- -
- 100%
- +
Задняя стена лавки примыкала к высокому рыжему зданию. В проулок смотрели два окна, а за ними – неприметная дверца, выкрашенная той же краской, что и стены. Типичный черный ход. Йен дернул ручку. Дверь оказалась незапертой.
Вытащив пистолет и сняв его с предохранителя, он вошел внутрь.
– Эй! Есть тут кто? – Ответом была тишина. – Магазин работает?
Никто не отозвался.
В небольшом коридорчике было сумрачно и тихо. Коридор одной стороной упирался в кухню, а другой – в гостиную.
В кресле, обращенном спинкой ко входу, кто-то сидел.
– Простите за вторжение, господин… э-э… Шварц, – извинился Йен, прочитав имя владельца по бумажке, – Дверь была открыта. Я инспектор Дюваль. Нам поступил сигнал…
Человек в кресле сидел неподвижно. Спит, что ли? – подумал Йен, и тронул старика за плечо, от чего голова того склонилась влево. Йен коснулся шеи, чтобы проверить пульс.
И тут же отдернул руку, нащупав вздувшийся шрам, обвивавший шею. На лице старика застыло выражение ужаса. Пульса не было. Старик мёртв.
В комнате следы беспорядка. Сброшенные на пол книги, вывороченные ящики письменного стола. В вещах явно кто-то рылся. Дверь в спальню распахнута, там тоже беспорядок: постель разворошена, матрац сбит набок, двери гардероба распахнуты.
Убийца что-то искал. Нашел ли?
Йен набрал номер участка и вызвал экспертов.
Глава 5. Аббадон
«Единственная возможность однажды перевернуть свою жизнь – это изменить свои взгляды» – Джим Рон
Подойдя к длинному, почерневшему от времени кирпичному дому времен короля Хокона VII, Сэйди опасливо огляделась. Чахлые деревца, ветхие деревянные пристройки, обвалившаяся кладка… Она никогда не была в этом районе. Об этих местах ходила дурная слава. И, похоже, небезосновательно. Под ногой что-то неприятно хрустнуло. Сэйди гадливо отшвырнула носком обуви раздавленный пластиковый шприц. И вздрогнула от неожиданного прикосновения.
– Здаарова, паадруга, – растягивая гласные пропела Дейдра, сжимая в руке окурок. – Пойдем, все уже там, наверно.
Она потащила Сэйди к обшарпанной двери подъезда.
Внутри было темно, пахло кошками и ещё чем-то, напоминавшим сено. Поднявшись на несколько пролётов, они остановились около высокой двери, выкрашенной потрескавшейся черной краской.
Сэйди тихонько корила себя, что согласилась. Ей хотелось оказаться дома, запереть дверь, упасть на кровать и слушать песни русского певца Rasty, глядя в потолок…
– Не дрейфь! – сказала Дейдра и решительно нажала кнопку звонка. Никакой реакции.
Сэйди с облегчением вздохнула, но Дейдра остановила её, схватив за руку.
– Да чего ты? Пришли уже.
И изо всех сил забарабанила свободной рукой в дверь.
За дверью что-то лязгнуло, она приотворилась, и из-за неё выглянула бледная физиономия с неопрятной копной зеленых волос.
– Вам чего? – недовольно произнес зеленоволосый.
– Гостеприимство – это не твое, да? – спросила Дейдра, заблокировав дверь ногой в массивном ботинке.
– Кто там? – раздался голос из глубины квартиры.
– Чувырла какая-то, – растерянно отозвался страж двери.
Дейдра ободряюще улыбнулась оробевшей Сэйди и толкнула плечом дверь, так что зеленоволосый отлетел в сторону.
– Аббадон! Ты охренел что ли? – крикнула Дейдра, входя в распахнутую дверь и таща за собой упирающуюся Сэйди. – Так вы неофитов встречаете?
– А, это ты, – приветствовал её высокий худой парень, – Ну, извини.
– Воин Тьмы не извиняется! – сказала Дейдра. – Вот, принимайте новичка. Это Сэйди. А это Аббадон.
– Аббадон, всадник Ада, – представился парень и протянул руку ладонью вниз.
Сэйди неловко пожала его ладонь, чувствуя, как предательский румянец обжигает щеки.
– Добро пожаловать в каверну, – сказал Аббадон и отдернул плотный черный занавес, отделяющий прихожую от остальной квартиры.
В квартире находились несколько человек, но центром внимания был, несомненно, он, Арвид Стене по прозвищу Аббадон.
Говорили, что он совершил паломничество в Лхасу и участвовал в ритуалах индейцев Амазонки. Когда Сэйди слышала о нём от Дейдры, ей представлялся мужественный путешественник. На самом деле, Аббадон не слишком соответствовал этому образу/ Он был худ, высок, скорее стеснителен и неловок, похож на подростка-переростка. Но едва начав говорить, Арвид мгновенно привлек к себе все взоры.
– То, что мы видим вокруг себя и принимаем за Вселенную, на самом деле лишь ничтожная часть мира, – тихо, но убежденно говорил он. – Подобно тому, как спектр видимого света – лишь доля всех электромагнитных волн. Воспринимать мир нашими органами чувств, – всё равно, что взирать на него сквозь узкую щель в заборе. Мы видим отдельные вещи, разделенные пустотой.
Он объяснял, что если бы наше зрение воспринимало волны иных длин, мы увидели бы, что нас окружает сплошная ткань мира, не имеющая никаких разрывов. Мы сами плотно вплетены в эту ткань. Те, кого мы считаем умершими, никуда не исчезают – они часть этой бесконечной ткани, они сплетены с нами. Вселенная – единое целое, в котором прошлое сливается с будущим, образуя сплошное настоящее.
Арвид утверждал, что несовершенное мироустройство – грязная политика, эксплуатация, неоколониализм, власть корпораций – происходит оттого, что люди не видят истинной картины. Они считают себя отдельными, обособленными субъектами, а не нитями в единой ткани мироздания.
– Если бы люди просто увидели это, – говорил он, – прекратилась бы вражда, ненависть, зависть, злоба. Различие рас, классов, гендеров – всё, что разделяет людей и порождает конфликты – следствие того, что они видят только отдельные, нестыкуемые фрагменты реальности, которые на самом деле составляют единое целое.
– Чтобы увидеть мир таким, каков он есть на самом деле, нужно всего лишь расширить сознание и овладеть способностью видеть то, что недоступно обычному зрению, – объяснял Арвид.
Он перечислил способы развития холистического зрения: медитация, техники сна, контакты с астральными сущностями. Наиболее эффективным он считал сочетание этих методов. Он приводил в пример практику храмовой инкубации, а также античные мистерии. Участники таких таинств, из числа которых вышли Платон и Пифагор, видели невидимое и вступали в контакт с умершими как с живыми.
– Есть места, наиболее благоприятствующие раскрытию оккультного зрения, – говорил Аббадон. – Это места, подобные руинам Помпеи, или брошенному городу Припять. Там существуют очень сильные астральные поля с высокой напряженностью.
Он объявил, что собирает группу единомышленников, готовых отправиться с ним в места повышенной паранормальной активности, чтобы провести там сеансы групповой медитации.
Сеанс коллективной медитации, участники которой объединены в магнетическую цепь, создаёт мощный синергетический эффект.
Сэйди с радостью согласилась примкнуть его группе. Ей казалось, что это может изменить течение её жизни, наполнить её смыслом. Даже если затея кончится неудачей, это всё равно сулит путешествия и приключения, в которые она никогда бы не попала в одиночку. К тому же её подруга Дейдра ещё раньше дала свое согласие.
Группа, которую Аббадон предложил называть «искателями», была сбалансирована по принципу «инь-ян»: трое парней и три девушки, всего шестеро. Изначально в неё вошли сам Арвид, Дейдра, Сэйди, китаянка Джия, студент-психолог Бранн и компьютерный гений Стоковски, который снабдил группу «индикаторами психической активности».
Однако, когда они встретились в аэропорту перед вылетом, вместо Бранна и Стоковски Сэйди увидела двух шведских обалдуев: гитариста Ника и ударника Эрика. Как объяснил Аббадон, студент и айтишник поехать не смогли, поэтому пришлось заменить их музыкантами.
– Вселенная знает, кого выбрать, – сказал он.
Глава 6. Ночь Святого Иоанна
«Истина не умирает – она лишь скрывается от недостойных» – из “Свитка Правды” (фрагмент, ок. XI в.)
Густая тьма ночи расступилась перед трепещущим огнем факелов. Пламя отражалось на белых одеяниях братьев и сестёр – “эдим”, сынов и дочерей Церкви Праведности, собравшихся у священной скалы.
Сегодня, в Ночь Святого Иоанна, юный Хаддад принимал своё посвящение.
Он чувствовал гордость, страх и что-то вроде звенящей радости – будто всё происходящее было заранее предначертано в его судьбе.
Он ощущал причастность к церкви истинного Бога и впервые увидел изображение Учителя Праведности, две тысячи лет назад положившего начало их Церкви.
Вместе с другими «эдим» он, теперь уже не как ребёнок, а как полноправный член церкви в белых одеждах возносил молитву и вместе со всеми пал ниц перед Ковчегом Священного Свитка.
– Помни, сын мой, – сказал Рав БарСабба, – истинная вера не в предмете, а в ожидании. Здесь, в ковчеге, – не Свиток, а его образ, как знак того, что истина не исчезла, но скрылась.
– Получается, – спросил Хаддад, – мы поклоняемся пустоте?
Старец покачал головой: – Не пустоте, дитя моё. Мы поклоняемся памяти о свете. Подлинный Свиток был похищен тысячу лет назад, но однажды он вернётся. И тогда ковчег обретёт свою душу.
– Я тоже хочу искать книгу! – воскликнул Хаддад.
– Ты еще юн. Тебе надо учиться, тебе надо постичь священные знания, стать искусным воином. Ты должен овладеть языком иноземцев и утвердиться в праведности. Когда ты будешь готов, апостолы, возможно, благословят тебя на поиски книги. Много отважных братьев пытались её найти, и многие из них сложили свои головы. Твой отец, Хасан, был одним из них. Он посвятил свою жизнь поискам и отдал ее за истину. Каждую осень в ночь осеннего равноденствия мы отмечаем память погибших в поисках священного Свитка.
– Я буду учиться, буду постигать тайные искусства и овладею языком неверных, – поклялся Хаддад. – И я найду священный Свиток Лазаря!
После того, как таинство посвящения свершилось, Хаддад облачился в одежды Праведности и вместе с другими братьями и сестрами, возжегши факел, двинулся к горному уступу, заключавшему священный образ Учителя Праведности, того, кто поведал слово истины две тысячи лет назад.
Из-за вершины горы над долиной поднималась бледная луна.
Хаддад опустился на колени.
«Если истина скрыта – я найду её.
Если она мертва – я оживлю её.
Если за ней смерть – я приму её»
Ветер сорвал с его плеч капюшон. И когда Хаддад поднял глаза, ему показалось, что каменное лицо Учителя мгновенно ожило – глаза сверкнули отблеском факела.
БарСабба, стоявший рядом, тихо прошептал:
– Он услышал тебя. Теперь твоя жизнь принадлежит ему.
Глава 7. Падение Холланда
«На один миг сверкающий огненный ужас озарил его мысли, открыв перед ним черную бездну. И черная бездна поглотила его» – Из книги Леонида Андреева «Бездна».
Семь лет назад, Антакья, Турция.
– Может ли быть что-то чудеснее! – восхищенно сказала Глэдис, зачарованно разглядывая открывающееся внизу полотно, сотканное из тысяч золотых огоньков. Сюда не доносился шум вечернего города, не достигали ароматы блюд. Только море золотых огней, заполнивших всю долину, да извилистая полоса реки Оронт, разрезающей город на две неравные части. Но ещё более чем рукотворные огоньки, Глэдис восхищало небо, раскинувшееся над долиной наподобие бархатного шатра, украшенного узорами из голубых бриллиантов.
Мужчина бросил на нее насмешливый взгляд и, сняв с головы щегольскую соломенную шляпу, промокнул платком вспотевшие волосы. Под лунными лучами его аккуратно подстриженная бородка отдавала сединой.
Они сидели на каменном уступе, отвесно обрывающемся вниз. Позади, за колючими зарослями барбариса, сгущающуюся тьму прорезали резкие лучи галогеновых фонарей и слышались обрывки разговоров, смех и тарахтение генератора.
Участники экспедиции отмечали окончание археологического сезона. Застолье проходило перед фасадом церкви святого Петра, – самой первой христианской церкви в мире. Апостол Пётр, как утверждали, основал ее и служил в ней. То, что он поднимался по этим склонам и произносил слова молитвы у этого алтаря, – в этом не было никакого сомнения. Перед великолепным белым фасадом с тремя арками, напоминающим портал в иное измерение, археологи устроили свою тайную вечерю.
Начальник экспедиции, профессор Холланд, осушив несколько бокалов «Кьянти», поднялся из-за стола, пожелав молодежи хорошо повеселиться. Чуть позже из-за стола незаметно выскользнула Глэдис, американская студентка, внимания которой неуклюже и безрезультатно добивался гориллообразный австралиец Дик.
Теперь оба они сидели у края обрыва.
– Тебе не холодно? – спросил профессор, и набросил на плечи Глэдис свою замшевую куртку.
– Спасибо, Ник.
– О чем ты думаешь?
– О том, что было здесь в те времена. Представляешь, ведь по этим тропинкам ходил сам святой Пётр. А эти звёзды, которые мы сейчас видим, – живые свидетели тех времён? Самые дальние звезды находятся на расстоянии двух тысяч световых лет. А значит, это тот самый свет, который был излучён в пространство, когда по земле ходил Иисус и когда апостолы проповедовали его учение.
– Никогда об этом не задумывался, – сказал профессор и, подняв пузатую бутылку в соломенной плетенке, предложил: – Ещё немного «Кьянти»?
– Нет, мне, пожалуй, уже хватит. Замечательный вечер! Спасибо, Ник!
– Я рад, что тебе понравилось, – сказал мужчина и приобнял девушку за плечи. – В работе археолога есть своя романтика. Стоит только захотеть, и у нас будет еще много таких прекрасных вечеров… и восхитительных дней. Я обещаю.
Он притянул её к себе, и она ощутила его жаркое дыхание на шее. Девушка попыталась отстраниться. Но он всё теснее сжимал объятия.
– Ник! – сказала она, – Профессор, что вы делаете?
– Не беспокойся, дорогая, нас никто не видит.
– Нет, нет, не надо…
Девушке удалось вывернуться из объятий и оттолкнуть его. В его руках осталась только куртка. Ноги Глэдис скользнули в пружинящую поросль акантолимона, она оступилась, но, восстановив равновесие, скрылась среди стволов молодых сосен.
– Чёрт побери! – ругнулся мужчина по-норвежски. Выдернув зубами пробку, отхлебнул из пузатой бутылки. Затем, пошатываясь, поднялся, криво нахлобучил шляпу на голову и двинулся вслед за строптивой беглянкой, прислушиваясь к звуку осыпающихся камней.
Галогеновый свет фонарей и нестройный гомон подвыпивших голосов остались за поворотом. Путь освещала только полная Луна.
– Проклятая девчонка, – бормотал он, – строит из себя святую невинность. Вот напишу ей отрицательный отзыв по практике, будет знать, как бегать. Однако не дай Бог расшибётся, а отвечать кому?
Тропинка, казалось, сошла с ума, дергаясь синусоидой под его ногами. После очередного подъема он остановился и прислушался. Ветер принес обрывки заунывного пения. Что бы это могло быть?
Приблизившись к краю обрыва, внезапно открывшегося слева, он увидел цепочку колеблющихся огоньков и разглядел процессию людей в белых одеждах, поднимающихся к расщелине в скалах.
Облокотившись о большой гладкий валун и положив рядом шляпу, Холланд наблюдал, как процессия медленно втягивается вглубь расщелины, распевая гимны. Впереди четыре человека несли на плечах носилки, над которыми колыхался красный балдахин.
Приблизившись к расщелине, люди в белом опустили носилки на широкий плоский камень и воткнули рядом факелы. Профессор вздрогнул от неожиданности: прямо перед ним, освещенное колеблющимся светом факелов, из сумрачной тени выступило огромное лицо, покрытое чем-то вроде капюшона. Это было вырезанное в скале гигантское поясное изображение то ли человека, то ли древнего божества.
Пение прекратилось. Один из людей, очевидно, священник, встав спиной к гигантскому идолу, стал что-то говорить. К нему подошли двое, откинули края балдахина и подняли крышку скрытого под ним ящика.
Профессор отвернулся и больно ущипнул себя за предплечье. А затем опять выглянул из-за камня. Сюрреалистическое зрелище не исчезло.
– Вот, чёрт! Девчонка! Где она? – опомнился, наконец, профессор, завороженный ритуалом.
Он отполз от своего наблюдательного пункта. Откуда-то сверху послышался шум камней. «Слава Богу!» – прошептал профессор, и стал карабкаться по крутому склону. Тропинки больше не было. Он избегал смотреть направо – от вида огней города его начинало мутить. Карабкаться пришлось довольно долго.
Наконец склон закончился. Перед ним был обширный пустырь, заросший сухими колючками. Девушки нигде не было. Куда же она делась?
Профессор был непостоянен в своих привязанностях, но на Глэдис он, что называется, запал. Она была с ним мила, по-дружески называла его Ником, охотно проводила с ним время…
Он искренне не понимал, что же пошло не так. Случись с ней что, его собственная карьера окажется под угрозой.
От тревожных мыслей профессора отвлек шум в зарослях терновника за кучей камней.
– Глэдис! Это ты? Глэдис, ну хватит уже дуться! Извини, я вовсе не хотел тебя обидеть. Просто выпил лишнего. Давай забудем этот инцидент и вернёмся. Нас уже, должно быть, хватились…
Бормоча извинения, профессор приблизился к месту, откуда раздался шум.
И тут же отшатнулся, атакованный выскочившим прямо на него из зарослей лохматым чудовищем. Он попятился, не удержал равновесие и, запнувшись о корягу, упал спиной на покатый склон широкой воронкообразной ямы. Перед ним на фоне звездного неба мелькнула рогатая морда с шевелящимися губами.
Мгновение спустя чёрная дыра, зиявшая на дне воронки, поглотила его.
Глава 8. Эвен голель
"Некоторые не видят выход, даже если найдут. Другие же просто не ищут" – Льюис Кэрролл.
Когда он открыл глаза, перед ним был кусок ночного неба с неровными краями, а вокруг – непроглядная чернота. В носу засвербело, он громко чихнул. Пошарив вокруг руками, сообразил, что лежит на спине, на куче песка. И услышал голос Глэдис, которая звала его по имени.
Повернув глаза, он различил едва уловимые в сумеречном свете очертания ее лица и рук и вздрогнул, почувствовав прикосновение к своему запястью.
– Что случилось? – спросил он, ещё не совсем осознавая, на том ли он свете.
– Поднимайтесь, профессор, здесь опасно. Свод того и гляди обрушится.
Неловко, как опрокинутый на спину майский жук, профессор повернулся на бок и скатился с песчаной кучи. И вовремя. В проеме показалась та же рожа с рогами, и раздалось громкое блеяние, а вслед за этим вниз упало несколько кирпичей.
– Так это была коза! – рассмеялся профессор, и, оглядевшись вокруг предположил: – Карстовая пещера?
– Не похоже, – ответила Глэдис, и тут же воскликнула – Ах! Чёрт!
– Что случилось?
– Наткнулась на что-то. Что-то деревянное.
– Сейчас, – сказал профессор и пошарил по карманам. – Где-то тут был… Ах, вот он, слава Богу! Только бы батарейки не подвели.
Он щелкнул тумблером, и направил вспыхнувший конус света на Глэдис.
– Ой! – вскрикнула она. – Не надо в глаза. Теперь я опять ничего не вижу.
– Хорошо, что ты не видишь своего лица. Возьми платок, вытри грязь. А я как? – он прикрыл глаза и направил фонарь на себя.
– Профессор, вы весь в пыли. Как будто из могилы выбрались, – сказала Глэдис.
– Ладно, ладно. Издержки профессии. Так, любопытно, что тут у нас.
Луч фонаря упал на предмет, на который наткнулась Глэдис.
– Ого! – воскликнул профессор, – Да это стул. Какая изящная работа. Посмотри на пол. Он выложен плитами. Если это пещера, то довольно комфортабельная.
Затем направил фонарь вверх и присвистнул:
– Купол из кирпича! Предметы мебели. Железные канделябры. Канцелярия какая-то. А если так – здесь должна быть дверь.
– Это не она? – Глэдис указала на дверное полотно, лежащее на полу под кучей крупных камней.
– Да-а… – протянул профессор. – С дверью понятно. А окна?
– Скверно, – сказал профессор. – И никто не в курсе, что мы здесь. Давай поищем, может тут есть еще какой-нибудь выход.
Вооружившись железным канделябром, он стал простукивать им стены.
– Тут книги, – сказала Глэдис. – Можешь посветить?
Глэдис распахнула одну из книг. Корешок был трачен плесенью.
– Ерунда какая-то, – сказала она перелистнув несколько страниц, – записи про пшеницу, горох, сало, вино, и прочую дребедень. Сплошная бухгалтерия. Судя по плохой латыни, XI или XII век.
– Ладно, давай лучше выход искать, – сказал профессор. – А это что? Нет, тебе лучше сюда не смотреть…
– Что там, профессор?
– Ну, раз уж ты всё равно видела…
На полу прямо перед ними лежал труп. Точнее, скелет в истлевших лохмотьях.
Профессор и Глэдис молча уставились на материализовавшийся перед ними образ смерти.
– Ник, – тихо сказала Глэдис. – Мы здесь умрём?
Профессор не ответил. Он вдруг почувствовал, что очень устал, и опустился на неудобный стул.
Попытки разобрать камни, завалившие дверной проём, оказались безуспешными. Тяжелые валуны прочно удерживала набившаяся глина и проросшие корни.
Профессор простукивал ржавым канделябром плиты пола. Глэдис обшаривала помещение в поисках чего-нибудь, что могло бы помочь выбраться из ловушки.
– Ник, тут в нише что-то вроде секретера. Дверца заперта. Вдруг там веревка, или ещё что. Не поможешь?
Профессор, разочарованный своим обследованием, подошел к ней. Наклонить и опрокинуть шкафчик не составило труда. Ударившись о каменный пол, шедевр средневековых ремесленников развалился в щепы.
– Смотри! Там что-то есть! – воскликнул профессор, указывая на заднюю стену ниши, прежде скрытую поваленным шкафчиком-секретером.
– Обыкновенная каменная стена, – пожала плечами Глэдис.
– Нет! – сказал профессор, и Глэдис уловила в его голосе нотки энтузиазма. – Это «эвен голель».
– Что?
– Запорный камень! Здесь выход!
Присмотревшись, Глэдис увидела, что каменная плита в глубине ниши имеет сверху скругление, а нижняя её часть вставлена в вырубленный в полу паз. Это был огромный каменный диск.
– Отойди, – сказал профессор, – здесь мало места.
Войдя в нишу, он уперся в камень руками и покачал его. С хрустом и скрежетом каменный диск повернулся и откатился влево, открыв небольшое отверстие, в которое едва мог протиснуться человек.
Из открывшегося проема, хлопая кожистыми крыльями и попискивая, выпорхнула стая летучих мышей.
– Вперёд! – скомандовал профессор, и, освещая путь фонарем, шагнул в проем, из которого потянуло вековой затхлостью и экскрементами нетопырей. Глэдис, отбиваясь от круживших вокруг нее тварей, двинулась следом.
Вырубленный в скале проход был узок и низок. Приходилось идти, пригнувшись. Но дальше пол понемногу понижался, а потолок становился выше. Чувствовался легкий сквозняк, что внушало надежду.
Пройдя около сотни шагов, они различили впереди пятно серебристого света.
– Отдохнем, – взмолился запыхавшийся профессор. – Кажется, нам удалось. Теперь мы точно выберемся отсюда.
Он уселся, привалившись спиной к стене, с наслаждением вдыхая смолистый сосновый запах, вливающийся из окна и, свернув куртку, предложил Глэдис присесть рядом.
– Ну, что скажешь? – спросил он.
Глэдис обвила рукой его шею и, прильнув к нему, поцеловала в щеку, что тронуло даже его циничную натуру.
– Ты мой спаситель, Ник! – сказала она.
Что-то твердое ткнуло его в ребро. Скосив глаза, профессор увидел, что Глэдис прижимает к себе объемистую книгу.
Глава 9. Дневник Патриарха
«И возопи Господь к свидетелям, и они услышали голос Его, но не поняли смысла слов, ибо сердца их были полны страха» – Апокриф от Лазаря, гл. II
На обрывистом склоне горы Ставрион рабочих разместили отдельно от основного лагеря, выше по склону, на узком пространстве, вытянутом вдоль «галереи» – скального уступа с пробитыми в нём отверстиями.
Хаддад вернулся в лагерь далеко за полночь, переполненный чувствами благоговения и принадлежности к братству «эдим». Всё ещё переживая события сегодняшней ночи, он присел на камень возле палатки. Небосвод на востоке уже начал светлеть.
Послышался приглушенный стук, будто кто-то высекал огонь. Хаддад посмотрел вокруг. Никого. Стук повторился. Он исходил из проема, пробитого в скале позади палатки. Уперевшись ногой в выемку в скале, Хаддад попытался заглянуть в проем. Там было темно. Но он явственно расслышал голоса, говорившие по-английски, а потом мелькнул луч фонаря. Говорили двое, мужчина и женщина.
– Посвети сюда, – потребовала Глэдис, и распахнула книгу.
– Ну, что там? – поинтересовался профессор.
– Погоди, погоди… Так… Интересно… Ник! Это что-то вроде дневника или летописи. Хроника, которую вел какой-то священник. А, вот тут он называет свое имя. Вот, здесь, смотри. Его зовут Бернар.
– Что-то такое припоминаю, – сказал профессор. – Был некий Бернар в эпоху Первого крестового похода, который стал патриархом захваченной крестоносцами Антиохии. Поздравляю, коллега! Это открытие! Живой документ эпохи!






