Дорога Домой

Уже совсем стемнело, редкие встречные фары, притягивая взгляд, больно били по глазам, дорога превратилась в самую длинную лужу, дождь лил четвертый час а конца и края ему было не видать.

– Проклятые ливень. – Андрей от души но без злобы выругался. Дворники едва справлялись со сплошным потоком, от чего скорость приходилось держать не высокую, автомобиль не уверенно шел по мокрому асфальту.

– Да…! – Протянул он выдыхая и потирая глаза по очереди. День выдался тяжелый, почти десять часов за рулем. Городские пробки чередовались сумасшедшей автострадой, неумолимая жара, а долбанный кондиционер приказал долго жить. На шоссе еще куда не шло с ветерком, вот дорожный коллапс, с раскаленным асфальтом и каленными до бела нервами городски жителей могут свести с ума кого угодно.

– А обещали ясную погоду. Ясную!. Вот тебе и Калининград, если не нравиться, подожди пятнадцать минут, но зонтик возьми обязательно, и зимой в том числе. – Говоря сам с собой, Андрей пытался отогнать накатывающую дремоту, от чего веки сами смежались, а от зевоты и подавно.

Шум мокрой дороги под колесами, монотонное гудение двигателя и магнитола, запевшая голосом восходящей поп-звезды, в очень незамысловатом тексте говорилось о танцах в кровати.

– Что за дрянь?! – Возмутился он и потянулся переключить волну, взгляд скользнул на панель с цветным, ярким дисплеем, рядом кнопочек и верньером громкости, и тут удар.

Глухой но отчетливый «Бум!», Андрей от неожиданности дернул руль в лево, как ему показалось удар пришелся справа. От резкого маневра машину занесло, колеса потеряли сцепление, ее развернуло, по диагонали расчертил встречную полосу на всем ходу слетел с дороги.

Андрей держался за руль так если от него зависело все. Мир за окнами превратился в смазанную, мрачную картину. Вот, перед лучами фар мелькнула разделительная полоса, мгновение, еще полоса, он успел разглядеть каждую. Вот на первой видны следы стертой резины, вторая оказалась прерывистой, краска на обоих свежая, а третью наносили поверх грязи и мусора, местами по траве, от чего та выглядела изношено, побито.

– Полосы это конечно хорошо, а у меня дома кот голодный и горшок ему с утра забыл почистить. Ах да, я же обещал Поляшке завтра в кино…– Мысли оборвало падение. Машина вылетела с обочины, свет фар ринулся вниз, уклон оказался довольно крутым, спуск глубоким. Капот начал забирать вниз и кланяясь вправо. Кувырок, взметая комья мокрой грязи, брызги, автомобиль закрутило боком, стекла лопнули под натиском сминаемой крыши. Второй за ним третий, подбрасывая, раскручивая сильней превращая салон в смертельную центрифугу, тело человека, пристегнутое к сиденью, трепало словно куклу. Очередной кульбит, в пустые глазницы оконных проемов влетали комья черной, бурой грязи, метеорами врывались капли дождя, человек за рулем не сопротивлялся, он обмяк в объятьях стального, погибающего зверя. Автомобиль достиг подножья, сделав еще два переворота прекратил свой бег. По раскисшей земле, изувеченный металл протащило еще с пару метров, покачиваясь, неизбежно замирая, инерция заканчивала свое дело. Двигатель давно заглох, фары погасли, сквозь завесу дождя, доносилось шипенье, стынущего метала.

Тьма.

Тьма! Холод, жуткий сковывающий, не такой от которого жжет кожу, другой, чужой. Андрей хотел сделать вздох и не смог. Боль миллионами осколков впилась в плоть и пульсировала в такт мыслям.

– Где я?! – сквозь агонию родилось в голове и тут же испепеляющий холод обжог душу. Да именно душу, это самое верное из наивернейших сравнений.

– Боже, какая боль! – Скрипя зубами, он попытался двинуться, стремясь понять, что с ним. И вновь, волна адского холода окатила, но в этот раз иначе, привычнее.

– Дьявол тебя дери! – Выругался, пытаясь двинуть чем угодно, и едва уловимый сигнал.

– Рука? – Очередная попытка и очередная боль.

– Да Рука! А ну-ка поднажмем! – Рыча, словно подранок, он принялся дергаться кричать, что угодно лишь бы вновь ощутить себя живым. В самом начале казалось, что он находится в непроницаемом ящике, связанный по рукам и ногам, на груди лежит пудовая гиря, а сам ящик в адской морозилке. Надрывая жилы и рыча от боли Андрей рвался и с каждым разом путы слабели, а тело вновь обретало свободу. Вот первый долгожданный вздох, хриплый, тяжелый, но живой. За ним первый крик, надрывный сдавленный, живой.

Боль и леденящий душу холод не исчезли, они лишь на шаг отступили. Агония стихла, а рассудок получил минуту на передышку. Слабый, едва заметный блик привлекло внимание. Андрей неожиданно понял, что лежит на спине, повернулся на бок, попытался подняться, но едва удалось встать на четвереньки, запрокинув голову огляделся.

Тьма, до этого абсолютная, без единого атома света, оказалась очень темным вечером, когда солнце уже село, а луна опаздывает, но красной линии на горизонте достаточно. Андрей медленно поднялся, мышцы одеревенели, его шатала как выпивоху, а движения сделались неуверенными, так бывает после тяжелой болезни, когда долго лежишь в посте. Новый взгляд и картина прояснилась больше.

– И так. Где это я? – стиснув зубы от ноющей боли проговорил он. Ночь, проливной дождь, трасса межгород, перевернутый автомобиль в кювете, этого нет. Вокруг, насколько хватало глаз, сожженная, покрытая пеплом земля. С лева, у самого горизонта, едва уловимое, голубоватое мерцание. На противоположной стороне, жуткий, липкий, холодящий кровь страх, одно из его проявлений. В той стороне, буквально в десяти шагах не было ни чего и это самое верное, ведь сказать тьма, мрак, пустота означает отсутствие чего либо. Но там нечто, пьющее жизнь, разрывающее на части твое сознание, и это лишь от одного взгляда.

– Черт. – Буркнул он, отдернув голову прикрывая глаза как от искры сварочного аппарата. Развернулся и поплелся в единственно привлекательном направлении. Первые шаги, если можно их так назвать, дались ему адски трудно. Если быть честным, две первые попытки окончились падением. Третий, с натяжкой, но все же назовем шагом, удался, за ним четвертый, а дальше пошло как по накатанной. У Андрея сложилось впечатление, что чем больше он удаляется от тьмы, так он обозвал то место, от которого кожей ощущаешь страх и опасность, тем сильнее или бодрее становится он сам. Исчезает ломота в мышцах, сознание светлеет, мысли уже не путаются и не спотыкаются друг об друга. Ко всему, мир вокруг, такой чужой и непонятный, становится яснее. То место, где земля покрыта пеплом осталось за спиной, теперь под ногами, изборожденная сеткой трещин иссушенная земля. По внутренним ощущением прошло не меньше часа, или суток. Андрей успел заметить, что для определения места нахождения, совершенно не к чему привязаться, абсолютная пустота, ни ветра, ни звуков, даже пыль от земли не поднимается, а воздух, его словно и нет. Грудь вздымается вдох, опускается выдох, но ни звука ни ощущение как потока воздуха в гортани.

– Что это? – настороженно подумал он, когда правее, в отдалении показался силуэт. Он выгладил так, если путник решил отдохнуть, и сел на землю скрестив ноги. Андрей осторожно приближался, вглядываясь в фигуру. Шаг, еще и еще, с каждым пройденным метром его догадки обретали убеждение. Он замер за его спиной, не дойдя двух шагов. Полностью обнаженный, безволосый, кожа покрыта слоем пыли, тело сильно истощено, казалось истлевшим словно мумия. Обойдя, он заглянул в лицо. По широким скулам, сильному подбородку и массивным надбровным дугам можно предполагать, что это был мужчина. Именно предполагать, ведь. Переносица и глазницы впали, ушей не было, череп буквально обтянут кожей. Брюшная полость впавшая, грудная клетка, ребра покрытые кожей, руки и ноги, наверное, если ни пыль, были бы видны кости.

– Что за хрень? – Андрей отшатнулся, в голове помутилось, в ушах послышался отчетливый хрип, долгий и тяжелый, стон или даже слово не важно, смысла его отпечатался в сознание как след подошвы в грязь.

– Б е г и ! – Андрей обхватил голову, зажимая уши, сделал шаг в сторону, взгляд поплыл, он кинулся изо всех ног, крича от жуткого страха, проникшего в самое сердце, сжав его холодными тисками.

– Б е г и ! – голос вторил себе, постепенно затихая, как эхо, повторяясь и накладываясь друг на друга.

– Бе ги и и Бе ге ге ги и и! – Андрей бежал, бежал не разбирая дороги, бежал не жалея сил, бежал гонимый страхом, страхом перед неизвестным, страхом перед непонятным. Но вскоре правая нога взорвалась болью, не такой как прежде, а горячей, пламенной болью, он споткнулся и прокатившись по иссушенной земле, распластался. Жгучая боль в ступне лучше нашатыря прочистила разум, страх растворился, пелена ужаса, застилавшая взгляд спала, Андрей застонал. Шипя и корчась он перевернулся на спину и взялся за ушибленное место, потирая пальца и лодыжку, Неожиданно для себя, он начал думать.

Все время, пока он в этом странном месте, разум занимался констатацией фактов, белое не черное и так далее. Теперь же, лежа и страдая от ушиба, впервые к нему пришла мысль.

– Обо что!? Мать его?! Я споткнулся?! Здесь же пустыня, ровная как стол без единого препятствия! – И этот, на первый взгляд простой вопрос, дал мощный пенок. В туже секунду, лавинообразно, сорвались все копившиеся мысли, ждавшие своего череда, толпясь где-то на задворках подсознания.

– Я же мертв. Я умер, меня нет, все это не по настоящему, все кончено. Семя, любима, работа, моя жизнь, этого уже нет. Я много не успел. А это вокруг? Что мне известно о смерти? То, что ты умер, тебя закапали в землю, а вскоре забыли. Да, но! Что дальше?! Дальше что? – Забыв о боли, Андрей сел и невидящими глазами уставился вдаль.

–К примеру, это странное место, где оно и по каким законам существует не известно. Была жизнь, я родился на третьей планете под названием земля в звездной системе Солнце, которая находится в Рукаве Ориона галактики Млечный путь, а что дальше безграничный космос. Но где находится сам космос, и по каким законам существует, в точности неизвестно. Делаем вывод, если о чем-то не знаешь, не значит, что этого нет. Следует, что том мир полон опасности, а иногда можно умереть. Значит, в этом мире велика вероятность повторения смерти. И Это ни есть хорошо. – От такого умозаключения Андрея передернуло, по коже пробежал холодок. Он моргнул, подобрался, озираясь по сторонам, и обомлел.

– Кипятить твою тельняшку! – не произвольно вырвалось. Любимое выражение старого прапора, знакомого ему еще по прошлой жизни, когда проходил срочную. Андрей огляделся себя. Полностью голый, недоумевая, как раньше не обратил внимания. Сейчас казалось, что он проснулся, после долгого, лихорадочного сна. От понимания, насколько все жутко и непонятно, накатила легкая паника, озноб охватил тело, грудь и горло сдавило, чертовски не хватало воздуха. Ему доводилось бывать в пещерах, однажды путешествуя по Уралу, в Башкирии участвовал в трехдневном спуске по пещере Шульган-Таш, также известная как Капова пещера.

Ее глубина составляла 165 метров, а протяженность 3045 метров. Весь маршрут занимал чуть больше суток, но сложные переходы, ночевки и созерцание будоражащих кровь видов, делали путь захватывающим и продолжительным. Во вторую стоянку, максимально углубившись, лежа на туристическом коврике, укутанный в спальник, в кромешной тьме, выдыхая пар, ведь круглогодичная температура в пещере составляла плюс три, охватывали подобные ощущения

Давящая со всех сторон в тоже время невесомая пустота, слух делается гиперчувствительным, становилось слышно, как бьются сердца людей, а разум при полном отсутствии света сам дорисовывал картинку и в большинстве случаев верную. Так, невидящим глазами Андрей без труда находил, где лежит фонарь или термос с уже остывшим чаем. Так было и здесь. Непонятное ощущение, того, что нужно встать и двигаться дальше, что это верное и правильное решение, что остаться здесь это смерть, что статичность смерть, что апатия смерть, что страх это смерть.

Андрей, кряхтя, поднялся, ногу до колена прострелила боль, стоило опереться на нее. Он качнулся, ловя равновесия, затем в суставе звонко хрустнуло, волна жгучей боли накатила, туманя сознание. Шипя и кусая губу, Андрей устоял и вскоре, разливаясь мягкой слабостью, отпустило. Он попробовал идти, первый шаг удался на славу, стопа болела, но стерпеть было можно. Хромая, перенося вес травмированной ноги на внешнюю сторону стопы, Андрей возобновил странствие свое.

Урожай Жнеца

Он шел. Мир чуждый, непонятный раскинулся перед ним, пустая мертвая земля, и такое же небо, вечное серое, свинцовое. Крышкой гроба довлеет, ни облаков, ни звезд, словно шутка, злая непонятная шутка и среди этого, вопреки всему, есть надежда. Свеченье, пульсируя, тонкой нитью росчерком в дали.

Андрей шел, терпя отупляющую боль, до зубного скрежета, пыхтел он шел не благодаря а вопреки, так если это было его жизненной целью. Счет шагов, начатый им тогда, канул в неизвестность, возможно столетье уж прошло, ни помнил он.

– В этом забытым богом месте, нет понятия, время, пространство, величины, химия, физика. Черт подери, понятия жизнь, если это то, что я есть сейчас, возможно я попал в ад. Что же тогда смерть? Если жизнь столь невыносима. – Он шел, ему казалось вечность, он шел, казалось в бесконечность, он шел а силы иссекали, боль утраты и безнадега в уныние вгоняли.

– Проклятье! – Закричав он рухнув на колени, уронив голову на грудь. Горький ком впился в горло, сдавливая грудь, обида впилась клыками в сердце.

– Беги. – Едва слышим, тихий шепот.

– Беги. – Вторили ему.

– Беги. Беги. Беги! – Раскатился шелест сотен, тысяч голосов. Андрей вскинул голову, уже хотел подняться и бежать, но ноги, вросли, покрылись серой коркой грязи, а взгляд его широко раскрутах, сумасшедших глаз вонзился в сотни тысяч, миллионы и миллионы серых тел застывших в разных позах.

– Боже нет! Нет! Нееет! – Всюду, взгляду некуда упасть, так плотно, что нет меж них пространств. Люди статуи, люди призраки, они стенали, кто в голос кто шептал, но рты их были не подвижны, он слышал каждого из них. Андрей впился пальцами, ломая ногти, в твердь, что поросла у ног его, но все четно, ни куска, ни крохи отломить не смог. Он зарыдал, во всю грудь, во весь голос, отчаянно и дико. В этот миг, затрещали ребра, твердь иссушенной земли охватила тело и вновь тот ужас, холод адский, стрелой пронзил его. Вновь Тьма окутала его, вновь боль обителей стала для него. Огонь в груди утих истлели угли осыпавшись золой на истерзанную душу. Тишина и Тьма.

– Смиренье и покорность, прими судьбу свою, ни кари не требуй, всем прощай, будь благодарен, благодарен будь за все, за предательство и дружбу, за разлуки и любовь, за силу или немощь, за все ведь оно твое прими его достойно. – Неожиданные слова, сказанные, очень давно, стариком, простым прохожим. Андрей, по доброте душевно подал ему сотенную купюру. Дедок, лицо которого изъедено морщинами, с подслеповатыми взглядом слезящихся глаз, простой и доброй беззубой улыбкой, придержал его тогда за полы куртки. Андрей, хотевший уже уйти, пахло от нищего старостью, улицей и давно немытым телом, но вопреки желанию, видя, что дед пытается подняться, с картонки, постеленной на бордюр, подал ему руку. Поднявшись, дед оправил заношенную одежку, неспешно поднял свою фуражку, вынул от туда подаренную ему сотню, присовокупил к ней мятый червонец и протянул Андрею.

– Бери. – Тихим, сипящим голосом проговорил он.

– Нет, вам нужней. – Удивился Андрей и накрыл ладонь старика своей, желая отодвинуть ее и тут, его прошибло. Переполненная, нежностью, теплом и добротой, по всему телу мягким гудением прокатилась волна блаженства,

– Бери, это моя благодарность, – прошамкал дед.

– Благодарность ни за деньги, ни за жалость, благодарность за тепло душевное, за улыбку добрую. Бери. – Старик перевернул ладони и вложил деньги опешившему парню.

Когда Андрей опомнился дед шаркая удалился метров на сто, он стоял, сжимая купюры, как истукан.

– Дед стой! – крикнул он, не обращая внимание на прохожих, которые застали их недавний обмен, побежал нагоняя старика, тот продолжал не спеша идти, зажимая подмышкой свернутую картонку. Догнав, Андрей взял его под ругу, перехватил сверток и помог идти, позволив опереться ему на руку.

Разговор того дня и всех последующих он помнил, старика звали Кирилл, жил он в обшарпанной гостинке. Не смотря на стойкий запах, Кирилл оказался довольно чистоплотным, регулярно принимал душ, в его ванной кроме унитаза и душевой, ни чего не помещалось. За жильем он ухаживал по мере сил, если чувствовал себя хорошо, мог и уборку зачинить, готовил и стирал себе сам. Андрей сдружился со стариком, частенько заходил в гости, покупал ему продукты, хотя каждый раз тот пытался отдать ему деньги, говоря что за все нужно платить, но попытки были его не долгими а Андрей непреклонен. Судьба его не щадила, за свой долгий век, пережил и навидался многого и доживал его круглой сиротой, схоронив всю родню и детей. Не смотря, на тяжелую и местами несправедливую жизнь он ни когда не жаловался, а улыбка редко покидала его лицо, он был доволен всем и всему. Его рассказы и поучения для Андрея были больше чем наука, больше чем правильные слова, в каждом его слове, кроме звука было добро, тепло, благодарность и радость.

Их дружба продлилась чуть больше года. Кирилл умер во сне, с умиротворенной улыбкой на устах. Хорошо, что на утро Андрей как обычно перед работай забежал к старику порадовать его свежей выпечкой к чаю. Похороны прошли тихо, по христианским канонам, кроме батюшки и похоронной команды они были один. Даже после, их дружба не оборвалась, два а может три раза в год, Андрей навещал могилу, ухаживал, приносил цветы и рюмку с краюшкой, а каждый третий тост в его жизни отныне была и за Кирилла Игоревича Трошкина.

Воспоминания кольнули, мягко, тепло, от чего стало легче на сердце. Андрей сделал вдох, полной грудью и открыл глаза. Оцепенение сошло, он встрепенулся разом разбив оковы, твердь, треснув поддалась, он резко встал, раскинув руки и пыльным взрывом кокон разлетелся на куски.

– Да! Да! – Воскликнул он радуясь, смеясь и благодаря за все. Но ликованию пришел конец, он вновь увидел мир. Головы, тела, скрюченный люди, их голоса их крики вновь вонзились в уши, но страха нет, Андрей взглянул на них уже иначе. Осмотрел ряды фигур, взгляд скользнул по верх, в стороны вперед и о чудо. Мерцанье, оно вдруг стало ближе, перехватив дыханье крик радости и счастья огласил пустыню скорби.

– Да я сделал это! Ура! Еха! – Он затанцевал, радуясь как мальчишка, и странность в этот миг случилась. Взгляд скользнул вдоль обнаженных рук, кожа серая как пыль вдруг ста чистой. Оглядел пристальней себя, тонкой пленкой, прозрачная, словно вторая кожа, она, пульсируя мерцала, распространяя мягкий свет. Он потрогал пальцем, стереть пытаясь. Все четно, свет сачился от него, освещая полутьму, а плоть его, бронзой наливаясь, разгоралась все сильней.

Восторг необузданный и дикий, охватил раздувая грудь, легкостью и силой в теле разливаясь. Взгляд стрелой вонзился в даль, туда где тени отступают, где яркий теплый свет, затем рывок, в одном порыве, вложив силы без остатка, в одно мгновенье, преодолел он это расстоянье. Яркой вспышкой вонзился свет в глаза, он сделав хриплый вздох, услышал чьи-то голоса, над ним хмурое лицо и шум дождя. Вновь свет скользнул, ударив по глазам, Андрей зажмурился и тихо простонал.

– Молодец, выкарабкался. – Как сквозь вату голос прозвучал, лицо плыло, черты его не ясны, но радостным вдруг сделалось она.

– Держись, все позади. Ты слышишь? Если да сожми ладонь. – Андрей сжал пальцы, все плыло, дурман накатывал, усталость верх брала, но из сил последних, разбитыми губами он улыбнулся.