Дневники Рафаэля

ДНЕВНИК I

ДНЕВНИК РАФАЭЛЯ. 20 сентября 1862 года.

С самого утра меня одолевают мысли. Отнюдь не самые приятные, но настолько настойчивые, что аж тошнит. Они теснятся в голове, вдавливаясь в стенки черепа, и я право не могу думать ни о чем кроме. Я уже выпил, но шестеренки не перестают вертеться, и я весь киплю от какого-то странного чувства. Мне не сидится на месте, словно что-то меня зовет. Нужно куда-то идти, даже бежать, но куда? Не могу понять.

21 сентября 1862 года.

Получил приглашение от Эммы на прием, что устраивает ее сестра Офелия, но был вынужден отказать этой юной леди. Виной тому та мгновенная искра, что блеснула в ее глазах той ночью, что мы провели вместе. Она не дает мне покоя с тех пор, запечатлевшись в памяти насовсем.

Я не могу смотреть на нее более, просто не могу. Хорошо, что нас с Эммой не связывают никакие узы, – тем более брачные, – иначе я причинил бы бедняжке боль. Ранить я ее совсем не хочу, но видится с ней, увы, я больше не имею право. Кто-то же смотрел на меня ее глазами, кто-то другой, мне не могло показаться. Этот взгляд зацепил меня за живое, врезался в мою душу, и нет мне больше покоя.

25 сентября 1862 года

Свет был ленив и пыльный, проникая сквозь кружево штор, будто сам подглядывал за происходящим. Лидия стояла у окна, трогая стекло пальцем, как будто искала, где оно холоднее.

Платье на ней было слишком ярким для этого дома. Чересчур живое. Она знала об этом – и всё же пришла.

– Вам здесь не скучно одному? – спросила, не поворачиваясь.

– Нет, – ответил я, присаживаясь на край кровати. – Здесь слишком много воспоминаний, чтобы было скучно. Да и к тому же, я не один.

– А с кем же? – она флиртующе накрутила прядь волос на палец, – Я никого не видела, когда вошла.

– Этих и не увидишь, – я ухмыльнулся, – они призраки.

– Вот как? Есть ли среди них кто-то настолько же привлекательный, как я?

– Вряд ли, – я лениво улыбнулся и вытянулся на кровати. Затем снова сел.

– Тогда я привнесу вам что-то новое, – её голос был мягкий, обволакивающий, с лёгкой хрипотцой, как у женщины, что давно знает, чего хочет.

Она подошла ко мне. Смело, почти бесцеремонно. Положила ладонь на моё плечо, медленно провела пальцами вверх, к вороту. Задрав подол платья, поставила одну ногу справа от меня, затем вторую, и уже через полмгновения Лидия сидела на мне, обхватив шею руками.

Я почувствовал, как тело откликнулось. Мышцы дрогнули, и где-то внутри вспыхнул огонь. Пока имелась такая возможность, я заглянул ей в глаза. Смотрел пристально, глубоко, пока на ее нежных щечках не заиграл румянец.

– Вы смущаете меня, – она стеснительно засмеялась, хотя Лидия была не из тех, кто робеет перед мужчиной, – право же, вы будто желаете съесть меня.

– А если и так? – не найдя того, что нужно, я решил подыграть.

Я позволил ей коснуться моей шеи губами. Мягко. От Лидии пахло мускатным орехом и пудрой. Я прикоснулся к её талии, медленно, стараясь нащупать в ней что-то чужое, не моей гостьи. Что-то, что не отыскал во взгляде. Девушка отозвалась коротким вздохом, глаза её заискрились. Оно? Нет, это все еще была Лидия. Прекрасная властная женщина, но не та.

Позже ночью я думал, а кто она – та? Ведь я даже не знаю, кого ищу, кого желаю. «Она» не имеет даже образа. «Она» – лишь короткая вспышка в чужих глазах.

27 сентября 1862 года. Три часа ночи.

Я схожу с ума.

1 октября 1862 года.

Аделина стояла у раковины, медленно вытирая руки льняным полотенцем. Вся эта сцена – её поднятые локти, чуть смятая юбка на талии, обнажённые запястья – казалась мне нарочито простой.

– У вас очень тихий дом, – сказала она, не оборачиваясь. – Такой тихий, что даже вода в кувшине кажется слишком громкой.

– Здесь не любят шум, – ответил я, подходя ближе. – Он тревожит стены.

Она усмехнулась, легко, сквозь дыхание. Поставила кувшин на деревянный стол и обернулась.

– А вы? Вас тревожит?

Я стоял уже почти вплотную. Протянул руку и поправил у неё выбившуюся прядь волос. Глаза её были ясными и чуть влажными, как будто только что смеялась или плакала.

– Меня тревожит лишь то, чего я не понимаю, – сказал я тихо.

– А во мне вы что-то не понимаете?

Она сделала шаг ближе. Наши тела не соприкасались, но воздух между нами стал горячим.

– Не понимаю, – прошептал я.

– Тогда попробуйте на ощупь, – её голос дрогнул, но в нём была игра, дерзость, поданная мягко, без нажима.

Я провёл пальцами по внутренней стороне её руки – от запястья до локтя. Медленно. Она не шелохнулась, лишь чуть прикрыла глаза, будто это касание было глотком вина. Моё дыхание стало чаще, я чувствовал, как тянет к ней, как хочется коснуться не только тела, но и той грани, за которой начинается невозможное.

Вся она была собой, и я отдаю себе отчет о том, как безумно это звучит. Люди ищут что-то настоящее среди лиц, облаченных в маски. Я же не желаю видеть настоящее.

– Рафаэль, – она произнесла моё имя с той же осторожностью, с какой держат на ладони горячую чашку, – вы так смотрите на меня.

– Потому что вы красивая.

Не мог же я рассказать ей о своих мыслях. О том, что ищу в ней другую. Аделина притягивала меня, она была из тех женщин, которыми хочется обладать. И мне хотелось поцеловать ее в тот момент, безумно, горячо, но я чувствовал, что в конце концов меня это опустошит.

– Нет. Так не смотрят на красоту. Так смотрят на привидение.

Я не ответил. Лишь притянул её к себе и коснулся губами её виска. Она обвила меня руками. В тусклом свете, среди запахов кофе, мыла и хлеба, мы стояли почти без движений. Мне не хотелось спешить. Я всё ещё надеялся – вдруг именно в ней я увижу тот самый взгляд.

ЕВА 1964 год. Кухня.

Пройдя сквозь резную арку, Ева оказалась в темной, укрытой пылью кухне. Помещение словно застыло в моменте, описанном в дневнике, даже кувшин остался стоять на столе. Покрытый пылью и чем-то, похожим на плесень, он словно врос в темное дерево стола. Ева провела пальцем по столешнице. На кончике – серый налёт, почти бархатный на ощупь. Столешница была грубая с зазубринами и пятнами, некогда, должно быть, отполированная до блеска. Теперь – как остывшее тело.

Она продолжала читать записи, и все, – и смех Аделины, шепот Рафаэля, их разговоры, аромат еды, наполнявший кухню, – в воображении Евы это было живым – таким живым, что казалось: стоит повернуться, и за ней кто-то стоит. Смотрит. Греет ладони у духовки, шепчет что-то чужое, но странно знакомое.

Она медленно обвела взглядом комнату – ни движения. Только следы. Призрачная жизнь, исчезнувшая в один день и оставившая после себя выцветшее эхо.

Не отрывая взгляда от строк, она аккуратно запрыгнула на стол, болтая скрещенными ножками в воздухе. Здесь он касался ее. Сильные руки сжимали бедра, гладя их с внутренней стороны, скользя все выше. Подобрав подол платья, она положила ладонь на оголенную кожу под юбкой и, закрыв глаза, представила его руку. Выгнув спину, Ева подставила груди его поцелуям, нежным и медленным, тягучим, как карамель. Его губы касались их, поднимаясь к шее, покусывая нежную девичью кожу, оставляя на ней едва заметные следы.

В груди что-то дрогнуло. Его пальцы скользили по этой поверхности. Его дыхание касалось другой женщины, и всё же – почему-то – ей казалось, что он был ближе к ней, чем к той, что смеялась на этой кухне когда-то. Он искал не Аделину.

Или это ей так хотелось думать?

В Еве что-то жгло. Невыносимое желание приблизиться – не к телу, к духу. К прикосновению, в котором было бы больше смысла, чем страсти. Она чувствовала это в нём, между строк дневника: тоску, томление, голод, не только физический, но и какой-то неосязаемый, дикий. Она узнаёт его. Он – будто зовёт.

Ева провела ладонью по животу, едва касаясь. Медленно, рассеянно.Она не понимала, почему Рафаэль пробирается в неё так глубоко – но не могла это остановить.

Чувство присутствия чужого взгляда уменьшилось, но не исчезло, и рука Евы вновь скользнула к манящей запретом тетради.

ДНЕВНИК РАФАЭЛЯ

19 октября 1862 года

Я расстался с Аделиной, и с Эммой мы больше не видимся. Я… Меня восхищают женщины – их тела, их взгляды, то, как они раскрываются перед тобой и сами перед собой. Обожаю рассматривать лица и тела своих женщин, всматриваясь в каждую деталь, не упуская ничего. Да, пусть это будет моим признанием, моей исповедью. Я не желаю любви, точнее, меня не беспокоит то, что в моей жизни не бывало влюбленностей и уж тем более крепкой любви. И сейчас я не ищу ее, я восхищаюсь, оставаясь в роли наблюдателя. Даже когда наши тела соприкасаются, когда мои руки жадно впитывают их кожу, я смотрю со стороны. Слежу за дыханием, за каждым стоном и вздохом. Я испытываю неописуемый восторг при виде их возбужденных улыбок, от силы нежных пальцев, сжимающих мои плечи.

Я никогда не обещаю им любви, я даю им свое искреннее восхищение, а в ответ получаю незабываемое эстетическое удовольствие. Мой отец сказал бы мне какую-нибудь гадость, если бы только узнал, о чем я пишу. Слава Господу, он уже мертв. Я сбился с мысли, и кто-то стучит в дверь…

20 октября 1862 года. Полночь.

Призраки. Дом просто кишит ими. И чужими, и моими собственными. Я их слышу и могу узнавать по шагам.

В их глазах не было той искры, вот почему я расстался с Аделиной и оборвал все связи с Эммой. В последнее время меня словно подменили, ведь теперь я что-то ищу. За все свои годы я не уделил поискам чего либо ни минуты. Но она… Кто? Теперь я будто заражён. Ищу не женщину, не плоть, – а нечто внутри. Блик. Дрожь. Призрак. Искру, которую, однажды заметив, уже невозможно забыть.

16 ноября 1862 года.

Я встретил её вчера в лавке старьёвщика. В маленьком тёмном помещении, где пыль лежала даже на людях, перебирающих листы старых газет, поправляя сползшие очки на нос. Тишина гулом отзывалась в голове, однако это место тем и привлекало меня. Покоем.

Я просматривал гравюры и почти не обратил внимания, как она встала рядом. Донесся аромат мыла и ацетона. Украдкой посмотрел на нее, изящные девичьи руки были испачканы желтой краской, а на голове – смешно повязанный платок. Перебирая старые книги, – ее сосредоточенное лицо говорило о том, что она искала что-то определенное, – она согнулась над большим ящиком, время от времени заправляя выбившуюся прядь волос за ухо.

Одета она был слишком просто. Я не привык к такой простоте, однако же ее черные густые брови и глаза, обрамленные темными ресницами, превращали ее образ в абсолютное очарование. Словно почувствовав, что за ней наблюдают, она посмотрела на меня. И взгляд её был отнюдь не вежливым, не случайным, не женским. Он был чужим. Свободным.

Я вздрогнул, но кивнул в знак приветствия. Она лишь хмуро сдвинула брови и бесцеремонно осмотрела меня с ног до головы. Внутри вскипел интерес, нездоровое желание испытать ее. Точнее, попробовать отыскать в ней ту, что преследует меня по пятам, однако она убежала, даже не поздоровавшись.

17 ноября 1862 года

Не могу спать. Постоянно кажется, что я не один. Схожу с ума или рядом и правда кто-то есть? Особенно здесь, в библиотеке. Свечи гаснут одна за другой, а потом сами и загораются. И ветер, словно чье-то дыхание, колышет волосы, касаясь шеи.

Куда бы я не пошел, это чувство преследует меня.

23 ноября 1862 года

Она ждала меня у той же самой лавки ровно через неделю после нашей первой встречи. С таким же нелепым платком и хмурым взглядом.

– Вы не даете мне покоя вот уже целую неделю! – оно возмущенно шагнула в мою сторону и бросила эти слова мне в лицо.

– Простите?

Я был обескуражен, но несказанно рад тому, что она начала разговор.

– Думаю о вас, словно знаю, кто вы. Меня словно к вам тянет.

Я был поражен такой открытости и уже предвкушал узнать ее. Я привел её в одну из забытых комнат с окнами до пола и полукруглой стеной – в прежние времена здесь жили мои сестры и мать, но после о ней позабыли, а я почти никогда туда не заходил.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.