колледже.

Длинный двор, образованный двумя пятиэтажными зданиями с открытыми галереями и ветхими лестницами. Повсюду слонялись, сидели или лежали оборванные, неопрятные люди, а раскаленный зловонный воздух был наполнен гомоном и стонами.

Охранники грубо втолкнули его в зияющий черный проем, где скользкие, кривые ступени вели вниз. Пахнуло сыростью и плесенью, но царящая здесь прохлада показалась спасением от безжалостного солнца.

Проведя плохо освещенным коридором, Абеля втолкнули в помещение, где стояли металлические конструкции, отдаленно напоминающие спортивные снаряды. С некоторых свисали толстые веревки и проволочные крюки. Охранник жестом приказал ему ждать, но когда Рюггер попытался облокотиться на одну из конструкций, его больно огрели дубинкой.

В комнату вошел господин Али в сопровождении двоих подручных. Тыча толстым пальцем в лицо узника, он что-то пролаял на своем языке, явно недовольный слишком дерзким взглядом Рюггера. Отойдя в сторону, он равнодушно наблюдал, как охранники прикручивают руки заключенного к железной решетке и срывают с него одежду.

Господин Али подошел к железной бочке, из которой торчали палки и металлические пруты, и стал выбирать инструмент. «Как клюшку для гольфа…» – мелькнуло в голове Рюггера.

Али вытащил круглую палку, похожую на черенок лопаты. Он размахнулся и ударил Рюггера по ребрам, отчего тому показалось, что его стянуло огненным обручем. Али продолжал бить его, пока Рюггер не потерял сознание.

Очнулся он от того, что его окатили холодной водой.

«Дает понять, кто тут главный, – подумал он, исподлобья посматривая на начальника тюрьмы. – Хочет сломить сопротивление, запугать, превратить в послушного зомби. Профессионал в своем деле. Психолог».

Он полагал, что на этом всё закончится. Но ошибся. Господин Али извлек черную карболитовую коробку допотопного вида с проводами в крученой оплетке. Один из подручных стал крутить ручку, а сам Али, натянув резиновые перчатки, поднес концы провода к гениталиям Рюггера.

Его пронзила дикая боль, будто ему в живот выстрелили из дробовика.

«Слишком хорошо про тебя подумал, – пронеслось в мозгу Рюггера, – Какой ты на хрен психолог? Ты просто садист!»

Свиноподобная морда господина Али, с «молитвенной шишкой» – темным пятном на лбу – приблизилась вплотную. Толстые губы пробормотали:

– Севмёрум? Бираз даха истармисин? (Не нравится? Хочешь еще?)

Он вновь вонзил концы проволоки. Абель извивался и дергался, пока снова не потерял сознание и не обвис на привязанных к железным прутам руках.

Очнулся он на ржавой железной койке в помещении, больше похожем на чулан. Камеры здесь не запирались. Они не имели ни решёток, ни дверей, только широкий проем, выходящий на галерею. Заключенные донашивали то, в чём их арестовали, ходили по большей части босиком и прикрывали головы от солнца тряпьем.

Не было здесь и столовой. Еду покупали у барыг, охранники имели с этого свой бакшиш. Готовили на примитивных печах, ели прямо во дворе, отбиваясь от мух и крыс. Многие, осужденные на гигантские сроки (Абелю показали человека с приговором в семьсот лет!) и вконец отчаявшиеся, давно махнули на себя рукой.

За внешним впечатлением вольности сквозила безнадежность и парализующий страх перед господином Али, который мог утащить в пыточную за слишком пристальный взгляд или просто так, ни за что.

Господин Али, однако, был не только садистом, но и дельцом. Он превратил тюрьму в доходное предприятие: цех по изготовлению мебели, кузнечная мастерская, автосервис и цех пошива одежды. Абеля определили работать в пошивочный цех, где он должен был прострачивать на машинке наволочки и рабочие рукавицы. Он, никогда не имевший дела со швейной машинкой, считал это чисто женским занятием.

Внешне Абель оставался уравновешенным. Он старался не конфликтовать, не нарываться и ждал, когда толстомордый Али скривится в улыбке и объявит о пересмотре дела и освобождении.

У Абеля были для этого основания. Он был членом могущественного Ордена, деликатные поручения которого он всегда выполнял точно и профессионально. В последнем случае, правда, что-то пошло не так. Но он всё же постарался выполнить поручение, хотя ради этого пришлось устранить трёх человек, включая чертова старика, из-за которого здесь и оказался. Но он уверен: Ордену не составит труда его отыскать и вызволить.

«Неужели такая могущественная организация не поможет мне выпутаться? – думал он. – Они занимаются такими делами уже четыреста лет! Что им стоит надавить на турецкие власти, или пригрозить компроматом?»

В конце концов, они должны понимать: если что, он многое может порассказать об их делишках. Не стоит доводить до отчаяния человека, который так много знает!

Он ни на минуту не сомневался, что операция по его вызволению уже запущена, и результатов следует ожидать со дня на день. Сидеть здесь тридцать два года? Об этом не может быть и речи. Он и трех месяцев терять не намерен.

Однако дни тянулись за днями, месяцы за месяцами. Минуло уже почти полгода, а никакого интереса к своей персоне со стороны «братьев» он не ощутил.

Зато во время очередной прогулки заметил на себе косые взгляды группы заключенных, которых он частенько видел вместе. Они сидели в углу двора и о чем-то вполголоса переговаривались на языке, который он не понимал. Вожаком был жилистый человек с вытянутым лицом.

– Кто это? – спросил Рюггер у сидевшего рядом турка.

– Албанцы. С ними лучше не связываться. Для них зарезать человека – что стакан чая выпить.

Рюггер ещё раз бросил взгляд в угол, заметив, что они тоже смотрят в его сторону.

Глава 3. Солнечные часы и новая метла

«Иногда Бог говорит с нами через молчание. А иногда – через дождь, который не кончается» – Северное предание

Берген, Норвегия.

Йен приоткрыл дверцу своего старого «Вольво» и высунул ногу, одновременно выставляя вперед складной зонт. Хилое изделие китайской промышленности немедленно атаковал порыв ветра. Холодная капля упала за воротник. Ветер рвал искореженный зонт из рук, за него пришлось сражаться. Жонглируя полуоткрытым зонтом и пультом от машины, он, наконец, захлопнул дверцу и готовился уже перебежать чертову Христиесгате, как из-под шатающейся тротуарной плиты выплеснулся мокрый протуберанец, окатив правую штанину по самое колено. Вот дерьмо!

Чертыхнувшись, Йен побрёл по руслу ручья, в который превратилась улица. В довершение всего, машинально вскинув руку, обнаружил, что забыл надеть часы. «Пипец» – констатировал он.

Безлюдие перед уродливой башней Хордаланнского полицейского участка подсказывало, что он опоздал. Вопрос на сколько? На козырьке навеса над входом красовалось табло электронных часов, но их недаром прозвали «солнечными». В ненастье их то ли заливало, то ли ещё что, но они показывали не время, а нечто другое. Сегодня как раз такой день. На табло вместо часов и минут вспыхивали и гасли какие-то иероглифы, складывающиеся в слово «rass» (Задница (норв.).) «Точнее не скажешь», пробормотал Йен, распахивая стеклянную дверь.

В холле, где у кофемашины обычно царила толчея, сейчас было непривычно пусто. Фрита за стойкой ресепшен сделала круглые глаза и молча указала в направлении конференц-зала. Сквозь стеклянную стену было видно, что все собрались там, а перед ними выступает незнакомый тип.

– Вот пример того, о чем я вам говорил, господа! – провозгласил выступающий, указывая на пытавшегося деликатно пробраться на свободное место Йена. – Полицейская служба – это дисциплина, и прежде всего – дисциплина! Это как раз то, чего здесь не хватает. Начинается с малого, с нарушения распорядка. А заканчивается провалами операций!

– Что за клоун? – спросил Йен толстяка Брууна.

– Тс-с! – прошипел тот. – Это Раттманн, наш новый шеф.

– Надеюсь, – продолжил Раттманн, уставив начальственный взор на Йена, – вы согласны со мной, герр…

– Дюваль. Инспектор Дюваль.

– Так вы со мной согласны?

– Насчет дисциплины? Безусловно.

– Тогда, если вас не затруднит, после совещания соблаговолите составить рапорт о причине вашего опоздания. Что? Не слышу ответа?

– Так точно! – ответил Йен.

– Не буду скрывать, министр очень недоволен работой полиции Бергена. Нашу репутацию, замечу, и без того не блестящую, едва не смыло потоком дерьма из-за «Флесланнского дела». Этот скандал удалось замять, но вы же понимаете, это ваш косяк, джентльмены.

Дело с незаконным арестом экипажа украинского самолета в аэропорту Бергена, прозванное журналистами «Флесланнгейтом», в очередной раз выявило некомпетентность полиции. Йен, на глазах которого все это происходило, направил рапорт в Службу внутренней безопасности. Никакого ответа не получил, разве что начальство стало косо на него смотреть. Возможно, внезапная смена руководства стала последствием «Флесланнского дела».

– Хочу поставить на вид всем присутствующим, – продолжал новый шеф, – что, согласно инструкции, сотрудник полиции при исполнении своих полномочий должен иметь что?

– Средства служебной идентификации! – проявил рвение Ааре Морк.

– Совершенно верно! То есть – форму! Чтобы граждане видели, что имеют дело с офицерами полиции Его Величества. А посему. Настоятельно советую. Являться на службу. В полицейской форме! А не в свитерах и джинсах, как сраные хиппи. Всем понятно?

В зале повисла тишина. Сотрудники удивленно переглядывались. Инструкция допускала работу в гражданской одежде, а при оперативных мероприятиях форма означала бы неминуемый провал.

– Надеюсь, понятно, – подытожил Раттманн. – А теперь за работу, господа.

«Ну и дерьмо!» – подумал Йен, уставившись в монитор на рабочем столе. Никаких идей, что писать в объяснительной.

– Новая метла по-новому метет, – тихо, но явственно обозначила ситуацию Астрид Фьёльд, начальник отдела убийств. Тётка она была что надо, понимающая, хотя ей приходилось балансировать между норовистыми подчиненными и начальством.

– Слушай, Йен, – Астри понизила голос, – думаю, сейчас тебе лучше не маячить у него перед глазами. В дежурную часть был звонок от какого-то неравнодушного гражданина, вроде бы почтальона. Насчет чьего-то там исчезновения. Скорее всего ерунда, но проверить мы обязаны. Сходи, разберись что к чему. Заодно и проветришься.

– Яволь, мэм! – отсалютовал Йен и вышел из кабинета.

Глава 4. Молчание букиниста

«В его кабинете стены от пола до потолка уставлены полками с книгами – книгами, которые он никогда больше не раскроет, не потому, что их не стоит читать, а потому, что у него осталось мало времени» – Из книги Дж. М. Кутзее «Медленный человек»

За стеклом дежурки, как в аквариуме, виднелось лицо дежурного Хальварда Брууна. Сдвинув наушники на одно ухо, тот уплетал огромный сандвич с колбасой.

– Эй, Хальвард, что там приключилось-то?

– Пока ничего. Только заступил.

– А в предыдущую смену?

Бруун откусил ещё кусок и распахнул дежурный журнал.

– А, да, есть что-то. Звонил почтальон… Черт, не разберу, как фамилия… Короче, он заметил, что возле одного дома скопились газеты за несколько дней. Хозяин – старик, владелец букинистической лавки. Вот тут его данные. Почтальон подумал, что со стариком неладно.

– Понятно. Я съезжу, гляну. Адрес есть?

Бруун уставился в журнал, одновременно отправляя в рот очередной кусок сэндвича, и невнятно пробубнил что-то вроде «Туугатен одиннадцать».

– Это ж рядом! – сказал Йен.

Хальвард неопределенно пожал плечами и открыл банку пепси.

Вспоминая, с каким трудом нашлось место для парковки, Йен решил пройтись пешком, тем более что дождь кончился.

Пройдя два квартала по Маркен, он свернул на Тверргатен – поперечную улицу. Ага, вот и номер 11. Небольшой магазинчик. Никаких газет перед входом.

Йен распахнул стеклянную дверь. Звякнул колокольчик. За прилавком возник смуглый лысоватый мужчина средних лет.

– Чем могу помочь? – спросил он с сильным акцентом, расплываясь в улыбке.

Йен огляделся. На стеллажах – безделушки и украшения, в углу – пестрая одежда. Стойкий запах сандала заставил его поморщиться.

– Инспектор Дюваль, – сказал Йен, показав служебную карточку. – Вы «Верденс Ганг» выписываете?

– Чтобы я выписывал эту гадость? Мы для них – «цветные»! Представляете?

– Кто хозяин магазина?

– Я и есть хозяин. Мое имя – Сурадж Микхопадхьяй. Желаете что-нибудь?

– Спасибо, нет. Ваш магазин был открыт вчера?

– Конечно. Мы работаем каждый день.

– А книги? Вы продаете книги?

– Вон там, на прилавке есть несколько: «Кама-сутра», путеводители. Не желаете?

– А тут есть другой магазин? Скажем, на втором этаже?

– Нет, инспектор. На втором этаже проживает моя семья.

– Прошу прощения, должно быть, это ошибка. Извините за напрасное беспокойство.

– Ну что вы, какое беспокойство? Всегда готов помочь. У нас говорят: «Кто промолчит, зная правду, подобен лжесвидетелю».

– Я это запомню, герр Микхопадхьяй. Хорошей торговли!

«Проклятье! – пробормотал Йен, выходя из магазинчика. – Опять наши что-то перепутали… Ох и говнюк этот Хальвард! Постой! Он промычал что-то вроде „Туугатен“. Если это не Твергатен, то что? Ах, черт, да это же Торггатен, 11, а не Тверргатен!»

Торггатен находилась совсем в другой стороне, за парком.

«Прогулки пешком полезны», – сказал себе Йен, поймав себя на мысли, что говорит словами Лены.

Вот и дом 11 – большой, серого цвета, четырехэтажный. Не то…

А вот в окне белого двухэтажного особнячка номер 11 «b» он увидел стеллаж с книгами. Перед домом – каменное крылечко. На крыльце – несколько промокших газет, придавленных кирпичом вместо пресс-папье. Похоже, это здесь.

Йен нажал кнопку, но не услышал звонка. Дверь закрыта. Сквозь окно виднелось окутанное полумраком помещение книжной лавки: полки с книгами вдоль стен, стопки книг на полу…

Потоптавшись, он завернул за угол в узкий проулок.