Падение в небо

Глава 5. Чужая война

«Во всем есть своя мораль, нужно только уметь ее найти!»

– «Алиса в Стране чудес»

Поход по магазинам занял много времени. Помучившись с выбором одежды, которая сидела на мне то мешком, то оказывалась коротка, мы всё же купили необходимое: нижнее бельё, носки, пару джинсов, несколько футболок и тёплые кофты. На все уговоры купить презентабельную обувь я отнекивалась как могла. В конце концов Доротея смирилась.

Учебники и книги, как оказалось, занимали меня куда больше. В корзине оказались: Нил Гейман «История с кладбищем» и «Никогде», Терри Пратчетт «Мор, ученик Смерти» и «Роковая музыка», Достоевский «Бесы» – правда, Доротея предупредила, что книга не из лёгких, но я всё равно взяла, решив одолеть русскую классику. Ещё была пара современных триллеров и книга о Второй мировой войне и Сталине – до сих пор не могу объяснить свой интерес к этой одиозной личности.

Я попросила купить что-нибудь про серийных маньяков, вспомнив, как в одну из ночных прогулок мне удалось раздобыть книгу о Фишере. Помявшись, Доротея взяла труд судебного психиатра о мышлении маньяков, взяв с меня обещание поделиться мыслями после прочтения. Я энергично закивала.

Выйдя из книжного, она оставила меня с пакетами, отлучившись за кофе. Я мучилась от мысли о потраченных на меня деньгах, твёрдо решив когда-нибудь всё вернуть.

Внезапно меня привлекла витрина. На ней стоял манекен в кожаной куртке с множеством карманов, замков и металлических заклёпок. На чёрной ткани виднелись потёртости, придававшие ей состаренный вид. Меня неудержимо тянуло к ней, хотелось ощутить шершавость грубой кожи под пальцами, тяжесть на плечах.

От созерцания меня отвлекла Доротея, протянув стаканчик с кофе. Всю обратную дорогу я думала только о той куртке.

Время летело незаметно. Утром я выходила на пробежку, потом мы завтракали. Доротея уходила на работу, а я садилась за учебники. Меньше всего меня привлекала математика, больше – литература и история, моя тайная страсть. Найдя что-то интересное, я перелопачивала интернет, скрупулёзно записывая всё в тетрадь, а по вечерам делилась с Доротеей.

Ночные кошмары не отпускали, поэтому по ночам я погружалась в выдуманные миры, запоем читая одну книгу за другой. Порой я писала стихи и небольшие рассказы – именно они помогали избавиться от лишних мыслей. Изливая всё на бумагу, я могла поспать хоть немного.

Однажды в порыве вдохновения я разрисовала небольшой белый комод в гостиной. Ожидая порицания, я была удивлена, когда на следующий день Доротея купила мне краски и кисти, разглядев во мне талант. После этого мои рассказы стали снабжаться иллюстрациями. Особенно часто я изображала мотоциклы и дорогу, ночное небо и море, в центре которого возвышался маяк.

Стоило Доротее уйти в ночную смену, я бежала на улицу и, обмотав руки полотенцем, отрабатывала удары о стену. В один из дней я обнаружила в своей комнате боксёрскую грушу. С тех пор я колотила уже её, обматывая кулаки бинтами.

Наступило лето. Как-то утром, поднявшись с кровати, я прошлёпала в ванную. На кухне свистел чайник – Доротея уже проснулась. Поприветствовав её, я опустилась на свою любимую табуретку у окна.

Она вернулась с большой коробкой в руках, в её глазах играли весёлые искорки.

– Поздравляю с днём рождения. Надеюсь, мне удалось угадать с подарком, – произнесла она, с улыбкой глядя на мою реакцию.

Я нерешительно сняла крышку и развернула бумагу. Глаза округлились от удивления. Чёрная кожаная куртка с металлическими замками и ремнём. Та самая. Я и забыла, что у меня день рождения.

– С… спасибо, – прошептала я, натянула куртку и порывисто обняла женщину.

Рассматривая себя в зеркало, я не могла нарадоваться. Это был мой единственный оставшийся родной человек на всём белом свете. Озвучив эту мысль, я посмотрела ей в глаза. В их глубине застыла непонятная грусть.

– Всё в порядке? – уточнила я.

– Да-да, всё хорошо. Лучше пойдём праздновать, в холодильнике торт, – улыбнулась она, скрываясь на кухне.

Весь день мы гуляли по городу, разговаривали, катались на аттракционах. Возвращаясь домой, я думала, что это один из лучших дней в моей жизни. Жаль, что Яша не дожил до этого.

Жизнь вернулась в своё русло, но кое-что изменилось. Доротея стала приходить уставшей и раздражённой, наши разговоры становились короче. Я пыталась поговорить об этом, но она не желала посвящать меня в свои проблемы.

Я стала чаще писать, загоревшись желанием приобрести мотоцикл, вдохновившись сериалом «Сыны анархии». Легально заработать на мечту я не могла, и тогда я вспомнила свои годы в детском доме. Ловкость рук никуда не пропала. Нужен был план.

Я вспомнила одного знакомого коллекционера Доротеи, сколотившего капитал в лихие девяностые. Занимаясь скупкой редкостей, он не гнушался запугивать конкурентов. Местоположение его антикварной лавки я вычислила без труда.

Спустя месяц я отправилась воплощать задуманное. Взломав замок, я пробралась внутрь, осторожно ступая по слепым зонам камер. Добравшись до полки с украшениями, я сгребла в портфель всё, что было, и благополучно скрылась.

Спустя пару дней я разыскала Янко, моего старого знакомого по детдому, занимавшегося сбытом краденого. Моё появление его удивило, но в итоге он согласился работать со мной. Так началась наша совместная деятельность. Моими «клиентами» становились нечистые на руку дельцы – такие люди не пойдут в полицию. Наличие денег я объясняла Доротее подработкой в баре, что было правдой.

Однажды, вернувшись после смены, я застала её раздражённой. Молча поставив на стол бутылку её любимого вина, я жестом прервала возмущения.

– Рассказывай, что случилось? – спросила я. – И знай, ответ «ничего» не принимается.

– Ему бы я и сама набила морду, – устало вздохнула она. – С тех пор как главврачом стал Маркин, в больнице творится бардак. У меня есть подозрения, что он проворачивает махинации с больными, но доказать не могу. К тому же он недвусмысленно намекнул, что моё присутствие нежелательно.

Ничего удивительного я в её словах не нашла.

– А на чём основаны подозрения?

– Финансирование урезали, препараты закупают некачественные. И появились странные пациенты. Я поговорила с ними – они абсолютно здоровы.

– Что связывает этих пациентов?

– Все они связаны с фармацевтическим бизнесом. Один из них, бывший химик, рассказал, что фирма, поставляющая нам препараты, принадлежит брату Маркина. Большинство лекарств – пустышки.

В голове у меня начал созревать план.

– Этот гад мне никогда не нравился, – усмехнулась я. – До сих пор не могу спокойно смотреть на смирительные рубашки.

– Твоё чутьё тебя не подвело, – ответила она в тон.

Убрав со стола, я зашла в свою комнату и достала кнопочный телефон с неследимой симкой. Набрав номер, я дождалась ответа.

– Маркиз, у меня к тебе дело. Встретимся на нашем месте?

С Маркизом я познакомилась у Янко. Высокий мужчина с бледной кожей и чёрными волнистыми волосами. В его карих глазах было что-то неуловимо знакомое – того же оттенка, что и у Якова. Позже выяснилось, что он – его родной брат. Разлучили их в детстве, и Маркиз, не имея возможности забрать брата, тайно помогал ему. В тот роковой день он как раз пришёл к нему, чтобы забрать его. Вот что Яша имел в виду, когда сказал, что не успел.

Изначально, нас связала общая боль и потеря. Маркиз рассказывал о маленьком Яше, который вечно совал нос туда, куда не надо, изучая все с такой дотошностью, что не каждый взрослый может. Я улыбалась, отвечая, что его привычка так и не прошла с годами.

Как-то раз он привел меня к их старому дому, где они проведи счастливые и беззаботные года. Мы ходили по-старому, развалившемуся и давно заброшенному дому. Маркиз показывал комнаты, вещи, что так и остались на своих местах. Кроватка, в которой спал Яша, прижимая к себе большую энциклопедию, забрать ее было невозможно у него. В ту ночь я впервые видела слезы «железного» Маркиза. Склонившись над потрепанной книгой, он бережно проводил по ней кончиками пальцев, пока по щекам стекали соленые слезы. Мы оба показали свои слабости друг друга, незаметно переходя на более высокий уровень отношений, сплетаясь не только «травмами», а душами. Я показала могилу Якова, на которой уже мои слезы капали на землю, а плечи сотрясались в беззвучных рыданиях.

Мы договорились встретиться с ним на заброшенной фабрике. Обсудив детали плана по сбору компромата на Маркина, мы решили, что Маркиз займётся его братом, а я обыщу дом главврача.

Вернувшись домой, я застала тревожный звонок от Доротеи. Успокоив её, я рухнула на кровать и тут же вырубилась. Сны вновь были тревожными.

Следующим вечером, когда Маркин был в больнице, я проникла в его дом. В кабинете я нашла документы о денежных трансферах и список людей, которых нужно было упрятать в психушку. Сфотографировав всё, я уже собиралась уходить, но меня привлёк звук из-под пола. Обнаружив люк, я открыла его и остолбенела.

Внизу была прикованная цепью к стене девочка лет пятнадцати. Немедля ни секунды, я освободила её и, накинув на тело одеяло, вывела на улицу. Она вцепилась в меня мёртвой хваткой, причитая, что «дьявол» скоро вернётся. Я довезла её до ближайшей больницы и, убедившись, что о ней позаботятся, рванула домой.

Всю ночь я просидела у окна, пытаясь осмыслить увиденное. Парадокс: главный врач психиатрической клиники сам оказался её потенциальным клиентом.

Утром Доротея застала меня в плачевном состоянии. Списав всё на кошмары, я умолчала о произошедшем. Вечером она вернулась с работы взволнованной.

– Представляешь, нашли пропавшую пациентку. Она покончила с собой, выпрыгнув из окна. Говорит, была у кого-то в плену. Сказала, что её спасла «странница» – фигура в чёрном с потусторонними глазами.

Больше мы на эту тему не говорили. Вскоре Маркиз нашёл человека, готового подать на Маркина в суд. Не вдаваясь в подробности процесса, скажу: Илья Максимович получил большой срок. Мои фотодокументы и показания бывшего работника помогли делу. Его дом обыскали, нашли тот подвал, но к тому времени он был уже чист.

Доротея была на седьмом небе от счастья. Однако, тревога до конца ее все же не покинула. Будучи умной женщиной, она не могла не заметить моих синяков и усталости.

– Что с тобой происходит? – спросила она, заглядывая мне в глаза.

– Ничего, все в порядке.

– Опять врешь – устало ответила она, в глазах проскользнула печаль.

– Не переживай, я, правда, в порядке – попыталась ответить я как можно более убедительно.

Обреченно покачав головой, Доротея не стала продолжать тему, понимая, что лишь усугубит ситуацию. Конечно, она не поверила моим словам ни на йоту.

– Давай лучше праздновать! – улыбнулась я.

Мы отметили торжество правды с размахом.

Мою причастность к этому делу она не узнала. И слава богу. Роль серого кардинала меня устраивала – особенно если это делало счастливой Доротею. Я была многим ей обязана. Видеть её страдания было больно – возможно, так дети чувствуют себя, когда обижают родителей. Я не знаю. Но это уже не имело значения.

Глава 6. Практическая этика

«Я слышу и забываю.

Я вижу и запоминаю.

Я делаю и понимаю»

– Конфуций

Постепенно приближалось моё совершеннолетие, пора было определяться с будущим. Разговоры об университете всё чаще звучали в нашей квартире. Я, в принципе, была не против высшего образования, поэтому готовилась к ЕГЭ.

Ну, как готовилась… Время от времени читала материалы по обществознанию и истории, продолжая вести двойную жизнь, пропадая по ночам на улицах города и списывая сонливость на учёбу. Доротея, ставшая главным врачом после ареста Маркина, была целиком поглощена работой – приходилось разгребать завалы, оставленные предыдущим начальством, и возвращать репутацию одной из лучших психиатрических клиник города.

Её постоянные командировки давали мне возможность проворачивать свои тёмные дела. Несмотря на то, что мы стали реже видеться, в любое свободное время старались проводить вместе – болтали или смотрели незатейливые передачи, пару раз даже устроили себе шопинг и СПА-процедуры в сауне.

Летом я сдала экзамены экстерном и получила аттестат. ЕГЭ тоже прошли успешно. Результаты оказались неплохими, учитывая домашнее обучение. Набрав достаточно баллов, я решила поступать на философию. Будущая профессия меня не особо волновала, а на этом направлении обещало быть интересно. Чего ещё для счастья надо? К тому же я прошла туда без проблем на бюджет.

Пыльный сентябрьский луч бил в лицо, заставляя щуриться. За окном беззаботно кричали вороны, а в аудитории пахло пылью и было неимоверно душно. Преподаватель, седовласый мужчина с глазами-щелочками, вдохновенно цитировал Аристотеля:

«Добродетель есть сознательно избираемый склад души, состоящий в обладании серединой…»

«Серединой», – мысленно усмехнулась я, сжимая в кармане куртки холодный металл флешки. На ней – планы охраны офиса того самого дельца, который наживался на поставках контрафактных лекарств в детские больницы. Вчера ночью она, как тень, скользила по его коридорам, обходя лазеры с ловкостью, отточенной за годы выживания.

«Мы становимся справедливыми, совершая справедливые поступки», – вещал лектор.

«А что вообще такое справедливость?» – вопрос повис в её сознании, отделяя меня от однокурсников, уткнувшихся в конспекты. Для них это была абстракция, игра ума. Для меня – вопрос выживания. Я спасла ту девочку из подвала Маркина. Это был мой способ восстановить справедливость. Не через закон, который слишком медлителен и слеп, а через действие. Через боль в костяшках пальцев, через адреналин, заливающий живым огнём каждую клетку.

«Никомахова этика» лежала раскрытой на странице о мужестве: «Мужество – это середина между трусостью и безрассудной отвагой».

Я вспомнила вчерашнее: скрип двери, биение сердца в ушах, тени на стене. Это была отвага? Или безрассудство? А может, и то, и другое? Я украла у вора, обманула обманщика. Где здесь середина? В бездействии? В том, чтобы сидеть сложа руки, пока подлые люди творят подлости, прикрываясь буквой закона?

Мой взгляд упал на смартфон. Всего одно сообщение Янко: «Заказ выполнен. Клиент доволен». Деньги, которые помогут осуществить мечту Доротеи о доме. Деньги, пахнущие чужим страхом и мои собственным риском.

«Я становлюсь вором, совершая воровство», – с горькой иронией подумала я, перефразируя Аристотеля. *Я становлюсь преступницей, верша свой собственный суд».

Но разве закон, который позволяет Маркиным годами издеваться над беспомощными, – справедлив? Разве система, бросившая её и Яшу на произвол судьбы, заслуживает уважения?

«Этика – это практическая наука, – голос профессора вернул её в аудиторию. – Она не о том, что знать, а о том, как жить».

Жить по их правилам? Смириться, закрыть глаза на грязь, потому что так «правильно»?

Или жить по своим? Где справедливость – это действие, где долг – это месть, где любовь – это готовность запачкать руки, чтобы защитить тех, кто стал тебе дорог.

Звонок с пары прозвенел оглушительно. Студенты зашелестели, собирая вещи. Я медленно поднялась. В кармане флешка отозвалась тяжёлым грузом.

Я шла по коридору, и с каждым шагом две реальности внутри меня сталкивались всё яростнее. Студентка-философ, цитирующая Аристотеля, и тень в кожаной куртке, взламывающая замки. Искательница истины и вершительница собственного правосудия.

Я понимала, что середины для меня нет. Есть только выбор, который я уже сделала. И теперь мне предстояло прожить с его последствиями. Не в теории, а на практике. Каждый день. Каждую ночь.

Философия задавала вопросы. Моя жизнь давала на них ответы. И эти ответы пахли не старыми книгами, а порохом, кожей и холодным металлом.

Получив место в общежитии (в этом помогло отсутствие родителей), я оформила с помощью Доротеи все документы на социальную стипендию – лишними деньги не бывают. Тем более что у меня появилась новая мечта, требовавшая финансовых вложений.

Пару раз женщина в разговоре упоминала, что хотела бы небольшой домик в английском стиле, – удовольствие, скажу я вам, не из дешёвых. Плюс я сама грезила о поездке в Италию. Понятия не имею, почему меня тянуло именно туда, но факт остаётся фактом.

Наступил сентябрь. Я сменила социальный статус на «студентку», открывая новую страницу своей жизни. Перебравшись в общежитие, я по-прежнему часто заходила к Доротее, порой оставаясь у неё ночевать.

Глава 7. Побег от рутины

«Если вы думаете, что приключения опасны,

попробуйте рутину – это смертельно»

– П. Коэльо

Начало учебного года выдалось сумбурным. Несмотря на то, что я никогда не страдала топографическим кретинизмом, катакомбы – иначе не назвать коридоры института – сбивали с толку.

Стабильно опаздывая на пять минут, я всё же приходила на скучные лекции, соблюдая данное Доротее обещание учиться и как можно меньше пропускать. В том, что я буду это делать, она не сомневалась, смотря реально на вещи.

Постоянные толпы в коридорах общежития нагнетали обстановку, напоминая детдом. Однако был и плюс: моя соседка, глубоко замужняя девушка, большую часть времени проводила у возлюбленного. Комната оставалась в моём полном распоряжении, что благотворно действовало на внутреннего мизантропа.

Продолжая заниматься нелегальными делами по ночам, я была благодарна столице за обилие коллекционеров и антикваров, прибывших прямиком из девяностых. Были экземпляры и посерьёзнее, но они тоже поддавались, отчего наличка в портфеле пополнялась с завидной регулярностью. Моё занятие стало чем-то вроде хобби, проверки на прочность, способом заглушить адреналиновую ломку.

Не буду вдаваться в подробности студенческой жизни – ничего интересного в ней не было, да и не увлекала меня эта романтика. Рутина разрушительно действовала на меня, провоцируя на сомнительные поступки. Стоило заметить, как трясина повседневности затягивает, как в душе вспыхивало желание сделать что-то из ряда вон.

Устав от чтения немецкой классической философии, я с громким хлопком захлопнула книгу.

– Всё-таки иррационализм и экзистенциализм мне ближе, чем немцы со своей системностью, – откинувшись на спинку стула, протянула я, ощущая, как хрустят позвонки.

– Согласен. Какая разница, вещь-в-себе или вещь-для-нас? – раздался раздражённый голос с моей кровати. – Всё равно и то и другое – вещь!

С Мишей мы познакомились недавно, и знакомство началось с негативной ноты. Он перевёлся к нам на третий курс и заселился по соседству. Так как я часто пропадала по ночам, пересеклись мы лишь спустя пару недель.

Дело было ранним утром. Только задремав после увлекательной погони от гаишников, я проснулась от крика и ругани в коридоре. Проклиная всех, я натянула шорты и в порыве праведного гнева распахнула дверь.

В коридоре стояла парочка. Девушка с черными волосами и силиконовыми вставками что-то громко объясняла высокому худому парню со светлыми волосами, которого вся перепалка явно забавляла.

– Стесняюсь спросить, а вы время видели? – спросила я с раздражением.

– Не лезь, у нас семейные разборки! – истерично выкрикнула девушка.

– Разбирайтесь в своей комнате, – холодно отчеканила я, прислонившись к косяку.

– Надень наушники, – коротко вставил парень.

– Так, слушайте внимательно, Каланча и Силиконовая долина. Если через пять минут вы не скроетесь, снизив децибелы, собирать вас будет травматолог, – вскинула голову я.

– Как она меня назвала?! – возмутилась девушка, направляясь ко мне.

Стоило ей замахнуться, как её грудь встретилась со стеной. Завыв от боли, она попыталась вырваться.

– По-моему, я ясно выразилась, – прошептала я ей на ухо, чуть сильнее скручивая руку.

Дождавшись кивка, я отпустила её. Влепив парню пощёчину, она удалилась под цокот каблуков.

– Впечатляет, – восхищённо произнес парень. – Михаил, – представился он, протягивая руку.

– А я буду самым большим кошмаром в твоей жизни, если ещё раз помешаешь моему сну, – усмехнулась я, скрываясь в комнате.

С тех пор мы частенько трепали друг другу нервы. Едкие комментарии стали обыденностью, но, вопреки логике, общение продолжалось, перейдя на новый уровень.

Вернувшись из чертогов памяти, я поднялась.

– Слушай, а погнали на улицу? – предложила я, глядя на Мишу.

– Погнали, но у нас завтра экзамен по Канту, – неуверенно ответил он, вертя в руках книгу.

– Я знаю. Поэтому и предлагаю поступить как Сократ. Согласись, он один из великих, – усмехнулась я, снимая куртку.

– И как это?

– «Я знаю, что ничего не знаю, но другие не знают и этого», – процитировала я. – Проще говоря, положись на авось. Всё равно, читая «Критику чистого разума», ты олицетворяешь пословицу: «Смотрю в книгу – вижу фигу», – добавила я, опершись о стену.

– Тоже верно. Пошли постигать мудрость на практике, – согласился парень, откидывая книгу.

– А вообще, почитай Сартра. Его философия тебе понравится, – сказала я, выходя из комнаты.

– Что в ней такого?

– Экзистенциализм – интересная философия, особенно в трактовке свободы, – пожала я плечами. – Сартр видел свободу как нечто абсолютное, данное человеку. Не свободу духа, ведущую к бездействию, а свободу выбора. Принимая эту позицию, человек уже не может винить других в своих решениях. Разве не здорово?

– А как же внешние обстоятельства? – уточнил Миша, пряча руки в карманы.

– Понимаешь, выбор есть всегда. Бездействие – тоже выбор. В любых обстоятельствах его делаем мы, а не кто-то другой. Вот поэтому мы и обречены на свободу.

– Интересно, – протянул Мишка, оплачивая проезд за нас двоих.

За разговорами мы не заметили, как добрались до Красной площади. Толпа людей рвалась к сцене в центре.

– Сегодня концерт? – удивился Миша.

– Спроси что-нибудь проще, – усмехнулась я, уворачиваясь от людей.

– Погнали, посмотрим? – радостно предложил он.

Человеческие волны накатывали друг на друга. Быть затоптанной не входило в мои планы.

– Суицид – это уже слишком, – указала я на возбуждённую толпу.

– Да ладно, где наша не пропадала! – воскликнул Миша.

– Ладно, погнали, – согласилась я, услышав знакомую мелодию.

Мы продирались сквозь сплетение рук и ног. Спустя пару минут оказались у сцены, потирая ушибы. Волна звука едва не снесла меня, но такую музыку надо слушать только так.

Высокий черноволосый артист с чарующим голосом прыгал по сцене. Музыка окутывала меня, разжигая в душе пожар.

– Всё-таки они лучшие! – крикнул Миша мне на ухо.

Энергетика артистов 80-х не шла ни в какое сравнение с современными певцами. Как же хотелось оказаться в атмосфере прошлого!

– Position number one – говоришь не дам, – подпевала я.

– Position number two – мол только ему, – подхватил Мишка.

Я не заметила, как сзади завязалась драка. Резко обернувшись, я увернулась от летящего кулака. Дрались женщины, разрывая пиджак артиста. Внезапно Миша дёрнул меня на себя, спасая от охранника.

– Бежим! – крикнула я, перемахивая через ограждение.

Последовав за мной, парень перепрыгнул забор. Лавируя между охраной, мы рванули в сторону, стараясь скрыться из вида. Адреналин растекался по крови, музыка вытягивала душу наружу. Казалось, ещё немного – и полечу. Весь мир лежал у ног.

Мы нырнули в первый же попавшийся открытый подъезд, прислонились к стене, пытаясь отдышаться. Снаружи доносились приглушённые звуки концерта и возбуждённые крики толпы.

– Ну и приключение, – выдохнул Миша, вытирая пот со лба.

– Рутина куда опаснее, – усмехнулась я, всё ещё чувствуя, как дрожат колени от переизбытка эмоций.

Вскоре, когда страсти немного улеглись, мы покинули наше укрытие и выбрались с площади, смеясь над ситуацией.

– Будет что рассказать детям, – заявил Миша.

– Надеюсь, не скоро, – парировала я.

Горланя песни, мы вышли к набережной. Эмоции не отпускали.

– Поздний вечер в Сорренто

Нас погодой не балует, – пропел парень.

– Вот и кончилось лето

«До свидания, Италия!» – продолжила я, забравшись на перила и раскинув руки.

Я полетела вниз. Холодная вода окутала тело. Всплыв, я всё ещё ощущала отголоски свободного падения.

– Ну ты даёшь! – восхищённо воскликнул Миша, подбегая ко мне.

– Нет ничего лучше свободы, – выдохнула я.