Владимир. Меч Ангела

– Не, хватит тебе. Сюда попадают лишь сироты, – отмахнулся Марк,

– Сироты? – в недоумении переспросил я, а Марк положительно кивнул. – Знаешь, я не совсем уверен, что у тебя верная информация, мне сказали, что сюда отправляют малолетних преступников.

– Одно другого не отменяет, – грустно улыбнулся Марк.

Я никогда не спрашивал Марка о том, почему он здесь, просто мне казалось, что наши истории плюс минус похожи, поэтому особой нужды в этом я не испытывал, но, по всей видимости, я много не знал о моём соседе, и, наконец, настал тот момент, когда он поведал не только о светлых пятнах своей жизни.

История пестрела неприятными событиями, а в какие-то моменты и вовсе казалась неправдоподобной, но теперь я знал не только все секреты Марка, но и его страхи. А больше всего, меня занимала мысль о том, что все дети, попадающие сюда не имели родителей, но я чётко знал, что у меня они были и именно они меня сюда и отправили. Настрой уже пропал, ко сну клонило всё сильней и сильней, и мы решили, что доиграем завтра.

Прокручивая в голове историю своего друга, я сначала долго ворочался и не мог уснуть, а когда наконец-то удалось, то мне приснилось, как я бегу по лесу, переполняемый страхом, пытаясь от кого-то скрыться. Вдруг силы покинули меня, я остановился и, озираясь по сторонам, прокричал во всю глотку: «Марк!» – но никто не отозвался, он словно провалился сквозь землю. Вдруг сзади нависла двухметровая тень, от свирепого хриплого рыка волна мурашек пробежалась по спине. Медленно повернув голову, я посмотрел наверх, внутри всё разом похолодело. В кровожадных глазах зверя играл огонёк ярости. Огромная вонючая пасть оскалилась, обнажая клыки. Мозг скомандовал: «Беги!» – но тело стояло, как вкопанное. В один момент когтистые лапы сковали меня и опрокинули. Чудище рухнуло сверху, всем весом вдавливая в землю. Слюнявая челюсть раскрылась, издав пронзительный рёв, и в тот же момент впилась в шею. Всепоглощающая боль захватила разум и вырвалась наружу истошным криком.

Я резко открыл глаза, меня тряс за плечи перепуганный Марк. Посмотрев некоторое время на него, я резко подорвался и обнял соседа причитая:

– Как хорошо, как хорошо, что с тобой всё в порядке. Я так рад тебя видеть, дружище, ты просто не представляешь!

Марк отстранился и покрутил пальцем у виска, мол, что могло с моим другом такого произойти, это просто сон. Я протёр рукавом накатившие слёзы и выдохнул, радуясь тому, что это был всего лишь плод моего воображения. Марк покачал головой и хмыкнул, будто умиляется моему беспокойству, а затем похлопал по подушке, намекая, что всё-таки надо спать. Что всё хорошо, он будет рядом и никогда меня не бросит. Я доверился другу и снова улёгся. Марк бледной тенью сидел рядом на кровати и держал ледяной ладошкой меня за руку. На душе появилось некое спокойствие. Буквально в несколько мгновений глаза закрылись сами собой, я снова погрузился в сон, к счастью, никаких кошмаров я больше не видел.

Утро началось неважно. Голова болела, всё тело ломило, нос неприятно щекотало при дыхании, а в горле першило. Случилось самое ужасное, я начал заболевать. Конечно, можно было пожаловаться на самочувствие, и меня отвели бы в лазарет, там выдали бы какие-нибудь таблетки, назначив постельный режим на два-три дня. Но я не привык жаловаться, поэтому как ни в чём не бывало подчинялся общему режиму.

Снова началась рабочая рутина. Если та ноша, которую нужно было таскать, вчера казалась вполне приемлемой, то сегодня я ощущал невероятное мучение при любой физической нагрузке, даже ноги слегка заплетались. ФАШа такое промедление начало выводить из себя. Сегодня предстояло переносить деревянные балки, а такой груз требовал усилий не одного человека. По первой он просто сопел в мою сторону и начинал идти быстрее, чтобы растормошить. Я старался успевать, но получалось не очень. А затем он стал подбадривать всякими оскорблениями. Меня это задевало, но я держал себя в руках.

Из-за повышенной физической активности в расписание добавили обед, где выдавали какую-то похлёбку, к слову, пахла она достаточно аппетитно, краюшку хлеба и всё тот же ненавистный чай. Может, любой другой день, я был бы рад такому разнообразию, но сегодня мысли о еде вызывали ещё большее отвращение, чем обычно. Марк заметил, что со мной что-то не так.

– С тобой точно всё хорошо? Ты как-то странно выглядишь.

– Да, всё нормально, не выспался, наверное.

– Нет, ты весь красный, – он протянул руку и дотронулся до лба, – Ты весь горишь, тебе срочно нужно в лазарет.

– Сказал же, всё нормально. Просто вспотел, уж слишком много туда-сюда сегодня бегали. А ты чего опять без бушлата? – попытался я перевести тему, и Марк, проглотив наживку, вмиг переключился.

– Да, не знаю, на улице солнышко светит, тоже вот весь в мыле, наверное, после обеда пойду свитер на рубашку поменяю, а то, ну очень душно в нём работать, он ещё и колется зараза.

– Тебя не просквозит? – усмехнулся я, – А то я больше не буду тебе сопли подтирать! Мало ли заразишь, если что я болеть терпеть не могу.

– А кто тогда, если не ты?

– ФАШа попрошу назначить, будет, как нянька за тобой в передничке бегать! – мы с Марком переглянулись, представили себе эту картину и рассмеялись, но поймав на себе странные взгляды окружающих, мигом угомонились, – Ну, если серьёзно, он меня сегодня достал, то я бревно не так держу, то медленно иду. Уже начал грязью поливать. Так и хочется порой отпустить брус, чтобы он этого козла по ступенькам размазал, – грозно заявил я.

– Так, успокойся, друг. Ты же вчера был противоположного мнения.

– Вчера было вчера. Сегодня он меня прям раздражает, – фыркнул я, после чего залился кашлем.

К сожалению, с каждым часом самочувствие становилось всё хуже и хуже. Казалось, что время растянулось и этот день уже не закончится никогда, всё бесило. Этот подгоняющий надзиратель, брусья, которые с каждым походом наверх становились только тяжелее, и этот олух, которому доставляли удовольствие мои мучения. ФАШ прекрасно видел моё состояния и играл на этом, как только позволяла его фантазия. И только Марк каждый раз, когда мы невзначай виделись внизу во дворе, провожал меня сочувствующем взглядом. Только он понимал, что мне сейчас нужен отдых и покой, возможно, даже дополнительная кружка чая, но увы, всем остальным было наплевать.

– Давай быстрее, дебил, ты чего сегодня медленный такой? – прокричал над ухом ФАШ спускающийся по лестнице вслед за мной после очередного похода наверх, но в этот раз он вдобавок отвесил оплеуху.

И без того болевшая голова, словно раскололась пополам, я остановился и, усевшись на корточки близь стены, начал поглаживать виски в попытке преодолеть болезненные муки, а этот бугай прошёл мимо как ни в чём не бывало. Мой уровень негодования повысился на градус. Мозг, увлечённый симптомами простуды, отказывался контролировать чувства, ещё одна подобная выходка со стороны ФАШа, и я за себя не ручаюсь. Впрочем, оно не заставило себя ждать.

В очередной заход всё снова повторилось, только в этот раз он слегка раскачивал балку, отчего она резко ударялась мне в живот. Я угрожающе поглядел на ФАШа. Он оскалил неровные зубы и кивнул, с призывом «Ну что ты мне сделаешь, чмо?». Не говоря ни слова, я качнул балку в его сторону и резко отпустил. Древесина ударила ему в пах, он разжал руки, хватаясь за больное место, балка с лязгом приземлилась ему на ногу. Проходящие мимо, равно как и я, замерли в ужасе. ФАШ, стоя на коленях посреди зала построения, несколько секунд, мычал что-то нечленораздельное, а затем уставился на меня бешеным взглядом.

– Ну всё, скот, тебе конец. – Я бросился бежать куда глаза глядят.

Опомнился уже на крыше, удерживая телом дверь, но увы, от неравенства сил при очередном таране меня отнесло и повалило на бетонное основание. Разъярённый ФАШ подскочил и начал избивать, орудуя и руками, и ногами. Я старался отпихнуть его и при удачных попытках отползал всё дальше и дальше. Вдруг за его спиной, не пойми откуда, взялся Марк и вонзил ему в плечо что-то острое. Обидчик разразился громогласным ором боли. Он резко развернулся и со всей силы пихнул моего друга назад. А потом время словно замедлилось. Ломая ржавые перила, махая руками, со страхом и непониманием в глазах Марк был уже готов сорваться с края крыши, но я успел… успел схватить его за рубашку и выдохнул с облегчением.

Треск рвущейся ткани вернул в реальность. Лицо Марка исказилось гримасой страха, зажмурив глаза, он рухнул.

8

Во дворе воцарился хаос. Все суетились вокруг тела с изломанными конечностями, оно лежало в луже собственной крови, а мёрзлая земля отказывалась принять эту дань. Я стоял наверху и сжимал в кулаке клочок ткани. Внутри зрела буря, я резко развернулся в сторону ФАШа и обрушил на него весь свой гнев.

Сколько это продолжалось, не знаю, помню лишь окровавленные руки, крики: «Это он убил, это он, я ни при чём». Помню, как меня волокли по тёмному коридору куда-то, где воняет гнилью и сыростью. Из-за простуды тело уже не слушалось, попытки оказать сопротивление оказались тщетны. Скрипнула старая деревянная дверь, меня забросили внутрь какого-то помещения, и я вырубился.

Немного погодя, пришёл в сознание и с тревогой осмотреться вокруг. Моё обездвиженное с головы до ног тело лежало на ледяном полу посреди тёмно-серых стен, от которых веяло холодом и сыростью. К одной из них было прикручено подобие узкой длинной лавочки, а в паре метров от неё возвышался огромный бетонный выступ и судя по звону капель из крана и по мерзотной вони, там располагались рукомойник с туалетом. Всё это великолепие освещала тусклая лампочка на потолке, от которой во все стороны распластались ветвистые лозы плесени.

Адский холод атаковал тело словно тысячи игл, дикий кашель сотрясал лёгкие, до болезненных спазмов. Кровь бурлила под кожей, опухшие гланды и пазухи почти заблокировали дыхание. Казалось, что я на грани между жизнью и смертью. В голове крутилось лишь одно – это конец, и мне суждено умереть вот так, здесь, посреди вонючей комнатёнки от обыкновенной простуды.

Превозмогая боль, я таки поднялся и словно в тумане побрёл к крану, чтобы отмыть руки от крови ФАШа и намочить рукав бушлата для компресса, это могло помочь хоть чуть-чуть охладить тело от жара. Как только прилёг на жёсткую шконку, в глазах мгновенно потемнело, все звуки, запахи и окружение куда-то резко исчезли. Мне снова снился тот же самый кошмар, но теперь я бегал по лесу с огромным мечом в руках, звал Марка и клялся убить ФАШа. Но так никого и не мог найти. Вдруг еле слышное потрескивание костра глухо отозвалось в сознании. Лицо обдало приятным теплом, лёгкие наполнил приятный запах жжёной сосны. Тьма сменилась приятным янтарным светом.

Я лежал в уютной чистой и свежей постели, накрахмаленная ткань благозвучно шуршала при малейшем движении. Справа стояла стойка для капельницы. На ней поблескивала огромная бутыль с прозрачной жидкостью, стекавшей по длинной трубке в мою вену. В огромном кресле перед огнём камина сидела женщина с книгой с заплетённой косой и длинном сером платье, прям как…

– Катерина! – сквозь сон прохрипел я и был готов уже вскочить с постели и заключить свою няню в объятья, но тело не послушалось и всё, на что хватило сил, лишь приподнять слегка голову.

Женщина мигом захлопнула книгу и подошла ближе, чтобы проверить, всё ли в порядке. Но, увы, это была не та, кого я так желал увидеть.

Может её причёска с одеждой и были как у моей няни, но в слабом свете огня на меня смотрел человек, которого я никогда в жизни не встречал. Надомной нависла высокая тень женщины с очень красивым лицом. Её огромные карие глаза обеспокоенно метали взгляд то на капельницу, то на меня. Она морщила лоб и сузила и без того маленький рот, пытаясь понять, что происходит, а затем, слегка дотронувшись влажной, прохладной рукой до пламенного лба, глубоко вздохнула и убежала куда-то прочь. Через некоторое время она вернулась с тазиком и, смочив миниатюрное полотенце, тут же положила его мне на лоб.

– Теперь станет легче! – с улыбкой произнесла она.

– Где я? Вы кто?

– Я Анна, а ты в лазарете. – объяснила женщина.

– Я же был в карцере. А до этого на крыше, – пытался сообразить я, – Стойте…МАРК… ГДЕ МАРК? Он здесь? Вы же его спасли? Вы же его спасли, да? – истерично вопя, добивался правды я, а затем решительно заявил, – Мне нужно к нему, пустите меня к нему.

Паника владела разумом и, казалось, придала сил. Я собрал всю волю в кулак и, швырнув одеяло на пол, резко вскочил с койки. Капельница с грохотов опрокинулась на таз с водой, с оглушающим грохотом сметая пузырьки на прикроватной тумбочке. Анна растерянно захлопала глазами. Она явно не ожидала такой прыти от больного, но замешательство её продолжалось лишь долю секунды. Она мигом схватила меня за руки и, прижав их крест-накрест к моей груди, повалила обратно на кровать. По её зову в комнату ворвались ещё несколько девушек. Она приказала им обездвижить меня, а сама приготовила шприц и тут же вонзила иглу в ягодицу. Мышцы почти сразу обмякли, буйство сошло на нет. Кандалы из рук медсестёр ослабили хватку. Они заботливо поправили подушку под головой, укрыли одеялом. Через несколько мгновений рядом снова поставили капельницу. Одна из девушек принесла новую бутыль с прозрачной жидкостью, взамен той, что я разбил.

– Спасибо, девочки, вы свободны! – мягким тоном проводила их Анна, а после ухода медсестёр, первым делом подсоединила бутыль к прозрачной трубке, торчащей у меня из вены и начала хлопотать вокруг кровати, устраняя учинённый погром.

Она с негодованием поглядывала в мою сторону и причитала:

– Какой неугомонный! Ему бы силы беречь, а он вот что вытворяет, лежал бы себе спокойно да отдыхал, нет, видите ли, Марка ему подавай, – потом повернулась ко мне с томным вздохом и покачала головой, – Не нужно тебе сейчас об этом думать, тебе нужно больше отдыхать, – она поправила сползший компресс, в ответ я лишь моргал и шептал нечленораздельный бред. Но она, будто, прекрасно понимала, что меня сейчас тревожило. – Как только тебе станет лучше, ты обязательно всё узнаешь! – затем снова уселась перед камином и продолжила чтение, а я последовал её совету.

Буквально на следующий день жар отступил, грудь наполнил воздух. Организм переполняла немыслимая сила, она приливала ко всем частям тела, вернулись привычные для него чувства. Я был готов сиюминутно встать и приняться за самую тяжёлую работу. Единственное недомогание, что я испытывал, был жуткий голод, казалось, что могу съесть целого слона. К сожалению, вместо него на завтрак я получил привычную перловку и чай, но бонусом ещё выдали гору таблеток. Анна пояснила, что это витамины, которые необходимы для скорейшего выздоровления и если я не буду их принимать, что снова свалюсь от простуды, а может, и от воспаления лёгких.

За весь день ничего интересного не произошло. Анна лишь приносила еду, лекарства и изредка заглядывала, чтобы проверить, всё ли у меня в порядке, а в остальном меня ждал длинный скучный отрезок времени, проведённый в койке. Про Марка очень хотелось знать, и я спрашивал её об этом не раз, но по суровому взгляду медсестры становилось ясно, что никакой информации добиться мне, было не суждено. Конечно, я понимал – после такого падения у него были невелики шансы выжить, но всё равно в глубине души тешился надеждой, что он лежит где-нибудь за соседней стенкой весь в бинтах и гипсе, а потом, когда он вернётся из лазарета, мы с ним срежемся в очередную партийку шахмат и будем болтать до самой поздней ночи, пока в дверь не постучит надзиратель, проклиная нас самыми последними словами. Поэтому я твёрдо решил, что всё равно продолжу одолевать Анну этим вопросом. Рано или поздно она сдастся и всё расскажет, до тех пор я буду продолжать верить в лучшее.

Под вечер мне окончательно осточертело валяться. Я вскочил с кровати и в обнимку с капельницей начал наматывать круги по палате.

– Тебе было велено отдыхать и набираться сил, – прозвучал строгий голос за спиной.

Я чуть не подпрыгнул на месте. Она подкралась сзади, словно ниндзя во тьме, так порой делала Катерина. Как им только удалось так бесшумно двигаться?

– Извините, просто скучно целый день – вот так ничего не делать, вот я и решил немного размять мышцы, – попытался оправдаться я.

– Быстро лёг обратно, – скомандовала Анна и указала взглядом на койку. Потеряв дар речи, я мигом шмыгнул под одеяло.– Так-то лучше! – одобрительно покачала головой она. – Тебе нужно набираться сил.

– Да, что вы заладили: «Набраться сил, набраться сил». Всё уже хорошо, я здоров… полностью здоров, вы только посмотрите на меня, ни синяков, ни царапин, нет кашля, а энергии хоть отбавляй!

Внимательно выслушав это, она присела на край кровати. Прохладные ладони плавно легли на мои щёки. Железный тон потребовал:

– Открыл рот, высунул язык и сказал: «Ааа».

Я повиновался.

– Гланды красные, температура не значительная, но есть, – а затем, резко встала и удалилась к камину, чтобы его растопить.

– Какая температура? Вы даже градусник не использовали.

– Мне это не нужно, – холодно ответила Анна, продолжая копошиться с поленьями и кочергой.

– Вы что, суперженщина? Кстати, а вы вообще сегодня ложились? – поинтересовался я, и Анна озадаченно посмотрела, на меня, мол, для чего мне эта информация, – Просто каждый раз открывая глаза сквозь сон, я видел, что вы не спите, а потом целый день бегали туда-сюда. Если это так, то я в шоке.

– Это вполне нормальная ситуация для заведующей лазаретом, я целиком и полностью отвечаю за жизнь детей, что проживают на территории Интерната. Или ты полагал, что всё, что здесь происходит, не имеет контроля, – в камине вспыхнуло пламя, и комната потихоньку начала наполняться теплом. Анна убрала растрёпанные локоны со лба и вызывающе окинула меня взглядом, – Ещё вопросы?

– А, что за книгу вы читали? – спросил я, не поверив своим ушам, что осмелился поинтересоваться.

– Мужчина после кораблекрушения попал на необитаемый остров и пытался там выжить. Ничего интересного.

– Ничего интересного? Да как у вас язык повернулся такое сказать, книги в принципе не могут быть не интересными. Скорее всего, вы мало что понимаете в этом, поэтому и читаете как придётся. Ни одна книга в этом мире не написана просто так.

– Сильное заявление. Любишь читать? – поинтересовалась Анна. Я положительно кивнул. – Любопытно, мало кому из твоих сверстников интересно это.

– Катерина говорила, что самое ужасное – это не сжигать книги, а не читать их, и я абсолютно с ней согласен, но от себя ещё добавлю, что ещё ужаснее обесценивать труд автора, который вложил в неё частицу своей души.

– Ну, допустим, это не её слова, но цитата достойная, и твои дополнения впечатляют. Катерина – это твоя старшая сестра?

– Нет, это няня. Она, кстати, на вас очень похожа была, только моложе.

Лицо Анны резко надело маску серьёзности.

– Плохо воспитывала вас ваша няня, молодой человек, вы даже не в курсе, что лишний раз обращать внимание на возраст человека крайне неуважительно.

Пунцовый от стыда, я опустил глаза и извинился.

– В принципе, для мальчишек твоего возраста, она, наверное, будет более интересна.

Вдруг на одеяло что-то шмякнулось. Краем взгляда я увидел именно ту книгу, о которой мы говорили несколько минут назад, и удивлённо уставился на Анну. Она более ничего не добавила и, зашелестев воланами шерстяного платья, удалилась из комнаты.

Не веря своему счастью, я набросился на сокровище, лежавшее в ногах, словно голодный тигр на газель, и распахнул её. Приятный аромат застарелых чернил и бумаги тут же одурманил. Шершавые страницы ласкали слух. Невероятная история воплотилась в воображении буквально с первых строк. Книга оказалась шикарна, не понимаю, почему Анна её забраковала. С другой стороны, то удовольствие, которое она мне приносила, вероятно, было связано с тем, что я уже очень давно ничего не читал. Или же потому что наши судьбы с её главным героем были уж слишком похожи. Я не мог остановиться, поглощая главу за главой, пока сон окончательно не сморил меня.

Сквозь сон я почувствовал, как кто-то пытается вытянуть книгу у меня из рук, и инстинктивно сжал её сильнее. Этого никто не мог сделать, кроме Анны.

– Что? Нет, не трогай, я хочу дочитать, – пытался остановить её я.

– Ещё целый день впереди, успеешь, – прошептала она.

– Ещё день, а потом что?

– А потом ты вернёшься.

Эта весть встревожила меня и окончательно пробудила.

– А Марк, когда Марка вылечат?

– Это не важно.

– Да что вы сухие здесь такие все. Всё вам неважно. И вам, и надзирателям всё равно, что тут происходит, просто тупо выполняете свою работу и всё, а как же человечность, гуманность, сожаление?

– Ты ещё мал и ничего не смылишь в жизни, так что лучше попридержи язык, иначе…

– Иначе что? Вы перестанете меня лечить? Меня выпорет надзиратель или посадят в карцер? И за что, за горькую правду, что вам пришлось выслушать?

Анна резко отпустила книгу, поджала губы, отошла к огромному креслу у камина и, усевшись в него, задумчиво уставилась на огонь, нервно поглаживая завитки резных подлокотников.

– Анна, скажите, что с ним?

– Зачем… зачем тебе это знать? – тихим и спокойным голосом спросила она, не отрывая взгляд от танцующего пламени.

– Потому что он мой друг, друзья не могут иначе.

– Друг?

– А почему вы удивляетесь? Поначалу он был всего лишь соседом, его обижали, а из-за своего недуга и физической слабости он не мог противостоять деспоту, издевающимся над ним. Я встал на его защиту, несмотря на предупреждения и угрозы. Так, мы оба попали в немилость, но это, наоборот, сплотило нас, я очень переживаю за него. Я приму любой ответ, просто скажите, пожалуйста… скажите.

– Знаешь, когда тебя притащили сюда грязного, вонючего и в крови, ты бредил и порывался кого-то убить, при этом неоднократно выкрикивал это имя. Я знаю Марка, ведь я и его тоже лечила. Всю предыдущую ночь я толком не могла сосредоточиться на чтении, у меня в голове не укладывалось, за что, за что ты так с ним? Что он тебе сделал? Затем весь день ты спрашивал про него, и сначала мне казалось, что это приступы совести, и ты хочешь найти его, чтобы извиниться. Но Теперь же у меня сложился пазл. Видимо, ты непричастен к его гибели.

– Гибели?

Анна никак не отреагировала на эти слова, она просто отвела взгляд на тлеющие угли в камине и подбросила туда ещё пару поленьев, дабы огонь не погас окончательно.

Призрачная вера в счастливый исход исчезла без следа. Внутри образовалась тёмная дыра, болезненно сжав сердце. Слёзы сами собой брызнули из глаз, но при этом разум оставался ясным и холодным, что немного ужасало. Я не понимал, что я должен чувствовать, потому что я впервые потерял близкого мне человека.

– Его уже похоронили?

– Я не знаю, обычно тела пакуют в пакеты и увозят.

– Куда?

– Довольно, – отрезала Анна, – Я и так взболтнула лишнего, завтра твой последний день здесь, надеюсь, больше не увидимся.

Я не имел права возразить, просто, как баран кивал ей ответ и всё пытался понять, что же, что же мне нужно чувствовать сейчас, но через сутки я вернулся в царство безразличия и боли.

Проходя сквозь двор, где по-прежнему трудились бригады по починке крыши, я ощущал себя жертвой, за которой пристально следят шакалы. Они явно были бы не прочь проводить меня каким-нибудь грязным словечком или навешать тумаков, но в присутствии надзирателей это трусливые шавки ничего не могли сделать.

Дыру на крыше в центральном крыле здания заделали, и теперь там стало куда теплее. Основные силы уже бросили на другие сегменты, и ремонт стремился к завершению. Мне же было противопоказано заниматься физическим трудом на холоде, это могло спровоцировать рецидив, поэтому я был освобождён от работ ещё несколько дней, которые предстояло провести в комнате.

С каждым шагом ужас был всё больше и замедлял меня. А подойдя вплотную к двери, стало совсем не по себе оттого, что скоро я войду туда, где каждая вещь напоминает о погибшем товарище. Некоторое время я смотрел на неё и не решался зайти. Но это нужно было сделать, нужно было встретиться лицом к лицу с этой болью.

Комната выглядела, так, будто Марк никогда здесь не жил. Его вещи забрали, шахматные фигурки выбросили, полы начисто вымыли, и, единственное, что осталось, как напоминание о том, что этот человек существовал – это его полустёртое имя, нацарапанное на стене в тот день, когда мы познакомились.

Всё же странная эта штука – дружба? Рождается из простой привязанности, основанной на взаимовыгодном сосуществовании с людьми, которые потенциально могут быть полезны. Со временем связь крепнет, и вот, твой друг уже готов отдать жизнь за тебя, хотя по сути ничего такого невероятного для него ты не совершал. Иногда настаёт момент, когда каждому суждено идти своей дорогой, но это абсолютно не значит, что ваша связь исчезнет. В нашем жестоком мире есть только одна сила, разрывающая оковы дружбы навсегда. Лишь смерть способна на подобную подлость.